User:GreyDragon/SoulVessel
{{#ifeq: User |User| Голем | Голем}}[[Title::{{#ifeq: User |User| Голем | Голем}}| ]]
{{#ifeq: | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | ||
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}]] [[Author::{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}| ]]
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | |
Author: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} |
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}]] [[Author::{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}| ]]
}}
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | | Authors: ' |
Authors: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}]]
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | |
Authors: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} |
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}]]
}}
}}
}} {{#if:| — see [[:Category:{{{category}}}|other works by this author]]}}
Тихо шуршит кулерами стоящий на столе ноутбук. Черный цилиндрик портативного принтера, связанный с ноутом через Вай-Фай, медленно ползает по расстеленному на полу квадратному листу ватмана, вычерчивая черными линиями найденный в Интернете узор очередного магического чертежа: в центре волнистый крест хаоса, замкнутый в круг «сдерживающего контура», этот круг вписан в равносторонний треугольник, смотрящий вершиной вверх, в данном случае – символ порядка, позволяющего управлять хаосом (по крайней мере, так написано в описании чертежа и связанного с ним ритуала); остальная часть рисунка напоминает то ли план очень сложного лабиринта, то ли разводку электрической схемы на круглой плате.
Сам я никогда в жизни не смог бы нарисовать все это с требуемой точностью. Тут нужны навыки чертежника, которых у меня нет, плюс диагноз, -- ДЦП, первая группа инвалидности, -- вещь с которой, к сожалению не поспоришь. Так что спасибо высоким технологиям. Сейчас мне приходится существовать на пенсию по инвалидности, сменив трехкомнатную квартиру, в которой мы жили с мамой, на однокомнатную, чтобы уменьшить коммунальные выплаты (и то мне приходится регулярно оформлять субсидии, хорошо хоть сейчас это можно делать по сети).
Но раньше, когда помимо моей пенсии была еще и мамина (по уходу за мной), ее зарплата, и отец-геолог, работающий в Охотске, помогал деньгами как мог, все было немного иначе. Поэтому есть у меня и отличный мощный лаптоп, и портативная периферия к нему (вот этот вот маленький принтер, способный работать с любым форматом бумаги, и планшетный сканер – тонкий, почти как бумажный лист), и большая прочная сумка для переноски всего этого и других необходимых вещей (вроде блока питания, мышки, головной гарнитуры, нескольких флешек, портативного USB-HDD объемом в один терабайт, запаса DVD-болванок, футляра для тех же DVD с записями, и канцелярских мелочей вроде ручки, карандаша и блокнота). И если я нахожу в сети (на очередном портале, или форуме, посвященном оккультизму) описание некого ритуала, основой которого является чертеж (который, как правило, нужно рисовать с филигранной точностью), то все зависит только от того, приводит ли автор поста достаточно хороший рисунок этого чертежа и указание точных размеров.
Если то и другое есть, как в данном случае, то мне остается лишь выдрать рисунок из сети, отмасштабировать его программой-вьювером, отрезать очередной кусок нужных размеров от небольшого рулона ватмана, купленного для таких целей (в Интернет-магазине канцтоваров, с доставкой на дом), расстелить его с матом пополам (жесткий ортопедический корсет отнюдь не способствует переходу из вертикального положения в положение на карачках и обратно) на коричневом линолеумном полу в единственной комнате (впрочем, пол в этой квартире кругом такой, только в совмещенном санузле – из темно-коричневого кафеля), положить портативный беспроводный принтер (котрый мне все время хочется назвать плоттером, но по принципу работы это именно черно-белый лазерный принтер), – надежный и универсальный, но медлительный, -- и, сидя в кресле за компьютером ждать, пока он закончит работу.
Это достаточно легко даже для меня и дает возможность проверить действенность разных ритуалов, обладающих магическими свойствами (по утверждениям любителей оккультизма), причем такой подход не дает возможности списать их неэффективность на неверно нарисованный чертеж, -- я специально выбираю те ритуалы, в которых именно чертеж главное. Конечно, ватман, и особенно чернила для принтера, стоят денег, но я предпочитаю экономить на еде и пользовании горячей водой (поскольку больше экономить не на чем; хотя одежду и обувь я тоже не покупал, -- пользуясь оставшейся с прежних времен; а из лекарств пользовался только теми, которые мне выписывали бесплатно, по старой памяти – в благодарность за мамины услуги тамошнему начальству, в психдиспансере, где я стою на учете), ради возможности искать нечто, что позволит мне вырваться из этого мира (в котором я могу только жить в ожидании смерти) и из ненавистного мне тела, не позволяющего толком работать (хотя у меня не плохие способности к программированию и навыки программиста), думать (хотя я хорошо умею обобщать и анализировать, если дело не доходит до попыток учиться всерьез чему-либо кроме программирования), и вообще превращающего обычное существование и бытовые потребности в пытку – привычную, но от этого не менее мерзкую.
Я отлично сознаю, что все эти ритуалы, описания которых попадают в тематические соцсети, -- надувательство, либо бред. Но так мне все равно легче, -- это мой единственный способ бороться со своей жизнью (в надежде, в конце концов, сломать, или переломить ее так, или иначе). Я не боюсь возможных последствий какого ни будь ритуала, который может сработать совсем не так, как предполагается, -- терять мне все равно нечего. Сложнее всего найти ритуалы с нормальным описанием, в которых предполагаемый результат был бы мне интересен, а проведение ритуала не требовало всяческих мерзостей (которые так любят многие обитатели соцсетей оккультной тематики) и столь же мерзких, или труднодоступных ингредиентов.
Если мне удается найти очередной ритуал, соответствующий этим критериям, я немедленно начинаю готовиться к его проведению, -- как сейчас например. Обычно мне приходится ждать пока принтер закончит работу, раскладывая в Винде пасьянс, но на этот раз все немного иначе. Я мысленно улыбнулся, продолжая старательно и увлеченно толочь очередную смесь в тяжелой нержавейковой ступке (тоже оставшейся в моем распоряжении с прежних, более благополучных времен), стоящей у меня на коленях, -- на этот раз подготовка к ритуалу получилась более внушительной. Это заставило робко шевельнуться в глубине души надежду на успех, чего я уже давно не испытывал (продолжая «заниматься оккультизмом» в меру сил и возможностей лишь по привычке и в силу отсутствия любых других занятий). Помимо чертежа, который был главной частью, этот ритуал так же требовал воскурения определенных смесей, которые заклинателю следовало изготовить самолично, начитывая при этом определенные заклинания (к счастью ни особой концентрации, ни напряжения воли при этом вроде не требовалось), чем я сейчас и занимался, то сверяясь с текстом заклинания, выведенным на экран лаптопа, то поглядывая на работу принтера, снующего по листу ватмана. По словам автора поста, при изготовлении курительных смесей наибольшее значение имела тщательность смешивания и измельчения ингредиетов так, что сейчас я с удовольствием вкладывал все силы и старания в это медитативное занятие. Благо ингредиенты для смеси (купленные в паре Интернет-магазинов, торгующих специями и благовониями для ароматеррапии и разного рода эзотерики соответственно) мне прислали по почте уже расфасованными в кулечки (я специально делал отдельные заказы маленьких порций, соответствующих рецептурам смесей) так, что мне не нужно было заниматься развесовкой составляющих (с этим я бы все равно не справился). Оставалось лишь распотрошить очередной бумажный пакет с полиэтиленовыми кулечками (составной заказ, соответствующий очередной смеси), вытряхнуть содержимое всех этих кулечков в ступку и тщательно толочь, добиваясь от смеси состояния невесомой пыли, -- чем я сейчас и занимался в свое удовольствие (в кои веки действительно чувствуя себя оккультистом). Сложнее всего было ссыпать истолченную смесь в небольшие стеклянные баночки с полиэтиленовыми крышками (они же послужат курильницами для ритуала, поскольку никаких особых требований к ним в его описании не было), но с этим я все же справлялся (сказывалась пусть и минимальная, но практика за время увлечения оккультизмом), не смотря на руки инвалида (по этой же причине я закрывал баночки крышками, -- чтобы не рассыпать смеси, когда буду перетаскивать их в карманах халата из комнаты в ванную, где можно провести ритуал, не дожидаясь темноты).
Самым неприятным в этих смесях была, безусловно, их стоимость. Чтобы купить все необходимое, мне пришлось занимать денег у младшей сестры (вполне здоровой и устроившейся в жизни, -- имеющей хорошую работу и любящего мужа), чего я очень не любил делать (хотя сестра всегда помогала мне всем, чем могла, при первой просьбе с моей стороны, если это было в пределах ее возможностей), -- больше я не любил просить помощи только у маминого брата (хотя он тоже никогда не отказывал мне, если в принципе мог помочь). Впрочем, сейчас все неприятное было уже позади. Остался только медитативный стук пестика о мягкую смесь благовоний на дне ступки, и сам ритуал впереди, удивительно волнующий меня, несмотря на то, что все мои занятия оккультизмом по материалам из сети только укрепили мой скепсис до полной непробиваемости.
Продолжая работать пестиком и бубнить очередное заклинание, я задумался о том, почем я все же волнуюсь. Пожалуй, дело было в описании ритуала, вернее, не его самого, а его возможных результатов. По-идее, ритуал позволял коснуться первородного хаоса (символ этой первостихийи в центре чертежа символизировал канал, открываемый заклинателем, все остальное было необходимо, чтобы не дать ему схлопнуться хотя бы мгновение), объединяющего все существующие реальности и миры (изначально возникшие из абсолютного хаоса), и через него дотянуться к тому, что необходимо заклинателю, где бы оно ни находилось, и заполучить это нечто, -- схватив и выдернув в свою реальность. Это сразу напомнило мне амберский цикл Роджера Желязны, где обитатели Амбера и его антагониста Двора Хаоса (пользуясь силой соответственно Лабиринта, либо Логруса) могли подобным образом извлекать все необходимое из бесчисленных миров-отражений Амбера. Я всегда с уважением относился к Роджеру Желязны. Может быть поэтому магия (даже почерпнутая в Интернете), работающая по схожим принципам, вызывала у меня надежду.
Еще одним достоинством этого конкретного ритуала (судя по описанию) было то, что заклинателю было достаточно сосредоточиться на том, что ему нужно, -- канал, ведущий сквозь хаос, сам наводился на то, что больше всего соответствовало этой потребности в пределах его досягаемости. Длина канала, в свою очередь, зависела от жертвы, которую приносит заклинатель (в данном случае не жертвы богам, а просто источника энергии, которым было жертвоприношение). Надо сказать, что жертва в этом ритуале была вещью весьма неприятной, -- настолько, что могла остановить даже самых заядлых оккультистов (о чем свидетельствовали многочисленные комментарии к посту и его активное обсуждение). В случае, если ритуал заканчивался удачно (заклинатель получал то, что ему было нужно), заклинатель умирал, отдавая магическому чертежу энергию необходимую для его работы. При этом оставалось непонятным, как магия могла выполнить эту самую работу до того, как получала энергию для ее выполнения (в обсуждениях это списывали на особенности первородного хаоса, и я был склонен согласиться с этим).
Такие условия своеобразной сделки с первостихией (хорошо хоть без чертей, демонов и темных богов на этот раз обошлось) могли остановить кого угодно, но не меня. Я всю жизнь увлекался фентези и фантастикой, пробовал писать сам, используя произведения других авторов как источник впечатлений и материала для собственного творчества, -- причем многим из написанного я был вполне доволен (хотя все это было слишком личным, поэтому моим единственным читателем всегда была мама, прекрасно понимавшая меня). Благодаря этому я вполне мог представить себе некий объект, или знание, за которые не жалко отдать в жертву жизнь: прежде всего потому, что они же могли бы позволить мне начать вместо утраченной (глубоко ненавистной) жизни новую – полноценную, со множеством новых возможностей. Конечно я не мог бы представить себе этот необходимый мне объект во всех мельчайших подробностях (для этого нужно, как минимум, реально уметь его сделать), но этого и не требовалось – насколько я понял из описания, доступной мне детализации представления желаемого было вполне достаточно для срабатывания ритуала. Была у него еще одна интересная особенность, окончательно примирившая меня с необходимостью отдать жизнь ради получения желаемого.
Если в пределах досягаемости ищущего тоннеля, протянутого сквозь хаос, не находилось ничего подходящего желаниям заклинателя, -- он оставался жив, получая возможность провести ритуал еще раз, сосредоточившись на поиске иной цели. При этом, что немаловажно, магический чертеж должен был вспыхнут, свидетельствуя о том, что поиск закончился неудачей. Получалось, что в любом случае, я либо получу то, что мне нужно, либо просто узнаю, работает ли этот ритуал. Причем моя боязнь смерти, не дающая мне покончить жизнь самоубийством менее экстравагантным способом (хотя желание это постоянно маячило на задворках сознания), в данном случае должна была сыграть мне на руку, -- насколько я успел разобраться, этот страх (который неизбежно возникнет в последний момент, когда ничего уже нельзя будет изменить, хотя сейчас я совершенно спокоен, несмотря на то, что обычное самоубийство мне никогда не удавалось даже просто обдумать в деталях) сделает мою жизнь действительно ценной жертвой.
С этими приятными (как это ни странно) мыслями, я закончил толочь смесь для последней курильницы, аккуратно пересыпал ее в баночку и закрыл полиэтиленовой крышкой. Беспроводный принтер к тому времени тоже закончил свою работу и замер в углу листа. С трудом наклонившись, я поднял маленькое устройство, поставил его на стол, затем поднял лист с чертежом и тоже уложил его на стол, чтобы лишний раз не нагибаться. Затем я вновь положил принтер на верхний угол чистого листа (на этот раз обычного А4), запустил печать и дождался, пока из другого файла (уже текстового а не графического) распечатается текст заклинания, необходимого в ритуале. Благо, судя по описанию, его достаточно было тривиально прочитать (причем не обязательно на память) без всяких оккультных и эзотерических выкрутасов, -- впрочем, будь иначе, я бы просто не взялся за этот ритуал (ведь ни тем ни другим не владею), как отказывался от проведения многих других именно по этой причине.
Сложив лист с текстом заклинания, сунул его в просторный карман махрового халата, купленного в свое время в секондхенде и зашитого (еще маминой рукой) спереди так, что получилось нечто вроде мантии, надеваемой через голову (так гораздо легче не изгваздаться во время похода в туалет) и подпоясанной поясом, -- несколько таких «мантий» с поясами к ним, пар шерстяных носков и мягких валенок составляли весь мой домашний гардероб: не потому, что мне нравилось косить «под мага» (хотя не слишком придирчиво настроенный гейммастер каких ни будь реконструкторов, пожалуй, мог бы счесть мой прикид подходящим для этой роли), просто такая одежда была для меня удобной. Затем туда же (в карманы халата) отправились баночки с курительными смесями и несколько восковых свечей, с которыми у меня проблем не было никогда потому, что я очень люблю смотреть на огонь и, как следствие не жалею денег на хорошие свечи. Предпочитаю я именно восковые (причем не церковные, поскольку я атеист, несмотря на увлечение фентези, мистикой и оккультизмом) так, что хот с этой составляющей многих оккультных ритуалов я мог отдельно не напрягаться. Ходить мне тяжело, поэтому я всегда старался запихать все необходимое в карманы за один раз, прежде чем идти в ванную, совмещенную с туалетом, где проводил все ритуалы, требующие темноты, (по причине отсутствия окон).
Встав с кресла, я подхватил левой рукой свой посох, прислоненный к столу: метровую палку их хорошего дуба, имеющую хитрое сечение (скопированное с рукояти деревянного меча бокэна), за многие годы до блеска отполированную моей ладонью. С этим посохом примерно то же самое, что с моим «маговским» прикидом (а ля «бедный ролевик-пофигист»), -- я просто не могу ходить без дополнительной опоры (даже в квартире – по ровному полу; на улицу вообще выбираюсь только с локтевыми костылями, чтобы не портить одежду при падениях, а обувь шарканьем по асфальту) – поэтому когда-то, в более благополучные времена, я попросил маму заказать для меня этот посох. Во-первых, он очень удобный (не даром рукоятки деревянных тренировочных мечей, на которых отрабатывают правильный хват, имеют такую же форму). Во-вторых, его вполне можно использовать как серьезное боевое оружие (в умелых руках эффективное и для защиты, и для нападения): длиной он с тот же бокэн (так что иногда, под настроение, я могу помахать им, пользуясь своими жалкими, но все же имеющимися навыками кэндо), при этом он прочнее, тяжелее и полностью симметричен (что позволяет использовать его как короткий боевой шест, перехватив ближе к середине), -- естественно мне приятнее опираться на настоящее боевое оружие (в добавок не опасное в обращении), а не на Собесовскую клюку, сделанную как подпорка для инвалида (и служащую символом ущербности). Ну и в-третьих, он все же отлично подходит образу мага, что временами (под настроение) очень сильно радует меня.
Уже подхватив свободной рукой со стола ватман с распечатанным чертежом, я мрачно улыбнулся, мысленно глянув на себя со стороны, вновь положил лист на стол (чтобы освободить руку) и вытащил из ящика стола (точнее отдельной пластиковой тумбы, когда-то купленной именно ради ящиков и просто задвинутой под стол на положенное место) свои четки. Вот их я делал своими руками, хоть и из готовых составляющих, и, пожалуй, даже немножко гордился ими. На них ушли две пары обычных четок из можжевельника (я очень люблю это дерево): одни покрупнее и разных оттенков, вторые однотонные и темнее – помельче. Я сам сплел (простейшей косичкой втрое, но с моими руками это было уже достижение) для них шнур из прочного мягкого шпагата, потом нанизал бусины, чередуя мелкие и крупные и придерживаясь порядка расположения крупных бусин в тех четках, из которых они состояли (в них последовательности бусин разных оттенков формировали десятки и это мне очень понравилось). В качестве концевой детали я использовал куполообразный фрагмент от более крупных четок, под которым мама привязала к сплетенному мной шнурку необработанный кристалл кварца (который отец когда-то принес с работы) для чего ей пришлось смастерить по моей просьбе сеточку-оплетку из того же шпагата для этого прозрачного кристалла. К этой же оплетке (под смотрящей вниз вершиной кристалла кварца) мы привязали очень красивую метелку из разноцветных нитей, которой заканчивались можжевеловые четки из более крупных бусин.
Получилось очень красиво. Благодаря чередованию разноразмерных бусин мои четки, как я и рассчитывал, оказались более удобны для использования по прямому назначению, чем обычные. К тому же, благодаря вдвое большей длине, их можно носить на шее как амулет. Чем я сейчас и воспользовался, окончательно став похожим на ролевика-пофигиста, собравшегося отыгрывать мага в какой-то ролевке на местности (что и вызвало мою не слишком веселую улыбку, когда я надел четки на шею). Впрочем, если рассматривать их с точки зрения канонов фентези, получался чуть ли не классический амулет мага-универсалв: кристалл кварца – накопитель маны (и возможно аналог хрустального шара, пусть и неполноценного), разноцветная кисточка нитей – символ связей с разными стихиями (для двустороннего преобразования энергии из накопителя по мере необходимости), бусины – носители плетений, которые маг всегда хочет иметь наготове (в идеале, сочетаемые друг с другом для образования более сложных магических структур), шнурок – проводник энергии от кристалла-накопителя к бусинам (и к другим артефактам, если привязать к ним четки свободными концами шнурка).
Эта мысль странным образом придала мне уверенности (хотя я никогда не приписывал желаемых свойств своему самодельному амулету), какой я ни испытывал никогда, даже в самом начале своего увлечения оккультизмом, когда надежда еще не успела угаснуть под грузом множества неудач. Я вновь улыбнулся своим мыслям, -- теперь уже веселее, -- сграбастал свободной рукой со стола ватман с распечатанным чертежом, и пошел в ванную, тяжело опираясь на посох и мысленно удивляясь, почему лежащий на груди амулет кажется мне столь необходимым. В описании ритуала никаких амулетов не было (хотя упоминались они часто, и от многих попыток мне пришлось отказаться по причине сложности изготовления необходимого инвентаря), но в данный момент мне было на это плевать, я бы ни за что не расстался сейчас со своим амулетом, -- столь сильным было внезапно возникшее чувство, что он необходим в ритуале (не знаю, почему и зачем, но точно необходим).
В ванной, положив рядом посох, я привычно встал на карачки (даже не заметив при этом трудоемкости сего процесса), аккуратно расстелил на полу лист ватмана с чертежом (в который раз мысленно помянув добрым словом изобретателя совмещенных санузлов, -- в нормальной ванной комнате для этого просто не хватило бы места), вытащил листок с заклинанием и (сверяясь с распечатанной на нем же дополнительной информацией) расставил в нужном порядке свечи и баночки с курительными смесями по периметру чертежа, заодно надежно прижав его к полу. Затем осторожно подполз к двери и, не вставая закрыл ее. В наступившей темноте вытащил из кармана фонарик на три диода с небольшой солнечной панелью (когда-то купленный в результате увлечения тематикой выживания), который всегда сильно помогал мне при подготовке к ритуалам.
В ярком белом свете светодиодов я привычно устроился на полу перед чертежом, усевшись по-японски – на пятки, мышцы и сухожилия ног немедленно начали болеть, и вообще для них это вредно, но выбора у меня просто не было: устроится перед чертежом в тесной комнате совмещенного санузла с раковиной, ванной и унитазом я мог либо так, либо скрестив ноги по-турецки, что было не менее болезненно, да вдобавок не эффективно (ноги начинали расплетаться, если не заплести их в позу лотоса, что было мне не под силу). Мысленно помянув «добрым словом» свою жизнь (при этом поймав себя на том, что мне определенно не жалко отдать ее за что-то стоящее), я начал осторожно вскрывать баночки с курительными смесями, радуясь, что порошка мало и он не норовит разлететься от любого моего движения. Справившись с этим я достал из кармана зажигалку (обыкновенную газовую, но без регулировки силы пламене – они хорошо держат газ) и осторожно зажег свечи одну за другой, радуясь, что у моего халата рукава не такие широкие, как положено мантии мага (по канонам того же фентези), -- иначе не задеть при этом курильницы и свечи, стоящие вокруг чертежа было бы очень сложно.
Покончив с этим я убрал зажигалку и фонарик в карман, -- свечей было довольно много и они уже сами по себе достаточно хорошо освещали убогий интерьер совмещенного санузла. Взяв в руку лист с распечатанным на нем заклинанием, я свободной рукой взял одну из свечей и с ее помощью поочередно поджег курильницы в том же порядке, в котором расставлял их (снова сверяясь со схемой, занимающей пол листа). Комната быстро наполнилась ароматным дымом, но ничего наркотического в нем не было (я тщательно это проверил) – запах был просто приятный.
Вернув на место свечу, я с удовольствием вдохнул дым от курильниц, придерживаясь простейшей схемы: глубокий вдох через нос и столь же глубокий, до предела, выдох через рот. После нескольких вдохов сладковатая смесь курений напрочь забила обоняние, но голова оставалась ясной. Я начал читать заклинание, вцепившись в лист распечатки так, словно она вот-вот начнет вырываться из пальцев (впрочем, в тот момент я этого просто не заметил). Другой рукой я, согласно описанию ритуала, потянулся к чертежу, держа ее раскрытой ладонью вниз над центром рисунка, словно готовясь выхватить то, что может (вернее должно) появиться там. Одновременно мысленно я сосредоточился на собственных придумках в жанре фентези, которые, в реализованном виде, были вполне достойной целью для этого ритуала и вполне могли и оправдать смерть, и, что гораздо важнее, предотвратить окончательную гибель моей сущности.
Не смотря на охватившее меня волнение, я, собственно, не ждал ничего, просто как можно тщательнее выполняя инструкции, почерпнутые из сети, -- множество неудач давно приучили меня не ждать от подобных занятий даже проблеска настоящей мистики: способ провести время (которого у меня было слишком много) и направить на что-то усилия (которым не было другого приложения). Однако, несмотря на мой скептицизм, на этот раз все пошло совершенно иначе.
Стоило мне дочитать заклинание до конца, свет свечей словно рванул порыв ветра, не затушивший их, а резко потянувший ко мне (причем все одновременно и в одном направлении). При этом кристалл кварца в моем самодельно амулете внезапно полыхнул так, словно в нем собрался весь свет, который давали свечи. В то же время я понял две вещи, -- или скорее почувствовал, хотя это ощущение было именно понимание, -- Во-первых, щупальце ищущей магии потянулось от узора сквозь хаос и не нашло ничего, что могло бы устроить меня; во-вторых, оно уже проверило все миры к которым могло дотянуться за счет энергии той жертвы, которой могла стать моя жизнь. Может быть если бы я был магом, или хотя бы монахом, и имел более сильный дух, или просто ценил бы собственную жизнь больше и не хотел бы отдавать ее, -- энергии было бы больше, но размышлять об этом у меня не было времени, -- получилось то, что получилось.
Я понял, что магия работает (хоть я и не ожидал этого), но расширить радиус ее действия я не смогу. Вероятность того, что я найду ей альтернативу за остаток своей паскудной жизни, явно стремилась к нулю. Терять мне было совершенно нечего. Пусть я и не получил то, что хотел получить больше всего, но сожалеть об этом было совершенно бессмысленно, -- поэтому я не задумываясь начал читать заклинание вновь, на сей раз сосредоточившись лишь на общей идее того, что хотел получить: на том, что отличало приемлемые варианты от не приемлемых для меня.
На это раз я буквально ощутил ищущее щупальце магии, тянущееся куда-то в низ от самого центра чертежа (где был изображен волнистый крест первородного хаоса), а затем щупальце вдруг превратилось в воронку, потянувшую в себя мою руку, замершую над чертежом. Я не сопротивлялся этому, да и не смог бы сопротивляться, даже если бы захотел. Меня резко рвануло вперед и вниз, -- руку втянуло в невидимую воронку по плечо и я буквально уткнулся лицом в чертеж (гудящий от потоков энергии, беззвучно, но вполне ощутимо для меня), при этом магия не позволила даже шелохнуться свечам и курильницам у края чертежа, -- я ощутил ладонью дуновение прохладного воздуха, а на ладони лежало нечто, что я вполне мог схватить и вытащить в этот мир через канал в первородном хаосе.
При этом я почувствовал (понял), что у меня есть выбор, схватить и вытащить этот предмет, или просто вытащить руку. Первое значило признать, что я нашел именно то, что нужно, и быть убитым магией хаоса, столь необычным способом (с отсрочкой) получающей энергию для поиска и доставки объекта из одной реальности в другую. Второе значило остаться ни с чем и либо вновь читать заклинание (благо воска в свечах и благовоний в курильницах было пока достаточно), концентрируясь на новых критериях поиска, либо завершить ритуал, сохранив жизнь и отделавшись зверской усталостью, -- ведь даже поиск таким способом чего-либо во множестве существующих миров и моментов времени в каждом из них (тем более, повторенный дважды) требует немало энергии. При этом риск скончаться тоже был: просто от переутомления. В описании ритуала об этом не было сказано ни слова, но сейчас я это ощутил и понял так же, как и все остальное.
Мне осталось лишь улыбнуться, -- на самом деле выбора не было. Я ведь не маг, или закаленный тренировками и самодисциплиной монах, от переутомления даже после одной попытки такого поиска я определенно умру. Я жив сейчас только потому, что после первой неудачи я не стал прерывать ритуал, тут же начав читать заклинание вновь, -- мне все еще предстоит расплатиться за действие магии. Впрочем, это даже хорошо: неопределенность это то, что я ненавижу в своей жизни чуть ли ни больше всего остального. Мне трудно на что-то решиться, если возможные альтернативы невозможно однозначно сравнить, а так бывает почти всегда, ведь обычному человеку известно очень и очень мало.
Сейчас мне не нужно выбирать, ведь я все равно не узнаю, что отыскала магия, не вытащив это в свой мир, поэтому нет смысла искать дальше, тем более неизвестно, сколько еще продержится эта магия и чем может грозить промедление, -- все же основа хаос, который трудно удержать под контролем, а без него он абсолютно непредсказуем. Вполне возможно, что отказавшись от нового поиска и соглашаясь на эту добычу, которую чувствую в ладони, я спасаю от гибели очень многих, а то и весь этот мир: пусть я не маг, но то, что я чувствую сейчас, не оставляет сомнений – прорыв первородного хаоса, если он произойдет в этом мире и времени, унесет с собой если не мир целиком, то изрядную его часть. Я не страдаю ни альтруизмом, ни, тем более филантропией (я скорее мизантроп и циник), но губить неизвестно сколько жизней просто так, погибая вместе со всеми, я определенно не хочу.
Улыбнувшись этой странной мысли, -- одновременно мрачной и веселой, -- я решительно сжал в ладони свою добычу (небольшой, очень гладкий на ощупь прохладный шарик со множеством граней) и потянул ее на себя, сквозь извилистый тоннель пробитый поисковой магией в бурлении первородного хаоса, из которого все миры, которые существовали, существуют, или будут существовать. Сопротивление при этом возникло, но было совсем небольшим. Я легко преодолел его, чувствуя, как вслед за моей рукой сжимается этот канал, выталкивая ее из себя и тем самым помогая тащить неизвестную добычу в свой мир.
Вытаскивая руку на себя, я постепенно выпрямился и сел. Когда моя рука оказалась погруженной в знак хаоса в центре чертежа уже лишь по запястье, сопротивление исчезло совсем. Я рывком выдернул руку, поднимая на уровень глаз, повернул ее ладонью вверх и разжал кулак, стиснутый изо всех сил. На ладони лежал большой драгоценный камень, -- скорее всего сапфир высочайшего качества, -- ограненный в виде сферы с бесчисленным множеством граней. В свете свечей они играли и переливались мерцанием синего цвета всевозможных его оттенков.
Это было последнее, что я успел увидеть в своей обычной человеческой жизни. Меня рвануло в сторону чертежа, распечатанного на листе ватмана, -- рвануло даже не тело (но и не душу, в чем я убедился мгновением позже): магия ритуала вырвала из тела саму жизнь, забирая нужную ей энергию. Это было странно, но не больно. Испугаться я тоже не успел, тем более, что в следующий миг я увидел собственное тело, оседающее на пол, со стороны и сверх. Еще я успел заметить призрачный силуэт, похожий на мое тело, словно висящий в воздухе, но рассмотреть свой призрачный облик я уже не успел.
Синий камень, упавший на пол, вдруг вспыхнул ярче, чем до этого мерцал в свете свечей, и в меня ударил синий луч, мягко, но неотвратимо, потянувший меня к артефакту, добытому столь странным способом непонятно из какого мира, места и времени. Я не мог сопротивляться этому, но и не хотел сопротивляться. Еще через мгновение перед глазами мелькнула поверхность ограненного сапфира и я оказался внутри – в огромном сферическом пространстве, наполненном сапфировым светом, ярким, но не слепящим. Насколько я мог судить со своей точки зрения, сравнивая увиденное с размерами собственного призрачного тела, в диаметр этой сферы вполне мог вписаться футбольный стадион (а может полтора, или два).
Пока я пытался по точнее прикинуть масштабы того, что видел, меня продолжало куда-то тащить, -- медленно, но неотвратимо. Я не противился этому, ощущая волну спокойствия, явно исходящую от артефакта: даже будь я испуган до предела и полностью дезориентирован, то уже обрел бы ясность мысли и способность воспринимать происходящее со спокойным, деловым интересом. Наконец я оказался точно в центре сферического пространства, заполненного синим светом.
Его окружала странная, и, в то же время, удивительно гармоничная конструкция из сапфирово-синих лент, -- гораздо более плотных, чем окружающий свет того же цвета, поэтому хорошо видимых на его фоне, -- сверкающих в нем как гладкие полосы синтетической ткани. Пока невидимый тянущий луч (наверняка продолжение синего луча, который втянул меня в сапфир) тянуло меня к этой конструкции в центре сферы, я успел достаточно хорошо рассмотреть ее со стороны. Окружая точку в центре сферы, она переплеталась таким образом, что не перекрывала обзор, в то же время из центра этого сплетения лент можно было увидеть любую из них и хорошо рассмотреть цепочки золотых знаков, непрерывно бегущих по ним в замысловатом, удивительно красивом хороводе.
Не нужно было быть магом, чтобы понять, что эта праздничного вида конструкция (которой для завершенности не хватало разве что букета роз в середине) – центр управления амулетом, или, скорее, артефактом, поскольку управлять им снаружи было вряд ли возможно. Как только я оказался в центре сферы, окруженный сплетением лент с бегущими по ним знаками, движение прекратилось, а знаки побежали быстрее, притягивая мой взгляд столь же мягко, но неотвратимо, как до этого меня влекло к центру сферы.
Движение знаков мягко давило на разум, одновременно погружая меня в транс и, уже пользуясь этим навязанным состоянием моего разума, пытаясь пробиться в глубь – к центрам мышления и памяти; заставляя меня понять, осознать заложенный в них смысл. Я не мог сопротивляться этому, впрочем, даже и не пытался: учитывая, каким способом я добыл этот артефакт, он вряд ли мог быть враждебен мне. Давление на мой разум было связано, скорее, с тем, что мой мир сильно отличался от того, где был создан этот артефакт и его магии было сложно найти путь в моем разуме к тому месту (возможно единственному), которое могла занять информация, что мне сейчас пытались передать.
Почувствовав это я начал, как мог, прилагать усилия, чтобы понять то, что пытался передать мне артефакт, точнее, -- его управляющий центр, сложная магическая структура, спрятанная в геометрическом центре сапфира, которую я сейчас ощущал вокруг своей ничем не защищенной сущности. Давление на разум сразу спало, движение золотых знаков по сапфирово-синим лентам сильно замедлилось. Магия артефакта, уже сознательно допущенная мной в свой разум, омывала его множеством тонких прохладных ручейков. Это было настолько приятно, что я начал прилагать все силы к тому, чтобы убрать все преграды на их пути (которые ощущал не менее отчетливо, но уже как нечто неприятное -- инородное) прежде, чем осознал, что именно происходит.
А затем пришло понимание. Я начал понимать смысл цепочек золотых символов, скользящих по сапфировым лентам, и это более простое понимание помогло магии артефакта найти общий язык с моим разумом и вложить в мое сознание и память ту информацию, которую она должна была передать мне втянув, в управляющий центр. Я понял, что это за артефакт, узнал его основные функции и множество дополнительных, узнал как использовать их, пользуясь этой странной, удивительно красивой конструкцией из сапфирово-синих лент, что окружала меня; как понял и то, почему этот артефакт прежде всего пытался передать эту информацию тому, кого он признал своим владельцем.
Последнее было элементарно: артефакт был сделан таким образом, что годился и на продажу (в том числе покупателю совершенно несведущему в магии), -- в этом случае ему достаточно было сказать, что артефакт нужно носить с собой, чтобы он сработал в нужный момент, -- и на тот случай, если его создатель (буде он делал этот артефакт для себя) окажется втянут в него в состоянии крайней дезориентации, будучи не способен использовать свои знания и умения (что более чем возможно, ведь чем опытнее и сильнее маг, тем в более жалком состоянии может оказаться его душа после чего-то, что все же его убило).
Назывался артефакт «Сосуд души»: действительно, как я и предполагал, -- крупный сапфир в форме граненой сферы. Если пуст, он способен втянуть в себя призрак (душу освободившуюся от ближайшего к артефакту тела, -- или того, которого касается амулет, -- после смерти последнего), которому становится сосудом: вместилищем, якорем в материальном мире, позволяющим взаимодействовать с ним. Управляется только изнутри – обитающей в нем душой. Может накапливать энергию, оттягивая ее у душ (прежде всего, живых существ, но так же и других сущностей, имеющих нечто подобное), находящихся в радиусе действия, в различных режимах: от сферической «откачки» с заданной интенсивностью у всех доступных душ (при малой интенсивности откачка не только безвредна, неощутима, но и труднообнаружима магически), до стремительной «откачки» энергии из одной (или нескольких целей) для временного их отключения (за счет впадения в стазис душ, лишившихся естественного резерва энергии). Для любых внешних воздействий артефакт малоуязвим, причем уязвим тем меньше, чем больше в нем накоплено энергии. Одна из основных функций – захват «слепка души», дающего душе, обитающей в артефакте, полный доступ к ее знаниям, навыкам, особенностям мышления и восприятия, и воспоминаниям (вплоть до мельчайших деталей), что позволяет, в случае необходимости, в буквальном смысле «ставить себя на место» души, с которой был сделан слепок. Артефакт может хранить огромное количество слепков (как и объем накопленной энергии), но, для экономии его емкости можно сохранять лишь некие существенные части имеющихся «слепков душ» (навыки, воспоминания и т.п.), сливая их с другими «слепками», или с душой, обитающей в артефакте. Еще одна функция артефакта – подобие одержимости: пользуясь силой воли и энергией, накопленной артефактом, обитающая в нем душа может на время выбить душу из тела, которого коснулся артефакт, приводя ее в состояние стазиса и временно заключая в артефакте вместе с собой. При этом такую душу (не смотря на ее полноценность) можно использовать как «слепок», но при этом нельзя перекраивать, как это можно делать со «слепками». Обитающая в артефакте душа может взять под свой контроль, тело, лишенное души таким способом, при условии, что артефакт будет касаться тела. При этом физические (и прочие, если тело принадлежало магу, или существу, обладающему природной магией) возможности одержимого усиливаются пропорционально силе воли обитающей в артефакте души и накопленной в нем энергии. Захваченную душу можно затем, либо вернуть в тело (стерев, или оставив ей воспоминания об одержимости), либо «откачать» из нее всю энергию и вытолкнуть из артефакта, что приведет к ее развоплощению и полной потере памяти о причинах смерти (в случае, если при это душа попадет к какой-то из высших сущностей). Подобным же образом душа, обитающая в артефакте, может взять под контроль мертвое тело, которого касается артефакт. При этом оно может, либо оставаться мертвым (став разновидностью некроголема, которого будет поддерживать энергия артефакта), либо может быть восстановлено до состояния неповрежденного и живого (подобно тому, как душа, обитающая в артефакте, может использовать накопленную им энергию для восстановления тела одержимого). Кроме того, артефакт может использоваться для оживления големов, -- от простейших, до самых сложных, имеющих сложную структуру, сочетание материалов и обладающих собственной магией различной природы. При этом артефакт становится для голема основным (или единственным, если голем простой) источником энергии и одновременно управляющим центром. Оживленный таким образом голем (как и мертвое тело «оживленное» до состояния некроголема) потребляет энергию артефакта и полностью зависит от нее (если не применять специальных магических приемов для получения энергии извне). Мертвое тело, оживленное полностью, служит источником энергии (ее приток зависит от того, кому тело принадлежало ранее, от рода его занятий и степени духовного развития). Тело одержимого, душа которого находится в артефакте в состоянии стазиса, служит значительно более мощным источником энергии (опять же, в зависимости от степени духовного развития, -- или магической одаренности одержимого).
Артефакт имеет так же несколько вспомогательных функций. После форсированной «откачки» энергии из душ противников до их впадения в стазис, душа, обитающая в артефакте, может выталкивать эти души из тел, что приведет к их развоплощению с потерей памяти о причинах смерти. Сопротивляться этому приему тем сложнее, чем сильнее воля души обитающей в артефакте, и чем больше накоплено в нем энергии. Это делает артефакт весьма серьезным оружием, при умелом применении игнорирующим и магическую защиту, и сопротивление душ (если они достаточно развиты), и естественную магию существ различной природы.
Обитающая в артефакте душа может использовать накопленную им энергию для того, чтобы видеть все, что окружает артефакт, причем количество информации, доступной такому взору, и его способность преодолевать различного рода защиту зависит от воли обитающей в артефакте души и накопленной в нем энергии. Точно так же накопленную артефактом энергию можно использовать аналогично телекинезу (сила которого, опять таки, зависит от воли обитающей в артефакте души и накопленной в нем энергии, а возможности – от мастерства и опыта использования этой функции артефакта), в том числе для того, чтобы перемещать артефакт.
Артефакт позволяет обитающей в нем душе общаться с любой сущностью в радиусе своего действия, имеющей душу (в той, или иной разновидности), причем общение не является ментальным, -- это скорее прямое соприкосновение душ (не позволяющее, однако, другой сущности обнаружить душу, обитающую в артефакте, или воздействовать на нее), которое чрезвычайно сложно обнаружить и, тем более заглушить с помощью любой магии (включая естественную магию сильных магических существ)
Кроме того, артефакт позволяет обитающей в нем душе направить накопленную энергию вовне, где она остается подчиненной воле души (как и во внутреннем пространстве артефакта) на расстоянии от артефакта тем большем, чем сильнее воля обитающей в нем души и больше запас накопленной энергии. Это позволяет либо использовать энергию напрямую (создавая действенные энергетические конструкции с помощью воли, разума и воображения), либо, если обитающая в артефакте душа владеет нужными знаниями и навыками, -- вкладывать ее в различного рода магию: заклинания, магические структуры, ритуалы и т.д.
Обитающая в артефакте душа зависит от накопленной в нем энергии. В случае ее полного истощения она впадает в состояние стазиса до тех пор пока энергия, вырабатываемая ею, не позволяет душе очнуться. Артефакт позволяет настроить минимальный порог запаса накопленной энергии, позволяющий очнуться обитающей в нем душе. В случае впадения души в стазис из-за нехватки энергии артефакт удерживает обитающую в нем душу в этом состоянии до достижения заданного порога (чтобы пробуждения души не мешали процессу накопления в амулете вырабатываемой ею энергии). Кроме того, артефакт можно настроить так, чтобы в такой ситуации он, помимо этого, «откачивал» в заданном режиме энергию из душ в радиусе действия его магии до достижения заданного порога запаса энергии для пробуждения души, обитающей в артефакте.
Еще одной функцией артефакта, направленной, в отличии от других, на обитающую в нем душу, является нечто вроде режима экстренного форсажа – «откачки» артефактом энергии из обитающей в нем души с заданной интенсивностью. Процесс болезненный (причем болезненность возрастает по мере увеличения интенсивности откачки), но не может привести к развоплощению, или повреждению разума обитающей в артефакте души, -- то и другое задано свойствами артефакта и не может быть изменено обитающей в нем душой, -- но болезненность преодолима для обитающей в артефакте души за счет воли и опыта даже при самой интенсивной «откачке», хотя и на небольшой срок (если опыт и воля души еще не позволяют ей полностью игнорировать боль). Помимо интенсивности «откачки» энергии амулетом из обитающей в нем души есть возможность задать продолжительность «откачки», или объем полученной энергии (помимо условий сохранности обитающей в артефакте души, которые заданы его свойствами). Этот режим можно использовать либо для пополнения запаса энергии в амулете (если в пределах досягаемости нет других душ для «откачки»), либо, при наличии достаточной воли и опыта для концентрации вопреки боли, -- для получения преимущества в магическом поединке, если запас энергии в амулете подходит к концу. Можно так же настроить артефакт таким образом, что в случае впадения обитающей в нем души в стазис из-за нехватки энергии, по прошествии заданного времени (или при отсутствии в течении этого времени объектов для «откачки» в зоне действия артефакта) артефакт начнет «откачку» энергии с заданной интенсивностью из обитающей в нем души до достижения заданного минимального запаса энергии для ее пробуждения. Это позволяет душе, обитающей в артефакте, очнуться намного быстрее (в зависимости от того, какую интенсивность «откачки» ей позволяют выдержать воля и степень развития). Одновременно этот режим «откачки» является эффективным способом тренировки воли и развития обитающей в амулете души, который, при должном опыте можно уже не считать болезненным, -- ведь боль, причиняемая в этом случае артефактом, не может повредить обитающей в нем душе, а воля и опыт позволяют воспринимать боль как нечто абстрактное, не имеющее значения. К тому же, подобные тренировки (при достаточном упорстве и интенсивности) позволяют душе, обитающей в артефакте, с той же легкостью игнорировать любую боль причиняемую чем-либо, что может стать решающим преимуществом во множестве ситуаций.
Из полученной мной информации я так и не понял, почему столь мощный и ценный артефакт не имел системы привязки к конкретному владельцу, но у меня сложилось впечатление, что маг, создавший его, делал этот «сосуд души» для себя, в качестве страховки на случай неудачи в очередном магическом эксперименте, и не мог знать заранее, в каком состоянии его душа попадет в артефакт. В такой ситуации любая система привязки действительно была лишней, -- так как вполне могла не признать и самого мага, -- впрочем, иначе этот артефакт просто не совпал бы с критериями поиска, на которых я сосредоточился, читая заклинание врой раз.
Получив понимание возможностей артефакта и принципов работы с его управляющим центром, я смог точно определить объем накопленной в нем энергии, пользуясь информацией, которую несли в себе цепочки золотых знаков, скользящие по сапфирово-синим лентам. Энергии было много, -- о чем свидетельствовала, прежде всего, яркость синего свечения, заполняющего внутреннее пространство артефакта. Видимо, маг, создавший для «сосуд души», каким-то образом подзаряжал артефакт, собирая запас энергии «на черный день»: в конце концов, отбиваться от результатов особо неудачного эксперимента сильного и умелого мага – задача сложная и энергозатратная, -- даже для этого самого мага. С помощь управляющего центра, у которого имелась и такая функция, я быстро рассчитал степень защищенности «сосуда» от внешних воздействий при таком запасе энергии, не учитывая при этом волю души обитателя (волю, как и навыки ее применения к возможностям артефакта мне еще предстояло тренировать, чтобы достич нужного уровня). Результат меня очень порадовал – даже если я нарвусь на мага посильнее создателя «сосуда» (что в нашем мире маловероятно), ни подчинить меня, ни повредить артефакт он не сможет, а вот я, скорее всего, смогу отбиться просто используя возможности артефакта (даже при нынешнем слабом развитии моего духа и воли). Тем не менее, я сразу запустил на малой интенсивности откачку энергии из всех душ в радиусе действия магии артефакта, -- они этого даже не заметят, а запас лишним не будет, сколько бы энергии уже не было накоплено в сосуде, -- и тут же увидел множество разной толщины струек синего света (более плотных и ярких, чем свечение во внутреннем пространстве «сосуда», а потому заметных на его фоне), вливающихся в артефакт со всех сторон. Только увидев, сколько их оказалось, я впервые в жизни порадовался перенаселенности нашего мира.
Определяя ресурсы артефакта с помощью управляющего центра, я обнаружил, что в нем уже имеется один «слепок души» (хотя по прямому назначению «сосудом» еще не пользовались, иначе он был бы занят и не принял бы мою душу). Только после этого я обратил внимание на серую фигуру, застывшую рядом с управляющим центром артефакта, -- призрачную, но не прозрачную: фигура призрака была плотной, почти материальной, что свидетельствовало о полноте этого «слепка души». Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, -- маг, создавший этот «сосуд души», непонятно каким образом (учитывая, что артефактом можно управлять только изнутри) ухитрился запихнуть в него полный слепок собственной души (тоже видимо «на черный день», как и запас энергии). Об это буквально кричал весь облик «слепка души»: высокий, худощавый (но явно сильный) мужчина со строгим аскетичным лицом (на котором выделялись тонкий нос, волевой подбородок и умные, ясные глаза с цепким пронизывающим, -- даже у фигуры «слепка», -- взглядом), в свободно ниспадающей мантии с широкими рукавами и глубоким капюшоном-клобуком, скрывающей фигуру до пят. Раньше я не заметил фигуру «слепка» потому, что все мое внимание было поглощено красотой управляющего центра артефакта, но теперь, увидев ее, я понял, что действительно получил то, что хотел, -- без знаний и навыков создавшего его мага сосуд не был бы для меня тем, за что не жалко отдать свою жизнью (сколь бы тягостной и отвратительной она для меня ни была). Впрочем, иначе быть и не могло, учитывая то, каким способом я получил артефакт: все же были в этом ритуале, связанном с магией хаоса, свои неоспоримые преимущества (если знать, как использовать их) и своеобразная, но абсолютная честность. Только поняв, что именно я заполучил, я осознал, что этот ритуал был настоящим и единственным триумфом во всей прожитой мною жизни, -- наградой за все мучения прожитых лет.
Тем не менее, я не стал сразу разбираться со «слепком души» создателя артефакта, -- из «сосуда» он все равно уже никуда не денется, а делать это в спешке бессмысленно (тем более, что мне нужно было не просто использовать «слепок» как источник информации, а достроить собственную личность, используя его как материал, чтобы убрать последствия ее формирования и жизни в искалеченном теле с изрядно задетым мозгом, но при этом остаться самим собой), -- сейчас было гораздо важнее разобраться, что твориться в материальном мире. За свое мертвое тело (необходимое мне в качестве свободного биологического носителя принадлежащего мне по праву) я мог особо не переживать, -- хотя, чем дольше оно будет мертвым, тем больше энергии понадобиться на его полное восстановление, -- но оставленные без присмотра свечи вполне могли, к примеру, поджечь одежду, создавая дополнительные сложности. Поэтому я в первую очередь воспользовался управляющим центром «сосуда», чтобы увидеть окружающий мир.
Плетение сапфировых лент мгновенно окружила полупрозрачная сфера, в которой я увидел полутемный санузел своей однокомнатной квартиры, освещенный огарками свечей, и свое тело в коричневом махровом халате, лежащее на кафельном полу. Прежде всего, я отметил, что все свечи стоят вертикально и падать не собираются, а тело мое лежит так, что даже если они упадут, то не смогут поджечь одежду, или упавший на пол лист бумаги. Только после этого я отметил, что на самом деле видимое мной пространство не выглядит полутемным: уровень освещенности явно и очень легко колебался, подчиняясь усилиям воли. К тому же, картина на поверхности полупрозрачной сферы имела фантастическую четкость, а уровень детализации столь же легко менялся, управляемый моей волей.
Потратив какое-то время на то, чтобы приноровиться к такому способу управления (который, впрочем, не был капризен, или излишне чувствителен и явно подстраивался к возможностям души обитателя «сосуда»), мне удалось увидеть окружение артефакта словно при ярком солнечном свете и во всех мельчайших подробностях, которые обычным глазом может увидеть только очень внимательный и тренированный человек. При этом я с удовольствием отметил, ориентируясь по движению цепочек золотых знаков на сапфирово-синих лентах, что это не требует заметного расхода энергии: по сравнению с притоком энергии в амулет от «откачки» из доступных душ (при минимальной интенсивности и при том, что я сейчас находился отнюдь не в толпе) это была капля в море.
Порадовало меня и то, что артефакт упал на пол вместе с моей рукой, так и оставшись лежать на ладони моего мертвого тела. Это избавляло меня от необходимости немедленно осваивать перемещение «сосуда» в пространстве с помощью его магии, чем мне сейчас совершенно не хотелось заниматься. Вместо этого я направил энергию из артефакта в свое мертвое тело, следя за его расходом с помощью управляющего центра. Впрочем, плотный синий жгут энергии истекающий из пространства артефакта вблизи управляющего центра, а не втекающий, как все остальные (образованные «откачкой»), можно было видеть и так. В данном случае расход уже был, но в сравнении с имеющимся запасом и притоком энергии в «сосуд» он был все равно несущественным.
Когда мое тело ожило, я воспользовался управляющим центром, чтобы задействовать функцию одержимости. Перемещение в тело произошло мгновенно и без всяких проблем, -- ведь души в нем по-прежнему не было, а вот мозг, как и все остальное тело, был абсолютно здоров (чего отнюдь нельзя было сказать о них раньше – до этого своеобразного лечения, совмещенного с физическим воскрешением). Вновь оказавшись в собственном теле, я первым делом сжал в кулаке граненый шарик «сосуда» (чтобы ненароком не потерять физический контакт с артефактом), затем закрыл полиэтиленовыми крышками курильницы (не взирая на то, что одной рукой делать это было весьма неудобно) и задул свечи (от греха подальше), а затем, уже в полной темноте начал прислушиваться к ощущениям своего тела.
Разницу я ощутил сразу (благо проводить подобную мысленную инвентаризацию состояния организма мне было не впервой, и я удручающе четко помнил прежние ощущения), -- прежде всего, все внутренние ощущения стали четче (прежде я никогда не испытывал ничего даже близко похожего), отклик мышц на попытку сделать движение стал мягче, плавне (без привычной раздражающей резкости, всегда сводившей на нет все попытки двигаться именно так, как хочется), теперь двигаться было легко – до определенного предела. Фонарик я достал из кармана свободной рукой и включил без всяких усилий (не смотря на неудобный скользящий выключатель), но попытка подняться на ноги показала, что иметь здоровое тело и мозг (вместе с двигательным центром) не достаточно, чтобы нормально ходить: я просто не знал, как это делается, и чтобы узнать это самому, мне пришлось бы, пожалуй, учиться, начиная с ползания, как это делают дети и, возможно, настолько же долго.
Поняв это, я снова уселся на пол, затем свободной рукой открыл дверь, погасил фонарик, чтобы не садить батарею, и убрал его в карман. Радовало, по крайней мере то, что теперь сидеть на полу по-японски мне было достаточно удобно. Это дало мне возможность сосредоточиться и не спеша обдумать ситуацию. На первый план определенно вышла задача достраивания, или совершенствования, собственной души с помощью имеющегося «слепка» души мага: не только ради его знаний и умений, как мне представлялось раньше, но и ради множества незначительных, незаметных на первый взгляд навыков любого здорового человека – вроде умения ходить и правильно владеть своим телом. Задача эта представлялась мне сложной (даже с учетом понимания функций и свойств артефакта, переданного мне его управляющим центром; и возможности воспользоваться знаниями и навыками из «слепка»), в любом случае, мне совсем не хотелось накосячить в таком ответственном деле из-за банальной спешки. Поэтому мне хотелось, во-первых, обеспечить более надежный контакт артефакта с телом (хотя бы за тем, чтобы освободить вторую руку и получить возможность передвигаться так, как я это умею сейчас); во-вторых устроить само тело понадежнее чем сейчас, чтобы не отвлекаться на проверку его состояния. Для этого нужно было либо внедрить артефакт в тело, либо сварганить подходящий амулет-оболочку, надежно прижимающий его к телу.
Делать такой амулет мне было не из чего (да и попросту лень), к тому же, в ближайшее время я не планировал использовать «сосуд» для того, чтобы завладеть другим телом (мне бы в своем освоиться по-настоящему), поэтому внедрение камня в тело было лучшим (и единственным) вариантом. Прижав сапфир к ямочке между ключицами (в оккультных источниках ее часто называют «оком духа» -- точкой втекания силы в астральное тело мага) я вновь нырнул в пространство амулета. Получилось так же легко, как до этого вынырнуть в тело.
Пользуясь управляющим центром «сосуда» я, с помощью функции артефакта подобной телекинезу, разорвал ткани к которым был прижат камень, одновременно исцеляя края раны, нарастил кожу внутри отрывшейся небольшой полости, создавая своеобразный карман для артефакта. Затем, пользуясь второстепенными функциями «одержимости» (предусмотренными наверняка на тот случай, если телом управлять надо, но чувствовать все, что происходит с ним, не хочется совершенно), втолкнул «сосуд» внутрь, контролируя руку одержимого через управляющий центр артефакта (что оказалось значительно проще, чем я полагал, опираясь лишь на понимание, данное магией «сосуда»); и, наконец, зарастил получившуюся рану так, что не осталось никаких следов. Судя по тому, что управляющий центр не утратил связь с телом одержимого (о чем свидетельствовали последовательности золотых символов, бегущих по сапфирово-синим лентам), контакт был вполне надежным.
Снова вернувшись в тело, я прежде всего повертел головой, наклонил ее вперед, упершись подбородком в грудь, затем откинул назад до предела, -- нормально: камень в ямочке между ключиц ощущался, но не причинял неудобств (в самый раз, чтобы не забывать о нем и помнить, что теперь возможность пользоваться собственным телом зависит от контакта с «сосудом»). Уже не пытаясь изображать здорового человека, я встал с пола так, как делал это обычно (опираясь одной рукой на посох, а другой – на край ванны), с удовольствием отметив, что на сей раз это не требовало усилий. Более того, сила одержимого (о которой я знал и помнил, но еще не научился учитывать) напрочь вывела из строя жесткий ортопедический корсет, прослуживший мне очень долго. Вставая я в какой-то момент нагибался, -- ровно настолько, насколько это позволял корсет (который я вынужден был беречь куда больше чем собственные нервы и хорошее настроение), -- на этот раз я сделал все вроде бы так же, но передняя пластина корсета только жалобно хрустнула, впиваясь мне в живот обломками карбоновых пластин. Помянув недобрым словом изготовившего его мастера, я принялся поспешно развязывать пояс и сдирать с себя махровый халат, опасаясь не столько за свое тело (которое мог исцелить с помощью магии «сосуда»), сколько за чистоту одежды, которую мне совершенно не хотелось долго и нудно отстирывать от крови вручную да еще в холодной воде. Выручила меня сноровка, приобретенная в подобных «упражнениях» на раздевание (для меня почти акробатических) когда мне не удавалось вовремя попасть в туалет.
Скинув одежду, валенки и носки, и выкинув все это в коридор, я залез в ванную и только затем содрал с себя сломанный ортопедический пояс. Было больно, но я все же справился и запустил исцеление раны, мысленно потянувшись к управляющему центру «сосуда» прежде, чем осознал, что именно и как делаю. К счастью в ране не осталось осколков карбона так, что мне не пришлось соображать, как очистить ее с помощью возможностей артефакта, -- хватило простого исцеления: рану охватил сильный холод, мгновенно подавивший боль и притупивший чувствительность, а затем рана на животе на моих глазах быстро и бесследно затянулась.
Тщательно смыв кровь и вытершись, я выбрался из ванны (все еще с матом пополам, с нетерпением предвкушая тот момент, когда смогу восполнить недостаток необходимых навыков, за счет имеющегося в «сосуде» «слепка» и двигаться как здоровый человек), кое как собрал одежду, носки и валенки, и, опираясь на посох, пошел в комнату. Сев на кровать я оделся. Почти так же медленно и неуклюже, как раньше, но зато не прилагая усилий. Да и отсутствие жесткого корсета вернуло мне давно забытую свободу движений: двигаясь и наклоняясь, я с удовольствием чувствовал, что мой «мышечный корсет» (заменяющий любому здоровому человеку подобную ортопедическую конструкцию) теперь очень силен и легко защитит позвоночник от перегрузок, даже если я начну поднимать тяжести.
Одевшись и обувшись, я встал, привычно опираясь на посох, подошел к двери в комнату и закрыл ее (скорее по привычке, чем по необходимости), затем бросил взгляд на письменный стол, убедившись, что лаптоп благополучно затих, перейдя в ждущий режим. Снова усевшись на кровать, я отбросил подушку к стене и лег на спину, положив посох рядом с собой на кровати так, чтобы его было удобно удерживать левой рукой; а правой накрыл кварцевый кристалл самодельного амулета, лежащий у меня на груди. Конечно, всего этого можно было и не проделывать, но мне хотелось, чтобы оставленное без присмотра тело выглядело впавшим в медитацию, так сказать по всем правилам, не смотря на то, что я был в квартире один и оценить мои приготовления, равно как и наблюдать за мной было некому.
Кристалл кварца под моей ладонью оказался заметно теплым, явно не нагревшемся от руки которую он ощутимо грел. Это меня не удивило. Во время ритуала я видел и чувствовал, что этот камень, оказавшийся у меня на шее совершенно случайно (так что у других оккультистов, пожалуй, не было никаких шансов успешно провести ритуал следуя тем же инструкциям) как то взаимодействует с магическим чертежом, играя важную, если не ключевую роль. Возможно, во время ритуала он слегка соприкоснулся с хаосом, став проводником его энергии в этот мир (к счастью, достаточно слабым), но думать об этом сейчас не имело никакого смысла. Разобраться в том, что именно произошло во время того ритуала (в том числе и с моим амулетом) я смогу, только изменив свою душу и разум, -- достроив ее с помощью «отпечатка» души создателя артефакта до состояния его души: уверенного в себе, сильного и волевого человека, умеющего принимать решения, искать ответы на сложные вопросы, ставить самому себе цели (достойные затраты усилий) и добиваться их, не взирая на любые трудности (которые тот маг наверняка отлично умел использовать, чтобы учиться чему-то новому, -- иначе он бы не стал настолько умелым и сильным, чтобы создать этот самый «сосуд души», доставшийся мне только по стечению обстоятельств). С этой мыслью я вновь нырнул во внутреннее пространство амулета, твердо намереваясь вынырнуть в этот мир уже совсем другим человеком, оставшимся мной ровно настолько, насколько это не будет мешать нормальной жизни в дальнейшем.
Вновь оказавшись в сфере, наполненной сапфировым светом (струйки которого продолжали вливаться в артефакт от душ в пределах его зоны действия), я первым делом использовал управляющий центр «сосуда» чтобы создать полный «слепок» своей собственной души, -- привычка работать с не слишком надежными компьютерными системами приучила меня очень серьезно относиться к своевременному созданию резервных копий, -- когда он возник передо мной рядом со «слепком» души мага, я не удержался от горького смеха. Такая же серая и плотная, как фигура мага, моя фигура в махровом халате вместо мантии, в валенках, с посохом в руке (служащим не инструментом мага, а всего лишь опорой при ходьбе) и с самодельным амулетом на груди выглядела рядом с ней удивительно жалкой пародией. Тем не менее, ее следовало сохранить в полной неприкосновенности: не было никаких гарантий, что мне удастся с первого раза достичь нужного результата, соединяя собственную душу с частями отпечатка чужой души.
Затем я создал новый отпечаток души мага, оставив первоначальный в роли резервной копии. Пользуясь управляющим центром амулета (чтобы не осваивать в спешке прямое управление энергией), я переместил ее таким образом, чтобы она наловилась на мою фигуру (мою душу), застывшую в центре артефакта. Затем я вновь активировал сферический полупрозрачный экран вокруг сплетения лент управляющего центра сосуда, на сей раз заставив его отражать то, что было заключено в его объеме. Такая возможность тоже была предусмотрена, полагаю, на случай всяких замысловатых действий в пространстве «сосуда», -- вроде того, что собирался проделать я. Уже с помощью экрана окончательно совместив две призрачные серые фигуры в геометрическом центре артефакта, я мрачно улыбнулся сам себе. То, что я собирался проделать с самим собой, напоминало пожалуй подвиг корабельного врача одного из советских ледоколов, сумевшем в критический момент провести на самом себе операцию удаления аппендикса. Впрочем, насколько я понимал магию артефакта, болезненные ощущения мне, вроде бы не грозили, А вместо банального зеркала, которым пользовался хирург, можно будет использовать вот этот самый полупрозрачный экран, способный показать происходящее с любой степенью детализации. Главная опасность при этом, -- изменить себя не так, как нужно и не заметить этого, или заметить слишком поздно, когда будет уже непонятно, как можно исправить ситуацию.
Подумав об этом, я вдруг осознал, что сам усложняю себе задачу (еще один мой недостаток который стоит исправить), ведь я могу с тем же успехом просто работать со слепками (к которым могу подключаться через управляющий центр «сосуда», -- пользуясь основными функциями артефакта, -- чтобы воспринять происходящее «с точки зрения» измененного «слепка» и понять, как идут изменения) пока не получу оптимальный результат; и только после этого изменить свою душу в соответствии с конкретным слепком. Мне даже не придется проделывать это самому, достаточно воспользоваться одной из функций управляющего центра артефакта. Его создатель предусмотрел и такую возможность (скорее всего, как средство для быстрого самосовершенствования при жесткой нехватке времени и прочих экстремальных условиях).
Вернув копию «слепка» души мага на прежнее место, я создал копию «слепка» своей души, затем тщательно совместил их в пространстве артефакта, -- опять пользуясь для этого экраном управляющего центра «сосуда», который нацелил на нужную точку. При этом фигура мага полностью скрыла «слепок» моей души, но на экране управляющего центра я мог видеть их одновременно, произвольно меняя детализацию по мере необходимости.
Когда я, подготовившись таким образом (и не опасаясь за единственный экземпляр своей души), погрузился в работу, которую (в той, или иной форме) мечтал проделать почти всю свою жизнь (с тех пор как осознал ущербность не только своего тела, но и разума, ставшую ее следствием), все оказалось проще, чем я ожидал, более того – намного проще. Естественно прежде всего сказались возможности «сосуда», созданного специально для решения подобных задач, но немалую роль сыграли и мои склонности и навыки программиста, -- прежде всего опыт анализа больших объемов программного кода написанных со множеством ошибок (мной, или кем-то другим) и их сравнения с найденными где-то фрагментами, которые работали правильно.
Труднее всего оказалось понять, как выглядит в визуальной интерпретации управляющего центра «сосуда» часть души с которой что-то не так, но в данном случае сложность задачи упростила ее решение. В моей душе таких участков было множество и даже просто при взгляде на нее в достаточно высокой детализации сразу бросалось в глаза, что ее составляющие, сильно отличаясь друг от друга, делятся на две категории: те, очертания которых были правильными и плавными, -- этим они были похожи на составляющие здоровой и сильной души мага (потратив какое-то время мне даже удалось найти аналогичные фрагменты из этой категории в обоих «слепках», -- они все равно различались, но наверняка выполняли одни и те же функции); и те, которые, в сравнении с первыми были так, или иначе исковерканы, -- в душе мага таких почти не было, а вот в моей их было очень много.
Выбрав в «слепке» своей души не слишком поврежденный фрагмент, я отыскал его аналог в «слепке» души мага (с трудом, но мне все же удалось это сделать) и попытался изменить первый, ориентируясь на общий вид второго и пользуясь для этого управляющим центром «сосуда». Мне удалось это сделать и, прислушавшись к мироощущению измененного «слепка» своей души (сделать это было очень легко, ведь «сосуд» создавался, прежде всего, как раз для работы со «слепками») и сравнив это мироощущение с собственным, я почувствовал, что что-то изменилось и эти ощущения мне определенно нравятся. Тогда я начал выискивать в «слепке» собственной души наименее поврежденные составляющие и изменять их, сравнивая с такими же фрагментами в «слепке» души мага. После каждого изменения я прислушивался к восприятию происходящего и самого себя через этот измененный «слепок» и каждый раз приходил к выводу, что это восприятие определенно лучше. Вначале фрагменты для изменения в «слепке» своей души и их аналоги в «слепке» души мага я искал сам, но потом мне удалось воспользоваться управляющим центром «сосуда» для выполнения этой работы и дело пошло быстрее.
Когда все малоповрежденные фрагменты «слепка» моей души были исправлены, я взялся за те, которые были повреждены сильнее, исправляя их точно так же. Я работал так до тех пор, пока не были исправлены все фрагменты, поддающиеся воздействию. К сожалению тех, что воздействию не поддавались оказалось удивительно много. Тогда я начал заменять их аналогичными фрагментами «отпечатка» души мага, изменяя уже их таким образом, чтобы они стали похожи на неповрежденные части аналогичных фрагментов «слепка» моей души. Это оказалось сложнее и требовало больших усилий, зато измененные таким образом фрагменты чужой души удивительно надежно вставали на свои места в «слепке» моей и выглядели там столь естественно, словно были ее частью всегда. При этом восприятие и мышление через измененный «слепок» менялось гораздо сильнее, чем когда я лишь исправлял поврежденные фрагменты слепка своей душ, причем эти изменения казались совершенно естественными и очень радовали меня в сравнении с восприятием моей пока не измененной души.
В какой-то момент я сместил восприятие происходящего в изменяемый «слепок» своей души (используя собственное восприятие лишь для сравнения) и назад уже не возвращался. Работать, да и просто существовать сразу стало легче и приятнее. Думать тоже стало намного легче, поэтому, закончив изменять поврежденные фрагменты «слепка» я сразу подумал о том, что теперь нужно разобраться, за что отвечали в «слепке» души мага те многочисленные фрагменты, которым не было аналогов в «слепке» моей души, -- встраивать в него что попало я не собирался, но перенять таким способом специфические знания, навыки и возможности души мага (сделав их действительно своими, а не доступными лишь через «слепок») было очень соблазнительно, к тому же многие фрагменты «слепка» моей души у, которых я лишь убрал явные признаки неполноценности, наверняка следовало привести в гораздо более полное соответствие с фрагментами «слепка» души мага (чтобы перенять ценные качества его разума и души, которых у меня быть не могло в силу убогого существования).
Взявшись за эту задачу, я начал сравнивать измененный «слепок» своей души уже не со своей душой, а с неизмененным слепком души мага. При этом весь процесс я начал воспринимать через него, получив таким образом доступ не только к его мировоззрению, восприятию самого себя, но и к воспоминаниям, профессиональным знаниям и навыкам (которых оказалось очень много), -- поэтому последний этап изменения «слепка» моей души, хотя и был сложнее всех остальных, прошел быстрее их всех вместе взятых: ведь я действовал уже не как дилетант, а как профессиональный и очень опытный маг (оказавшийся к тому же универсалом). При этом больше всего порадовало меня то, что переделывать уже проделанную работу мне не пришлось (при этом я улыбнулся, подумав, что авторы фентези все же недаром считают, что из программистов получаются хорошие маги).
Сравнивая восприятие самого себя через два разных слепка и пользуясь знаниями мага, я быстро определил, какие из неопознанных фрагментов «слепка» его души являются этими самыми знаниями, какие – связанными с ними навыками и умениями, или просто свойствами разума и душ, без которых все эти своеобразные инструменты теряли действенность и эффективность. К счастью, среди необходимых свойств души и разума мага не оказалось тех, которые я не хотел бы перенять, меняя по их образу и подобию аналогичные свойства «слепка» своей души (чтобы сохранить ее все же своей насколько это было возможно), или добавляя новые в нужных местах, если их аналогов не было. Более того, многие свойства «слепка» своей души я изменил на этом этапе так, чтобы они стали максимально похожи на такие же свойства души мага, оставаясь при этом моими.
Сложнее всего оказалось разобраться с воспоминаниями, которые не были частью профессиональных умений мага. Просто добавлять их к своим собственным я не хотел, опасаясь потерять среди них свои собственные, которых было намного меньше. Но некоторые из них, прежде всего, связанные с долгим ученичеством мага, и с теми моментами, когда он открывал нечто новое, работая уже самостоятельно, -- были неотделимы от необходимых мне знаний и навыков. Хуже того, такие воспоминания часто образовывали цепочки (порой удивительно длинные), которые было очень сложно распутать и отделить от общей массы воспоминаний. К счастью, маг, создавший мое нынешнее пристанище, не только знал, как это следует делать, он умел это делать сам, и, к моменту снятия «слепка» его души, оказавшегося в артефакте, обладал большим практическим опытом в этой области. Только поэтому мне удалось не только справиться с этой задачей, но и достаточно гармонично встроить свою добычу в воспоминания «слепка» моей души, который я изменял.
Попытавшись оценить результат, я сразу почувствовал насколько странно воспринимаются разумом эти цепочки воспоминаний, связанные одним концом только с одним (реже с несколькими) из воспоминаний основного массива (вернее, новоприобретенной его части), но это было вполне терпимо, -- вполне оправданная цена за полноценность все воспоминаний, реакций и навыков мага, связанных с его мастерством. Какое-то время я обдумывал происходящее, пользуясь восприятием измененного слепка своей души, пока не пришел к выводу, что однозначно хочу это состояние закрепить полностью и окончательно. Тот, кем я стал столь необычным образом, нравился мне куда больше, чем тот, кем я был (и пока продолжал оставаться).
Закончив эту столь важную, интересную и необходимую работу, я очень порадовался тому, что во внутреннем пространстве артефакта не испытываю ни усталости, ни голода и никаких других потребностей живого существа. Лишь благодаря этому мне удалось проделать все необходимое так быстро. Будь я вынужден работать над этим в своем человеческом теле (даже в совершенно здоровом, каким оно стало сейчас), все затянулось бы очень надолго и неизвестно чем бы закончилось. А так мне осталось лишь запустить процесс изменения собственной души в соответствии с выбранным «слепком» с помощью управляющего центра «сосуда», что я и сделал без малейших колебаний. На самом деле выбора у меня просто не было, как и в тот момент, когда я вытащил этот артефакт в свой мир, поплатившись за это жизнью.
На время изменения души магией артефакта я не стал отключать сознание (хотя и мог это сделать), -- процесс в точности повторял все изменения, которые я вносил в слепок в процессе работы с ним, а ни одно из этих изменений не было болезненным, или неприятным для меня. Напротив, я с интересом следил, как меняется мое восприятие происходящего и самого себя по мере внесения изменения, откровенно наслаждаясь этим процессом. Когда он наконец завершился, я первым делом использовал управляющий центр, чтобы рассеять рабочий «слепок», -- хранить его не имело смысла, ведь им теперь стала моя душа, а мне было интересно посмотреть как работает еще одна из функций управляющего центра амулета. Серая фигура в мантии мага, в телосложении и чертах лица которой неуловимо смешивались особенности присущие мне и создателю артефакта, до того призрачная, но не прозрачная, начала стремительно бледнеть (как душа, теряющая энергию), становясь все более прозрачной пока не исчезла вовсе. Рядом с управляющим центром «сосуда» остались только два отпечатка, -- начало моей коллекции, которую мне хотелось расширять не меньше (а может быть даже больше, чем магу, создавшему артефакт). Я не ошибся, предполагая, что он создавал его как личную страховку на случай неудачного эксперимента (покушений маг не опасался, поэтому камень хранился в его лаборатории на специальном артефакте-подставке, позволяющем частично управлять им, если в камне нет души-обитателя, -- именно с его помощью маг управлял режимом откачки энергии из доступных амулету душ, увеличивая ее запас; и сумел сделать «слепок» своей души с помощью артефакта), но прежде всего он создал его как средство продолжить охоту за знаниями (которой посвятил всю свою жизнь) на качественно ином уровне. Искусство магов во многих мирах не даром именуется тайным. Его мир, -- достаточно древний, с очень развитым искусством магии, затормозившим развитие технологий на уровне от раннего средневековья до викторианской эпохи на Земле, -- в этом смысле не был исключением. Магические ордена и отдельные мастера-маги не желали сотрудничать друг с другом ради развития своего искусства, предпочитая сохранить свое могущество и выведать тайны конкурентов. Понимая, что сколько бы он ни прожил и сколько бы ни старался, ему самому не открыть всего того, что уже открыто, создатель «сосуда» рассчитывал хотя бы после смерти попытаться заполучить знания и мастерство других магов целиком, -- вместе со «слепками» их душ. При этом личное могущество привлекало его лишь настолько, насколько оно зависело от знаний, мастерства и возможностей его души, -- поэтому созданный им «сосуд» не мог поглощать души подобно схожим с ним амулетам, создаваемым как источник силы для носителя (чаще всего их называли «темницами душ»). По той же причине мне так подошел созданный им артефакт и столь легко удалось практически слить воедино наши души, оставив от своей не так уж много, -- ведь маг прожил, знал и умел неизмеримо больше чем я.
Я мысленно улыбнулся. Теперь я знаю, что мне делать дальше. Прежде всего, необходимо разобраться с моим самодельным амулетом. Судя по всему, во время ритуала поиска через Хаос (который тоже весьма интересен, но с ним можно разобраться позже) кристалл кварца действительно обрел связь с энергией Хаоса, позволяя использовать ее неограниченную мощь (настолько, насколько это позволит спонтанно возникший канал и материал кристалла). Случайно, или нет, но и остальные части сделанного мной амулета, похоже, вполне пригодны для использования в тех ролях, которые я привык мысленно приписывать им. Если это действительно так, в моем распоряжении будет весьма неплохой амулет, причем созданный на Земле, никак не связанный с другим миром, -- он может очень пригодиться мне, если я все же столкнусь с сильными магами в этом мире. Для противостояния им без прямого применения «сосуда» (чего стоит избегать прежде всего) все равно пришлось бы делать нечто подобное, а так применение магии другого мира будет не столь заметно. Стоит разобраться и с посохом. Дуб не лучшая древесина для магических инструментов, но зато этот посох (или, скорее, жезл, если судить по длине) – вещь по-настоящему близкая мне, я пользовался им много лет из дня в день, постоянно держал в руках и многое пережил имея его рядом с собой, -- а это тоже значит немало. Если правильно зачаровать (причем это можно сделать так, что внешне ничего не изменится), то этот простой жезл может стать надежным инструментом и грозным оружием, точно так же, как он все эти годы служил мне физической опорой и оружием (подчас весьма действенным) в борьбе с плохим настроением и тяготами всей моей жизни.
Дальше тоже все довольно просто. Разобравшись с ритуалом поиска через Хаос, вычислить координаты мира, в котором был создан «сосуд», а так же место и время, когда он оттуда исчез, особого труда не составит. Как и прорвать грань миров используя принцип «общности и разделения», особенно если с амулетом и посохом, созданными здесь, все получиться и их можно будет использовать для этого, а в другой мир отправить только «сосуд», который был создан там. Своего тела (даже ставшего здоровым) мне не жалко, -- слишком много горя и страданий оно причинило мне за прожитую в этом мире жизнь. К тому же, я знаю, что создавший «сосуд» маг, создал еще и голема (который должен был стать его телом, когда душа окажется в «сосуде») и постоянно совершенствовал его. Голем этот был очень сложным, -- маг ведь старался для себя, -- основой его тела было сплетение живого дерева и металла множества разновидностей, обладающего собственной магией и другими необычными свойствами, дополняющими друг друга и те чары и рунные заклятия, что были нанесены на них, как и магию алхимических составов, которыми была тщательно обработана каждая деревянная, или металлическая деталь. Но интереснее всего было то, что в конструкции этого голема использовалась еще и плоть дракона, конечно, не всего целиком, а только то, что можно было применить в такой конструкции (хотя сгодилось понемногу все). Причем плоть эта принадлежала очень старому и сильному дракону, -- душу которого маг спас от заключения в амулете убившего его чародея, -- и была отдана магу драконом в благодарность за это спасение. Это позволило ему в полной мере использовать свойства драконьей плоти при создании своего голема. В конце концов из него получился оборотень (или полиморф): конструкция голема позволяла ему во-первых, механически перестраивать тело из обычной антропоморфной формы в форму голема-дракона (с крыльями и способного к полету не хуже живого дракона), причем происходила такая трансформация на удивление быстро (позволяя применять ее даже во время боя); во-вторых, тоже механически, выворачивать (в буквальном смысле) всю конструкцию таким образом, что снаружи мог оказаться только каркас голема из живого дерева и метала усиленный костями дракона, или только драконья плоть, или комбинация того и другого, если это было удобно в бою, или для работы с какой-то конкретной магией. В довершение к этому голем имел отлично защищенные «внутренности» представляющие собой сложную смесь проводящих ману конструкций из живого дерева и металла, алхимических устройств и приборов, и внутренностей дракона (как ни странно, именно они позволили объединить все это в одно функциональное целое). Это позволяло голему проделывать очень многое. Он мог подобно дракону (особенно в драконьей же форме) разорвать когтями и зубами и просто напросто съесть мешающие ему чары (даже очень сильные и сложные), впитав при этом их силу. Мог он как живой человек пить зелья, или есть то, из чего они состояли, но при этом, в отличии от человека, и то, и другое было для него прежде всего сырьем, -- голем, в определенном смысле, сам был очень сложной и совершенной алхимической лабораторией и мог переработать все это в любое возможное зелье, либо используя его эффект в полной мере на себе (что обычно недоступно при применении зелий и алхимических составов вне специально созданной лаборатории), либо слить через специальные трубки для применения кем-то другим, -- многие зелья он мог расщепить внутри себя на составные части и либо вывести их наружу, либо использовать в ином сочетании, создавая другое зелье, или алхимический состав. Его сложная конструкция позволяла встраивать в нее различные амулеты и быстро извлекать их в случае необходимости, или напротив – использовать магию голема для быстрого создания амулетов и артефактов очень высокого качества. Но пожалуй самым интересным в конструкции голлема, как для меня, так и для создавшего его мага был его центральный амулет – диск с восемью алмазами ограненными так же, как и «сосуд души» в центре которого имелось отверстие для самого «сосуда». Эти алмазы-артефакты были чем-то с родни «сосуду», но играли вспомогательную роль: они не могли вместить душу, но каждый из них позволял создавать и хранить в себе (в огромных количествах) «слепки» с книг и любых других хранилищ информации точно так же, как «сосуд души» позволял хранить «слепки» душ. Диск, в который были встроены алмазные артефакты позволял обращаться к ним душе, обитающей в «сосуде», и использовать их подобно библиотеке, расширять которую так же легко как коллекцию «слепков» душ в сосуде.
В том, что маг, создавший артефакт, захочет «вселить» мою душу (вместе с «сосудом») я ни сколько не сомневался, и чем дольше я думал об этом, тем больше крепла моя уверенность, -- анализируя конструкцию голема, я прекрасно понимал и видел, что это тело подходит скорее помощнику, доверенному слуге-подмастерью мага, чем ему самому. Он с куда большим удовольствием проверит его возможности на ком-то другом, если сможет ему доверять, -- чем вселится в него сам. Зато взяться за создание нового «сосуда» и нового тела-голема (не имеющего недостатков старого, если они будут обнаружены) он, напротив, будет очень рад. Тем более, что, имея такого помощника (которого он будет понимать почти так же, как самого себя и сможет почти так же доверять) создать и то и другое будет намного легче и одновременно интереснее. При этом я был уверен, что маг думает именно так, -- ведь я теперь сам почти стал им, хотя и сохранил от собственной личности и души все, что стоило сохранить.
Я мысленно улыбнулся, -- я уже сейчас знаю, что я буду делать в том мире, знаю, что буду доволен этим и что маг не откажет мне (как не отказал бы я сам, оказавшись на его месте), но думать об этом рано. Мне есть чем заняться в этом мире. Здесь есть по крайней мере две вещи, которых нет в том – другом, куда я собираюсь отправится. Прежде всего, технологии этого мира. Даже открытой информации о них, которую можно собрать в сети и других источниках хватит, чтобы радикально изменить и повседневную жизнь в том мире, и представления о войне и о магии, если в этом будет необходимость, или просто на сотни лет увлекательных, принципиально новых исследований, создающих сплав магии и технологий, который будет служить одновременно инструментом и объектом исследований. Уже только за эту информацию создатель «сосуда души» уступит мне тело голема и возьмет к себе в подмастерья, а больше мне ничего и ни надо (по крайней мере, пока). К сожалению, магия «сосуда» не слишком подходит для того, чтобы «шерстить открытые источники», -- сейчас, обладая навыками и силой воли опытного мага, я могу проделать и это во вполне обозримые сроки, но все же куда проще использовать магию «сосуда» по ее прямому назначению: найти тех, кто уже знает все это (и гораздо больше того, что есть в сети и написанных ими же книгах) и сделать «слепки» их душ. Тем более, что это позволит определить наличие многих закрытых и секретных тем и источников информации, которые стоит «изучить» точно таким же способом, -- как и определить тех, кто знает больше всех в каждой из таких областей. Затем к ним можно будет пробраться, используя, прежде всего, «одержимость» с помощью «сосуда» (которую невозможно обнаружить магически на большом расстоянии) и совсем осторожно и лишь в крайнем случае магию, -- единственная настоящая угроза для меня теперь это сильные маги, если они есть в этом мире, поэтому серьезную магию мне применять нельзя до самой последней крайности, иначе меня могут обнаружить. Вторая ценность этого мира, как ни странно, -- его население, точнее, его перенаселенность. Здесь, занимаясь другими, более важными, делами, я могу постоянно находиться в людской толпе, или в окружении близком к ней (как например сейчас, несмотря на то, что в будний день в однокомнатных квартирах «гостинки» осталось не так уж много народу) так, что даже минимальный режим «откачки» (неощутимый и незаметный для окружающих) будет за день заполнять артефакт энергией больше, чем создателю артефакта удавалось собрать за неделю (хотя башня мага находится в одном из самых больших и населенных городов того мира), -- и это сейчас, в наиболее неблагоприятных условиях. Стоит мне выбраться на улицу, или оказаться в общественном транспорте и энергия потечет рекой (при той же интенсивности «откачки»). При этом я могу целиком сосредоточить работу артефакта на людях и обычных животных (именно так он настроен сейчас), избегая возможных неприятностей при «откачке» энергии у различных магических существ, обладающих некой разновидностью души. Пока я сделаю в этом мире все, что собираюсь сделать прежде чем уходить за грань (пусть и не за грань бытия, а всего лишь за грань миров), артефакт наверняка будет заполнен энергией под завязку и ее придется сжимать, придавая более высокую плотность, как во внутреннем пространстве «сосуда», так и в собственной душе, способной играть ту же роль. Обычно душа способна удерживать в себе лишь некий конечный объем энергии, по достижении которого призрак теряет полупрозрачность и становиться вполне материальным на вид. Дальнейшее поглощение энергии после этого мутит разум, приводя к эффекту, похожему на опьянение, который становиться тем сильнее, чем сильнее «перебор» энергии. Достигнув своего абсолютного предела поглощения энергии, душа напоминает вдрызг пьяного человека. Она не засыпает, как некоторые не особо буйные алкаши, но совершенно не контролирует свои действия, -- поэтому такое состояние чрезвычайно опасно, особенно для души мага. Однако так будет только если позволить впитанной энергии оставаться в ее естественном состоянии. Обладая нужными навыками, сильной волей и достаточно развитой душой, впитанную энергию можно сжимать волевым усилием, увеличивая ее плотность и уменьшая объем. Причем плотность энергии на состояние души не влияет, -- важен только ее объем. Таким образом, имея излишек энергии можно увеличить ее запасы в собственной душе, сохраняя при этом оптимальное ее состояние, когда душа выглядит полностью материальной (при этом она энергична и способна действовать и мыслить наиболее эффективно), одновременно сохраняя полный самоконтроль. Моя душа, перестроенная по образцу души сильного и умелого мага-универсала, прожившего достаточно долго, вполне способна удерживать таким образом большие объемы энергии, расходуя их по мере необходимости, и я воспользуюсь этим, когда «сосуд» будет заполнен (раньше отвлекаться на это просто на просто не имеет смысла), но пока до этого далеко и я могу сосредоточиться на задачах сбора информации, многие из которых решить будет намного сложнее. Конечно, постоянные тренировки моей душе однозначно не помешают, -- причем достаточно жесткие, поскольку в нынешнем состоянии ее уровень развития уже достаточно высок и обычные техники, применяемые с этой целью будут не особо эффективны, -- для этого вполне подойдет режим откачки энергии из собственной души. Помимо эффекта тренировки будет крайне полезно приноровиться к этому состоянию, научившись осознавать тот факт, что, пока цел «сосуд», моей душе ничего не грозит, -- и воспринимать все происходящее соответственно, сколь бы неприятным оно ни было. Однако этим можно буде заняться позднее, когда я пойму, как можно эффективно собирать информацию в этом мире, используя возможности «сосуда». Тем не менее, в том мире, где был создан этот артефакт я наверняка окажусь с более чем внушительным запасом магической энергии, давно служившей тамошним магам универсальной валютой так, что у меня имелась уже как минимум тройная гарантия того, что там я получу в свое распоряжение и тело голема, так заинтересовавшее меня, и место доверенного помощника-подмастерья его создателя, избавляя меня от необходимости самостоятельно искать место в жизни (что для сильного мага в том мире едва ли не сложнее, чем для простого смертного, -- ведь чем опытнее и сильнее маг, тем больше его опасаются властьпридержащие всех мастей, и стараются либо перетянуть его на свою сторону, вызывая еще большее недовольство своих конкурентов и врагов, либо уничтожить тем, или иным способом). Конечно была в этом мире и еще одна ценность, способная пригодиться в том, -- следы и остатки знаний о разного рода магии (вроде того ритуала, позволившего мне завладеть «сосудом душ»), но я, по собственному опыту, слишком хорошо знал, сколько домыслов и откровенной бессмыслицы приходилось в этом мире на каждый гран таких знаний. Теперь, обладая знаниями и мастерством опытного мага-универсала, мне несомненно было бы намного легче отличить настоящее знание от домыслов, но беда в том, что сделать это по описаниям, составленным неучами, отнюдь не всегда возможно даже для опытного мага, а тратить время и искать деньги (порой немалые) на практическую проверку всего того, что могло оказаться перспективным, судя по таким описаниям, -- было для меня непозволительной роскошью. Тем более, что в данном случае использовать камень по прямому его назначению было совершенно невозможно, -- ведь действительно знающих магов (чьи «слепки» душ) стоили бы риска, связанного с их получением, были единицы, если они были вообще, -- поэтому задачу сбора информации магического характера я отодвинул на задний план, предпочитая не рисковать ради жалких крох непонятно чего, сосредоточившись на сборе информации о технологиях, который (при правильном и достаточно осторожном подходе к использованию возможностей камня) не грозил мне вообще ничем. Тем более теперь, зная создателя «сосуда» в буквальном смысле почти как самого себя, я был уверен, что он согласиться со мной.
Впрочем, и с этой задачей справиться будет наверняка непросто. Хотя я и прожил в этом мире больше тридцати лет, но из-за искалеченного тела (а вместе с ним частично и разума) не только вел жизнь затворника, ни с кем кроме мамы не общаясь, но и не следил (с помощью той же сети) за происходящим в мире (в том числе и за развитием науки), предпочитая новостям об очередных бедах и катастрофах (которые не задевали меня напрямую и на которые я никак не мог повлиять) очередную книгу фантастики, или фентези (если удавалось найти нечто приемлемое для себя в недрах бесплатных Интернет-библиотек, лишенных нормальных средств поиска). Еще одной очевидной проблемой было мое безденежье, но ее вполне можно было решить достаточно радикально тем, или иным способом, используя возможности камня. Благо его создатель, сделав «сосуд души», много думал о наиболее безопасных и эффективных способах его применения для решения разнообразных задач. Причем многое он даже проверял, насколько это было возможно без риска и нарушения законов, используя амулет подобный «сосуду», но позволяющий вернуть душу обитателя в тело, предварительно защищенное специальной магией. Конечно все эти (достаточно упорные) тренировки не сделали мага настоящим рыцарем плаща и кинжала, но он на собственном опыте узнал и научился очень многому (сказалась долгая жизнь, в течении которой он упорно, даже фанатично, развивал в себе способность быстро и полно постигать все новое и непонятное) так, что нельзя сказать, что к своеобразным шпионским играм с использованием магии камня, с многочисленными переходами из одного одержимого тела в другое (вместо переодеваний и маскировки) я был не готов, -- скорее наоборот. Даже драться в теле одержимого, используя его скорость, ловкость и силу, маг научился весьма неплохо так, что с большинством опасностей этого мира я вполне мог справиться не применяя магию (и не привлекая внимания убийствами и нанесением лишних травм в случае самообороны).
К тому же, нельзя сказать, чтобы я совсем уж не знал, откуда начать решение своей основной задачи. В свое время (сразу после школы), невзирая на первую группу инвалидности, я четыре года учился в Киевском Политехническом Институте на радиотехническом факультете и, если бы не проблема с запоминанием формул, которую я так и не смог преодолеть, пожалуй, закончил бы его, получив диплом схемотехника. Поняв, что настоящих знаний по этой специальности я получить не смогу, я в конце концов бросил учебу, но из песни слов все же не выкинешь. Учился я естественно заочно, но кое-что все таки выучил неплохо (благодаря таланту некоторых преподавателей и их желанию во что бы то ни стало научить пусть немногому, но всерьез), -- тот же матанализ, например, который читался на первом курсе, я в некотором смысле освоил (насколько это было возможно), и преподавательницу, читавшую нам высшую математику я искренне уважал. Были и другие преподаватели, к которым я относился так же. От них я узнал куда меньше, но это не их вина. Вот с них можно было начать сбор коллекции «слепков» душ (благо работает эта магия мгновенно, она безболезненна, -- точнее, неощутима, -- и абсолютно безвредна). Конечно их знания специфичны, но они великолепные специалисты в своих областях, а главное – знают многих своих коллег, которые знают столько же (или больше) в смежных (и не только) областях науки и техники, ведь все они бывали на множестве симпозиумов и конференций, где очень много ученых и технарей высочайшего профессионального уровня. Естественно они не помнят всех, с кем встречались, и, тем более, тех, кого просто видели там, но мне не составит труда извлечь все эти знания из «слепков» их душ, пользуясь управляющим центром «сосуда».
В результате получиться «эффект паутины», переходящий в «эффект домино»: на определенном этапе наверняка окажется, что среди ученых, производственников и технарей, знающих и умеющих достаточно, чтобы «слепки» их душ представляли для меня интерес, каждый знает каждого, если пройти по цепочке связей. Слепков получиться очень много, но это не имеет значения. Во-первых, возможности «сосуда» в этом смысле очень велики. Во-вторых, «слепки» душ, чьи знания и навыки заинтересуют меня частично и при этом будут дополнять друг друга, можно будет объединять, убирая все то, что мне не интересно, -- последнее вообще нужно проделывать со всеми «слепками» душ, кроме тех, чьи знания можно считать основой некой значительной области в технике, или науке, -- экономя таким образом ресурс артефакта для хранения новых «слепков», который наверняка еще пригодиться мне в том мире, где был создан артефакт (полагаю, даже больше, чем в этом). К счастью, ресурс хранения «слепков» душ в артефакте на самом деле зависит от уровня развития и силы воли обитающей в нем души, -- получив знания и навыки создавшего его мага я понял, что это так, при этом зная, что не ошибаюсь, -- так, что совершенствуя свою душу, я, теоретически, могу уместить вместе с ней в этот единственный камень бесконечной количество «слепков». В обозримом будущем увеличение их числа для меня определенно не проблема, а в дальнейшем, -- лишь повод для саморазвития.
Еще одной серьезной проблемой были мои бумаги об инвалидности. Прежде бывшие подспорьем, позволяющим хоть как-то жить, не имея заработка, теперь они стали проблемой, вполне способной в какой-то момент создать серьезные неприятности. Мне совершенно не хотелось начинать решение поставленной задачи с серьезных «шпионских игр» с переходами из тела в тело с помощью «одержимости», но решить эту проблему лучше было бы в самом начале, не дожидаясь, пока мое «чудесное исцеление» привлечет ненужное внимание тем, или иным образом. Немного отведя душу, мысленно поматерившись, используя весьма богатый запас «безопасных» ругательств (в которых не упоминались реальные силы и существа, способные это почувствовать), накопленный магом за долгую жизнь, всецело посвященную изучению этого сложного искусства, -- я покинул внутреннее пространство амулета, в котором делать мне было уже нечего, и взялся за выполнение поставленных перед собой задач.
Вернувшись в тело, я первым делом сосредоточился на кристалле кварца в своем самодельном амулете, используя силу и способности души, а так же знания и навыки их использования, полученные из «слепка» души мага. Кристалл действительно оказался довольно сильно изменен Хаосом, причем канал (пусть и совсем небольшой) держался достаточно надежно: сказалась удачная форма камня и отсутствие обработки. Создание нормальных, надежно работающих амулетов связанных с Хаосом, тем и сложно, что их основные части чаще всего нельзя делать тем, или иным способом, -- в целенаправленном изготовлении слишком много Порядка, который противоречит Хаосу, -- можно только найти удачный, как в данном случае, экземпляр (другой вопрос, -- случайно, или нет) и суметь связать его с Хаосом, при этом не разрушив и сохранив нужные свойства. Однако с этим кристаллом кварца самое важное уже произошло: он был достаточно надежно связан с Хаосом, обретя свойства «малого фокуса» (тоже вполне стабильные). Мне осталось лишь наложить чары, по возможности совершенствуя его, а главное, сделав так, чтобы, во-первых, энергия в камне не был заметна со стороны (если я не направлю ее во вне), во-вторых (что гораздо важнее) – при переполнении камня энергией канал сжимался, прекращая ее поступление, а при перегрузке канала он схлопывался, прерывая связь с Хаосом, вместо того, чтобы превратиться в его прорыв, пусть даже микроскопический, -- точечный. Остальные части моих четок тоже оказались вполне добротной основой для настоящего магического амулета достаточно большой силы. Вдобавок они были весьма ощутимо объединены друг с другом долгим использованием в виде единого целого, которое, в свою очередь оказалось связано со мной. К тому же моя вера (точнее желание верить не взирая на доводы разума) в магические свойства амулета уже, отчасти, сделала его тем, чем я хотел видеть его. Правда при обычных условиях я просто не дожил бы до того момента, когда он мог превратиться в настоящий амулет магии веры таким путем, -- слишком мало до «перестройки» была развита моя душа и слишком слаба сама вера, которую подавлял разум, -- но теперь эти приобретенные свойства заметно повысили качество и силу амулета, не требуя от меня никаких дополнительных усилий. Даже настраивать амулет на себя мне не пришлось, -- это уже произошло. Я лишь пробудил его, -- сплетя воедино собственную ману, духовную энергию из «сосуда» и толику энергии Хаоса из кристалла в самом амулете, -- наложил дополнительные чары (по возможности совершенствуя амулет, тем более, что мои чары, -- благодаря возникшей естественным образом связи, -- ложились на этот амулет очень охотно и надежно), затем, беря в пальцы по одной нити длинной разноцветной кисточки (уже и так частично связанные с разными стихиями нейтральной к ним магией веры) я наложил чары на них, укрепляя эту связь, делая ее полноценной и возможно более сильной. Затем, зажав в пальцах концы плетеного шнурка, я вновь начал читать заклинания, связывая амулет воедино (и вновь, пусть и слабая, магия веры, которая уже была в нем, сильно помогла мне), после чего наступил черед бусин, которые после наложения чар действительно становились сосудами для готовых плетений. Зачаровывая их, я старался по возможности увеличить их емкость и это получалось на удивление легко, -- мне вновь помогла та магия, которая уже была в них. Наконец, сняв готовый амулет с шеи, я начал привычно перебирать свои четки, на кое-то время сжимая в пальцах каждую бусину, пока губы, как и прежде беззвучно, шевелились, начитывая новое заклинание. Одновременно пальцы другой руки еле заметно шевелились, довершая создание плетения. Когда я вновь одел свой амулет на шею его бусины содержали небольшой, но хорошо продуманный арсенал готовых плетений, если и не на все, то на многие случаи жизни. Вызвать и применить любое из них можно было мгновенно, при этом используя энергию Хаоса, собранную в кристалле кварца, что сильно расширяло возможности их применения, -- правда управлять такой энергией задача не из простых, но у меня были знания и навыки, и необходимый опыт, позволяющий использовать ее как вполне надежный инструмент. Вдобавок все плетения, вложенные мной в бусины, могли соединяться друг с другом в различных сочетаниях, допускающих повторения, -- образуя своеобразный «алфавит»: систему исходных структур для создания более сложных плетений. Учитывая эту особенность и то, что эти плетения можно комбинировать с простыми (и соответственно быстрыми) плетениями, заклинаниями и прочими магическими приемами, которых я знаю множество, -- этот вроде бы простой амулет обретает немалую силу и реальную ценность (даже по меркам мира с очень развитой магией), причем, прежде всего для меня. Улыбнувшись этой мысли, я вновь повесил четки на шею, на этот раз убрав их под халат, -- пусть будут поближе к телу.
Все это заняло не так много времени, но от активной волшбы я устал и проголодался. Впрочем, не настолько, чтобы не разобраться с посохом, прежде чем решать эту насущную, но неинтересную проблему, -- тело одержимого намного выносливее обычного, особенно если постоянно подпитывать его энергией из «сосуда» и восстанавливать силы с помощью его функции, используемой для исцеления, что я и делал все это время по мере необходимости, -- посох я чувствовал как часть себя, куда сильнее, чем четки, ведь я все время брал его в руки (а четки в основном лежали в ящике стола), опирался на него, используя, чтобы не упасть. Любопытство и страсть к магии, перенятые мной из «слепка» души создавшего сосуд мага, требовали немедленно использовать эту связь и имеющуюся в посохе магию веры для создания надежного инструмента, столь необходимого магу.
К счастью, в данном случае (как и с четками) можно было обойтись пробуждением и наложением чар. Я знал множество способов усложнить процесс создания магического жезла, или посоха, причем каждый дополнительный шаг повышал его качество и возможности, увеличивая силу артефакта (в наиболее замысловатом варианте все это занимало не один год и требовало тщательного подбора редких материалов и алхимических реагентов), но, ничуть не хуже я знал и то, что за счет мастерства, знаний и опыта можно добиться отличного результата даже простейшими средствами. Все, что было мне действительно необходимо для переделки своего посоха в настоящий инструмент мага, -- это крепкий и острый нож. К счастью, таких у меня имелось целых два (опять таки результат увлечения темой выживания) Survival Edge и Bowie Booshman, оба американской компании Cold Steel. Первый совсем небольшой с полой пластиковой рукоятью-пеналом (с герметичной крышкой на резьбе) проушинами в гарде и коротким клинком из закаленной нержавеющей стали, в комплекте со стерженьком-огнивом и пластиковыми ножнами Securex. Второй побольше (со средний кухонный нож) с широким клинком Bowie, изготовлен холодной ковкой (с последующей зональной закалкой) из цельного куска высокоуглеродистой стали. Единственный сварной шов в конструкции соединяет края лепестков полой, открытой сверху конической рукоятки, сделанной как тулья копейного наконечника (даже дырочка в ней имеется для прибивания к древку). Нож прекрасно годиться для метания. Клинок очень прочный и удивительно гибкий (при желании можно согнуть под прямым углом без ущерба для его свойств) благодаря свойствам высокоуглеродистой стали и по той же причине он фантастически острый, но, к сожалению, может ржаветь. Правда весь нож, кроме режущей кромки имеет защитное покрытие черного цвета, защищающее метал от ржавчины и способное выдержать очень грубое обращение. Ножны никудышные, -- тряпичные, низ укреплен дерматином, -- правда имеют большой карман для дополнительных принадлежностей (что меня в них и привлекло, за отсутствием тогда на нашем рынке пластиковых ножен Securex для этой модели ножа).
Для работы я выбрал Booshman. Конечно, для тонкой работы по дереву он, мягко говоря, великоват, -- что меня не особо смутило (мне, а точнее магу, из «слепка» души которого я позаимствовал эти навыки, приходилось делать такую работу и куда менее удобным инструментом, причем опыт имелся богатый), -- зато он острый, как бритва и можно не бояться сломать, нажав на лезвие по сильнее. Привычно усевшись на пятки, я положил перед собой посох, прижав его левой рукой, правой взял нож (обратным хватом, лезвием от себя), и начал аккуратно вырезать мелкие руны на плоской стороне древка, беззвучно шепча заклинания. Затем я перевернул посох и вырезал еще одну строчку рун на второй плоскости древка. После этого я вырезал две крупные руны на торцах и, отложив нож, стал читать заклинания, активно пользуясь магией жестов для плетения чар, которые накладывал на посох. Одним из их эффектов стало то, что вырезанные в дереве руны исчезли, погрузившись в толщу древка ближе к центру (я отлично видел их внутренним зрением). Одновременно я вплетал в древесину нити собственной маны, духовную энергию из «сосуда» и толику энергии хаоса из своего амулета (заодно связывая его с посохом). Закончив эту часть волшбы, я снова взял нож и начал вырезать в дереве новые строки рун, одновременно читая заклинания, под воздействием которых они, в конце концов, тоже погрузились в древко посоха. Я повторял этот процесс, вырезая различные руны на боковинах и торцах посоха, до тех пор, пока они не заполнили древко, оставшись разделенными минимально возможными прослойками древесины.
На первый взгляд могло показаться, что от такой обработки посох стал хрупким, -- внутренним зрением я хорошо видел, что дерева в нем осталось гораздо меньше, чем канавок, образующих руны, -- но это было не так. На самом деле теперь сломать, или повредить его без помощи магии было практически невозможно. Даже сколы на одном конце (том на который я опирался и, уже после их появления прикрыл резиновой насадкой для трости, которую снял прежде, чем начал вырезать руны) теперь бесследно исчезли, -- посох снова стал симметричным, каким был когда-то давно, до первых моих попыток ходить, опираясь на него. Но главное, теперь я ощущал в нем магию. Это был магический инструмент, не уступающий четкам, хотя его назначение было немного иным. Причем ощутить его силу со стороны было практически невозможно, -- это был мой артефакт, связанный со мной не только наложенными на него чарами, но и магией веры, возникшей в нем естественным образом. Это повышало его силу, -- весьма внушительную для такого простого артефакта, -- и расширяло возможности использования, особенно вместе с четками. С их помощью я вполне мог оперировать помимо классической магии не только магией духа (черпаемой из «сосуда») и магией Хаоса (черпая ее из кристалла в амулете), но и магией веры, лишенной структур и правил, присущих классической и иной тайной магии (благо создатель «сосуда» интересовался всеми разновидностями магии и изучал их одинаково активно, пользуясь любой возможностью, -- которые он к тому же отлично умел находить), что может стать неприятным сюрпризом для враждебно настроенного мага даже немалой силы, если я все же столкнусь с кем-то из них в этом мире.
Кристалл амулета приятно грел мою грудь, древко посоха согревало руку внутренним теплом магии, ощутимым только для меня, -- давая знакомую уверенность, присущую сильному магу, где бы он ни оказался. Вложив нож в ножны я поднялся на ноги, слегка опершись на посох, не из необходимости, а по привычке, присущей (по разным причинам) и мне, и магу, чьим «слепком» души я восстанавливал собственную душу. По его же привычке мне хотелось подвесить ножны на пояс, -- нож действительно был хороший, -- но я подавил это желание: в квартире он мне не нужен, а носить его при себе на улице в этом мире я не имею права. Мысленно вспомнив слова автора одной из серий фентези, писавшего, что государство, лишающее граждан права на самозащиту, -- государство воров и бандитов, -- я положил нож и ножны на место, а затем, выйдя из комнаты в тесный коридор привычно свернул на кухню.
Пообедав настолько плотно, насколько позволяли запасы полуфабрикатов, рассчитанные на мой прежний образ жизни и возможности по их приготовлению, и пообещав себе при первой возможности купить нормальных продуктов и приготовить что ни будь вкусное (благо маг, создавший «сосуд», был опытным путешественником и умел заботиться о себе даже в самых сложных условиях), я вернулся к рабочему столу, привычно прислонил к нему посох, нажатием кнопки вывел лаптоп из ждущего режима и полез в сеть, -- разбираться, как мне избавиться от свое, выданной пожизнен, инвалидности перовой А группы, с минимальными затратами сил, средств (будь то деньги, или применение магии) и не привлекая внимания.
При этом я пользовался прежде всего собственными навыками, ведь в магическом мире не было (по крайней мере пока) ни компьютеров, ни компьютерных сетей, но восстановление души с помощью «слепка» души мага (сильного, целеустремленного, умеющего добиваться своего) все равно давало о себе знать, помогая формулировать цели и искать нужную информацию пользуясь имеющимися знаниями и навыками (или информацией тут же выловленной из самой сети), не зацыкливаясь на своих переживаниях и многочисленных сложностях, существовавших лишь в моей прежней душе, исковерканной существованием в искалеченном теле. Вскоре я пришел к выводу, что предпринимать активные действия сейчас, используя возможности «сосуда», все-таки преждевременно. С тех пор как я получил свою первую группу инвалидности, контроль за подобными вещами, даже в нашей стране, полностью перевели в компьютерные базы данных, -- по идее, закрытые и защищенные, но зная, как у нас делаются такие вещи, я был твердо уверен, что хорошего специалиста такая защита не остановит. При этом я мрачно улыбнулся, -- хоть бери в самом деле бросай все и начинай выяснят, пользуясь новоприобретенными знаниями и навыками, как в этом мире обстоит дело с богами, высшими силами и управлением судьбой. Во время учебы в КПИ а лично познакомился с человеком (одним из преподавателей, великолепно отчитавший нам на третьем курсе тщательно выбранный им небольшой компактный кусок по сложному и очень интересному предмету, который в результате с первого раза из всей группы сдал только я) который был лучшим специалистом по компьютерной безопасности в нашей стране, да и за ее пределами наверняка был известен.
Найти его рабочий телефон в телефонном справочнике кафедры особого труда не составило. Вытащив из поясной сумки на висящих на вешалке камуфляжных штанах свой небольшой и надежный простенький (чтобы было не жало, если упаду вместе с ним, или уроню и разобью) простенький мобильник с маленьким монохромным экраном, в сером пластиковом корпусе с черными кнопками, зато с хорошим диодным фонарем на торце, -- я включил его, набрал найденный номер, и вполне спокойно поздоровался с тем, кто снял трубку, хотя раньше общаться с незнакомыми людьми (да и вообще со всем кроме мамы, если уж быть до конца честным) мне было тяжело и неприятно, -- опять проявили себя перенятые свойства души мага и не присущая мне ранее уверенность. Благодаря им же, я быстро выяснил, что мой знакомый преподаватель на месте и даже может подойти к телефону. Ждать мне пришлось довольно долго, впрочем, это меня не удивило, -- мой бывший преподаватель был очень востребованным специалистом и всегда был очень занят. Наконец он взял трубку и сдержанно поздоровался.
Он конечно был удивлен тем, что я снова позвонил ему, хотя когда-то сам же признал, что не потяну предложенную им подготовку к дипломной работе (тогда это было действительно так и изменилось только сейчас), но зато он меня помнил и встретиться был не против. Тем более, что у меня имелся вполне реальный повод для этого. Уже после обрыва наших контактов с ним, я пытался изучать его предмет в том ВУЗе, где мама была деканом одного из факультетов. Этот ВУЗ позиционировал себя, как содействующий инвалидам в учебе, но мне это мало что дало, но тем не менее, чего-то нового из этой области я нахватался (даже выучил новый для себя язык программирования, правда, более высокого уровня, чем привычный мне С++) так, что я, вполне искренне, заявил, что хочу обсудить все это и, возможно, взять новую подборку материалов по микроконтроллерам, чтобы поработать с ней самостоятельно и, если получится, попробовать все же пройти тот путь, который он мне предлагал. Более того, оказалось, что сегодня он вынужден будет задержатся на кафедре допоздна и я вполне смогу перехватить его в одной из аудиторий, если подъеду вовремя. Он даже дал мне номер своего мобильного телефона, чтобы я мог перезвонить, когда буду на месте.
Поблагодарив, попрощавшись и прервав связь, я, прежде всего вбил этот номер в память своего телефона, положил его обратно в поясную сумку на поясе камуфляжных брюк, а затем принялся спешно сдирать с себя домашнюю одежду. В ванную я бросился голышом, оставив при себе только посох и висящий на теле амулет. Не обращая внимания на беспорядок, оставшийся в ванной от ритуала, давшего мне столь многое, я быстро вымылся под душем (благо теперь, обладая здоровым телом и умением управлять им, я мог проделать это очень быстро), затем, для бодрости, ополоснулся под холодным душем (попутно убрав бороду и усы, которые носил много лет, просто потому, что с моими руками в прежнем их состоянии бриться было весьма затруднительно, -- просто проведя по лицу ладонью и прошептав короткое заклинание), быстро растершися полотенцем, выскочил из ванной и метнулся в комнату к вешалке-подставке на которой висела моя уличная одежда, -- добротный английский военный камуфляж устаревшего образца. Брюки с объемными карманами на штанинах (к одному из карманов изнутри был пришпилен клипсой небольшой складной ножик со стерженьком-огнивом, вставленным в футляр в рукоятке и в том же кармане хранился коробок спичек), подпоясанные мягким поясом из серого паракорда с белой светоотражающей нитью (который я когда-то сам, с маминой помощью сплел из этой многожильной веревки, которую так любят «выживальщики») с подвешенным на нем небольшим камуфляжным подсумком в обшивке MOLE и с застежкой-молнией, футболка, отличная куртка с объемными карманами-кошельками, -- и двумя вертикальными щелями на молниях дающими доступ к огромным пространствам под полами куртки, -- правда без положенной ей подстежки (все-таки «секондхенд»). Вместо нее у меня имелась терможилетка на синтапоне, покрытая непромокаемым синтетическим материалом, -- тоже камуфляжной расцветки, но уже в гражданском варианте, зато со множеством карманов, расположенных по привычной мне схеме: похожую жилетку, только не утепленную и сделанную из серой ткани, я носил вместе с джинсовым костюмом когда ездил на сессии в Политех, таская в ее многочисленных карманах канцелярские принадлежности, тетради и справочники по математике и физике (с теми формулами, которые никак не получалось выучить). К этому привычному костюму (он у меня вообще один, если не считать ставшего маловатым джинсового с той самой серой жилеткой и совсем летнего из серовато-зеленого полотна, да громоздкой камуфляжной куртки на очень серьезные морозы) у меня имелись камуфляжная же шляпа, наподобие «стетсона», но с прямыми полями (купленная когда-то по случаю на станции метро), -- которую я носил всегда, если позволяла погода, -- подвязанная шнурком того же серого паракорда, и моя единственная, но зато великолепная пара обуви: армейские ботинки Haix оливково-зеленого цвета с подошвой для горно-лесной местности (с цепким самоочищающимся рисунком), пружинящей и отдающей энергию при ходьбе: высокотехнологичной мембраной вентиляции и влагообмена (которая стоила даже больше, чем подошва) под прочной наружной оболочкой; со шнуровкой спереди и молнией сбоку на высокой, надежной холявке отлично держащей голеностоп (рассчитанной на бег и прыжки во время боя в условиях города). Раньше у меня была пара похожих ботинок, -- тоже Haix, но немного другой модели (черные офицерские, предназначенные для пограничников), -- но в одном из них протерлась подошва (я тогда тренировался ходить с тростью и с посохом, немилосердно шаркая при этом подошвой правой ноги об асфальт), -- поэтому позднее (когда я стал ходить на улице с локтевыми костылями и ботинки уже не проволакивал) мама купила мне эту новую пару, имеющую к тому же молнию (до сегодняшнего дня это было большим преимуществом, позволяя сэкономить силы и время при надевании обуви). С тех пор я так и ношу эту пару, сохранив ее до сих пор, -- прежде всего потому, что на улицу выбирался мало (лишь по необходимости), а ходил и того меньше (причем достаточно осторожно).
Быстро одевшись в привычную одежду и обувшись в армейские ботинки (по-прежнему оставшиеся настолько удобными, что это сразу привлекло мое внимание), я, подумав, прихватил из сумки для лаптопа все флешки и портативный винчестер с соединительным шнуром (благо теперь я мог не опасаться случайного падения), привычно подхватил посох и, в буквальном смысле, выскочил из квартиры, потратив чуть времени лишь на то, чтобы запереть дверь. Сбежав вниз по ступеням, не дожидаясь лифта, который к тому же мог заклинить в любой момент, я быстро зашагал к остановке маршруток, слегка опираясь на посох.
Город и схемы движения общественного транспорта я знал плохо, не смотря на то, что прожил здесь всю жизнь, -- сам, без маминой помощи, я общественным транспортом все равно никогда не ездил, -- но сейчас, вопреки обыкновению, времени на дорогу у меня было с избытком, ведь двигался я как вполне здоровый человек (на то, что это могут заметить соседи, мне было откровенно плевать, к тому же я ни с кем не общался настолько близко, чтобы он стал присматриваться ко мне, встретив на улице). Прежде чем звонить в институт, -- рассчитывая на встречу с нужным мне преподавателем не сегодня, так завтра, -- я посмотрел в сети оптимальный маршрут передвижения общественным транспортом от своего дома до Политеха (и парочку запасных на случай пробок и форсмажора вроде поломавшейся маршрутки) и теперь цепкая память опытного мага-универсала легко держала рисунки карт с прочерченными маршрутами перед моим мысленным взором. Денег у меня было всего ничего, но уж на дорогу общественным транспортом до Политеха и обратно их хватало с приличным запасом.
Поездка в маршрутках и метро с толчеей во время пересадок не доставила мне никакого удовольствия, но, заглянув в пространство «сосуда», я убедился, что энергия все это время буквально текла рекой, вливаясь в артефакт бесчисленными тонкими струями. Это сразу подняло мне настроение, в полной мере примирив с толчеей, прежде всегда раздражавшей меня. Погружаться в пространство сосуда я не спешил, напротив, по свойственной магу привычке, постоянно осторожно следя за своим окружением с помощью пассивных магических приемов и восприятия эмоций и мыслей окружающих, -- благо амулет и посох облегчали обе задачи практически до полной тривиальности. Следил я конечно не столько за обычными людьми (они, даже если это были преступники, были для меня не опасны), сколько старался вовремя заметить проявления чужой магии, -- верный признак возможный неприятностей. Однако за всю дорогу я ничего не обнаружил. Впрочем, это значило лишь, что искомого не было в зоне моего восприятия (какой она была в тот момент).
В самом Политехе мало что изменилось с тех пор, когда я был там последний раз. Знакомый корпус, где я несколько раз побывал с мамой, когда ездил на консультации к этому же преподавателю, готовясь к его экзамену; знакомые коридоры, даже аудитория, куда я заглянул на всякий случай прежде, чем звонить по телефону, и где обнаружил искомого преподавателя, -- была знакомой, той самой, где он консультировал меня. Легкое усилие воли, направленное на управляющий центр «сосуда» и артефакт, видимым только мне полупрозрачным серым лучем, втянул в себя «слепок» души преподавателя прежде, чем он заметил меня. В этот момент я мог бы просто уйти, -- я уже получил то, что было нужно мне прежде всего, -- но я решил все же пообщаться с преподавателем, раз уж мы договорились встретиться, одновременно изучая «слепок» его души. Мне самому, каким я был раньше, конечно было бы не под силу использовать возможности «сосуда» таким образом, но знания, умение и опыт создавшего его мага (вместе с развитостью души и силой воли) это вполне позволяли. Было у меня подозрении, что на домашнем компьютере столь опытного и высококлассного специалиста по защите информации (что автоматически подразумевало и умение взломать защиту) и ее поиску в сети найдется очень много такого, ради чего вполне стоит рискнуть и провернуть первый трюк с одержимостью. Тем более, что наличие амулета, надежно завязанного на меня, в том числе магией веры, открывало новые возможности, упрощая эту задачу. Поэтому я шагнул в пустую аудиторию, опираясь на посох так, как делал это прежде, когда приходил сюда же на консультации.
Мы поздоровались, разговорились. К счастью преподаватель, вопреки обыкновению, не спешил слишком сильно и моей простенькой «легенды» оказалось вполне достаточно, чтобы не только объяснить мой приход, но и заинтересовать его, -- все таки он помнил меня как лучшего студента в моей группе, искренне заинтересованного и восхищенного его предметом. Тем временем я, пользуясь навыками мага и возможностями управляющего центра «сосуда», -- которым его создатель мог найти куда более широкое применение, нежели кто либо еще, -- быстро анализировал память «слепка» души преподавателя. К счастью, в моем распоряжении был именно «слепок» души и я мог воспринимать ее воспоминания через него – с ее собственной точки зрения. Это позволило мне сразу отделить важное (для моих задач) от все более и более второстепенного с той же легкостью, с какой это мог бы сделать мой собеседник, обладая моими знаниями и навыками (полученными мной из «слепка» души мага).
Я не ошибся, на домашнем компьютере преподавателя действительно имелось довольно много созданных им самим программ-инструментов и разного рода заготовок, облегчающих его работу во всей (весьма обширной) области его профессиональных интересов. Воспроизвести все это, пользуясь лишь «слепком» души, было, естественно, возможно, но потребовало бы от меня долгой, рутинной (с точки зрения полученного «слепка» души) и очень напряженной работы, проделать которую я не имел возможности по простой и банальной причине, -- во время этой работы нужно было дать мозгу и телу нормальную пищу, на которую у меня просто не было денег (я мог просить у сестры и дяди, но делать этого мне совершенно не хотелось, особенно, имея возможность поступить по другому). Поэтому я решил рискнуть, тем более, что все наиболее ценные наработки хранились, в том числе, и в виде исходного кода (для дальнейшей модернизации, или использования по частям для каких-то новых задач), соответственно места занимали совсем немного. Прихваченных мной носителей должно было вполне хватить, чтобы прихватить вместе с ними всю инструментальную цепочку для их компиляции, привычную их создателю; огромную коллекцию библиотек, собранных из разных источников, и справочную литературу, -- плюс какую-то часть готовых программ-инструментов (прежде всего, для взлома, и поиска информации в сети), -- это в свою очередь позволяло сразу резко упростить и ускорить решение основной задачи (за счет использования ресурсов сети на том уровне, на котором их мог использовать специалист подобного класса), одновременно решая, по крайней мере частично, проблему нехватки денег: с теми знаниями и навыками, что имел полученный мной «слепок» души, прилично зарабатывать, работая дистанционно, -- через сеть, -- и даже не тратя при этом все силы и свободное время (которые понадобятся мне для решения других задач), не выглядело большой проблемой (с точки зрения того же «слепка»), как и задача остаться незамеченным обладателем его прототипа: для того чтобы обнаружить действия своего двойника, имеющего еще и опыт мага (и, в какой-то мере, моей души, меняющей как собственную манеру действий мага, так и его самого), ему нужно, как минимум знать, что этот двойник существует, да вдобавок знать еще и то, каким образом он получен и какими свойствами обладает. Всего этого он не будет знать в любом случае так, что от него скрыть свою деятельность в сети я смогу, а от его коллег и подавно (все же все те, кто знал его достаточно близко, чтобы заподозрить появление двойника сильно уступали ему уровнем). С этой мыслью, убедившись (все так же, -- с помощью пассивного магического и ментального восприятия), что близко никого нет, я сделал стремительный и плавный скользящий шаг к своему собеседнику.
Помня мою неуклюжесть (а он ее действительно помнил, я специально проверил эти воспоминания в «слепке») и видя как я вошел в аудиторию тяжело опираясь на посох, он никак не ожидал этого. Движение свободной рукой, словно метнувшей ему в лицо щепоть невидимой пыли, произнесенные шепотом слова, и мой собеседник застывает в полной, абсолютной неподвижности, -- простейшие чары надежно сковывают человека, не привыкшего сопротивляться магии (не важно, сотворенной, или природной, которая является фоном в большинстве миров с развитым магическим искусством, -- которой на Земле то ли нет, толи ее очень мало). Движение к собственному горлу, опять беззвучные слова заклинания и пальцы, легко раздвинув кожу, извлекают крупный сапфир в форме граненой сферы. Короткое заклинание почти мгновенно исцеляет рану. Еще одно короткое движение рукой со сложенными щепотью пальцами, которые держат сапфир, опять слова того же заклинания и камень легко погружается в то же место, но теперь уже в чужую плоть. Легкое усилие воли, направленное на управляющий центр «сосуда» и душа преподавателя застывает рядом с собственным «слепком» во внутреннем пространстве артефакта, -- похожая, но все же иная, несущая волю и разум, сейчас усыпленные магией «сосуда». Магия артефакта исцеляет плоть одержимого прежде, чем успевает выступить кровь. Уже его ладонь накрывает рану, губы шепчут слова заклинания, исцеляя ее.
Вот и все. Тело преподавателя под моим полным контролем. Никаких видимых следов случившегося нет. Душа преподавателя усыплена и надежно усыплена и скована магией артефакта, созданной, чтобы удерживать таким же образом души сильнейших магов и магических существ разной природы, развитые неизмеримо больше. Я сейчас воспринимаю происходящее через «слепок» души преподавателя, в буквальном смысле ставя себя на его место, так, что со стороны его движения и поведение выглядят такими же, как прежде. В то же время я контролирую и собственное тело, несмотря на то, что не могу использовать для этого магию артефакта. Зато она настолько упрощает и облегчает контроль тела одержимого (которое я ощущаю как свое собственное), что я вполне могу сосредоточить необходимую часть внимания и волевых усилий на контроле своего тела, пользуясь опытом и навыками мага.
Мне очень повезло с моим посохом и амулетом-четками. Оба артефакта завязаны на меня, поэтому они тянутся к моему духу в «сосуде». Вдобавок четки, как и «сосуд», помимо прочего, -- артефакт-аккумулятор. Поэтому я могу использовать «принцип подобия», чтобы установить связь между двумя артефактами. А наличие у четок собственного источника энергии делает связь стабильнее и гарантирует, что она не исчезнет из-за разрядки амулета. Вдобавок в этой связи присутствует магия веры, созданная мной за годы владения амулетом (хоть я этого и не знал), поэтому отследить, или разрушить этот канал связи непросто, даже зная о его существовании.
Конечно управлять подобным образом еще одним телом, одновременно действуя в теле одержимого так, чтобы никто ничего не заподозрил, -- весьма непросто, -- но ничего сложного с его помощью я делать и не собираюсь. На то, чтобы довести свое тело домой уже знакомым маршрутом, делая пересадки и в нужный момент расплачиваясь за проезд, опыта и мастерства мага (полученного из «слепка» его души) хватит с избытком. Зато в теле одержимого я могу действовать совершенно свободно, пользуясь магией «сосуда», которая специально создавалась для решения таких задач. А восприятие происходящего через «слепок» его души позволит мне без труда проделать все, что собирался делать преподаватель, прежде чем отправится домой, точно так же, как это мог сделать он сам.
Мы распрощались. Перед этим я передал преподавателю свои флешки и портативный USB-диск, попросив сбросить на них те материалы, которые он сочтет нужным. Он кивнул и уложил их в свою сумку, а я вышел из аудитории и отправился домой, вновь двигаясь как здоровый человек и лишь слегка опираясь на посох, -- кроме одержимого сейчас моим духом преподавателя здесь не было тех, кто мог помнить меня как инвалида. И даже если бы все это время за нами было кому наблюдать, он бы никогда не заподозрил, что двумя телами говорящих друг с другом людей управляют один и тот же дух, разум и воля.
Выйдя в собственном теле из аудитории, в теле одержимого я вновь уселся за один из компьютеров и вернулся к работе, от которой отвлек его мой приход. Через какое-то время в аудиторию один за другим заглянули несколько студентов и мне снова пришлось отвлекаться, чтобы консультировать их, или дать задания для самостоятельной работы. Затем, привычно глянув на наручные часы, я отправился не пару для вечерней смены студентов, которой преподаватель ждал перед моим приходом. Пара оказалась вполне рутинной и мне ни разу не пришлось даже на мгновение задумываться о том, что и как делать.
Затем я отправился домой, зная, что там никого нет. К счастью так оно и оказалось (хотя стопроцентной уверенности у меня в этом не было), и ничто не помешало мне спокойно и вдумчиво скопировать всю необходимую информацию с домашнего компьютера одержимого на имеющиеся портативные носители, и столь же тщательно удалить следы этого в логах сторожевых программ и в любых других местах где могло сохраниться хоть что-то. Затем, вернув в сумку свои флешки и диск, я еще какое-то время работал с компьютером, выполняя ту работу, которую одержимый намеревался сделать сегодня, придя домой. Наконец, выключив компьютер, я поужинал, искупался под душем, -- позволив привычкам одержимого направлять мои действия точно так же, как они направляли его собственные в привычной и знакомой обстановке, -- и завалился спать, выставив будильник на привычное время подъема.
Утром я мельком столкнулся с женой и сыном одержимого, но это не принесло каких-либо неожиданностей и проблем, -- все было привычно и знакомо. Затем я отправился на работу, одновременно выведя из дому собственное тело, которым управлял с помощью магической связи со своим амулетом-четками. Мне пришлось выждать какое-то время, пока одержимый вновь не остался один в одной из аудиторий, затем я привел туда собственное тело и за пол минуты проделал все то, что уже проделывал вчера, но теперь в обратном порядке, -- причем большую часть этого времени заняла передача информационных носителей. Одновременно я воспользовался магией артефакта, чтобы оставить одержимому часть памяти об одержимости (выбирая те моменты, когда я вел себя точно так же, как повел бы себя он сам), и приемами ментального воздействия, чтобы состыковать все это в его памяти в целостную картину.
Затем мы распрощались, пожелав друг другу всего наилучшего, и я, пользуясь памятью «слепка» его души, отправился разыскивать тех преподавателей Политеха, чьи специальные знания и навыки были мне необходимы, -- если уж я все равно здесь и большинство из них тоже, я не видел причин откладывать это на потом. Благо мой знакомый преподаватель читал хоть что-то практически на всех факультетах и был так, или иначе знаком со всеми стоящими специалистами на каждом из них, -- обладая природным любопытством, ясным, тренированным умом и очень развитой интуицией, он удивительно легко отличал профессионалов своего уровня от всех остальных практически в любой области.
Найти мне удалось многих, хоть и не всех, что, впрочем, не имело значения, поскольку изучение памяти каждого полученного «слепка» души обнаруживало какое-то количество имен специалистов в разных областях, чьи слепки душ мне были так же необходимы. Не с кем из тех, кого мне удалось найти я даже не заговаривал, просто проходя мимо, так, что все прошло удивительно легко и с очень неплохим результатом. Чуть сложнее было разве что на радиотехническом факультете, где я когда-то учился, -- некоторые преподаватели, чьи «слепки» душ были мне необходимы, помнили меня как студента-инвалида, -- но последствия этого ограничились только тем, что с ними я, во-первых, здоровался, а во-вторых, при встрече начинал тяжело опираться на посох. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы не вызвать никаких подозрений, ведь во время учебы здесь я ходил с тростью.
Закончив этот своеобразный забег по корпусам Политеха, который занял на удивление мало времени, я расположился на скамеечке в парке КПИ и какое-то время активно анализировал память полученных «слепков» душ, пользуясь одновременно их восприятием и знаниями и мастерством мага, чтобы найти информацию о тех специалистах, чьи «слепки» душ мне необходимы, чтобы дополнить их знания и навыки, и составить своеобразный список их имен и мест, где их можно найти, привлекая к себе как можно меньше внимания, -- рассортировав их при этом одновременно по важности и доступности. Список получился большим. Сразу становилось понятно, что сбор этих «слепков» душ – задача не на один день и даже неделю, или месяц. К тому же, мне предстояло очень много ездить и по городу, и по стране, и, что хуже всего, по всему миру. Это сразу возвращало меня, прежде всего, к необходимости избавиться от статуса инвалида первой А группы (чтобы иметь возможность самостоятельно покупать билеты и ездить по стране без сопровождающего лица); и, как следствие, к необходимости самостоятельно зарабатывать.
Пользуясь знаниями имеющихся «слепков», я быстро составил достаточно четкий план того, как это можно сделать, не привлекая к себе внимания и не оставив никаких следов в компьютерных базах данных, которые действительно оказались защищены и организованы гораздо хуже, чем «очень плохо» (теперь, имея в своем распоряжении «слепки» душ нескольких специалистов, которых привлекали для первоначальной разработки задачи, -- но де для ее воплощения, поскольку их мастерство и работа стоили слишком дорого для тех, кто желал «сэкономить» большую часть денег в свою пользу – я знал это наверняка), но решил отложить его воплощение до тех пор, пока не закончу сбор «слепков» в городе. Завтра можно будет получить пенсию и, если экономить на еде и побольше передвигаться пешком (а я вполне мог себе позволить и то, и другое), то на разъезды общественным транспортом, которых не удастся избежать, этих денег мне вполне хватит, а на то, что я стал передвигаться как здоровый человек, обращать внимания просто некому, -- в данном случае проблемы с общением, которые у меня были всю прежнюю жизнь, сильно упростили ее теперь.
Мне настолько понравилось собирать коллекцию «слепков» душ людей, обладающих множеством интереснейших, удивительных (иногда – уникальных знаний и навыков), -- образующих, тем не менее, часть гигантского (еще более невероятного целого), -- что мне совершенно не хотелось отвлекаться от этого занятия на что-либо без крайней необходимости (при этом я вполне сознавал, что эта страсть принадлежит одновременно тому, что осталось в моей нынешней душе от прежней и тому, что я взял для нее из «слепка» души мага, -- что заставило меня мысленно улыбнуться). Вот когда для «продолжения банкета» придется поездить по стране и отсутствие инвалидности станет совершенно необходимым (как и более серьезные деньги), я и займусь решением этих задач. А пока можно продолжить начатое имеющимися средствами. Тем более, что вчера я (невзирая на то, что управлял своим телом отнюдь не самым простым и удобным способом) зашел в магазин, а затем приготовил себе весьма неплохой ужин из простых и дешевых продуктов, остаток которого съел на завтрак, так, что сейчас я еще не был голоден (все же маг был настоящим мастером готовки в походных условиях и мог прокормить себя абсолютным минимумом чего-либо съестного, если готовил это самостоятельно).
С этой мыслью я легко поднялся со старой дубовой лавке, видевшей не одно поколение студентов Политеха, и зашагал по одной из дорожек парка к ближайшей автобусной остановке, при каждом шаге левой ногой слегка опираясь на посох, но ставя его не перед собой (как делал это раньше, когда посох был нужен мне, чтобы удержать равновесие), -- сбоку, наклоняя его вперед так, чтобы запястье было прямым, что наиболее комфортно. Пользование общественным транспортом теперь тоже не было для меня проблемой (как и очень многое другое, относящееся к разным областям технических знаний и навыков), ведь многие преподаватели КПИ, чьи «слепки» душ имелись в моем распоряжении, были стеснены в средствах не меньше, чем я (пусть по несколько иным причинам) и привыкли передвигаться по городу именно общественным транспортом, за много лет обретя настоящее мастерство в экономии при этом как времени, так и денег.
До конца дня мне удалось заполучить еще несколько «слепков» душ, -- на сей раз преподавателей Киевского Университета, -- а затем я поехал домой, радуясь, что живу в районе Академгородка: многие из тех, чьи «слепки» душ были мне необходимы, жили в соседних домах и работали в разных НИИ, до которых я мог спокойно дойти пешком, сэкономив таким образом деньги. Дома я переоделся, ополоснулся под холодным душем, приготовил себе простой, но достаточно вкусный ужин из купленных вчера продуктов, а затем засел за свой лаптоп, взявшись за развертывание системы защиты, программ-инструментов для поиска информации в сети и инструментальных цепочек для компиляции, желая побыстрее привести в рабочее состояние остальные программы-инструменты, прихваченные мной с домашнего компьютера преподавателя в виде исходного кода. Просидев допоздна за лаптопом, рабочий стол которого к тому времени разительно изменился (как и состояние операционной системы, которая, кщастью, не успела реально устареть благодаря откровенному «затыку» в создании принципиально нового компьютерного «железа», наступившему в последние годы), я справился с этой задачей и, отключив компьютер, завалился спать с чувством выполненного долга.
Ставить будильник мне было не нужно, -- одной из очень ценных и чрезвычайно необходимых в его работе особенностей души мага (тщательно им развиваемых) было тонкое чувство времени. Я проснулся очень рано, ополоснулся под холодным душем (от чего остатки сна мгновенно исчезли), приготовил себе скудный завтрак и, быстро одевшись, направился на почту за пенсией. Только войдя в почтовое отделение я вновь начал опираться на посох так, как делал это прежде, -- все же, здесь меня хорошо знали. Простояв полтора часа в очереди, я все же получил пенсию и, поблагодарив кассиршу, вышел на улицу, тяжело опираясь на посох, где сразу перешел на легкий шаг и отправился к ближайшему пункту продуманного вчера маршрута.
Многие НИИ в Академгородке или были режимными всегда, или их сделали таковыми относительно недавно (почему, толком никто не знал, но это ничего не меняло), однако в часть из них попасть было все же можно, особенно если иметь возможность придавить вахтера ментальным воздействием, а остальным встречным с его же помощью отводить глаза (иначе в своем камуфляже и с посохом в руке я бы привлек слишком много внимания), -- это было значительно проще, чем ради нескольких «слепков» душ снова возиться с одержимостью. В паре не режимных институтов все прошло настолько легко, что я, плюнув на излишнюю осторожность, начал обходить все подряд по составленному мысленно списку, разыскивая тех, чьи «слепки» душ мне были необходимы, судя по мнению их коллег, чьи «слепки» у меня уже были. В конце концов, мне нужно было всего лишь на мгновение оказаться рядом с ними, что упрощалось еще и тем, что «рядом», в данном случае, означало, -- в пределах действия магии артефакта, имеющей довольно большую сферическую зону досягаемости, да вдобавок не замечающей материальных преград (впрочем как и магических, -- не взирая на их силу и природу, -- которых здесь, впрочем, не было).
Таким образом за один день я покончил с обходом институтов, не найдя только тех, кого не было на рабочих местах по той, или иной причине. Зато из памяти сделанных «слепков» душ их коллег я узнал почему их нет на месте и еще нескольких смог перехватить вечером, когда они возвращались домой. Затем, зайдя в магазин и закупившись такими же дешевыми и простыми продуктами (из которых, тем не менее, можно было приготовить довольно неплохую еду), я вернулся к себе домой и после ужина снова засел за компьютер, занявшись подготовкой компиляции самых необходимых программ-инструментов, имевшихся у меня в виде исходного кода. На этот раз, закончив работу, я не стал выключать лаптоп, просто запустив к компиляцию, после чего завалился спать.
На следующий день я встал еще затемно. Это позволило мне перехватить нескольких сотрудников окрестных институтов на выходе из дому, пополнив свою коллекцию новыми «слепками» душ. А затем я снова поехал в Университет, где и провел остаток дня, разыскивая преподавателей разных факультетов и кафедр. ВУЗы удобны тем, что туда, как правило, можно войти не скрываясь, -- поэтому я, как и планировал, вначале воспользовался этим, пополняя свою коллекцию наиболее доступными «слепками». Вечером я вновь посидел за компьютером, подготовив компиляцию еще одной программы.
Так продолжалось какое-то время, пока мне удалось заполучить в свою коллекцию все намеченные «слепки» душ преподавателей киевских ВУЗов. Затем я начал объезжать институты, поджидая нужных людей неподалеку от входа, либо, если это оказывалось не эффективным, используя ту же тактику, что и в НИИ Академгородка. В крайнем случае, если здание действительно было режимным и имело камеры наблюдения и прочие системы безопасности, я пользовался одержимостью, беря под контроль первого же сотрудника, которого удавалось поймать в подходящий момент (то есть в отсутствие свидетелей и слежения), а затем уводя собственное тело в ближайшее спокойное место на «удаленном контроле».
Все эти разъезды по городу и «охота на людей» (пусть и вполне безобидная) не мешали мне каждый вечер проводить за компьютером так, что к тому времени, когда моя задача в городе была выполнена, и мне понадобилось ехать в другой город, следуя намеченному плану, моя инвалидность давно прекратила свое официальное существование, а на банковском счету (без которого было не обойтись, беря по сети заказы на разработку и поддержку сайтов и систем безопасности для них) у меня было вполне достаточно денег на предстоящие дорожные издержки. Все это время я постоянно был на людях и «сосуд» быстро заполнялся энергией, несмотря на минимальную интенсивность ее «откачки», -- как я и рассчитывал, перенаселенность нашего мира сказывалась в полной мере. Постепенной я начал впитывать энергию по мере возможности, сжимая ее своей волей и накапливая в своей душе в таком «спрессованном» состоянии. Кроме того, часть энергии я прессовал, оставляя ее во внутреннем пространстве артефакта, создав своеобразный пьедестал под ногами своей души в его геометрическом центре: довольно толстый диск, диаметром повторяющий переплетение лент управляющего центра «сосуда», сияющий сапфирово-синим светом. По мере добавления в него новых порций энергии, когда мне удавалось в достаточной степени спрессовать ее усилием воли, он не увеличивался в размерах, но становился все вещественнее и ярче. Эти постоянные упражнения позволяли мне развивать свою душу, одновременно улучшая навыки прямого управления энергией.
В других городах все происходило примерно так же, как и в моем родном Киеве. Новыми для меня стали, разве что, сами переезды да проживание в гостиницах (дешевых, но достаточно комфортных), которые я находил, пользуясь памятью «слепков» душ множества научных сотрудников – завсегдатаев различных форумов и научных конференций. Впрочем, и к тому и к другому я очень быстро привык, и все это превратилось в рутину. Мой лаптоп по-прежнему всегда был со мной, поселившись в своей сумке вместе с прочим ее содержимым, так, что мои клиенты, на которых я работал через сеть, моих переездов не заметили. А для нужных в дороге вещей мне очень пригодился отличный камуфляжный рюкзак армейского типа: прорезиненный и весьма вместительный несмотря на небольшие размеры (за счет того, что имел единое внутреннее пространство, не разделенное перегородками и два больших кармана-подсумка на «молниях» внизу по бокам). Купленный когда-то мамой по моей просьбе в дополнение к моему комплекту камуфляжа (хотя тогда я не мог никуда ездить сам и, реально, он был мне не нужен), он был очень удобен, имел упругую анатомическую спинку с отличной вентиляцией, два мягких поясных клапана с узкой тесемкой-поясом на застежке «трезубце» и мягкие широкие лямки с парой пластиковых скоб спереди для подвеса дополнительных принадлежностей и с такой же узкой тесемкой на «трезубце» соединяющей лямки на середине груди (причем подрезиненной, что делало ее еще комфортнее). Закинув его за спину и застегнув пояс и нагрудную застежку я почти сразу забывал о нем, настолько комфортно он лежал за плечами. С сумкой было намного сложнее, но тут помогли навыки мага, -- он имел немалый опыт ношения сумок с инструментами, зельями, алхимическими ингредиентами, предметами для ритуалов и всем прочим, что могло понадобиться магу-универсалу, -- гораздо более громоздких и неудобных, чем моя сумка с лаптопом (причем умел с таким грузом бегать, прыгать, прятаться от противника и активно колдовать, сражаясь за свою жизнь).
В подобных разъездах прошло достаточно много времени, за ходом которого я совершенно не следил, сосредоточившись на выполнении поставленной перед собой задачи и работе программиста и системного администратора в сети, которая приносила мне необходимые деньги. Просто в какой то момент я понял, что в пределах родной страны я свою задачу выполнил, точно так же, как до этого сделал то же самое в родном городе. Обдумав проблему выезда заграницу, активно пользуясь при этом памятью и мировоззрением «слепков» душ, я пришел к выводу, что выбираться за границу стоит только пользуясь одержимостью, -- не потому, что это стоило дорого (такие деньги у меня уже были), -- основной проблемой было оформление виз и прочих необходимых документов. Многим из те, чьи «слепки» душ уже имелись в моем распоряжении, сделать это было принципиально проще, чем мне, особенно если поездка была запланированной и целью ее была очередная научная конференция (а ведь именно они интересовали меня в первую очередь).
Придя к такому выводу, я поехал в Киев, где не был уже давно (ведь мне не было нужды возвращаться после каждой очередной поездки), вернулся домой и засел за компьютер, -- готовить расписание научных конференций и съездов на ближайшее время с именами тех их участников, чьи «слепки» душ у меня уже были. Потратив на его подробную проработку несколько дней, я наметил первую цель, и уже привычно отправился на встречу с нужным мне человеком, которой он не заметит. Он был преподавателем, поэтому улучить момент для того, чтобы сделать его одержимым, мне удалось достаточно быстро. Затем я отправился дальше уже по его делам, используя захваченную «сосудом» душу как «слепок» (более свежий, чем тот, что у меня уже был) позволяющий мне поставить себя на его место и действовать соответственно; одновременно ведя свое тело домой.
К счастью, связь с моим амулетом не имела ограничений по дальности и, когда одержимый уехал на конференцию, на ней это никак не сказалось. Гораздо сложнее было одновременно заниматься его делами и продолжать работать в сети, чтобы обеспечить пропитанием свое тело. Эту активность я сразу свернул до минимума (насколько это позволяли уже взятые на себя обязательства), поскольку столь активных разъездов за свой счет, как раньше, в ближайшее время не предвиделось, а значит, денег нужно было меньше. Кроме того, всю эту работу я сдвинул на ночное время, что никого особо не удивило, днем оставляя тело отсыпаться и освобождая внимание для занятий делами одержимого. Тем не менее это оказалось серьезной тренировкой и для моей души и для приобретенных навыков.
Заполучить нужные «слепки» душ на этот раз оказалось в чем-то легче, а в чем-то сложнее. Многие из них я заполучил почти сразу, -- во время самой конференции, -- но дальше вновь проявил себя «эффект» паутины и мне пришлось очень крепко подумать над тем, за какой ее конец потянуть в первую очередь, чтобы получить наибольший результат с наименьшей затратой усилий и, главное, в конце концов, размотать всю «паутину» связей, учитывая еще и то, что большинство новых «слепков» душ будут добавлять к ней еще какую-то часть.
Возвращаться домой не имело смысла, -- я размышлял лишь над тем, кого стоит сделать одержимым для решения моей задачи, -- поэтому я оставил одержимому большую часть воспоминаний (в которых не было ничего необычного) и, с помощью ментальных манипуляций подкорректировал остальные. После чего переместил «сосуд» в новое тело, а прежний одержимый отправился по своим делам, не подозревая, что он только что проделал с одним из своих коллег. Добиться этого незаметно и не вызвав подозрений окружающих было весьма непросто (ведь с помощью «сосуда» я мог контролировать только одного одержимого), но навыки и опыт мага, и более активное, чем прежде, использование приемов ментального воздействия позволили проделать все это быстро и достаточно легко, -- благо никого из его коллег радом не было.
С этого момента моя жизнь превратилась в сложную череду «прыжков» вместе с «сосудом» из одного тела одержимого в другое. Определять следующую цель так, чтобы максимально сократить количество этих «прыжков» (многие из которых проделать было намного сложнее первого) и осуществлять незаметно сами перемещения артефакта было настолько сложно, что по сравнению с этим непрерывное управление собственным телом с помощью магической связи (ранее казавшееся сложным) и калейдоскоп отрезков чужих жизней, которые приходилось проживать, занимая место одержимых, отступили на второй план. Это было утомительно и сложно, но помимо все новых «слепков» душ, пополнявших мою коллекцию, я приобретал опыт, который постепенно придавал мне все большую уверенность в том, что доведись мне заниматься тем же уже в магическом мире, охотясь за «слепками» душ магов и высших адептов магических орденов (или тех адептов, кто действительно знает и умеет больше других) я буду знать, что и как делать. Конечно, там будет магия и действовать придется по-другому, но приобретенные навыки скрытности во время перемещения артефакта, слежения за обстановкой и приведения в надлежащее состояние воспоминаний одержимых так, чтобы они ничего не заподозрили, пригодятся мне в любом случае. К тому же, высокотехнологические системы безопасности и слежения (которых заграницей было куда больше, чем на Украине) создавали немало специфических проблем, которые мне приходилось решать уже самому, лишь частично привлекая опыт мага, и в куда большей степени пользуясь знаниями и опытом специалистов нашего мира, чьи слепки душ уже заполняли пространство «сосуда» несколькими большими прямоугольными колоннам (сгруппированные по областям знаний) плечом к плечу, как солдаты римских легионов. Энергия, все это время вливавшаяся в артефакт рекой от толп окружавших меня людей, к тому времени не переполнила его только потому, что я продолжал изо всех сил прессовать ее, накапливая и в собственной душе (насколько это было возможно), и в своем сверкающем «пьедестале», ставшим куда более вещественным, чем все остальное во внутреннем пространстве артефакта.
Наконец наступил момент, когда я, пользуясь одновременно знаниями и мировоззрением множества своих «легионеров» (как я мысленно называл полученные «слепки» душ) я пришел к выводу, что моя задача в этом мире выполнена. Конечно, нельзя объять необъятное, но самое ценное из того, что можно было собрать за обозримый промежуток времени, было уже собрано в «сосуде». Придя к такому выводу, я проделал, давно ставшую для меня рутинной, процедуру смены одержимого и отправился домой, причем прямо в Киев, -- взяв под контроль одного из преподавателей КПИ, возвращавшегося с очередной конференции.
В Киеве я привел свое тело на вокзал и встретил одержимого, вновь переместив «сосуд» из тела в тело, как только это стало возможно. Вернувшись домой я занялся сбором информации в сети, пользуясь давно развернутыми на моем лаптопе программами-инструментами (многие из которых я за прошедшее время не раз обновил, или усовершенствовал сам) и объединенным знанием моих «легионов», -- изучая и запоминая то, чего мои «легионеры» не знали, но считали нужным узнать. При этом я беззастенчиво ломал любые базы данных и хранилища информации, изучая секретные разработки, -- теперь, выполнив основную задачу, я уже мог себе это позволить.
Так прошел еще почти месяц. Одновременно я занимался тем, чем следовало заняться давно, но прежде у меня не было времени, -- слиянием «слепков» душ. В результате «слепки» душ специалистов более высокого уровня в той, или иной области объединяли в себе действительно существенные части слепков душ многих своих коллег, становясь на вид более материальными, вещественными. А те «слепки», которые был ценны, но несли в себе лишь узкоспециальные, частные, или второстепенные знания, -- напротив, меркли, становились почти прозрачными (при этом несколько «слепков» вполне могли занимать один объем, -- и чем прозрачнее они были, тем больше могло их там уместиться, -- что сразу сильно сократило площади, занимаемые «легионам»), а некоторые вовсе исчезли, освободив место во внутреннем пространстве артефакта.
В последнюю очередь, уже завершив этот процесс, я вновь создал «слепок» своей души, а затем создал копии «слепков» «легионеров» (которых вполне можно было считать легатами), объединивших в себе знания в нескольких основных, на мой взгляд, областях науки нашего мира: математике, физике, химии, биологии и системном анализе. Затем я поместил эти копии в одну точку со «слепком» своей души, как когда-то уже делал с копией со «слепка» души мага и, пользуясь управляющим центром «сосуда» начал добавлять «слепку» своей души новые части, взятые из копий «слепков» легатов. Вопреки моим опасения эти новые элементы, -- представлявшие собой массивы знаний, связанные с ними навыки и особенности душ, -- присоединялись к «слепку» легко так, словно их там всегда не хватало, впрочем, скорее всего так и было (ведь я всегда стремился изучить все это, -- не имея такой возможности, -- а маг, в своем мире, всегда изучал то, что представляла из себя там наука, с не меньшим интересом, чем магию, при этом прекрасно понимая, что все эти знания зачаточны и неполноценны). К тому же, теперь (в отличии от прошлого раза) я с самого начала пользовался всем мастерством и опытом мага, как и собственным опытом объединения «слепков» душ, приобретенным за время планомерного уплотнения моих «легионов», -- поэтому на сей раз процесс шел и легче, и быстрее и одновременно эффективнее.
Ориентировался я, как и в прошлый раз, прежде всего, по восприятию происходящего и самого себя с точки зрения изменяемого слепка. К моему удивлению, никакого конфликта мировоззрений не произошло: то, что осталось в исходном «слепке» от моей собственной души, стало своеобразным мостом от научно-технического понимания мира (ставшего удивительно глубоким, многогранным и, как следствие, полноценным) к знаниям и восприятию мага-универсала, признающего роль науки, не применяющей магию, как отдельного способа познания. По мере модификации «слепка», его восприятие становилось полнее и совершеннее, создавая ощущение внутреннего комфорта, который дает душе и разуму полнота знаний. Никаких сомнений в том, что такая модификация, -- лучшее решение для меня, -- как и в прошлый раз не возникло.
Самым сложным вновь оказалось отследить ассоциативные цепочки воспоминаний, связанные с какими-то специальными знаниями, навыками, или столь же специфическими свойствами души их обладателя. Тем более, что на сей раз таких цепочек было неизмеримо больше. Мне помогли имеющийся опыт, стремление к конечному результату (ставшее чуть ли не абсолютным), возможности управляющего центра «сосуда» и то, что во внутреннем пространстве артефакта я не испытывал ни голода, ни усталости.
В конце концов, я справился и с этой задачей, временами казавшейся непосильной, и, со всем возможным тщанием убедившись, что полученный результат – именно то, что мне нужно, вновь запустил с помощью управляющею центра «сосуда» процесс модификации собственной души в соответствии с выбранным слепком (предварительно сделав еще один «слепок» своей души и поместив его рядом со «слепком» души мага и первым «слепком» своей души). Как и в прошлый раз, я с интересом и растущим удовольствием следил за изменением восприятия окружающего и самого себя во время всего процесса.
Когда он наконец завершился, я понял, что испытываю нечто очень близкое к абсолютному внутреннему комфорту. Конечно, в магии и науке оставалось бесконечно много непознанного, но теперь мне было с чего начинать. Очень многое я мог познать сам, еще больше – извлечь, или вывести из обрывочных и неполных знаний, добытых тем, или иным способом (что в магическом мире приходилось делать еще чаще, чем в этом с его государственными и корпоративными тайнами и понятием авторского права). А на крайний случай у меня есть «сосуд», -- куда может уместиться еще множество «легионеров», даже без учета возможности их уплотнения и удаления тех, которые будут не нужны, -- и я могу вновь начать охоту за «слепками» душ уже в магическом мире, расширяя таким образом свои знания, умения и возможности.
Улыбнувшись этой мысли, я покинул внутреннее пространство артефакта и потянулся к нижнему ящику стола, где у меня хранилось все, что использовалось в памятном ритуале. В этом мире мне делать нечего. Остаток своего существования, сколь бы долгим он не оказался, я предпочту провести в другом мире (или мирах). К тому же после активного взлома и изучения множества секретных файлохранилищ и баз данных меня вряд ли оставят в покое. Конечно я мог бы маскировать свои действия куда более тщательно, но тогда действовать пришлось бы удручающе медленно. Я с самого начала планировал сразу после этого перебраться в магический мир и действовал так, чтобы успеть это сделать. Теперь, нужно прежде всего разобраться, что именно произошло во время того ритуала, затем определить координаты и создать точечный прорыв грани, используя принцип «подобия и разделения».
На изучение всех составляющих ритуала, а затем и его самого, но проведенного иначе, -- с целью исследования, а не получения результата от воздействия вызванных сил (в чем создатель «сосуда», к счастью, имел большой опыт и обладал завидным мастерством), ушло еще несколько дней. Затем, используя полученные результаты и знания и навыки мага я довольно долго вычислял относительные координаты его мира и параметры для прорыва грани, изведя немало бумаги, -- хотя мне неожиданно сильно пригодился компьютер и несколько небольших программ, быстро написанных специально для этой цели: все же в этих расчетах было много от обычной математики, планиметрии и стереометрии.
Разобравшись с этой задачей, я собрал все вещи, сильно связанные со мной все в той же ванной (отсюда создать прорыв грани было проще всего, -- ведь однажды он уже существовал здесь) и тщательно раскинул в тесном помещении сложное и мощное плетение, наполнив его энергией Хаоса из кристалла моего амулета и привязав к «сосуду». Конечно, прежде всего, нужно было уничтожить мое тело, посох и амулет, -- их оставлять здесь было нельзя в любом случае (слишком сильно они были связаны с моей душой, где бы она ни находилась), -- но одежду и другие вещи тоже лучше было уничтожить, причем так, чтобы напрочь перекрыть помехами место, где будет создан точечный прорыв в мир, где я собираюсь жить: на Земле я так и не заметил признаков присутствия магов, но когда ни будь они вполне могут появиться и здесь (например придя из какого-то другого мира по той, или иной причине), и оставлять им любые свои следы я не хочу совершенно.
Лучший способ решить обе эти задачи – сжечь все, что необходимо уничтожить пламенем первородного Хаоса. Раскинутое мной плетение так и называется -- Пламя Хаоса. Оно сработает в тот момент, когда «Сосуд души» исчезнет из этой комнаты и сожжет все, что находится внутри, заодно создав такие искажения в магическом фоне, что обнаружить что-либо будет уже невозможно.
Улыбнувшись этой мысли, я встал на колени и начал чертить сложный, витиеватый узор толстым черным маркером прямо на кафельном полу. Опыт и навыки мага позволили мне проделать это быстро, легко и, пожалуй, даже артистично. Закончив эту работу и отбросив в сторону маркер, я встал в центре узора лицом к западу (положение сторон света маг умел чувствовать не хуже, чем время суток) сжимая посох двумя руками и упершись им в пол перед собой – в символ-ключ начерченного узора. Я снова был в своих старых валенках и коричневом махровом халате, подпоясанном тонким белым трикотажным поясом. На груди под халатом лежал кристалл четок-амулета, приятно согревая мне кожу. Сейчас два моих артефакта, созданных в этом мире, впервые послужат мне в полную силу (заодно сыграв роль символов разделения в отношении «Сосуда души», созданного в другом мире), а затем будут бесследно уничтожены буйством Пламени Хаоса.
Я начал читать заклинание и с каждым беззвучным словом древко посоха в моих руках разогревалось все больше. Кристалл амулета на груди нагревался еще быстрее, причем не равномерно, а рывками. С последним произнесенным словом в воздухе передо мной вспыхнула белая искра и «Сосуд души» с непреодолимой силой рвануло к прорыву грани – сработал «принцип подобия» затягивая артефакт в родной мир. Избегая боли от рвущего мою плоть камня, я тут же скользнул во внутреннее пространство «сосуда» и дальнейшее развитие событий наблюдал уже на полупрозрачном экране, окутавшем управляющий центр артефакта. Камень легко прорвал плоть и устремился к прорыву грани, а мое тело начало падать. В последний момент, обернувшись назад, я, уже через прорыв грани успел увидеть ярчайшую вспышку – сработало Пламя Хаоса. Мгновением позже прорыв грани исчез бесследно. Я был уже в другом мире.
В том, что нахожусь там, куда собирался попасть, я убедился быстро, -- ведь лаборатория мага, который создал «сосуд», в каком то смысле была и моей: я знал ее до мельчайших деталей и смог бы легко отличить даже от очень похожих (например в параллельных мирах). К тому же на небольшой подставке у стены лежал точно такой же камень, как тот, в котором находилась моя душа, -- лишившись своей страховки от неудачных экспериментов, хозяин лаборатории быстро изготовил ей замену не жалея усилий и средств (я бы на его месте поступил точно так же). К тому же в нише рядом с подставкой стояла вторая часть этой самой страховки: голем, облаченный в свободную серую (цвет магов-универсалов) мантию мага с широкими рукавами и глубоким капюшоном-клобуком, скрывающей его очертания. Тем не менее, стоило мне воспользоваться возможностями «сосуда» чтобы, во-первых, проникнуть взглядом под эту мантию, во-вторых – ощупать скрытое ею ментальным и магическим восприятием, я немедленно убедился, -- это тот самый голем. Другой такой вряд ли существует не только в этом, но и в других мирах: слишком сложен, дорог и необычен.
Дальше я не медлил ни секунды, понимая, что маг уже знает о прорыве грани и появлении инородного объекта в его лаборатории. Конечно я мог бы подождать, проявив уважение гостя, но мне хотелось встретить его, уже обладая телом. К тому же, так будет проще отбиваться, если по какой-то причине мы все таки не договоримся. Это было мало вероятно, но я предпочел подстраховаться и, с помощью возможности артефакта подобной телекинезу (до этого державшей его в воздухе) направил камень под клобук серой мантии. Мгновение и он скользнул к тому месту, где у живого существа была бы межключичная впадина. Полумрак под мантией не помеха взору с помощью артефакта: круглое углубление, в него вставлен диск-амулет с восемью алмазами, ограненными подобно сосуду, в центре амулета отверстие под еще один такой же камень. Снова переместить «сосуд», вжимая его телекинезом в предназначенное ему отверстие. Легкий щелчок и камень встает на место. Привычным усилием воли я покидаю внутреннее пространство артефакта и вижу мир глазами голем.
Тело голема оживает. Живое дерево и металл приходят в движение, смыкаясь над диском амулетом с алмазами и сапфиром «сосуда» в центре. Миг и я готов к бою. Тело из разных видов дерева и металла, обладающих собственной магией и иными необычными свойствами, переполнено энергией и силой. Магия в нем течет легко и свободно, как недоступно живым существам. Я ощущаю драконью плоть – источник магии и многих возможностей: частью она внутри, поддерживая и скрепляя тело, частью снаружи позволяя ощущать так, как это доступно дракону. Внутри себя я чувствую сосуды своей алхимической системы. Многие из них сейчас хранят зелья и запасы реагентов буквально на все случаи жизнь, которые я в любой момент могу использовать множеством разных способов. Внутренности дракона, соединяя части этой алхимической установки делают все это живым – подвластным моей воле и разуму и доступным моим ощущениям. Ощущать такое необычно, но я знаю, как это можно использовать. Еще я чувствую немало амулетов высокой силы и качества, встроенных в мое тело: столь же обширный набор, созданный опытным магом универсалом для борьбы за собственную жизнь при неизвестных условиях против заведомо сильнейшего противника. Сейчас они часть системы, -- я могу использовать их вместе с магией моего тела и возможностями алхимической установки, -- но я могу вынуть их и заменить другими, или добавить новые. Точно так же я могу частично разобрать свое тело, как тело обычного голема, переделать, починить его или собрать как-то иначе, добавляя новые возможности. Я чувствую на талии пояс, на котором с одной стороны висит походная сумка мага-универсала, а с другой – сумка мага-артефактора для наладки и ремонта големов, с инструментами и запчастями. Между ними пристроились подсумки со всевозможным мелким инвентарем и расходными материалами, которые могут понадобиться для самых разнообразных чар с учетом моих собственных возможностей. Еще я чувствую на теле под мантией нечто вроде паутины ремешков к которой крепятся разные амулеты. Честь прикреплена такими же ремешками к моим ногам и рукам. Лоб тоже перехвачен ремнем с несколькими амулетами. Собственно, свободные мантии и глубокие клобуки магов этого мира издавна предназначены именно для того, чтобы скрывать их арсенал амулетов. Тот набор, что есть у меня, сам по себе позволяет проделать очень и очень многое, но создавался он все же как часть возможностей моего тела и с учетом остального снаряжения. Но главный мой артефакт, -- это посох: длинный, в мой рост, из гладко полированного дерева зеленовато-золотистого оттенка. В каменный пол он упирается наконечником из золотисто зеленого металла, а на верхнем конце сверкает прозрачный, как чистейшая вода, камень размером с очень крупное яйцо и яйцевидной же формы, прикрепленный к посоху нижним – тупым концом. Я вслушиваюсь в магию посоха: она беззвучно гудит, словно басовая струна. Сколько в нем сосредоточено силы, сколько вложено разных возможностей, сколько искусства и мастерства потребовало его создание. Инструмент и оружие мага с которым может сравниться только мое тело голема. В этом теле, с посохом в руках, я могу спокойно потягаться с магом куда сильнее, нежели их создатель. С этой мыслью я шагнул из ниши, привычно опираясь на посох и, сделав еще несколько шагов, встал посреди помещения лаборатории, повернувшись лицом к дверям.
Я терпеливо ждал появления мага, застыв в абсолютной неподвижности, что вполне естественно для голема, его тело состоит из живого металла, дерева и драконьей плоти. А маг что-то не торопиться выяснить, кто захватил одно из лучших его творений. Что, впрочем, неудивительно. Он наверняка понял, что камень, вынырнувший из разрыва грани миров – тот самый, созданный им, «Сосуд души», исчезнувший и из этой лаборатории по неизвестным ему причинам: магию проведенного мной ритуала, основанную на первозданном хаосе, он наверняка не смог отследить в его бесконечных искажениях. Маг знает, что в «сосуде» был слепок его души, а значит, тот, чья душа обитает в нем, знает и умеет не меньше его самого. К тому же, воспрепятствовать захвату тела голема он не успел, а сражаться с собственным творением при таких обстоятельствах для него почти верная гибель. Но, в конце концов, он все же придет сюда, чтобы вступить в переговоры, рассчитывая на то, что ресурсы башни и лаборатории, где я сейчас нахожусь, помогут ему уровнять соотношение сил, -- так поступил бы я сам.
Поэтому я подожду. В теле голема это совсем не сложно. Ему не свойственны лишние эмоции (в том числе и нетерпение), -- это абсолютное спокойствие искусственного существа передается даже моей душе, находящейся внутри сосуда, как и свойственное голему ощущение непоколебимости. Это не самоуверенность, способная сыграть злую шутку, а способность стоять до конца, что бы ни происходило. Ее всегда придают тяжелым оборонительно-штурмовым големам, предназначенным для ближнего боя. Мое тело относится именно к этому типу големов. Оно выше ростом любого обычного человека, значительно шире и при этом очень массивно, что никак не сказывается на доступной ему ловкости и быстроте движений (у големов они не зависят от массы и габаритов так, как у обычных живых существ). Мои руки и ноги тоже очень массивны, -- при этом они пропорциональны туловищу. Если я сожму руку в кулак, получиться нечто вроде молота, способного крушить камень и сминать прочнейший металл, но мои массивные пальцы чрезвычайно подвижны, что позволяет плести чары, вырезать сложные мелкие руны, или делать тонкие амулеты с гораздо большим успехом, чем я мог бы делать все это человеческими руками. Мои массивные длинные ступни имеют несколько гибких сочленений, позволяющих легко удерживать равновесие даже в очень сложных условиях, но заканчиваются они всего двумя большими прямоугольными пальцами, которых более чем достаточно, чтобы, например, с легкостью взобраться по канату, или на вертикальный каменный склон с минимумом трещин и выступов. В отличии от обычных големов, мое восприятие двойственно. На лице, под глазами голема (круглыми линзами из зачарованного стекла невероятной прочностью) находятся драконьи глаза, -- с их невероятно острым зрением, имеющим множество необычных свойств, -- скрытые в толще живого дерева и металла, надежно защищающего их и способного раскрываться, подобно вертикально расположенным векам, в случае необходимости. По бокам головы, -- рядом с ушами голема, не имеющими выступающих частей, -- в толще живого дерева и металла (тоже способного расходиться, в случае необходимости, но, в этом случае, -- образуя круглые впадины) скрыты слуховые органы дракона, укрытые очень прочными серыми мембранам, похожими на мембраны крыльев. Плоская металлическая пластина, прикрывающая ту часть моего лица, где у человека расположен нос, способна открываться двумя узкими вертикальными щелями, за которыми расположены драконьи органы обоняния. Кроме того я могу дохнуть из них драконьим, либо алхимическим пламенем, или дымом, которым могу придать очень много различных свойств. Точно так же я могу дохнуть изо рта, но этот процесс будет несколько отличаться, как и дальность выдоха и свойства дыма и пламени, которые я могу выдыхать. Кроме того наличие драконьей плоти в горле и носовых щелях позволяет мне выдыхать магию (причем не только в виде различной энергии, но и очень сложных структур), как способны это делать драконы. Обычно големы не имеют ни языка, ни зубов, но у меня они есть, -- драконьи зубы (в этом облике только их часть) и длинный узкий драконий язык (раздвоенный на конце), позволяющий мне ощущать невероятное разнообразие вкусов и запахов, и тем же способом, не менее тонко воспринимать разнообразную магию.
Обычно универсальных оборонительно-штурмовых големов не оснащают встроенным оружием, лишь снабжая их умением владеть любым обычным оружием этого мира. Мое тело тоже это умеет, причем в данном случае оно способно, в определенном смысле, действовать самостоятельно (хотя никакого подобия разума оно не имеет и полностью управляется душой, обитающей в «сосуде»): его задача, -- защищать себя, пока маг творит заклинания. Но в отличие от обычных големов такого типа встроенное вооружение у него как раз есть. Это позволяет придать ему магическую мощь и множество необычных возможностей столь сложного искусственного тела.
В предплечьях обеих рук скрыты механизмы метателей, стреляющих арбалетными болтами (способных выпускать их с огромной точностью и начальной скоростью, по одному, или очередью), -- при этом живое дерево и металл на верхней стороне предплечья расходятся и верхний болт в обойме выдвигается из руки. Боезапас каждого метателя всего десять болтов, но это тоже немало. К тому же это тело обладает навыком очень быстро переснаряжать их без участия души и разума. Один из кошелей на моем поясе, -- точнее, объемный пенал из прочной и жесткой кожи, -- содержит большой запас цельнометаллических арбалетных болтов (даже оперение выполнено в виде тонких металлических пластинок с канавками на плоскостях) из металла не только прочного, но и восприимчивого к разного рода магии, которую можно на него одинаково легко как наложить, так и снять, но только имея прямой контакт с ним: дистанционно повлиять на эту магию, или сами болты из такого металла, напротив, чрезвычайно затруднительно. Сейчас кожаный пенал с боезапасом полон, оба стреломета снаряжены, но болты пока не зачарованы, -- я вполне успею это сделать в случае необходимости.
С нижней стороны в моих предплечьях скрыты довольно широкие и длинные (насколько это позволяют габариты массивных рук голема) обоюдоострые лезвия мелко волнистой формы (с «идеальной кривизной» каждого волнистого изгиба и кромками как у лезвия японской катаны, -- очень эффективными при режущих ударах), но с прямыми треугольными остриями, сходящимися до почти игольной остроты (при достаточно большой толщине). Выдвинутые сквозь расходящуюся щелью плоть голема из живого метала, дерева и драконьей плоти, в боевом положении они соединяются с запястными суставами (вместо кистей, которые становятся неподвижными), что позволяет вращать этими клинками с куда большей быстротой и легкостью, чем если держать их в руках, -- не рискуя при этом выронить оружие, или позволить выбить его. Соединение запястных суставов можно мгновенно переключать с кистей на выдвинутые клинки, так, что, улучив момент в драке, можно успеть сделать жест, необходимый для плетения заклинания, а затем вновь сделать финт клинком, отражая вражеский выпад (или плести заклинание, двигая одними кистями, одновременно сражаясь клинками, зафиксированными в одном положении, лишь иногда меняя его), -- в то же время можно еще и стрелять, поскольку механизмы стрелометов никак не связаны с тем, что приводит в движение клинки и запястья рук. Кроме того в каждом моем предплечье скрыт еще один механизм: барабан с тонкой и очень гибкой цепью из которого сделаны клинки. Цепь тщательно зачарована так, что может вести себя скорее как змея, или щупальце, несущее на конце клинок. Вместе с защелками, в нужный момент отсоединяющими клинки от рук голема, этот механизм позволяет использовать клинки на средних дистанциях, вначале метнув, а затем, контролируя с помощью зачарованных цепей, которые очень сложно повредить оружием, или магией. Этот механизм очень полезен, если к противнику трудно приблизится, а болты для стрелометов закончились, или их нужно экономить. Клинки сделаны из того же металла, что и болты для стрелометов, а зачарованные цепи позволяют поддерживать наложенные на них чары, или изменять их даже во время дистанционного боя, используя для этого все разнообразные возможности моего тела.
Еще, помимо встроенного оружия, и, естественно, посоха (которым его создатель, на момент создания доставшегося мне «сосуда», умел виртуозно владеть не только как магическим инструментом, но и как обычным оружием, которым очень удобно отбиваться, оказавшись в окружении врагов) у меня есть жертвенный кинжал, покоящийся сейчас в литых металлических ножнах, покрытых сложным узором сдерживающих и защитных знаков и рунных заклятий. В ножнах его удерживает специальная механическая защелка довольно сложной конструкции, -- очень надежная, но позволяющая мгновенно извлечь кинжал, если правильно нажать на нее. Сделан кинжал не хуже, чем мой посох, и обладает не меньшей силой, -- с поправкой на специфику его назначения. Как и посох, это, прежде всего, не оружие, а инструмент мага, хоть и менее универсальный. Он необходим в ритуалах, основа которых – принесение жертвы. Прежде всего, тогда, когда в жертву нужно принести кого-то, или что-то, способное сопротивляться этому (создавший «сосуд» маг отнюдь не был сторонником таких ритуалов и старался избегать их, но стремился знать и уметь все; и если в его руках оказывался опасный и сильный враг, которого все равно нельзя было оставлять в живых, он не колеблясь приносил его в жертву с той, или иной целью, чтобы его отнятая жизнь не пропала даром, -- поэтому и в данной области он имел большой опыт и обладал немалым мастерством), вот в таких случаях и приходила на помощь магу могучая и очень агрессивная магия (которую нужно было еще суметь держать под контролем), вложенная им в этот кинжал. Именно эта агрессивность его магии делала жертвенный кинжал очень эффективным оружием в схватке двух магов на ближней дистанции, способным пробить практически любую защиту и выпить силу и жизнь противника, передав ее своему владельцу, или, если это происходило во время ритуала, -- перелив их в его магию. При этом, не смотря на всю мрачность его назначения, жертвенный кинжал не был чем-то плохим, или злым, хотя бы потому, что его качество и сила позволяли резко уменьшить ценность жертвы, необходимой для достижения конкретного результата. Результат жертвенной магии зависит от трех вещей: совокупной ценности жертв, мастерства приносящего их мага, и качества инструмента, которым приносятся жертвы. Учитывая качество этого жертвенного кинжала и мастерство его создателя (доставшееся мне из «слепка» его души) в данной области магии, во многих случаях в качестве жертвы мне достаточно было нанести жертвенным ножом рану своему телу-голему, несмотря на то, что устранить последствия большинства травм такого рода (кроме, разве что, самых серьезных) для меня не составляло труда и не требовало ремонта голема, позволяя либо положиться на его естественную регенерацию (очень сильную, благодаря магическим свойствам оживленного металла и дерева, и наличию плоти дракона), либо использовать магию трансмутации, которую применяли для ремонта големов маги-артефакторы, создавшие их в этом мире. Сейчас ножны с жертвенным кинжалом были подвешены к моему поясу под мантией, удобно устроившись у меня на животе между двумя подсумками. В случае крайней нужды выхватить его, сунув руку под мантию через широкий рукав, -- дело мгновения. Создавший сосуд маг имел немалый опыт не только ритуального, но и боевого применения подобного оружия. Впрочем, я был уверен, что до этого не дойдет. Пусть кинжал покоится в ножнах, надежно усмиряющих его агрессивную магию, до тех пор, пока нужно будет провести какой ни будь достаточно ритуал для достижения благой цели, жертва в котором, благодаря этому клинку, может стать вполне безобидной (либо все той же травмой, нанесенной самому себе, либо чем-то вроде капли крови некого живого существа, пролитой во время ритуала без особого вреда для него).
А на роль обычного кинжала, -- что в простом ритуале, что для вырезания рун, изготовления амулетов, черчения по земле, или царапания по камню; или просто для того, чтобы что-то порезать, например, готовя еду, -- вполне сгодятся драконьи когти, скрытые в пальцах рук. Я в любой момент могу выдвинуть их (полностью, или частично) простым усилием воли, и они могут служить очень хорошим оружием в ближнем бою, тем более, что плоть дракона (и его мозг, находящийся в голове голема и ставший частью искусственного мозга, оживленного магией) помнят наилучшие способы рвать ими любого врага (или разрывать магию, если враг бросает заклинание). Еще четыре драконьих когтя, скрытые в пальцах ног тоже могут служить оружием, но прежде всего они позволяют легко взобраться на любое препятствие, в которое их можно вонзить, -- а противостоять когтям дракона может мало какой материал.
Все же готовясь к возможной драке, я мысленным взором осмотрел энергетику своего тела. На энергетику обычного оборонительно-штурмового голема она была похожа очень мало. Вернее, эта стандартная энергетика с ее узлами и связями присутствовала, как основа всего остального. Ее поддерживало множество энергетических узлов разной природы и насыщенности. Часть из них были связаны со встроенными сейчас в тело амулетам, часть – с природными магическими свойствами разных видов оживленного металла и дерева и теми структурами, которые они образовали в теле голема; еще часть, -- со сложной алхимической установкой, заменившей ему внутренности; и наконец очень многие энергетические узлы, структуры и потоки энергии были связаны с драконьей плотью, ставшей частью тела голема. Благодаря ей, в подпитке от «сосуда» этот голем не нуждался (хотя артефакт занял место главного энергетического центра), -- в определенном смысле он был скорее живым существом с чрезвычайно сложной энергетикой (способной черпать силу из множества разных источников), чье тело сейчас активно вливало энергию в «сосуд», ни мало не слабея от этого. Если не упоминать более экзотические способы получения энергии (вроде впитывания доступной энергии стихий и разных видов магической энергии), этот голем мог есть и пить практически все, что можно было затем разложить с помощью его внутренней алхимической установки на ценные, нейтральные, или малоагрессивные (в сравнении с надежностью самой установки и защищающей ее магии) компоненты с выделением некого количества энергии так, что список пригодного для этой цели был поистине впечатляющим. Впрочем, это не мешало мне в случае необходимости направить энергию из «сосуда» в тело голема, причем в очень больших количествах, -- число и возможности различных энергопроводящих и преобразующих энергию структур в его теле (материальных и нематериальных) поистине впечатляло. Я мысленно улыбнулся: с такой поддержкой потенциал голема мог скачком возрастать в разы, что очень расширяло его возможности (именно потому, что они и так были весьма велики).
В этот момент мои размышления прервало появление мага. Он еще не вошел в лабораторию, но я почувствовал его приближение, как только он направился сюда, -- несмотря на защиту башни и лаборатории, подчиняющиеся магу, и сейчас глушившие мое восприятие. Я даже не шелохнулся (в теле голема это было просто и максимально естественно), продолжая терпеливо ждать. Затем тяжелая, толстая дверь, -- из темного дерева с глубоко врезанными в него рунами, скрепленного широкими полосами металла и массивными гвоздями с рунами на каждом из них и на полосах металла между ними, -- наконец медленно приоткрылась, впуская в лабораторию высокую (хоть и ниже моего роста) фигуру в такой же как на мне серой мантии с глубоким капюшоном, скрывающей ее очертания, и с таким же посохом в руке. Впрочем, чары на наших мантиях и, тем более, магия посохов сильно отличались друг от друга: мои были подогнаны к возможностям моего искусственного тела, а посох и мантия мага были предназначены для человека. Как и многочисленные амулеты под ней, закрепленные на его теле и магические материалы и инструменты в сумках и кошелях на поясе, -- которые я ощущал достаточно подробно и четко, не смотря на защиту и мантии, и многочисленных амулетов, и чар, наложенных на себя магом.
Несколько мгновений мы рассматривали друг друга из-под скрывающих лица капюшонов, одновременно изучая магию друг друга, насколько это было доступно каждому из нас. Таков был в этом мире древний ритуал встречи двух магов, и мы оба знали об этом. Затем я свободной рукой отбросил на плечи капюшон своей мантии, -- это был знак доверия, -- и поклонился стоящему передо мной магу до середины груди – знак готовности подчинятся старшему и более мудрому, с осознанием равенства, или превосходства своей силы. «Приветствую, мастер», -- произнес я, выпрямившись после поклона (голос голема был глухим, что характерно для таких существ, и рокочущим, -- из-за присутствия в теле плоти дракона, -- но сильным, произносящим слова раздельно и очень четко). Приветствуя мага таким образом, я сразу давал понять, что готов подчинятся и служить ему, но лишь в роли достойной моих возможностей. То есть не просто слугой, а доверенным слугой подмастерьем, прежде всего, -- помощником в лаборатории.
Маг на несколько секунд замер, обдумывая мои слова. Затем свободной рукой тоже стянул с головы капюшон, о открыв хорошо знакомое мне лицо с резкими, аскетичными чертами. Длинные темные волосы были перехвачены на лбу тонким серебряным обручем с несколькими самоцветами, -- хорошо знакомый мне артефакт с большим набором возможностей и немалой силой, который маг сумел заполучить довольно давно. Он молча кивнул мне, отвечая на мой поклон и спокойно прошел мимо меня к письменному столу, стоящему под узким окном-бойницей. Усевшись в высокое жесткое кресло (которое, тем не менее, считал удобным), которое развернул ко мне, он какое-то время внимательно смотрел на меня, не говоря ни слова, -- я при этом остался стоять на том же месте, все так же опираясь на посох, и лишь развернувшись лицом к магу (что было вполне естественно – неподвижность не утомляет голема и ему нет нужды садится, чтобы сэкономить силы, или обеспечить себе комфорт), -- затем произнес: «Говори».
Мне не требовалось уточнять, что он имеет ввиду, ведь большая часть души мага стала частью моей собственной души (в нынешнем ее состоянии). Маг был согласен принять мою службу (иначе отказался бы сразу, или просто атаковал меня, стремясь использовать эффект неожиданности), но желал знать кто я, откуда, как заполучил созданный им «сосуд», как появился в этом мире и чего хочу достичь здесь (и получить от него самого). Я готов был ответить предельно подробно, достаточно хорошо зная своего собеседника, -- скрывать от него мне было нечего и незачем. Чтобы сделать это быстрее и дать магу возможность чувствовать мои мысли и связанные с ними эмоции, я не стал говорить в слух, а воспользовался функцией «сосуда», в общих чертах напоминающей телепатию, -- прямым общением душ через управляющий центр артефакта.
Но даже так мой рассказ занял достаточно много времени. Несколько часов в лаборатории (на материальном уровне) не происходило вообще ничего. Я не произнес вслух ни слова и был совершенно неподвижен, неотрывно глядя в глаза своему собеседнику блестящими круглыми линзами глаз. Маг тоже замер в кресле почти неподвижно и пристально смотрел на меня. Затем он спохватился, ненадолго прервав мой рассказ и отправил короткий ментальный приказ за пределы лаборатории. Вскоре дверь почти бесшумно открылась и в лабораторию вошла служанка, -- молодая крепкая девушка с отличной фигурой, бархатной загорелой кожей и простоватым, но приятным лицом, -- несущая серебряный поднос с чайным сервизом на одну персону и выбором сладостей к чаю.
Я мысленно улыбнулся. Служанку звали Рут. Она была одновременно служанкой, кухаркой и любовницей мага (причем в постели была не менее хороша чем в умении вкусно готовит, а вести домашнее хозяйство просто любила и совсем не тяготилась этим). Достаточно хорошо зная и служанку и мага, я был уверен, что если я стану служить ему, то он совершенно не будет против, если я тоже буду развлекаться с Рут (естественно, признавая его первенство в праве на любые ее услуги). Откровенно говоря, планируя свое переселение в этот мир, я с самого начала рассчитывал на это так, как вести жизнь монаха я однозначно не собирался (с меня вполне хватило вынужденной жизни одинокого онаниста, которую я вел на Земле), а общаться с малознакомыми девицами в борделях было не лучшим решением для слуги сильного и опытного мага, за знаниями и собственностью которого охотились в этом мире многие.
Самое интересное, что для того, чтобы удовлетворить половое влечение, -- исходящее, прежде всего от моей души (тело голема не могло генерировать его, но могло переходить в соответствующее состояние по прямому приказу души благодаря своему сложному устройству и наличию в нем живой драконьей плоти, -- источника, в том числе, и впечатляющей половой энергии), -- мне не нужно было даже менять тело (что в свое время окончательно примирило меня с перспективой существовать в нем неограниченно долгое время). Маг, создававший его для себя, был ценителем и женской красоты, и постельных утех, -- поэтому предусмотрел отличный способ удовлетворять эти свои желания, если ему придется таки воспользоваться «сосудом» и телом голема. Гениталии голема, естественно, как и все остальное, создавались искусственно и, как и все его тело, имели весьма сложное устройство. Живой металл, прикрывающий ту часть тела, где могли бы быть гениталии, мог разойтись вертикальной щелью, выпуская гибкий выдвижной фаллос (пропорциями соответствующий телу), состоящий из живого металла, дерева и драконьей плоти. Его форму, длину и толщину можно было варьировать в широких пределах по мере необходимости. Кроме того, как и тело голема, он мог «выворачиваться» так, или иначе от чего на поверхности оказывался то, или иной из составляющих его материалов, или какая-то их комбинация. Более того, пенис мог разделятся на два, позволяя в одиночку обеспечить партнерше одновременно обычный и анальный секс (например, из доставшейся мне памяти мага, я точно знал, что Рут это очень нравится и ее хозяин часто проделывал нечто подобное в человеческом теле, пользуясь для этого магией). А еще на первом этаже башни имелась небольшая конюшня на пару лошадей и принадлежащие магу лошади: две красивые, крепкие кобылки – рыжая и гнедая. Причем я точно знал, что, если я буду его слугой, маг не будет возражать, если я буду развлекаться еще и с ними (более того, он будет рад, поскольку это избавит его от необходимости периодически творить сложные материальные иллюзии, только для того, чтобы снять сексуальную неудовлетворенность своих лошадок и сделать их более покладистыми перед очередной поездкой). Сам маг подобным не увлекался, но будучи человеком глубоко прагматичным был чужд ревности в чистом виде (в отличии от большинства людей) и поведет он себя соответственно. Естественно, общаюсь с Рут мне придется проявлять осторожность, но не больше, чем очень крупному и сильному мужчине: тело голема велико и массивно, но отнюдь не так тяжело, как можно подумать, если посмотреть на него, а его огромную силу я могу контролировать с филигранной точностью (прежде всего, пользуясь возможностями самого искусственного тела и вложенными в него способностями). С лошадками еще проще, -- им сила и вес моего тела только доставят удовольствие во время близости. Я даже ездить на них смогу без проблем не слишком их утомляя. Обычные оборонительно-штурмовые големы специально создавались в расчете на такую возможность (мало ли что может пригодиться на войн), более того, в них вкладывали умение обихаживать лошадей, управлять верховой лошадью и править повозкой, и мое тело не было исключением. А еще я точно знал, что Рут – любительница всего нового в смысле постельных утех и точно не откажется от близости со мной ни во одной из трех основных форм, которые может принять это тело. Лошади мага тоже приучены ко всему и близость со мной не будет для них чем-то особо необычным, -- а вот для меня она чрезвычайно желанна (даже больше, чем близость с Рут).
Пока я размышлял обо всем этом, строя примерные планы на ближайшее будущее (сильно повышающие мне настроение), маг отпустил служанку, налил себе чашку чаю (зеленого и очень высокого качества, судя по его запаху), взял с подноса большое пирожное и вновь посмотрел на меня, показывая, что готов слушать дальше. Мне он ничего не предложил, но я и не ожидал этого. Я голем и не испытываю жажды и голода. Я могу поглощать пищу, извлекая из нее энергию, но это лишь одна из доступных мне форм ее получения, причем далеко не самая эффективная. Благодаря наличию в моем теле драконьей плоти, я могу оценить аромат и вкус пищи (как и ощущать окружающую среду подобно дракону), если захочу этого, но для меня это лишь абстрактное удовольствие без которого я вполне могу обойтись и, в отличии от секса, в данном случае я с удовольствием воспользуюсь этим. В дальнейшем мне наверняка не раз придется составлять магу компанию во время трапезы, сопровождая его в путешествиях и выдавая себя за живое существо (пусть и магическое, и, возможно, не из этого мира), насколько это позволяет одна из основных форм этого тела. Но сейчас в этом не было необходимости.
Повинуясь молчаливому приказу мага, я возобновил свой рассказ, продолжив его тем же способом. Чтобы изложить все до конца мне понадобилось много времени, но маг слушал меня с неослабевающим вниманием, уже ни на что не отвлекаясь (чай и сладости он поглощал мимоходом, даже не замечая этого). Когда я закончил свой рассказ, он лишь молча кивнул и надолго задумался, по-прежнему глядя на меня. Во время своего рассказа я максимально открылся так, что не верить мне, или сомневаться в моих мотивах у него не было причин, -- тем более, что для общения душ был использован им же созданный артефакт (который он не мог не опознать со стопроцентной уверенностью), -- именно поэтому я предпочел подобный способ общения.
Мне хотелось как можно быстрее договориться с магом и просто жить в этом мире, наслаждаясь новым состоянием души, новым телом, знаниями, мастерством и личной силой (слагаемой из того же мастерства, силы души и магических возможностей тела) помимо которых мне не нужно было ничего. Разве что новые знания, умения и мастерство, -- как и моему собеседнику. Захватывать башню мага и занимать его место мне не хотелось совершенно, хотя я мог это сделать и мы оба хорошо это знали. Помимо занятий магией, исследований и опытов, а так же поиска новых знаний иными доступными способами магу приходилось постоянно заниматься множеством иных дел: выполнением заказов, оказанием различных услуг, участием в различных приемах, встречах и прочих формах политической жизни города и страны со всеми ее интригами, грызней и натравливанием своих союзников на врагов, чтобы сделать чужими руками очередное грязное дело, приносящее кому-то еще некую толику власти. Маг был достаточно богат, чтобы не брать заказы ради денег, -- хотя иногда по разным причинам были нужны крупные суммы денег и тогда он изменял этому правилу, быстро зарабатывая их, -- но он не мог позволить себе не принимать заказы сильных мира сего и не оказывать им те услуги о которых они просили. Разумеется, при этом всегда приходилось выбирать, какие услуги оказывать, а какие нет, от кого принимать, или не принимать заказы, тем самым занимая в тот, или иной момент сторону одной из многочисленных сил в бесконечном противоборстве правителей и знати разных стран этого мира, магических орденов (и отдельных, особенно сильных магов), храмов и монастырей с их клириками и монахами и покровительствующими им богами и иными высшими силами. Он не любил заниматься этим, но вынужденно приобрел уже немалую сноровку и опыт, ставшие частью его души, причем она была одной из тех ее составляющих, что не стали частью моей. Поэтому я не хотел заниматься всем этим даже в той степени, в которой это нравилось делать магу. Меня вполне привлекало место его слуги, но отнюдь не его самого. И я знал, что он понимает это. Я достаточно хорошо знал мага (присоединив к собственной большую часть его души), чтобы не сомневаться в этом.
Естественно, как своему слуге он вполне мог рано, или поздно приказать мне сделать для него что либо незаконное, но при том соотношении сил, что существовало между нами (и которое наверняка сохранится, если мы будем работать вместе) я буду волен выбирать, подчиниться мне, или нет. В крайнем случае, я просто уйду, -- возможно даже за грань, в другой мир, -- служа магу и не создавая личных связей в этом мире, я буду свободен от любых обязательств перед кем либо кроме него, что даст мне, в случае чего, максимальную свободу выбора. Больше ничего на такой случай сделать я все равно не смогу. К тому же, многое из того незаконного, что маг может поручить мне, я буду даже рад выполнить. Например добыть «слепки» душ магов ради их знаний и мастерства, не смотря на весь возможный риск. На мой взгляд, ничего незаконного в этом нет. С тем же успехом я могу поучаствовать в ритуале, создании заклинания, амулета, зелья, или чего-то еще, что поможет одному вельможе (или духовному лицу), думающему лишь о преумножении своей власти, уничтожить нескольких таких же тем, или иным способом. Это, пожалуй, цинично, но ничего особо страшного в этом я тоже не вижу. Просто устранять кого-либо по чьему-то заказу маг меня не пошлет, -- это я знаю точно: он никогда не занимался этим и, как следствие, мое тело для этого не приспособлено, а вот потерять его, оставив в руках врагов, напротив – огромный риск. Да и особо мерзкими делам маг не занимался никогда, избегая их всеми средствами (порой, даже невзирая на большой риск). Его мораль в целом совпадала с привычной мне, -- я прекрасно знал это по «слепку» его души --, поэтому конфликтов на этой почве я практически не опасался.
С другой стороны, очень многое из того, что сделать он был не против, или даже очень хотел по тем, или иным причинам, в одиночку он сделать не мог, а вот имея меня в качестве помощника, подмастерья и, одновременно, мощнейшего и многофункционального магического инструмента (которым, по сути, было мое тело, управляемое душой в «сосуде») уже мог бы, приложив определенные усилия (при моей активной поддержке) и это я тоже знал абсолютно точно. Впрочем, как и мой собеседник. Во время своего мысленного рассказа я максимально открылся ему и теперь он знал меня не хуже, чем я его, хоть и получил это знание немного другим путем. Он знал почему и насколько он может мне доверять, что и почему я готов делать по его приказу, а чего делать не буду, как знал и то, что я сделаю в этом случае. Я сделал все возможное для того, чтобы убедить собеседника, не оставляя места для сомнений, и теперь спокойно ждал его решения, не сомневаясь, каким именно оно будет.
Единственным, что могло бы остановить его, был страх иметь рядом более сильного мага (пусть и занявшего место слуги), но мой собеседник, к счастью, был предельно рационален и страх сам по себе для него ничего не значил, как и многие другие эмоции. К тому же мне на руку играла еще одна особенность его психики и мышления, которой он не осознавал, а вот я видел очень ярко, -- все же, по сравнению с моей душой его душа была лишь одной из многих составляющих и я имел возможность воспринимать ее с не свойственной ей точки зрения, которой сам маг не имел, -- он уже воспринимал меня именно как инструмент, пусть разумный (как те же големы), способный требовать для себя чего-то, без чего не может обойтись (как те же лошади требуют ухода, оставаясь при этом для жителей этого мира лишь средством передвижения), непригодный для решения многих задач, которые ему хотелось бы решить с его помощью (что вполне справедливо для многих магических инструментов), -- но все равно лишь инструмент, который маг может использовать в меру своего мастерства (в пределах области его применения и заботясь о нем должным образом, иначе он не будет работать), но которого не может боятся, какой бы силой тот ни обладал. Многие инструменты мага обладают немалой мощью и могут быть очень опасны, -- если маг будет их бояться, он просто не сможет работать. Меня он тоже боятся не будет, как не боится таких инструментов, в этом я был уверен.
Как и в том, что эта же особенность мышления не позволила ему просто воспользоваться «сосудом» и столь тщательно и любовно созданным телом голема для расширения личных возможностей, заставляя ждать случая, -- непреодолимого стечения обстоятельств, которое решит все за него, заставив в конце концов перебраться в искусственно созданное тело, обретя все заложенные в него возможности: он желал оставаться магом, подсознательно не желая становится тем, что воспринимал, как инструмент своего искусства. К тому же, в отличии от меня, он крепко держался за свою человеческую жизнь, всегда бывшую для него более чем комфортной, пусть и не лишенной опасностей и приключений, которых он предпочел бы избежать (и которые тому же голему, -- да еще столь совершенной конструкции, -- было бы перенести куда легче, чем человеку, пусть даже сильному и умелому магу). В этом нет его вины, как нет моей вины в том, что мне в моем прежнем теле было настолько плохо, что существование в «сосуде» стало для меня верхом комфорта, а в теле созданного магом голема и вовсе стало чем-то, о чем я мог лишь мечтать (и активно мечатал с тех пор, как узнал о его существовании). Для меня важно то, что его создатель не будет ни опасаться меня, ни завидовать моим возможностям и магической силе, к которым не сможет приблизиться, пока остается человеком.
Я знал это совершенно точно, как и то, что первой нашей совместной работой (которая займет немало времени) станет создание еще одного голема, -- такого же, как ставший теперь моим телом, -- который займет предназначенное ему место в нише в стене этой лаборатории и будет ждать того несчастного (или счастливого случая), который поможет его создателю наконец переселиться в искусственное тело, обретя всю его мощь. Все необходимое для этого имелось на складах в башне мага (а если чего и не было, то его можно было купить, или достать иным способом), -- главное, что драконьей плоти, добровольно отданной магу погибшим драконом, имелось вполне достаточно для создания не одного точно такого же голема. Хранилась она под воздействием мощного стационарного артефакта с эффектом безвременья так, что прошедшие годы ничем ей не повредил. Конечно, многих органов и составляющих в ней уже не было, но эту проблему может решить трансмутация. Даже те же когти, глаза, или зубы, просто взятые из тела дракона для изготовления моего тела, изменялись тем же способом для придания им нужных размеров.
Еще мне очень хотелось поскорее приступить к созданию собственной библиотеки копированием обширной библиотеки мага в созданные с этой целью алмазные амулеты. Но тут я тоже был вполне спокоен, зная, что маг сам первым делом отправит меня в библиотеку, тем самым, взвалив на меня помимо работы в лаборатории еще и задачи своего личного референта, архивариуса и библиотекаря. Я ничего не имею против. Работать со «слепками» книг с помощью управляющего центра сосуда даже проще, чем с хорошей компьютерной базой данных. К тому же память обитающей в артефакте души поддается контролю куда легче, чем память человека (даже если это опытный маг). Возможность получить все доступные магу знания о его искусстве, которых не было непосредственно в «слепке» его души (просто потому, что нельзя объять необъятное, и отнюдь не все содержимое библиотеки он использовал в своей работе) – вполне достойная плата за эти дополнительные обязанности. Все, что есть в «слепке» души мага я просто не буду копировать: он все равно не заметит разницы, если будет использовать меня как ходячий справочник, который всегда под рукой.
Пока я думал обо всем этом, маг молча размышлял, взвешивая все за и против. Наконец, едва заметно кивнув своим мыслям (как делал всегда, принимая какое-то важное, но неоднозначное решение, и усилием воли отметая все дальнейшие сомнения и размышления на этот счет, -- это умение мага стало еще одной причиной, вынудившей меня проситься к нему в помощники) и снова посмотрел на меня. Затем он спросил меня, чего я хочу за службу, хотя большую часть знал и так – из моего мысленного рассказа. Тем не менее, обычай требовал от него задать этот вопрос отдельно. Я ответил, что, прежде всего, ищу защиты и покровительства мага, какую обычно получает, поступая на службу, доверенный слуга-подмастерье, помогающий магу в опытах. Маг молча кивнул, признавая мое право на эту просьбу. Пусть мое тело и было искусственным, но душа была человеческой и не несла уз порабощения, потому по законам этого мира я обладал правами человека и отвечать за свои поступки перед законом тоже буду как человек. Затем я озвучил сумму, которую хочу получать в качестве платы за службу, -- при этом слегка улыбнувшись: живя в башне мага, да еще в теле голема, тратить деньги мне было не на что, поэтому эта плата была, прежде всего, страховкой на случай возникновения разногласий с магом, позволяющей мне уйти (как я намеревался в этом случае), имея запас денег достаточный, чтобы пуститься в странствия в поисках другого покровителя, или занять место мага в каком-то провинциальном городке, уплатив подати магистрату, сеньору города и казне государства, которому принадлежит лен вместе с городом. Маг тоже понимал это и так же криво улыбнулся в ответ, но кивнул, даже не пытаясь торговаться, -- зная, что обычная плата помощнику-подмастерью мага в этом мире мне известна не хуже, чем ему.
Затем я изложил то, что стандартными уже не являлось, прежде всего, предупредив мага, что намерен искать близости с Рут. На это он лишь коротко кивнул, понимая, что, в данном случае, моя инициатива почти ничего не значит, -- Рут в любом случае затащит меня в свою постель, если я не стану применять магию для самообороны, иначе быть просто не может. Получив, таким образом, молчаливое согласие мага уступить ее притязаниям (чего мне очень хотелось), я быстро изложил еще одну, связанную с этим просьбу, зная, что удовлетворить ее магу не составит труда.
И с Рут, и с лошадьми в конюшне мага мне хотелось общаться не только в этом теле, но, периодически, и в человеческом. Для этого мне необходимо было тело, лишенное души, но живое, чтобы не тратить энергию из «сосуда» на его оживление. Благодаря доставшейся мне памяти мага, я знал, что в башне (в специальных саркофагах-артефактах с чарами безвременья) всегда храниться несколько тел в таком состоянии, -- в основном, принадлежавших тем, кого враги мага посылали или убить его, или пробраться в его башню и узнать, или выкрасть что-либо. Их души были исторгнуты и развоплощены, или использованы тем, или иным способом, которых маг знал очень много. Тела тоже использовались по-разному. Иногда – в опытах и ритуалах, требующих такое тело, но чаще маг на время вселял в них душу Дорна (слуги, выполняющего в башне тяжелую мужскую работу, в том числе обязанности конюха), отправляя его на очередное задание, в котором исполнитель рисковал каждую секунду, а вернуться, выполнив задачу, вовсе не имел шансов. Дорн был потомственным вором и наемным убийцей, уже несколько лет работавшим в этом городе до того, как маг поймал его в своей башне. Моральным уродом и подонком, как большинство его коллег по ремеслу, Дорн не был. Он был, прежде всего, профессионалом, гордившимся своим мастерством (которым действительно превосходил очень многих) и своеобразным кодексом чести, передающимся вместе с этим мастерством в его роду. Маг, проведя для верности ментальное исследование личности пойманного вора, оценил это и предложил ему принести нерушимую, скрепленную высшей магией, клятву верности, или умереть на месте. Дорн выбрал первое, и с тех пор служил магу, выполняя множество заданий по своей специальности (при этом пользуясь тем, что из убитого тела, принадлежавшего кому-то другому, его душа, -- накрепко привязанная к мощному амулету, хранящемуся в лаборатории и запитанному от ее энергетики, -- всегда возвращалась к магу), в промежутках между ними выполняя обязанности слуги и конюха в башне. В магии он разбирался отлично, но лишь с точки зрения своего ремесла, помочь магу в лаборатории он не мог, но тот ценил его за прочие качества, давшие ему огромное преимущество над врагами и конкурентами. Чрезвычайно умелый и опытный в своем деле, не боящийся поимки и пленения, Дорн, которого маг по мере необходимости снабжал самыми изощренными зельями, амулетами и магическими инструментами, стал для него чрезвычайно ценным орудием и оружием, чем был вполне доволен. Ролью слуги, которую выполнял в башне, он тоже не тяготился, регулярно деля с Рут ее постель, к чему маг относился совершенно равнодушно. Больше слуг в башне не было, поэтому жил он спокойно, не имея с кем выяснять отношения. Даже мое появление это вряд ли изменит. Доверенный слуга-подмастерье, это маг, который служит другому магу по той, или иной причине. Он заведомо стоит выше слуг, находясь вне их иерархии. Поэтому слуг в башне по-прежнему будет двое так, что спорить Дорну будет не с кем.
К моей просьбе маг отнесся спокойно, молча кивнув с оттенком явного понимания, проскользнувшим в его эмоциях, -- оказавшись на моем месте, он просил бы о том же самом (для него это было куда важнее, чем для меня), -- и, подумав, даже добавил, что, при желании, я могу пользоваться и телом Дорна ему все равно не привыкать к выходу души из тела и ее пребыванию в стазисе. Затем маг мысленно передал мне образы-ключи от охранной магии саркофагов и помещения, где они хранились, -- после исчезновения из лаборатории камня-«сосуда», маг первым делом перенастроил все охранные чары в башне, так, что все известные мне ключи и управляющие фрагменты давно потеряли актуальность. Я ответил неглубоким, но полным почтения и искренней благодарности поклоном.
Затем я озвучил последнюю свою просьбу, касавшуюся лошадей, принадлежащих магу. Я попросил, прежде всего, разрешения помогать Дорну в конюшне, или вовсе подменять его, выполняя работу конюха, если буду свободен от основных обязанностей. И уже затем, попросил разрешения взять на себя ту роль, ради которой магу иногда приходилось создавать в конюшне материальную иллюзию жеребца очень высокого качества. Эти просьбы мага не удивили, -- из моего рассказа он знал достаточно и о моей жизни на земле, и о моих наклонностях. В ответ он только кивнул, давая понять, что это его не волнует как я, впрочем и ожидал.
Затем еще какое-то время мы обсуждали уже мои обязанности слуги-подмастерья, останавливаясь прежде всего на том, что я делать не буду в любом случае, -- все остальное я согласен был делать в меру своих знаний и умений, или если научусь чему-то новому. Все вместе мы обсуждали не более получаса. После чего маг выдал мне новый набор образов, фрагментов заклятий и магических структур для управления охранными чарами башни, -- что было уже признанием моего положения доверенного слуги-подмастерья, -- и, как я и рассчитывал, сразу отправил в библиотеку – делать «слепки» с ее содержимого с помощью алмазных амулетов. Сам он отправился спать, предупредив меня, что завтра утром мы начинаем готовиться к созданию второго голема, аналогичного тому, который стал моим телом, -- опять же, в точности как я ожидал.
Выйдя из лаборатории и спустившись на один этаж по центральной винтовой лестнице башни, освещенной бестрепетным белым светом магических светильников на стенах, загорающихся при моем приближении, я оказался перед дверью в библиотеку, очень похожей на дверь в лабораторию мага, но защищенной несколько иначе, лишь от проникновения снаружи, а не от прорыва магии изнутри, -- на двери в лабораторию именно эта защита была основной. Аккуратно толкнув дверь, я вошел в большое круглое помещение, занимающее весь этаж башни, которое было бы просторным, если бы не множество прочных, тяжелых полок из темного дерева, упирающихся в каменный свод, с книгами, манускриптами, инкунабулами и свитками, попавшими в библиотеку мага Стенрела в разное время самыми причудливыми путями. Между полками были оставлены лишь совсем узкие проходы (в них было тесно человеку, не то что массивному боевому голлему), сходящиеся к большому письменному столу на тумбах со множеством ящиков, стоящему в центре библиотеки.
Взглянув на все это глазами голема и с высоты его роста я покачал головой. Я знал это помещение из воспоминаний его владельца, для которого оно было все же несколько более просторным. Готовясь углубиться в лабиринт полок и мысленно прикидывая, как бы при этом не зацепить и не толкнуть ни одну из них слишком сильно, я прежде всего слегка сжал древко своего посоха, задействуя часть вложенной в него магии. Великолепный артефакт послушно отозвался на мысленный приказ, сопровождавший движение руки, и стремительно уменьшился до размеров малого лабораторного жезла, почти скрывшись у меня в кулаке. Привычно скользнув рукой с жезлом под мантию через широкий рукав, я закрепил его в специальной петле на поясе, из мягкой, но прочной кожи, а затем вновь просунул руку в рукав мантии. Без посоха работать в библиотеке будет все же несколько удобнее, -- в то же время он всегда под рукой.
С этой мыслью я углубился в лабиринт полок, расположение которых было мне отлично знакомо, как и их содержание. На счет движения в узких проходах мои опасения не оправдались. Я сильно недооценил ловкость и скорость реакции тела боевого голема. Они более чем компенсировали его внушительные габариты. Пожалуй, самому Стенрелу было даже сложнее передвигаться здесь.
На счет того, в каком порядке делать «слепки» различных материальных источников информации, и откуда начинать это делать, думать мне было не нужно. Маг не раз мысленно сортировал свою библиотеку по степени важности, учитывая то, что знал и помнил. Я просто подошел к полке, с которой нужно было начать, и начал выполнять порученную мне магом задачу, руководствуясь им же сделанными выводами и тем, что было доступно мне, после присоединения части «слепка» его души к своей собственной, -- все когда-либо прочитанное магом, или просто виденное им в книгах и свитках, я помнил куда лучше чем он сам.
Легкое усилие воли и граненые алмазы-артефакты в медальоне, в центре которого сейчас находился «сосуд», выстрелили веером видимых только мне алмазно-переливчатых лучей, которые заскользили по полкам, один за другим создавая «слепки» их содержимого. Происходило это столь же стремительно, как и создание «слепков» душ, поэтому, несмотря на размеры библиотеки, времени, выделенного мне магом на создание ее рабочей копии (для использования в лаборатории, со мной в качестве чтеца и библиотекаря) было более чем достаточно.
Большую часть усилий и времени при этом я потратил на то, чтобы определить, с чего можно не делать «слепки», пользуясь вместо них доставшейся мне памятью души мага. Места для слепков в алмазных артефактах пока было более чем достаточно (как и в «сосуде»), но мне хотелось заранее, по возможности, экономить его, сразу создавая в этой своеобразной библиотеке столь же удобный для работы и безукоризненный порядок, какой маг поддерживал в своей. К решению этой задачи я подошел очень тщательно, поэтому на работу в библиотеке действительно потратил всю ночь и, закончив ее, мне осталось лишь вновь подняться в лабораторию, где меня уже ждал мой хозяин: именно так, со вчерашнего дня маг Стенрел – мой хозяин (пусть и как слуги-подмастерья, а не как созданного им голема) и вести себя мне следует соответственно. Зато порученную мне работу (которой я ждал уже давно и с очень большим нетерпением) я выполнил именно так, как хотел, и был очень доволен этим.
Маг тоже был в прекрасном настроении и приветствовал меня не просто кивком, как я ожидал, а пожелал доброго утра, назвав Виеном, -- по имени которое я выбрал для себя в этом мире и сообщил магу вчера во время нашего разговора, -- я ответил ему поклоном со словами: «доброе утро, хозяин». Затем мы вдвоем вышли из лаборатории и спустились по винтовой лестнице на один из этажей башни, целиком занятый складскими помещениями. Оттуда я начал перетаскивать различные детали, материалы и заготовки для изготовления голема столь же сложной конструкции, как и тот, что стал моим телом. Все это весило немало и, вдобавок, требовало бережного обращения, которого сложно добиться, если несущий не понимает (или понимает не до конца) с чем именно он имеет дело. В результате, улыбка на лице мага становилась все ярче по мере того, как он следил за моей работой, не забывая отдавать указания, на которые я отвечал вежливыми кивками, хотя в действительности и не нуждался в них. Раньше ему пришлось бы делать всю эту тяжелую работу самому, чего магу совершенно не хотелось, или привлекать на помощь Дорна, следя буквально за каждым его шагом, чтобы избежать повреждения деталей и заготовок. А так он остался на складе, просто дожидаясь, пока я отнесу в лабораторию свою очередную ношу, и вновь отдавая указания – что брать и куда это положить в лаборатории (чем явно откровенно наслаждался).
Затем, подготовив громоздкий магический агрегат – кузницу для изготовления големов, мы начали сборку конструкта, теперь работая уже вместе. При этом маг сразу стал предельно сосредоточенным, напрочь забыв о том, чтобы отдавать мне руководящие указания для собственного удовольствия, и во всю пользуясь тем, что я не только знал, что и как нужно делать, но знание это было идентично его собственному. В результате мы работали молча, лишь изредка обмениваясь короткими репликами, когда это было действительно необходимо, а работа продвигалась настолько быстро, насколько вообще может быстро продвигаться нечто столь тонкое и сложное. При этом я по мере необходимости все время пользовался то алхимической установкой в своем теле (создавая необходимые составы намного быстрее и в то же время более высокого качества, чем это можно было бы сделать на отличном стационарном оборудовании в этой лаборатории, -- а затем вливая их в тело глема, или обрабатывая отдельные его части прямо «из реторты» так, что составы не успевали потерять даже часть своих совойств, чего обычно добиться невозможно), встроенными в тело амулетами и другими его возможностями, позволяющими мне обходиться без многих сложных и длительных операций и процедур на каждом этапе изготовления тела голема, -- получая результат напрямую в той, или иной степени.
В то же время я обнаружил, что чувствую творимую волшбу и незаконченное тело голема – на удивление тонко ощущаю сам процесс его создания. Пару раз, когда работа становилась менее напряженной, я воспользовался этим, чтобы убедиться, что могу точно так же чувствовать и собственное тело, просто раньше я не придавал этому значения и не пробовал проделать что-либо подобное. О чем я и сообщил магу под вечер, когда мы закончили изрядную часть работы, и он, по-прежнему пребывая в приподнятом настроении несмотря на сильную усталость, пригласил меня составить ему компанию за ужином в столовой на одном из этажей башни, который полностью занимали его апартаменты. Маг очень заинтересовался этим, долго расспрашивал меня, а затем с уверенностью заявил, что дело в моем теле голема: сходность природы дает мне большое преимущество в изготовлении, наладке и ремонте големов (причем в последних двух случаях включая и самого себя), что может очень пригодиться лично мне в случае повреждений, поломок и неполадок, и чем грех не воспользоваться ему, -- появляется возможность брать заказы на изготовление големов очень высокой сложности, или быстрое изготовление больших партий големов по проще (что обычно могут позволить себе только гильдии артефакторов, или магические ордена, но не отдельные маги, у которых просто нет достаточного количества квалифицированных исполнителей). С чем я с удовольствием согласился. Работа над големом мне нравилась (причем я, в отличии от мага, совершенно не испытывал усталости после целого дня в лаборатории: душа в «сосуде» вовсе не способна на это, а ресурсы тела голема позволяют выдержать куда больше) и перспектива всерьез заниматься такой работой была вполне привлекательной.
Рут, прислуживающая магу за обедом, не слишком прислушивалась к нашему разговору, в котором ничего не понимала, зато активно подмигивала и улыбалась мне. Я отвечал ей тем же, пользуясь для этого живыми глазами дракона на лице голема так, как глаза-линзы голема век не имели, и совершенно не смущаясь тем, сколь необычно это может выглядеть. Легкое эмпатическое прощупывание с помощью ментальных приемов показало, что Рут – действительно любительница экзотики: ее все это скорее привлекало и возбуждало, нежели наоборот. Кончилось тем, что после ужина, когда маг, слишком уставший, чтобы развлекаться со служанкой, ушел спать к себе в спальню, рут поманила меня за собой. Я лишь молча кивнул и последовал за ней.
Мы вдвоем спустились на этаж башни где располагалась кухня, малые продуктовые кладовые (помимо них в башне имелся основной склад на случай осады, занимающий целый этаж) и комнаты для прислуги. Остаток ночи я провел с Рут в ее комнате на широкой двуспальной кровати, которой иногда пользовалась не только сама Рут и навещающий ее Дорн, но и хозяин башни. Мантию мага я в первый же момент бросил на пол (во-первых, она зачарована от грязи и пыли, а во-вторых, пол в комнате, из массивных дубовых, брусьев был чисто вымыт), с удовольствием демонстрируя рут свое тело. При этом я привел в движение его отдельные части из живого металла, дерева и драконьей плоти, заставив погрузиться в него пояс, со всем, что на нем висело, и все прикрепленные к телу амулеты. Закончив таким образом раздевание, я заставил выскользнуть наружу свой пенис, приведя его вначале просто рабочее положение, а затем разделив на два: один расположенный под другим. Это привело Рут в восторг так, что она почти что прыгнула на меня, сноровисто снимая с себя одежду (с умопомрачительной скоростью, умудряясь при этом ничего не порвать и даже не помять слишком сильно).
Я с удовольствием поймал ее (уже совершенно голую) в объятья, прижал к себе (ориентируясь по ментальному восприятию ее эмпатического фона) и повалил на кровать, тщательно следя за тем, чтобы не повредить этот достойный уважения предмет мебели и не придавить собой девушку. Часть ночи я развлекался в таком виде, причем всю инициативу взяла на себя Рут, а я лишь пользовался тем, что благодаря доставшейся мне памяти мага (который во время секса тоже пользовался ментальными приемами, поэтому точно знал, чего от него хочет от него тело его партнерши и чего хочет при этом сама девушка), я, во-первых, знал ее вкусы и привычки, во-вторых, мог скорректировать свои действия сообразно габаритам, силе и возможностям тела голема.
Затем я впервые «вывернул» свое тело таким образом, что переплетение живого металла и дерева скрыла драконья плоть. При этом драконья чешуя оказалась под кожей (можно было конечно вытолкнуть ее и наверх, но я выбрал именно такой вариант) и тело оказалось покрыто гладкой серой кожей дракона. Драконьи глаза сместились, заняв на моем лице место человеческих глаз, а глаза-линзы голема оказались над ними – на лбу, над бровями, которых у меня не было. Глянув на себя в большое зеркало в массивной раме, висевшее на стене напротив кровати, и улыбнулся, демонстрируя драконьи зубы и длинный раздвоенный язык. Теперь я действительно выглядел голым. Массивное тело, покрытое гладкой серой кожей, было вполне гуманоидным и весьма мускулистым. Правда широкие ступни так и остались двупалыми, а драконьи глаза, язык и отсутствие ушей, на месте которых имелись отверстия, затянутые серыми мембранами, по-прежнему привлекали внимание. Пенис мой тоже изменился и выглядел сейчас полностью состоящим из плоти, хотя это было не так.
Почти весь остаток ночи я развлекался с Рут уже в таком виде, придя к выводу, что для хорошего секса другое тело мне точно не нужно, -- во всяком случае, человеческое. В таком виде чувствительность моего тела неизмеримо превосходила доступную человеку, причем я мог управлять ею в широких пределах, выбирая наиболее приятную гамму ощущений. С наслаждением ублажая Рут, пришедшую в полный восторг от его нового вида, я мельком подумал, что этот облик отлично подойдет для того, чтобы скрыть истинную природу моего тела. Главное, -- я выглядел полностью живым, а что весьма необычно, так каких только существ ни создавали тем, или иным способом, или призывали невесть откуда маги этого мира. Причем зачастую потом все время держали их при себе, стремясь устрашить конкурентов, власть имущих и обывателей.
Под конец я «вывернул» тело еще раз, придав ему облик дракона-голема, а затем, -- неотличимый от облика живого дракона достаточно скромных размеров (вновь «вывернув» драконью плоть наверх и, на сей раз, укрыв кожу чешуей), -- но лишь для того, чтобы полюбоваться на себя в зеркало и поразить воображение Рут, разбираться, в тонкостях секса с человеческой девушкой, когда твое тело находиться в драконьем облике, у меня уже не было времен, хотя я точно знал, что это возможно. Оба варианта драконьего облика мне очень понравились (тело стало компактным, гибким, невероятно подвижным и при этом удивительно красивым и гармоничным), а сложенные за спиной перепончатые крылья вызвали желание побыстрее найти возможность полетать, если и не над городом, то где ни будь в другом месте, где этого никто не увидит. Впрочем, уже сама возможность в любой момент принять такой облик и свободно взмыть в небо, заставляла ценить доставшееся мне тело еще больше, чем прежде. Рут все же умудрилась поласкать меня еще и в драконьем облике, но нам обоим нужно было спешить, -- ей на кухню, а мне в лабораторию мага (готовиться к продолжению работ над созданием голема, когда туда придет ее хозяин), -- и мы расстались, пообещав друг другу, что с сексом в драконьем облике (с моей стороны) разберемся при первой же возможности.
Вернув себе облик гуманоидного голема и, заодно, вытолкнув из тела снаряжение, которое носил под мантией мага, я одел саму мантию и отправился в лабораторию мага, -- готовить материалы и инструменты и вычерчивать несколько сложных магических узоров, необходимых в следующем этапе работы. Когда в лабораторию вошел Стенрел, я уже закончил со всем этим и стоял возле стола с алхимической аппаратурой, подсоединив замысловатую стационарную установку, собранную из стоящего на столе оборудования, к своему телу (вернее, к алхимической установке внутри него) и таким образом без труда контролируя сложную реакцию, которая в обычных условиях занимала несколько дней. Поэтому на появление мага я не отреагировал никак. Впрочем, он, окинув внимательным взглядом результаты моих трудов, и лишь мельком взглянув в мою сторону, чтобы определить чем я занят, лишь удовлетворенно кивнул и принялся за работу, пользуясь сделанными мной приготовлениями.
Контролем алхимической реакции я был занят еще несколько часов, после чего присоединился к Стенрелу, закончившему к тому времени еще часть работы, и мы немедленно занялись заливкой в тело голема изготовленного мной декокта, пользуясь тем, что с помощью возможностей своего тела я мог легко защитить его от дестабилизации и распада (что обычно было еще большей проблемой, нежели его изготовление). В результате еще один сложный и важный этап работы, обычно занимающий где-то месяц (если маг уровня Стенрела работает в одиночку в такой лаборатории как эта) ми закончили за день. Маг при этом страшно устал, но я старался даже не думать о том, что мог бы работать и один (ведь обладал всеми знаниями и навыками, которыми обладал маг, и всеми необходимыми свойствами его души), -- зная что Стенрел будет страшно зол, если это услышит. Вместо этого я старался как можно тщательнее готовить лабораторию к новому этапу работ (в любом случае, это задача помощника-подмастерья), облегчая работу магу, и ненавязчиво брал на себя наиболее замысловатые операции (вроде изготовления того сложнейшего зелья), которые маг и так поручил бы мне в силу возможностей моего тела, -- чтобы он вдруг не взялся за нечто подобное просто из стремления к самоутверждению.
Все работы по созданию голема мы закончили примерно через месяц. Когда он занял свое место в нише в стене лаборатории, маг, до того державшийся лишь на несгибаемой силе воли, укрепляющих чарах и зельях (которых знал великое множество и умел использовать так, чтобы они не мешали друг другу), наконец расслабился и успокоился. Главным признаком этого стало то, что он перепоручил мне несколько сложных заказов, от которых не мог отказаться, а сам отсыпался до тех пор, пока полностью не пришел в норму, просыпаясь только затем, чтобы съесть то, что приготовила Рут, прекрасно знающая, что нужно ее хозяину в таких случаях. Хотя точнее будет: «нашему хозяину».
К тому времени я окончательно стал в башне Стенрела своим, подружившись не только с Рут, с которой очень часто проводил ночь, пока шла работа над големом (беззастенчиво пользуясь тем, что маг устает и вынужден ночью спать, а мне отдыхать не нужно), -- я с самого начала не сомневался, что будет именно так, -- но и с Дорном, что меня приятно удивило. Причиной этому послужило то, что Дорн любил лошадей, -- искренне и самозабвенно. Помимо мастерства в его наследственном ремесле для него существовала только эта любовь и еще, в какой-то мере, -- любовь к женщинам (как ни странно, более приземленная – плотская и куда больше заслуживающая наименования животной, что, впрочем, ту же Рут не смущало, а с другими девушками Дорн давно не общался, следуя приказу Стенрела).
Когда я впервые спустился на первый этаж башни, который полностью занимали два стойла для лошадей, сеновал и мешки с овсом, и крытая двуконная повозка-фургон приспособленная для дальних поездок, -- соединенный с остальной ее частью лишь люком в потолке с приставленной к нему лестницей, -- Дорн встретил меня очень хмуро и не опасаясь ни моей мантии мага, ни силы боевого голема, которого видел перед собой, ни уж тем более моего статуса при нашем общем хозяине (куда более высокого, чем его собственный) довольно грубо спросил что мне нужно. Когда я ответил, что хочу почистить лошадей и очень прошу его позволить мне это сделать, хотя я прекрасно вижу, что они отлично вычищены и буквально сверкаю (это действительно было так), бывший вор и убийца опешил, на время утратив дар речи и лишь заторможено кивнул, не в силах что-либо ответить.
Пока он приходил в себя, я взял скребницу и щетку и отошел к лошадям. Начал я конечно не с чистки, а с угощения (которое специально выпросил перед этим у Рут), одновременно приветствуя лошадок легким дуновением в ноздри. Они ответили мне, стали принюхиваться. Затем я начал чистить одну из них, пользуясь навыками, вложенными в тело голема. При этом мое тело выполняло работу, а я наслаждался этим, всецело сосредоточившись на том, чтобы доставить кобылке удовольствие каждым движением щетки, или скребницы. Для этого я использовал и свой, пусть и весьма скромный, опыт общения с лошадьми более близкого, чем это принято что на земле что в этом магическом мире; и богатейший опыт одного из своих «легионеров», -- старого покалеченного тракториста (с которым мы познакомились в сети на одном из тематических форумов), державшего большую конюшню: зоофила со стажем и огромнейшим опытом, умевшего действительно доставить удовольствие любой лошади, насколько это доступно человеку, и еще лучше понимающему их. Когда я метался по свету в своем мире за пределами родной страны, у меня не было возможности особо отвлекаться от решения основной задачи, но очень многие ценные «слепки» душ удалось заполучить попутно: обладатели этих душ просто оказывались в кругу общения очередного одержимого, или его близких знакомых, и он часто виделся с ними. Я всегда старался пользоваться этим, заполучив таким образом в свой «легион» например много военных специалистов высочайшего класса, чьи знания и навыки образовывали единую систему не хуже, чем у остальных «легионеров», -- военных специальностей все же меньше, чем научно-технических, -- причем как американской, так и российской и европейской школ ведения современной войны (одновременно противоречащих друг другу и образующих единое целое). Примерно таким же образом в моем «легионе» образовалось то, что я про себя называл «автобатом», или «транспортным батальоном», -- совокупность «слепков» душ, способных водить и пилотировать любую технику, существующую в моем мире на тот момент, -- и аналогичные ему «инженерный батальон» и «стройбат»: состоящие из совокупностей «слепков» душ тех, кто умел обслуживать и ремонтировать все ту же разнообразную технику и, соответственно, строить все, что построить удавалось. Всю эту компанию пришлось затем очень сильно уплотнять (многие «легионеры» при этом стали совсем прозрачными), зато мой легион обзавелся множеством интересных возможностей А с этим стариком-трактористом, который был еще и лошадником от бога, и зоофилом с ценнейшим опытом, мне просто напросто повезло. Выполняя основную задачу я в какой-то момент оказался совсем рядом с его конюшней (благо когда-то, еще вдвоем с мамой, я там побывал и знал, где она находиться), чем я тогда и воспользовался, даже не заговорив с ним. И отнюдь не потому, что был на тот момент в теле совершенно незнакомого ему одержимого, -- просто в прошлый раз мы с ним расстались, мягко говоря, не совсем так, как мне бы того хотелось и общаться с ним мне не хотелось совершенно, -- но его мастерство и опыт я тогда оценил в полной мере и был очень рад заполучить их в виде «слепка» его души, которому затем изрядно добавил прозрачности, начисто убрав из него все лишнее (включая его бисексуальность по отношению как к людям, так и к животным), оставив лишь то, что было необходимо мне.
Оценил его мастерство и Дорн. В какой-то момент я осознал, что кобыла, которую я чищу, буквально млеет от каждого движения щеткой или скребницей (и готова в любой момент ответить мне взаимностью, хотя я, пока не позволил себе ни одной излишне вольной ласки), а Дорн наблюдает за мной с глазами, круглыми, как линзы голема, и заметно отвисшей челюстью. Он сам любил лошадей и отлично умели их чистить, всегда стараясь доставить им при этом удовольствие (причем, в отличии от меня, еще и без задней мысли), но такого он еще не видел и делать такого не умел. Впрочем, я сам был откровенно поражен тем, какой результат дали навыки, вложенные в тело голема, объединенные, посредством души с мастерством старого лошадника-зоофила и его чуткостью к лошадям.
Немного придя в себя, Дорн робко попросил объяснить, как у меня это получается, жалобно уточнив при этом, не применял ли я магию (ведь сам он этим искусством не владел и, в этом случае, рассчитывать ему было бы не на что). О его любви к лошадям (причем совершенно платонической, что меня изрядно удивило) и мастерстве наездника и конюха я был изрядно наслышан от Рут, поэтому поспешил воспользоваться ситуацией, заверив его, что магии в этом нет, но я и сам не до конца понимаю, что и как у меня получается (что на тот момент было истинной правдой) и буду ему очень признателен, если он изложит мне свои впечатления.
Рассказывать он начал в буквальном смысле взахлеб, чего я никак не ожидал от человека его ремесла, обладающего железной выдержкой. Впрочем, он очень быстро взял себя в руки и начал вслух анализировать свои впечатления. Слушая его рассуждения я очень быстро поверил, что передо мной один из самых умелых, опытных и удачливых воров и наемных убийц этого мира: столь тщательно проанализировать чужие действия, виденные мельком (да еще в состоянии, изрядно ослабившем его обычную феноменальную наблюдательность), -- искусство, которое стоит многого.
Дальше разбирались уже вместе, тут же пробуя на откровенно млеющих кобылках то, что удавалось понять уже разумом, а не интуицией. Кончилось тем, что обе красавицы (и рыжая, и гнедая) пришли в откровенно игривое и очень возбужденное настроение. Дорн покачал головой и с досадой сказал, что мастер Стенрел сейчас точно не будет творить иллюзорного жеребца для его любимиц. Мне стоило изрядных усилий набраться решимости, чтобы сказать ему, что я могу справиться и сам, причем для этого мне пригодиться изрядная часть того самого мастерства, которое его так восхитило, но все же я сказал ему об этом. Сначала дорн не понял, что я имею ввиду, но когда ему это все таки удалось, он, к моему облегчению не бросился на меня (хотя вполне мог бы, если бы счел, что я собираюсь обидеть его любимиц) и даже не стал упрекать. Напротив, он отнесся к этому настолько спокойно, что я не удержался и спросил его, почему он так спокоен.
Оказалось, что у степных народов этого мира, да и у рыцарей и оседлых государств и простых воинов-кавалеристов подобное в порядке вещей, хотя лично его это никогда не привлекало. К счастью он оказался не ревнив и заявил, что, если я действительно сумею доставить его любимицам удовольствие и успокоить их желание, он с удовольствием посмотрит на это. Я никогда не был эксгибиционистом и становиться им не собирался, -- я бы конечно предпочел, чтобы Дорна в конюшне не было, но в тот момент, когда я наконец получил возможность сделать то, чего ждал чуть не пол жизни (причем сделать по настоящему, со всем необходимым умением), мне было не до подобных тонкостей. Я привычно сбросил на пол свою серую мантию мага-универсала, одновременно «выворачивая» свое тело голема в серокожую антропоморфную форму, заодно погружая в него свое нательное снаряжение.
Стоило мне изменить форму, как сразу дало о себе знать тонкое драконье обоняние, -- аромат возбуждения двух молодых, сильных и здоровых кобыл со всеми его тонкостями и нюансами заставил меня задрожать от возбуждения, чего в этом теле со мной не случалось еще ни разу, не смотря на все старания Рут. Я тут же резко наклонился к источнику этого удивительного аромата и немедленно пустил в ход длинный и гибкий драконий язык, впервые оценив его по настоящему. Одновременно я ухватил руками ягодицы кобылы и начал делать ей нежный, но настойчивый массаж, с наслаждением пользуясь силой оборонительно-штурмового голема, которой так не хватало в подобных ситуациях старому лошаднику-зоофилу, чьими мастерством и интуицией я пользовался в тот момент.
Кобыле столь необычные ласки тоже очень понравились: она тут же широко расставила задние ноги, эротично прогнув спину, задрав свой великолепный пышный хвост вверх и в сторону и распушив его веером; и быстро моргая соей бархатистой черной киской с розовыми внутренними стенками. Затем она испустила мощную струю мутной мочи, смешанной с любовным соком и я понял, что еще одно лишнее движение узкого и гибкого драконьего языка (исследующего и ласкающего киску и влагалище кобылы) и я пропущу ее оргазм. Я выпрямился так же резко, как до этого нагнулся вперед, слегка подпрыгнул, опершись руками на круп кобылы, и лег ей на спину, одновременно вгоняя ей во влагалище свой, мгновенно приведенный в рабочее положенные, пенис. При этом я удобно ухватился руками за колени кобылы (выглядящие как часть ее бедер, но обнаруживающие столь приятную и привычную форму, стоит нащупать ее) и, получив отличную точку опоры начал активно трахать кобылу, компенсируя некоторый недостаток длины и толщины своего пениса, по сравнению с членом жеребца, -- его мускулистостью и неизмеримо большей подвижностью: фактически, он двигался во влагалище кобылы почти так же, как мой язык (только с большей настойчивостью и силой), стремительно доводя ее до высот мощнейшего оргазма.
Кончили мы вдвоем, но прежде, чем я соскочил с ее теплой упругой спины, она кончила еще раз, причем не менее бурно. Затем, на время удовлетворив похоть первой своей партнерши, я сосредоточил все свое внимание на второй кобыле, -- вначале быстро возбудив ее до предела, а затем точно так же «оседлав» и оттрахав в полную сил (к обоюдному наслаждению), впервые по-настоящему наслаждаясь силой и сексуальной энергией своего нового тела. После этого, когда общее (для меня и кобыл) сексуальное возбуждение спало, я вновь начал не спеша ласкать их. Потом мы нежно и долго целовались, причем мне снова очень пригодился длинный и гибкий драконий язык. А затем я вновь осторожно и нежно возбудил одну из кобыл, массируя и лаская ее анус своими сильными массивными пальцами, а потом осторожно, но настойчиво лаская пальцами ее киску, причем, пользуясь мастерством и интуицией, приобретенными вместе со «слепком» души старого зоофила, мне удалось убедить кобылу полностью расслабить влагалище и позволить мне осторожно растянуть его пальцами, а затем частично погрузить в глубь свою кисть (гораздо более массивную, чем человеческая), тем самым сильно возбудив ее. Затем снова был великолепный секс: сильные, настойчивые фрикции и наслаждение силой своей партнерши, которую очень возбуждали уже мои настойчивость и сила. После этого все то же самое (естественно с поправкой на ее личные предпочтения, которые легко чувствовал даже без применения ментальных приемов, -- пользуясь лишь интуицией и мастерством старого зоофила) я проделал со второй кобылой, причем с не меньшим успехом благодаря огромной сексуальной энергии, которую давала моему телу драконье плоть. После этого я оставил обеих красавиц в покое, -- довольными и, пожалуй, слегка утомленными, -- без всякого сожаления, зная, что они будут рады мне в любой момент, и теперь, к тому же, убедившись, что и Дорн мешать мне не будет. Хотя до того момента здесь я опасался проблем, не взирая на согласие мага.
Убедившись, что обе кобылы действительно очень довольны жизнью, бывший наемник признал, что такое общение со мной явно пошло им на пользу (причем, по его же словам, явно больше, чем с материальной иллюзией жеребца, которую время от времени творил для них маг) он окончательно проникся ко мне уважением и попросил рассказать ему все, что я знаю об уходе за лошадьми, рассчитывая пополнить собственный богатый арсенал новыми навыками и знаниями. Я сразу ухватился за его просьбу (которую с легкостью предвидел), заметив, что для этого мне необходимо понять, что он уже знает и умеет, -- причем, желательно, во всех деталях, -- поэтому проще всего будет, если я сниму «слепок» с его души с помощью магии «сосуда», а затем изучу его. Я мог бы сделать это и не спрашивая разрешения, но Дорн мне неожиданно понравился (все заверения Рут, которым я не слишком верил, помня, что он бывший вор и наемный убийца, -- на поверку оказались правдой), поэтому поступать так с ним я не хотел.
К этому предложению Дорн отнесся совершенно спокойно и лишь согласно кивнул, хотя я ожидал, что он будет очень недоволен необходимостью передать кому-то свое фамильное искусство вместе с прочими знаниями и навыками. Впрочем, он тут же рассеял мое удивление, сказав, что прекрасно понимает, -- если я не сделаю это сейчас, то не сегодня так завтра мастер Стенрел все равно прикажет мне сделать это, а противиться его воле ему не позволит клятва. Я понимающе кивнул, мысленно посочувствовав Дорну, но, при этом, чувствуя настоящее нетерпение от возможности пополнить свой «легион» столь ценным «легионером», помимо множества специфических (и очень ценных в определенных ситуациях) знаний и навыков прекрасно знающего и этот город и немалую часть этого мира так, как его совершенно не знал маг Стенрел, чья душа теперь дополняла мою собственную.
Уже привычно «вывернув» свое тело в облик голема, одновременно вытолкнув наружу все свое нательное снаряжение, я подобрал с дощатого, присыпанного стружками пола свою мантию мага (к которой не пристало ни единой пылинки), одел ее, натянув чрез голову, аккуратно расправил большой и глубокий капюшон, уложив его на плечах мягкими складками, -- и только затем легким усилием воли, направленным на управляющий центр «сосуда», задействовал его магию, сняв «слепок» с души стоявшего рядом Дорна. Затем я выбрал удобное место у стены и уселся на пол, на пятки, положив массивные руки со сжатыми кулаками на колени, -- это была стандартная поза оборонительно-штурмового голема для выполнения команды «сесть» (поэтому она изначально вкладывалась в но голема в связи с подобной задачей), но с тем же успехом она годилась и для медитации и просто для спокойных размышлений, -- попросив Дорна не отвлекать меня, пока я работаю со «слепком» его души. Реальной необходимости принимать для этого сидячее положение не было, -- тело голема способно стоять сколь угодно долго, не испытывая усталости и неудобств (а значит, не мешая сосредоточиться), -- я просто хотел показать Дорну, что буду занят (и столь же зримо отметить для него тот момент, когда закончу работу). Он лишь понимающе кивнул (все же не даром он много лет служил магу Стенрел – кое-что, связанное с ремеслом мага, он понимал очень хорошо), а я погрузился в реальность «сосуда», чтобы быстро, но тщательно разобраться с только что полученным «слепком» души (благо приобретенный опыт вполне позволял мне сделать это именно так).
При этом я впервые отметил, что моя душа в пространстве артефакта стала выглядеть иначе, чем прежде, приняв, незаметно для меня облик дракона, подобный форме которую могло принимать мое тело голема (тому ее варианту, что больше всего похож на живого дракона). Прислушавшись к себе я понял, что в этом облике действительно чувствую себя более комфортно, чем в человеческом, что меня совсем не удивило. Мне всегда хотелось уметь принимать облик небольшого дракона (и именно его использовать как основной) и сделать это во внутреннем пространстве «сосуда», где от облика мало что зависит кроме субъективного комфорта души его обитателя, было более чем естественно. Прежде меня сдерживало лишь отсутствие собственного опыта пребывания в драконьем облике и внутреннего, субъективного его ощущения. Как только то и другое появилось (в изрядной степени благодаря страсти Рут к экзотике в постельных утехах и нашим частым совместным развлечением) изменение облика души произошло спонтанно, естественным образом, просто раньше я не обратил на это внимания, поскольку был постоянно занят.
Теперь я уже не стоял на своем сверкающем сапфировом «пьедестале» из сильно спрессованного запаса энергии, а лежал, удобно устроившись на брюхе и при этом опираясь на все четыре лапы и хвост для полного равновесия. Это было куда удобнее и комфортнее, чем стоять, хотя стояние не требовало от моей души усилий и не утомляло ее. Улыбнувшись этим мыслям, я сел на хвост (так естественно и привычно, словно всю жизнь прожил в драконьем теле) и потянулся передними лапами к окружающему меня сплетению сапфирово-синих лент управляющего центра «сосуда» с бесконечно скользящими по ним изменчивыми цепочками золотых знаков.
Со «слепком» души Дорна я разобрался действительно быстро. Сказался богатый опыт уплотнения рядов моих «легионеров», приобретенный еще на земле. В результате «слепок» приобрел заметную прозрачность (я удалил многое из личных воспоминаний бывшего наемника, не касающееся его мастерства, знаний и навыков в той, или иной области, или знания этого мира), благодаря чему я смог поместить ее в ряды столь же частично прозрачных «слепков» душ легионеров различных военных специальностей, совместив его в одном пространстве с тем «подразделением» «легионеров», чьи профессиональные навыки были ближе всего к навыкам и специфическим качествам души Дорна, связанным с ними, которые достались мне вместе с ее «слепком».
Выполняя эту привычную и необходимую работу, я убедился, что стал обладателем множества умений и навыков, очень ценных именно в этом мире. Например теперь я мог использовать оружие встроенное в мое тело не благодаря навыкам, которые давались голему, а используя настоящее мастерство и богатый опыт бойца, привычного, прежде всего именно к такому оружию (небольшим самострелам и парным волнистым клинкам длиной примерно в полметра), что не удивительно, поскольку Стенрел просто скопировал вооружение голема с оружия Дорна, полагая (и небезосновательно) его идеальным не только для наемного убийцы, но и для того, кому придется отражать их нападения. Кинжалом Дорн тоже владел виртуозно, посохом – заметно слабее, хотя и превосходил в боевом мастерстве владения им и навыки, вложенные в тело голема, и все мастерство и личный опыт мага (который воином все же не был), не говоря уж о весьма скромных навыках «военспецов» с Земли, привыкших к другому оружию. К тому же Дорн виртуозно владел целым арсеналом разнообразного оружия, столь экзотического, что навыки владения им не были вложены в тело голема, а маг о нем даже не слышал; причем изрядную часть всего этого, -- идеально подходящего для решения специальных, узкоспецифических задач (боя в каких-то особых условиях, или с необычным противником), -- он мог изготовить в полевых условиях, используя минимум инструментов и материалов; а остальное – в достаточно хорошей мастерской, но тоже своими руками. Так задумывалось изначально, ведь иметь при себе весь обширный боевой и воровской арсенал его родового искусства было в принципе невозможно, а заказывать кому-либо изготовление его составляющих означало выдать себя и раскрыть фамильные секреты. К счастью, Дорн предпочел жить и дал клятву магу (которую уже никак не мог нарушить), а не умереть, спасая эти секреты (с призрачным шансом на успех, ведь Стенрел был в том числе искусным и опытным некромантом и заклинателем духов) и теперь все это досталось мне (во исполнение магической клятвы), приведя меня в полный восторг тем, что можно было проделать с помощью всего этого странного арсенала (впрочем, и без него тоже). Кроме того Дорн умел сражаться с магами и побеждать их, хотя сам магией не владел. Это тоже было частью древнего искусства их семьи, в котором Дорн, за время службы Стенрелу давно превзошел всех остальных, владеющих им. Он отлично разбирался в магии, но именно как убийца, вор, лазутчик и воин, привыкший сражаться с магами и противостоять всем проявлениям их искусства (в том числе в башнях сильнейших магов и замках, или храмах магических орденов, где они были наиболее сильны), -- полагаясь на собственное мастерство, весьма специфические знания и феноменальную интуицию. Даже привыкшие к регулярному появлению воров и наемных убийц (в той, или иной степени владеющих подобными знаниями и умениями) маги, прежде всего, старались обезопасить себя и свои владения (либо жилища, если владений не было) от конкурентов – от подобных себе, считая их наиболее опасными. Очень часто эта уверенность становилась причиной их гибели. Используя совершенно иной, чем у мага, взгляд на магию и творения магов, Дорн мог легко пройти там, где даже очень умелый и сильный маг неизбежно угодил бы в ловушку. Точно так же он не раз выходил победителем даже из открытых схваток с магами (в которые вступал лишь вынужденно, не имея возможности «объявить о начале дуэли ударом клинка, или болтом в затылок противнику, не подозревающему о его присудствии»), которые двум магам грозили уничтожением друг друга без всякого смысла для кого-либо из них. В зельях, амулетах, различных магических предметах и прочих магических средствах, доступных человеку, не владеющему искусством мага (и не имеющему специфических особенностей души, связанных с этим искусством) Дорн, на самом деле, разбирался на уровне умелого чародея с очень богатым опытом, но опять же, мыслил при этом совершенно иначе (прежде всего, сообразно со своим родовым искусством), -- поэтому даже Стенрел, много лет успешно использующий его умения, этого не понимал, хотя именно служба у мага подняла это умение Дорна на совершенно иной уровень, недоступный его коллегам по ремеслу. В каком-то смысле он был учеником мага, но, в данном случае, ни ученик не задумывались об этом и даже не подозревали, что связаны друг с другом подобным образом. Еще, заполучив «слепок» души наемника, я стал счастливым обладателем любовно отточенных навыков и богатейшего опыта всадника (владеющего множеством удивительных приемов управления лошадью, -- одновременно эффективных и не насильственных), легкодоспешного конного воина и разведчика, умеющего в полной мере использовать скорость и маневр на открытых пространствах и применять весь арсенал приемов фамильного искусства для достижения скрытности и уничтожения врага, -- но уже будучи в верхом, -- столь же виртуозно; как проделывал это пешим; и конного стрелка, идеально владеющего соответствующими навыками и тактикой. Дорн умел лечить лошадей не хуже опытного лекаря, -- разве что не владеющего магией (впрочем, в лечении людей и других разумных существ без помощи магии он тоже, пожалуй, мог бы поспорить с тем же Стенрелом, опять таки, мысля совсем иначе и используя иной подход, основанный на его специфических навыках и умениях); умел ухаживать за ними и достаточно комфортно устроить их в любых, самых сложных и тяжелых условиях. Он очень много знал о лошадях и действительно любил их всем сердцем, что по-настоящему растрогало меня: я относился к ним так же, но моя любовь и обожание вынужденно были почти сплошь абстрактными и отнюдь не платоническими, а у Дорна они были предметными, укрепленными личным опытом и множеством светлых, очень ярких воспоминаний.
С удовольствием анализируя все это, я легко определил, чем действительно могу дополнить опыт, знания и мастерство Дорна в этой области, -- а следовательно то, что стоило ему показать. В основном все это принадлежало «слепку» души старого лошадника-зоофила и изрядная часть его мастерства и опыта (столь ценные для меня) здесь были совершенно бесполезны, -- Дорну, как это ни странно (особенно с моей точки зрения) они были просто не нужны (получив «слепок» его души, я убедился в этом окончательно), -- но и без них мне было что рассказать и показать ему. Однако вначале необходимо было окончательно разобраться с тем, что досталось мне вместе со «слепком» его душ.
Всего этого (даже если считать лишь то, что я решил оставить в «слепке») было удивительно много. До того, как попасть сначала в ловушку мага, а затем на пожизненную службу ему же, Дорн прожил достаточно долгую и очень насыщенную жизнь. Причем, последнему очень способствовала специфика его рода занятий. Он в совершенстве владел искусством обольщения женщин, что меня отнюдь не удивило, но очень редко пользовался им, так сказать, в неслужебных целях; умел убеждать на зависть иному сильному менталисту, или псионику, не используя никакой магии; умел торговаться, словно восточный купец, не упуская даже мельчайшей выгоды, и мгновенно (благодаря знаниям, опыту и интуиции) определять реальную ценность самых разных вещей в той, или иной конкретной местности и ситуации, как и то, сколько можно получить за них с конкретного человека, договорившись полюбовно, или, напротив, со скандалом, надавив на него (что умел делать не хуже, чем убеждать). Более того, Дорн имел довольно богатый опыт купеческого приказчика, иногда даже самостоятельно возглавлявшего караваны, -- это прикрытие было очень удобным в его ремесле для перемещения по этому миру и при его склонностях к торговле он использовал его всегда, когда была такая возможность. Он немало послужил матросом и разбирался в морском деле не хуже опытного боцмана. До столь же опытного капитана ему было все же далеко, но все остальное на различных парусных, и весельно-парусных судах этого мира (включая те, на которых имелись различные магические движители, или сильно уступающие им примитивные паровые машины) ему было отлично знакомо.
Быстро перебрав все доставшиеся мне знания, воспоминания и опыт, я впервые ощутил, что знаю этот мир, -- повидал и понял его, несмотря на то, что пока ни разу не покидал башню мага. Ее хозяин тоже был опытным путешественником и побывал практически везде в этом мире (включая очень многие места, куда менее сильный, умелый и опытный маг просто не рискнул бы соваться), как и во многих других мирах, измерениях, доменах и прочих местах, многим из которых очень трудно дать конкретное определение, но его воспоминания и опыт были совсем другими. Для мага существовали лишь цель и путь к ней (иногда легкий, иногда – долгий и трудный), Дорн же провел в странствиях изрядную часть своей жизни, он жил именно этим, а не целями, к которым стремился, как это делал маг.
Уже за одно это я проникся к бывшему наемнику благодарностью и уважением. Спрессовав, насколько это было возможно, часть заполняющей «сосуд» энергии сначала в своей душе, а затем в пьедестале под собой (и вскользь отметив, что теперь, когда моя душа приняла облик дракона, это дается мне легче), я вновь удобно лег на брюхо, опершись на все четыре лапы для полного равновесия, а затем покинул внутреннее пространство артефакта, вновь вернувшись в тело голема.
Подниматься с пола я не стал, вместо этого жестом пригласив Дорна сесть напротив меня, зная что поза, подобная той, которую занял я, издавна использовалась в его роду во время обучения, -- при передаче знаний от учителя ученику, или от равного равному (причем своим жестом я выбрал именно второй вариант, чем сильно удивил Дорна), -- так, что это было вполне естественно. Дорн с готовностью уселся на пол напротив меня в точно такой же позе, причем было сразу заметно, что для него она привычна и очень удобна. Затем я кратко рассказал ему все, чем мог дополнить его знания и мастерство по части общения с лошадьми, опять таки, воспользовавшись приемами обучения, используемыми в его роду, что сильно сэкономило нам время и упростило мою задачу.
Дорн явно был поражен тем, как легко я использовал то, чему он учился с самого детства, хотя доступ к этим знаниям получил (так, или иначе) только что. Но еще больше он был благодарен мне за то немногое, чему я смог научить его. При его уровне мастерства в этой области, открыть что-то новое для себя было весьма не просто (при этом ему по-прежнему хотелось достичь еще большего совершенства), -- с его точки зрения я за один раз дал ему очень многое, чего иначе он мог и не узнать до конца жизни (сколько бы она ни продлилась на службе у мага). Это и стало основой наших дружеских отношений, как и взаимная любовь к лошадям. Причем, в данном случае, важнее всего было то, что эта любовь со всей ее силой и страстью принадлежала моей собственной душе (ведь я не дополнял ее частями «слепка» души старого лошадника-зоофила, лишь используя его мастерство, навыки и интуицию, доставшиеся мне вместе с ним).
Кроме того Дорн сразу сообразил, что теперь я владею его фамильным боевым искусством не хуже его самого и могу быть для него полноценным партнером в тренировках и противником в тренировочных боях, чего ему очень не хватало в башне мага, хотя здесь имелся отличный тренировочный зал (который можно было превратить в небольшой лабиринт с изменяемой конфигурацией, наполненный разнообразными ловушками и прочими неприятными сюрпризами), занимающий целый этаж, -- Дорн имел туда свободный доступ в любое время, если там не практиковался хозяин башни, -- а ночное время тренировок при их специфике было даже лучше дневного так, что моя занятость в лаборатории мага не должна была нам помешать. Я с радостью согласился. Тренировки как таковые мне, в отличии от Дорна, были совершенно не нужны: навыки в «слепке» души не менялись со временем, не теряли свою полноту (как это неизбежно происходит в человеческой памяти, если не применять специальную сложную магию) а тело голема управляется напрямую душой, обитающей в «сосуде», причем аналоги мышечной памяти вкладываются ею же в тело голема по мере необходимости даже без участия сознания (поскольку этот голем к подобному приспособлен специально). Однако такие тренировки могли стать источником нового опыта, который, напротив, мне был очень нужен. К тому же меня привлекала возможность ощутить на что способно мое новое тело в бою; попрактиковаться в плетении магии одновременно с рисунком боя и во вплетении их друг в друга, -- ничем подобным Стенрел не владел, поскольку был лишь очень хорошим бойцом (со знакомым ему оружием) но не воином уровня Дорна, -- поэтому такой опыт будет уже моим личным, не похожим ни на что, что имелось в моем распоряжении; и наконец не последним аргументом было само приглашение Дорна, -- возможность укрепить нашу дружбу.
В тот раз я оставил его в конюшне (общаться с лошадьми, осваивая новые приемы), договорившись о ближайшей совместной тренировке, и поднялся по лестнице наверх, -- на первый этаж самой башни, куда с улицы вели по стене крутые и узкие (удобные для обороны) ступени, упиравшиеся в массивную, защищенную магией дверь, куда стучались посетители мага (узкие, по размеру небольшого фургона, ворота конюшни, -- тоже массивные, насколько возможно приспособленные для обороны в осаде и столь же надежно защищенные магией, -- находились в основании башни с противоположной стороны); а затем начал подниматься на верх по главной винтовой лестнице. Нужно было тщательно подготовить лабораторию к очередному этапу работ по созданию голема.
С тех пор все свободное время я делил между конюшней (где подменял Дорна, выполняя обязанности конюха и с наслаждением отвечая взаимностью на регулярные притязания принадлежащих магу кобылок), постелью Рут (если Дорну хотелось поработать в конюшне и просто побыть с лошадьми вместо того, чтобы общаться с ней) и совместными с дорном тренировками на этаже-лабиринте башни. В последнем случае нам очень помогало то, что я, во-первых, мог им управлять, перестраивая под наши нужды, во-вторых, имел в своем распоряжении все необходимые магические ключи. Обычно первую половину таких тренировок мы сражались друг с другом просто в зале, или в лабиринте случайной конфигурации, наполненном различными ловушками и прочими дополнительными опасностями. А затем объединялись, причем я перенастраивал лабиринт, корректируя число ловушек и выводя в лабиринт достаточное количество искусственных врагов самой различной природы. Очень быстро мы с Дорном пришли к выводу, что именно эта часть тренировок нравиться нам больше всего.
Нам нравилось действовать вместе, сражаясь против разнообразных врагов и самого лабиринта, вырабатывать различные схемы, учитывающие как общее для нас боевое искусство, так и мои навыки мага, которых у Дорна не было, и возможности моего тела, столь отличные от человеческих, при этом, как ни странно, моему партнеру-человеку во всех этих схемах находилось достойное место (без него они просто были бы не полноценными), хотя во всех отношениях он, вроде бы, должен был либо уступать мне, либо быть равным навыками и мастерством. Как я и рассчитывал, эти совместные сражения (пусть пока и с условным, но от того не менее неприятным и не намного менее опасным противником) быстро сблизили нас, укрепив возникшую дружбу. К тому же мы понимали, что идея использовать нас вместе для очередного щекотливого задания (хотя бы просто как воина и мага) рано, или поздно неизбежно придет в голову нашему хозяину, -- и мы оба предпочитали быть готовыми к этому куда лучше, чем может ожидать маг, не ставя его в известность (если он сам не узнает), что в будущем вполне могло сильно облегчить нам и жизнь, и выполнение его заданий.
После того, первого, визита в конюшню я в первый же свободный момент подыскал среди дров на кухне (где хозяйничала Рут, которая всегда была рада меня увидеть) среди дров подходящий крепкий чурбачок: плоский и не очень толстый, зато довольно широкий и длинный. Разница в росте у осадно-штурмового голема даже с крупной и высокой лошадью совсем не такая, как у человека, -- с кобылками, принадлежавшими магу я вполне мог полноценно «общаться» стоя на земле и слегка поднявшись на носки, что для голема было не трудно, даже если стоять очень долго (просто в тот, первый раз мне очень хотелось именно лечь на спины своим партнершам, подобно тому, как это делает жеребец), -- но с такой небольшой подставкой это было куда удобнее, тем более, что ее вес (для человека довольно большой) для голема ничего не значил и я мог в любой момент переместить ее куда нужно. Конечно, можно было воспользоваться какой-либо разновидностью магии, подходящей для этой цели, -- тем более когда энергии в «сосуде» через край, не смотря на то, что я продолжал активно развивать свою душу вообще и мастерство прямого управления энергией в частности, активно сжимая ее при любой возможности, -- но, перефразируя один из главных законов магии: «не пользуйся силой и искусством, когда можешь использовать чурбак». Что я и сделал, обеспечив себе полный комфорт при следующем посещении конюшни.
Используя интуицию, знания и мастерство старого лошадника-зоофила, мне без труда удалось убедить обоих кобыл в прелестях анального секса, получив море удовольствия уже от этого вида близости, которая всегда очень привлекала меня (но в прежней жизни была еще недоступнее обычной). А затем, воспользовавшись предусмотрительностью мага (тоже ценившего плотские утехи) и возможностями моего члена, я начал ублажать их одновременно двумя способами, -- это кобылкам понравилось больше всего, что устраивало меня как нельзя больше. Теперь любое посещение конюшни заканчивалось этим видом близости (что бы я ни делал до этого), оставляющим кобыл спокойными и довольными.
С еще одним столь любимым мной видом ласк, напротив, возникли проблемы: мне всегда очень нравилось сосать вымя кобылы (в этом у меня из прошлой жизни был свой, пусть и небольшой, опыт и я еще тогда сумел оценить что это такое), -- ощущение уюта и тепла под ее теплым мягким брюхом, между таких сильных и красивы бедер, которые можно ласкать с внутренней стороны, да и просто любоваться ими, нежный, сладковатый запах кобылы-матки, круживший голову (особенно теперь, благодаря драконьему обонянию). К сожалению, кобылки, поначалу опасались моих драконьих зубов, да я и сам не знал, как ухватить сосок таким образом, чтобы ненароком не куснуть нужное, бархатистое вымя. Впрочем, опыт старого лошадника-зоофила из моего мира вновь выручил меня, подсказав интуитивное решение, а затем помог успокоить лошадок и достаточно быстро приучить их к сосанию вымени в моем исполнении. После этого обе кобылы пристрастились к этому не меньше меня, благо тело голема позволяло мне сосать их крепкие упругие соски с любой силой, которая была им приятна, в то время как мой язык нежно ласкал само вымя, брюхо вокруг него и внутренние стороны бедер кобылы. Помимо прочих, более простых, ласк мне на удивление легко удалось приучить кобыл к самому настоящему миньету. В человеческом теле я бы вряд ли решился на это, но в теле голема я мог не опасаться за свой член, -- он вполне мог выдержать укус кобылы, если бы ей захотелось пошутить подобным образом (позволять себя вести себя настолько грубо, чтобы рассердить партнершу до такой степени я в любом случае не собирался). Им это тоже понравилось ни чуть не меньше, чем мне, когда они поняли, что это такое, -- правда чтобы объяснить им это мне вновь понадобились все знания, мастерство и интуиция старого лошадника-зоофила. При этом самым замечательным в таком виде секса с кобылами было, пожалуй, то, что форма головы позволяла им без труда заглотить даже мой немаленький член, что в совою очередь позволяло мне во всю трахать партнершу таким образом (слегка придерживая ее голову, хотя она сама с удовольствием вытягивала ее навстречу движениям моих бедер), каждый раз всаживая член до конца, что быстро начало доставлять кобылам большое удовольствие как только они привыкли к этому, хотя начинал я, естественно, медленно и осторожно.
Дорн при моих развлечениях после первого раза не присутствовал, с удовольствием подменяя меня в постели Рут. Тем не менее, он по-прежнему следил за лошадьми со всей свойственной ему любовью и тщанием, и был вполне доволен их состоянием, -- при встречах очень серьезно и с удовольствием сообщая мне, что наши совместные развлечения явно идут им на пользу. Это значило для меня очень много. Не смотря на знания, опыт и мастерство в этой области, полученные вместе со «слепком» души старого лошадника-зоофила, позволяющие мне делать все, чего мне хочется, таким образом, чтобы это было приятно лошадям, для меня очень важно было одобрение человека, любившего их не меньше, чем я и в любой момент готового встать на их защиту, стоило ему лишь заподозрить неладное. Тот факт, что мне, напротив, удалось сделать их жизнь в башне более комфортной и интересной, в свою очередь еще больше укрепил нашу дружбу, -- очень ценную для меня.
Однажды, задумавшись, почему дружеское расположение Дорна и наши совместные тренировки, когда мы вдвоем сражались против ловушек и искусственных врагов тренировочного лабиринта, так важны для меня, я пришел к выводу, что если однажды маг все же решит (вопреки нашей договоренности) одно из тех заданий, которые я выполнять не стану, Дорну это тоже не понравиться. Сейчас он не считал себя предателем рода (и, изучив благодаря «слепку» души и его самого и законы его древнего рода, которым была подчинена их жизнь и прежде, всего ремесло, -- я был согласен с ним), хотя фактически он уже давно передал все тайны ремесла и мастерство рода магу, принеся ему клятву верности. Он считал его достойным противником, который сумел победить его, и служил не только из-за клятвы, но в такой ситуации все могло резко измениться. Что касается самой клятвы, то нерушимой она была для Дорна, -- я, в случае необходимости, мог снять ее магические узы достаточно быстро и, при этом, незаметно для мага. Он мог бы попытаться помешать, но без тела голема и энергии, собранной в «сосуде», шансов у него не было. Это давало мне возможность в случае чего покинуть службу не в одиночку, а вдвоем с Дорном (даже если маги попробует нам помешать, против нас двоих у него точно нет шансов, тем более, что уже сейчас мы с Дорном понимаем друг друга с полувзгляда и заранее знаем множество вариантов совместных действий; а Дорну в свое время почти удалось добраться до мага в одиночку). Вместе мы сможем отбиться практически от кого угодно и определенно найдем себе подходящее занятие, хотя Дорну давно не хотелось возвращаться к прежнему ремеслу (это я знал совершенно точно, изучив «слепок» его души), а мне не хотелось начинать. Тем не менее перспектива странствовать вместе, если наше общее сотрудничество с магом в какой-то момент не сложиться, придала мне уверенности и спокойствия. Да и просто порадовала меня. Говорить об этом Дорну я не стал, памятуя о том, что, как было сказано в одном земном кинофильме: «что знают двое, то знает свинья». В нужный момент мы все равно поймем друг друга, а пока так надежнее.
Рут естественно узнала от Дорна о моих развлечениях в конюшне. К счастью, ревновать она не стала, -- ее страсть ко всему новому и необычному в сексуальных утехах перевесила всякую ревность (если она и была), -- в результате она напросилась составить мне компанию в конюшне. Я не счел возможным отказать (да собственно и не хотел) и стал активно просвещать ее в соответствующем направлении, сразу же пользуясь возможностью демонстрации. С того момента часть времени мы проводили вдвоем не в спальне Рут, а в конюшне, оставляя Дорна в одиночестве в его комнате. Он не возражал (любвеобильная служанка с торицей компенсировала ему вынужденное одиночество, во всю используя свое возбуждение, -- после наших развлечений в конюшне делавшее ее по-настоящему ненасытной, как только ей удавалось отдохнуть) и лишь дружески посмеивался над нами. Я же считал свою личную жизнь в башне мага вполне сложившейся и более чем удачной, -- в тайне надеясь, что мне все же не придется оставлять службу у мага (со всеми ее преимуществами) в обозримом будущем, и радовался тому, что в теле голем могу не думать о вопросах контрацепции. Благодаря свойствам драконьей плоти, ставшей частью моего нового тела, я, в принципе, мог заставить забеременеть не только Рут, но и кобыл, с которыми развлекался. Однако, это не могло произойти спонтанно, -- как и сексуальное возбуждение, эта активность искусственного тела полностью контролировалась волей и желанием обитающей в «сосуде» души.
С заказами, переданными мне магом, я справился без труда, выполнив их лишь чуть раньше обычного времени, за которое справлялся с этим маг (хотя мог закончить и намного быстрее без ущерба для результата), -- откровенно наслаждаясь самим процессом; работой в отлично оборудованной лаборатории мага, в которой знал все до мелочей (теперь, вдобавок, дополненной возможностями моего тела); и ощущением уверенности в том, что я делаю, пониманием смысла каждого отдельного действия и их значения в целом, -- причем, значительно более глубоким, чем было доступно хозяину башни, ведь в моем распоряжении в любой момент была вся его библиотека и я мог в любой момент практически мгновенно отыскать в ней любую интересующую меня мелочь. Это было великолепно и доставляло мне ни с чем не сравнимое удовольствие: ощущение личной силы, знаний и мастерства, -- все то, чего мне так не хватало в прежней жизни, прожитой на земле.
Сделав порученную магом работу, я стал просто ждать, пока он отдохнет и придет в себя. Вечер и ночь я проводил так же, как раньше, а днем приводил в порядок лабораторию и, чтобы не терять времени, либо брался за изготовление не слишком сложных зелий и амулетов, которые маг всегда стремился иметь про запас, либо, встав у стены приведенной в идеальный порядок лаборатории (и на время превращаясь в часть ее интерьера), погружался в изучение той части библиотеки мага, которую он сам еще не успел освоить. Заниматься в лаборатории чем-то еще я опасался так, как не знал, что планирует маг (хотя кое какие предположения и связанные с ними надежды у меня все же имелись) и опасался без его ведома тратить материалы и реактивы на изготовление чего-либо сложного.
Работа с библиотекой мага вскоре натолкнула меня на мысль, что неплохо было бы воспользоваться наконец частью знаний, собранных на земле и обзавестись компьютером, способным работать в этом мире. Все же работать с информацией без этого привычного инструмента было несколько неудобно и, тем более, неэффективно. Для воплощения своей задумки с минимально возможными затратами, я решил воспользоваться богатым, уже собственным, опытом прямого управления энергией во внутреннем пространстве «сосуда» и, в частности в ее уплотнении, -- создать там работающий экземпляр персонального компьютера из уплотненной энергии (с которой, при достаточной плотности, можно работать почти как с материей), а уже затем думать, как создать в этом мире его материальный аналог (желательно, используя эту же лабораторию и с минимальной затратой любых дорогих материалов).
Для решения этой задачи я надолго погрузился во внутреннее пространство сосуда, наполненное энергией, что было для меня тем более комфортно потому, что там я был призраком-драконом, которым мне всегда хотелось стать после смерти, и чувствовал полную свободу (свойственную осознавшему себя призраку, пребывающему в мире с собой). Просто пытаться повторить конструкцию земного компьютера (обычного, или одноплатного), используя уплотненную энергию мне не хотелось: даже получив результат, его было бы сложно повторить в лаборатории мага, не создавая некой дикой и совершенно непонятной смеси магии и технологии (что было достаточно рискованно). А для того, чтобы произвести просто компьютер, без примеси магии, пришлось бы так, или иначе воссоздавать сложные технологические цепочки, что практически невозможно было сделать в башне мага, невзирая на все преимущества очень древней и развитой магии этого мира над куда менее развитой наукой и технологиями на Земле.
Зато я отлично знал, во-первых, все возможности этой конкретной башни мага (включая энергоресурсы и все, что имелось на многочисленных складах материалов, реактивов, деталей и заготовок); во-вторых – все тонкости технологических цепочек, начиная с получения первичных материалов для производства, например, полевых транзисторов в микроэлектронном исполнении. Оставалось каким-то образом объединить это знание с тем, что собственно представляет собой хороший персональный компьютер.
Первым делом, я привычным усилием сжал большое количество энергии в максимально плотную (на данном этапе развития моей души и навыков прямого управления энергией) сферу, размером с футбольный мяч, повисшую у меня перед глазами. Затем улегся на брюхе поудобнее (настраиваясь на долгую, тяжелую и сложную работу), и задумчиво посмотрел на полученную заготовку, выглядящую во внутреннем пространстве «сосуда» более чем материальной. Все остальное было чистейшим порывом вдохновения, хоть и заняло немало времени.
Имея действительно полное представление о том, что представляет собой компьютер и каждая его деталь вплоть до атомной структуры материалов и их химических свойств; и достаточный объем материала, полностью послушного моей воле, -- пусть и с тем большим трудом, чем более тонкие и сложные изменения я пытался произвести в нем, -- я стал напрямую воплощать в заготовке то, что видел мысленным взором: микроэлектронную структуру мощного компьютера, реализованного в цельном кристалле, размером с футбольный мяч. Работа шла тяжело и, по мере формирования деталей структуры, требовала все больших усилий. Зато, благодаря предварительному сжатию энергии, достигнутый результат сохранялся очень надежно. Вскоре мне стало казаться, что я пытаюсь что-то вырезать на поверхности алмазной сферы тупым кухонным ножом, но уже достигнутый результат не давал остановиться просто так, отказаться от своей идеи, -- обретающей материальность буквально у меня на глазах, стоило лишь достаточно напрячь волю. Тут к моим собственным склонностям технаря, впервые в жизни создающего нечто стоящее, присоединились и склонности мага, приобретенные вместе с частью его души: упорство и даже упрямство, не позволяющее задаваться в достижении поставленной цели, меньше всего обращая внимание на слабость собственного тела, или души и уж тем более недостаток воли.
Создание моего первого устройства на самом деле превратилось в долгий и изматывающий мою душу поединок воли с заготовкой из уплотненной энергии. Все внимание и все силы я тратил только на это и спасало мою затею лишь то, что все детали конструкции, продуманной один раз, оставались перед моим мысленным взором, а понимания я не терял благодаря своим «легионерам», никак не задействованным в этом долгом поединке воли; а результаты надежно сохранялись в тщательно подготовленной сфере уплотненной энергии, всякий раз вдохновляя меня на новое усилие воли, которое хотелось все же сделать, прежде, чем бросить непосильную задачу.
В конце концов, оказалось, что все необходимые изменения в структуру сферы уже внесены и в дальнейшем напряжении воли (причем, каждый раз за пределами прежних возможностей) уже нет необходимости. Прежде чем активировать свой компьютер, направив в него поток энергии из окружающего пространства (очень слабый в сравнении с тем, сколько ее было в нем самом), я обратил внимание на то, что моя душа очень заметно изменилась: прежде магу, от которого мне достались свойства души связанные с управлением энергией, никогда не приходилось делать чего-либо подобного, это было уже мое достижение, сильно укрепившее мою душу.
Затем я все же активировал компьютер, направив в него необходимый моток энергии. Вначале я ощутил какую-то активность в ее структуре. Затем засветилась выпуклая линза, утопленная в поверхность сферы, -- вместо привычного монитора я использовал в своей конструкции структуру одной из разновидностей магических артефактов для создания оптических иллюзий. Его преимущество было, во-первых, в том, что его структуру можно было реализовать в одном куске материала вместе со структурой компьютера, во-вторых, в том, что его можно было достаточно легко заставить реагировать на какие-то сочетания энергий (включая высокочастотные электромагнитные импульсы) и отображать их в иллюзии определенным образом.
В пространстве «сосуда» над светящейся линзой возникла полупрозрачная сфера иллюзии, в которой развернулся вполне привычный плоский образ экрана, по которому бежали строки первичной процедуры загрузки и тестирования аппаратных средств. Компьютер определенно работал, как и операционная система, -- версия UNIX, которую я постарался, по возможности, скопировать с земного аналога (при этом сильно изменив ядро под новые аппаратные средства), воссоздавая побайтно в той части кристаллической сферы, где находилась долговременная память (разновидность статического RAID массива относительно небольших, но надежных FLASH-накопителей последнего поколения в чисто кристаллическом исполнении общей емкостью в десяток терабайт), когда создавал саму эту часть устройства. Результаты тестов «железа» выглядели вполне адекватно, внушая все больше надежды на соответствие тем параметрам, на которые я рассчитывал.
Когда загрузка системы завершилась и появилось приглашение ввода пароля, в сфере иллюзии под прямоугольником экрана сформировался еще один, наклоненный под углом к нему, с рисунком привычной мне стандартной клавиатуры. Я удобно уселся по-кошачьи, обернув задние лапы хвостом, поднес передние лапы к иллюзорной клавиатуре и набрал достаточно короткий, но зубодробительный пароль, что вполне мог себе позволить при нынешних свойствах моей памяти. Затем появилось требование ввода имени моего компьютера для сетевой идентификации, -- пока о создании компьютерных сетей я не думал (один компьютер создать едва удалось, хоть и весьма неплохой), но аппаратные средства для этого были реализованы (причем за основу я взял последние разработки в области Wi-Fi и сотовой связи на момент моего бегства с земли, исходя из того, что делать и ставить ретрансляторы в условиях магического мира будет значительно проще, чем тянуть километры кабелей тем, или иным способом) и возможности UNIX были скопированы в полном объеме.
Мысленно улыбнувшись, я набрал на иллюзорной (но исправно реагирующей на нажатия, благодаря несколько доработанным свойствам артефакта использованного мной для ее создания) клавиатуре sphere и нажал ввод. На экране появилась строчка: дата (по летоисчислению этого мира), время (с точностью до секунд, которое я установил при создании структуры компьютера, пользуясь своим чувством времени, доставшимся мне как часть особенностей души мага) а затем root@sphere>. Улыбнувшись, я набрал python и нажал ввод. На экране в несколько строк развернулся текстовый вариант интерактивного сеанса интерпретатора. Быстро проверив его на работоспособность и не обнаружив ошибок, я закрыл интерактивный сеанс и вызвал встроенный в систему компилятор GNOO для С++. Его я погонял дольше, все же основной инструмент, и тоже остался доволен. Затем, вызвав Midnight Commander в текстовом варианте, начал проверять папки с подключаемыми файлами и дистрибутивами различных библиотек и алгоритмов, -- которые я при создании компьютера, его долговременной памяти и операционной системы в ней, воссоздавал не скупясь, пользуясь тем, что, благодаря объединенным знаниям своих «легионеров» с Земли мог воспроизвести все их тонкости. Вздумай я проделать подобное в реальном мире, находясь в теле голема, а не во внутреннем пространстве «сосуда», у меня точно ничего бы не вышло. Даже здесь, пытаясь проделать подобный фокус (а иначе это не назовешь, при всем реальном знании магии, которым я теперь обладаю), я отнюдь не был уверен, что получится именно то, что мне нужно. Обнаружив, что все же получилось, я вряд ли смог бы в тот момент объяснить как и почему это произошло, -- хотя на подсознательном уровне понимание уже появилось.
Тем не менее, убедившись, что доступный инструментарий программиста более чем обширен и я снова в своей стихии, успевшей стать привычной за время жизни на Земле после проведения того памятного ритуала, я взялся первым делом писать достаточно простую программу для тестирования возможностей артефакта (выполняющего в моем компьютере роль интерфейса), которые оставались пока непроверенными: воспроизведение и восприятие звука, и восприятие изображения. Процессор в созданном мной компьютере был очень мощный (благо реализация всей структуры в одном огромном кристалле давала отличные возможности для применения самых передовых разработок в этой области, а в случае реализации той же структуры «в материале» магия позволяла легко обеспечить более чем адекватное охлаждение, не затрачивая слишком много энергии). Системы для обработки звука и видеосигналов по тем же причинам очень сильно превосходили даже аналогичное оборудование специализированных рабочих станций на Земле, воспроизводя структуру и возможности самых продвинутых преобразователей, используемых для лабораторных исследований в области цифровой и аналоговой обработки сигналов. Правда интерфейсом всему этому служил все тот же единственный артефакт в виде небольшой сферы, структура которого была реализована в структуре более крупной сферы-компьютера. Зато он был все же магическим (причем, достаточно совершенным) и мне очень хотелось послушать и посмотреть, как все это будет работать вместе.
Получилось весьма неплохо, и я уже собрался вытолкнуть свое творение из внутреннего пространства «сосуда» в реальный мира (пользуясь функцией артефакта, позволяющей душе обитателя направлять вовне накопленную у нем энергию), чтобы испытать ее там, но в последний момент задумался, -- стоит ли это делать? Мощный и совершенный компьютер может стать огромным преимуществом для меня в этом мире, где ничего подобного нет, но это преимущество будет проявлять себя в полной мере лишь до тех пор, пока ни у кого больше подобных систем не будет. Стоит создать «в материале» хотя бы один экземпляр, продемонстрировать его возможности магу, как тут же сработает правило «что знают двое, то знает свинья», пусть не сразу, но с каждым новым вычислительным устройством, созданным для какой-либо цели вероятность этого будет расти.
К тому же, задумавшись над этим, я быстро пришел к выводу, что встраивать вычислительные блоки в свое тело голема (как я намеревался поступить, начиная создавать компьютер) не имеет никакого смысла. Максимум, что это могло дать, -- управление телом в те моменты, когда им не могу управлять я сам и вложенная в него магия, -- но известные мне алгоритмы управления человекоподобными роботами, созданные на Земле к моменту моего бегства, были (не смотря на серьезные возможности), чтобы их можно было использовать в тех ситуациях, когда это действительно может понадобиться. С другой стороны, все возможности созданного мной компьютера я вполне мог использовать там, где он находился сейчас, -- во внутреннем пространстве «сосуда». При этом ничто не мешало мне даже использовать его для управления телом одержимого (в данном случае – моим телом голема). Напрямую подключить компьютер к управляющему центру сосуда было бы чрезвычайно сложно, -- последний был рассчитан только на управление душой, обитающей в артефакте, -- но у него имелась одна функция, позволяющая, пусть и не напрямую, но решить эту задачу достаточно просто и легко.
Эта функция позволяла при необходимости частично пробудить душу одержимого (удерживаемую магией во внутреннем пространстве артефакта) и общаться с ней, используя функцию прямого контакта душ. Более того, с помощью этих двух функций спеленутой душе одержимого можно было передать контроль над телом в той, или иной степени (маг предусмотрел эту возможность на случай, если, оказавшись в «сосуде», ему нужно будет использовать с помощью одержимости тело достаточно надежного союзника, -- скажем, того же Дорна, что было более чем вероятно). При этом контроль над телом все равно проходил через обитающую в сосуде душу, позволяя мгновенно отключить его, или изменить возможности управления, но при этом не задевая сознание и разум души владельца «сосуда», что было особенно важно для использования этой возможности с той целью, с которой это было необходимо мне.
Приняв решение, я вновь улегся на брюхо и, вовсю используя столь неожиданный опыт, полученный при создании компьютера (и понимание этого опыта – пусть, пока, больше интуитивное), начал новый поединок воли и разума с неподатливой спрессованной энергией. На сей раз я стремился изменить структуру артефакта для создания иллюзий, служившего интерфейсом «сферы», таким образом, чтобы вместо оптических и звуковых иллюзий он создавал иллюзии ментальные (как можно более высокого качества), поддерживая широкий канал ментальной связи, позволяющий передавать большой объем информации за единицу времени. Достижение этой цели частично упрощалось тем, что уже реализованная структура артефакта была предназначена для отображения активности «сферы» в виде различного рода иллюзий, -- менять нужно было лишь часть отвечающую за их природу. К тому же, во внутреннем пространстве «сосуда» каналу ментальной связи не угрожали ни помехи любой природы, ни намеренное подавление. Да и необходимая длина канала была совсем небольшой (хотя я определил ее с запасом, в расчете на будущее расширение имеющейся аппаратной базы, которую нужно будет разместить во внутреннем пространстве «сосуда» рядом с управляющим центром), -- поэтому все внимание при переделке интерфейсного артефакта я мог сосредоточить на достижении максимальной пропускной способности канала и максимального качества ментальных иллюзий. Однако, от этого моя работа не стала легче (просто ее было меньше, чем могло бы быть в ином случае), к тому же, параллельно с изменением интерфейсного артефакта я уже знакомым способом дорабатывал ядро операционной системы «сферы» под его новые возможности, -- в большей степени (как и при создании самой операционной системы) положившись на работу подсознания и интуицию (основанные на совокупных знаниях и навыках моих «легионеров»), поскольку разум и воля были заняты совсем другим.
В конце концов, вновь изрядно потренировавшись в прямом управлении энергией (настолько, что новые изменения свойств моей души не приходилось даже особо искать внутренним взглядом), и радуясь, что во внутреннем пространстве «сосуда» не испытываю усталости, -- я закончил и эту работу. Включив компьютер, я не заметил особой разницы в работе базового интерфейса. Разве что теперь иллюзорный экран и клавиатура возникли перед моим внутренним взором, а команды на клавиатуре нужно было набирать мысленно (что благодаря доставшимся мне навыкам мага не было для меня проблемой). Подкорректировать программу для тестирования графики и звука, работая с интерфейсом «сферы» уже таким образом, тоже труда не составило.
Под ее управлением на экране графической консоли, управляемой графическим сервером операционной системы, один за другим возникли знакомые геометрические узоры и фрагменты примитивной анимации, причем их качество было намного выше, чем при воспроизведении интерфейсным артефактом оптических иллюзий. Затем я услышал столь же примитивный звуковой фрагмент из набора разновысотных тонов, под конец превратившийся в полифонию, использующую часть из них одновременно. А вот после этого началось тестирование ввода графической информации и на экране графической консоли перед моим мысленным взором возникла картина внутреннего пространства «сосуда», которую видели мои глаза. Звука не было просто потому, что здесь нечему было его издавать. Чтобы исправить это я усилием воли создал из части доступной энергии недолговечную простую структуру, способную вибрировать на звуковых частотах, подчиняясь моей воле. Поэкспериментировав с этим своеобразным музыкальным инструментом и убедившись, что действительно слышу издаваемые им звуки, а «сфера» исправно воспроизводит их в моем сознании, составляя двоиться, -- я позволил своему инструменту распасться. После этого я начал экспериментировать с тем, ради чего, собственно и затеял достаточно трудоемкую модификацию интерфейсного артефакта.
Соединить ментальный интерфейс «сферы» с телом голема через собственную душу и управляющий центр «сосуда» оказалось даже проще, чем я ожидал и вскоре я уже наблюдал перед своим мысленным взором на иллюзорном экране графической консоли лабораторию мага, какой ее видели глаза голема. Со звуком получилось не хуже. При этом я убедился, что поток информации, поступающей в компьютер из тела голема действительно не задевает мое сознание и разум, хотя я могу в любой момент ощутить и ограничить, или полностью перекрыть его. Вот это уже было нечто, что могло быть действительно полезно.
Пользуясь последней (на момент моего бегства с земли) версией библиотеки OpenCV, я быстро написал короткую, лаконичную программу, заставив «сферу» распознавать предметы и формы на изображении, исправно поступающем с глаз голема (пусть и несколько извилистым путем). После того как я, следуя запросам, быстро заполнил базу названий для нескольких десятков различных объектов, картинка на иллюзорном экране перед моим внутренним взором приобрела вполне осмысленный вид, характерный для визуальной интерпретации работы программ компьютерного зрения.
Довольный первым успехом, я тут же начал модифицировать программу, добавляя возможности анализа малейших шумов и реакции на движение на принимаемом изображении. Затем, покинув внутреннее пространство сосуда и вернувшись в тело голема, я начал ходить по лаборатории, намеренно создавая шум и движение картинки перед глазами (даже водил перед лицом руками, добиваясь более резкого его изменения), одновременно с интересом наблюдая результаты работы созданной мной программы на иллюзорном экране, по-прежнему висящем перед моим внутренним взором (что благодаря доставшимся мне как часть души мага привычкам и навыкам совершенно мне не мешало).
Программа работала отлично, стабильно обрабатывая весь поток информации в пределах заложенных в нее функций. При этом сам поток информации (ставший довольно интенсивным) воспринимался разумом лишь после волевого усилия, концентрирующего на нем внимание. Что и было мне необходимо.
Возможностей и вариантов использования подобных программ я знал множество, благо на Земле в момент моего бегства эта область наук стремительно развивалась, причем с очень большим уклоном в военное применение (что было очень даже хорошо, поскольку в этом мире тоже могло пригодиться в первую очередь, -- пожалуй, даже больше чем в том). Я сразу понял, что мне предстоит очень много интересной работы в наиболее привычной для меня области технического творчества – программировании. Написать полноценные программы анализа звука и изображения (по возможности используя все аппаратные возможности «сферы»), затем на их основе реализовать алгоритмы анализа тактической обстановки, возможных действий противника, и собственных возможностей и связанных с ними действий, наиболее эффективных в тот, или иной момент времени. Все это и многое другое сделать было вполне реально, причем ничего подобного в этом мире никогда не было (имелись способы получить похожий результат, но работали они совсем по другим принципам), а это означало получение чистого преимущества в бою, которое противник вряд ли сможет чем-то компенсировать.
Но ценнее всего было то, что с тем же успехом можно было написать программы для анализа магических и энергетических структур (благо тело голема и моя душа воспринимали их в той, или иной форме и эту информацию вполне можно было передать «сфере»). Используя доставшиеся мне знания и навыки мага и объединенные знания и навыки моих «легионеров» в создании изощренных (и в то же время простых) алгоритмов высочайшей эффективности, вполне можно было создать программы, определяющие характер действий противника в магическом поединке и эффективные контрмеры для достижения заданного результата со скоростью недоступной даже самым опытным магам, -- благо вычислительные мощности моего компьютера это вполне позволяли.
А учитывая, что уже установленной соединение «сферы» с управляющим центром «сосуда» вполне позволяло ей управлять выбросом вовне накопленной в амулете энергии в виде структур практически любой сложности, с ее помощью можно вполне успешно решить задачу обратную предыдущей. Поскольку собственной воли у компьютера нет, успех таких действий будет полностью зависеть от возможностей моей души и разума, но, несмотря на это, такой подход (при правильной реализации) позволит взвинтить одновременно темп плетения и сложность создаваемых заклятий почти так же, как использование компьютера и эффективных программ позволяет повысить скорость различных математических вычислений. При этом понять, как именно это сделано, будет совершенно невозможно, пока противник не доберется до внутреннего пространства «сосуд», а тогда мне уже будет, скорее всего, все равно. Да и мастеру Стенрел свои наработки можно будет не демонстрировать, пока он сам меня о них не спросит. А спросит ли вообще – неизвестно. То что он интересовался наукой своего мира и то, что я максимально открылся ему при самом первом нашем разговоре, отнюдь не значило, что он понял, что такое вычислительная техника вообще и мощный компьютер в частности, и для чего их можно использовать: я рассказал ему о знаниях собранных мной на Земле настолько подробно, насколько мог за столь короткое время, но это могло дать о них лишь самые общие представления.
Идея подобного использования «сферы» сразу же захватила меня (ведь она позволяла стать неизмеримо сильнее в магическом и обычном бою, что автоматически означало возможность выжить практически при любых условиях), но благодаря разнообразным, дополняющим друг друга, знаниям моих «легионеров» я быстро понял, что спешить в любом случае не имеет смысла, а на первом этапе реализации подобного плана стоит сосредоточиться, прежде всего, на создании аппаратных средств.
В результате я вновь встал у стены лаборатории, замерев неподвижно, и вернулся во внутреннее пространство «сосуда» и вскоре погрузился в новый поединок воли с заготовкой из сжатой энергии. В конце концов, в еще одной сапфирово-синей сфере размером с футбольный мяч мне удалось реализовать структуру огромного бока ПЛИС последнего поколения с контроллерами для их программирования и высокоскоростным Wi-Fi интерфейсом для подключения к «сфере». Поэкспериментировав с созданием различных вычислительных блоков специального назначения с помощью этого массива логических элементов соединение которых можно было менять произвольным образом, -- естественно, после соответствующей доработки ядра операционной системы «сферы», -- я не поленился создать еще один точно такой же. Для предполагаемых задач они были отличным инструментом (по крайней мере до тех пор, пока накопленный опыт их решения позволит создать набор специальных блоков с более высокой эффективностью). К тому же меня радовала возможность спрессовать во что-то ценное большое количество энергии, которая (благодаря моему телу голема) продолжала довольно быстро поступать в «сосуд» из различных источников (среди которых «откачка» энергии на минимальной интенсивности из душ в радиусе действия артефакта занимала далеко не первое место).
Затем еще несколько дней я потратил на создание большого набора различных датчиков и регистраторов очень высокого качества, на сей раз работая «в реале», -- во внутреннем пространстве «сосуда» они были все равно не нужны. За это время я на своем опыте убедился в преимуществе достаточно развитой магии, над развитой (но явно не дотягивающей до аналогичного уровня наукой) и больше уже не сомневался в этом. Получить в хорошо оборудованной лаборатории мага-универсала (да еще используя по мере необходимости возможности собственного тела) композитные материалы для интегральных схем, печатных плат и прочих электронных компонентов особого труда не составило (благо нужно их было немного), как и соединить все это должным образом, получая готовые элементы. Алхимия и трансмутация вполне справились с этой задачей. Затем я собрал готовые платы и микроэлектронные устройств, действуя где магией, предназначенной для создания амулетов и артефактов со сложной материальной структурой, -- где инструментами, предназначенными для той же цели. Благо работа эта была родственна тонкой наладке и ремонту големов, и особенности моего тела обеспечивали мне родство с ней, позволяя проделывать все необходимое легче и естественнее, чем это было доступно человеку.
Затем я встроил собранный набор датчиков в свое тело, подключив их к управляющему центру, -- гнезду в котором находился медальон с алмазными амулетами и «сосудом» в центре, -- использовав для этого проводные соединения, причем проводкой послужила часть деталей тела голема, сделанных из живого метала (что никак не сказалось на их функциях, определяемых магией). После наладки программного обеспечения «сфера» успешно приняла поток информации от многочисленных источников, неподвластных очень многим видам магии, что могло оказаться решающим во многих неприятных ситуациях. Для того, чтобы управлять телом голема с помощью «сферы», менять что-либо в нем не было необходимости: помимо уже установленного контакта с ним через мою душу и управляющий центр «сосуда» нужны были только программы, реализующие применение достаточно эффективных алгоритмов для решения тех, или иных задач. Поэтому подготовку аппаратного обеспечения для системы технологического противодействия магии я на этом счел завершено, порадовавшись тому, что удалось обойтись минимумом затрат материалов и реактивов, которые мастер Стенрел в худшем случае вычтет из моего жалования (что я вполне мог себе позволить) и то только если будет в очень плохом настроении.
Впрочем, вскоре выяснилось, что от моего решения уже ничего не зависело. Маг наконец выбрался из постели, полностью восстановив силы, и сразу же развил бурную деятельность. Прежде всего он выяснил у своих клиентов, довольны ли они работой, которую я делал для них вместо него. При этом он явно хотел придраться хотя бы к чему ни будь, но, выяснив все, что возможно, вынужден был признать, что придраться ему все таки не к чему. Надо отдать ему должное, он остался доволен этим, -- хотя многие люди с менее рациональным мышлением на его месте могли и разозлиться.
С этого момента для меня началась уже собственно жизнь помощника-подмастерья мага. Мы оба одинаково хорошо знали, какую работу надлежит делать подмастерью, а какую – его хозяину, поэтому никаких проблем или сложностей в разделении обязанностей при работе над чем-либо в лаборатории не возникло. При этом маг вел свою обычную жизнь. Принимал заказы, выполнял их, довольно часто покидал башню, чтобы встретиться с кем-то, выполнить очередной заказ на месте, или пополнить запасы материалов и реактивов в магических лавках, или лавках и мастерских ремесленников.
Поначалу я помогал ему лишь во время работы в лаборатории, но когда маг узнал, что я сделал слепок души Дорна и теперь обладаю его навыками и знаниями об этом мире, он стал брать меня с собой, причем прежде всего даже не как помощника (хотя выполняя какую-то работу в дому заказчика, или в его владениях, куда приглашали мага, мы делили обязанности точно так же, как и работая в лаборатории), а ради его феноменального умения торговаться и безошибочно (и совершенно точно) определять реальную стоимость чего угодно (в том числе работ и услуг, которые мог предоставить маг). При этом самому дорну, не хватало знаний мага, чтобы достаточно успешно помогать своему хозяину таким образом, но у меня они были. В результате доходы мага резко взлетели вверх, а его клиентам и заказчикам нечего было возразить, -- все было предельно честно.
Сопровождая мага за пределами башни, я «выворачивал» свое тело, принимая облик серокожего гуманоида с драконьими глазами и зубами, ростом и комплекцией напоминавшего оборонительно-штурмового голема. Это достаточно хорошо скрывало природу моего тела, заставляя даже магов (если они нам встречались) принимать меня за неизвестное им живое существо, обладающее сильной природной магией, которое их коллеге-конкуренту удалось заполучить к себе в услужение. Причиной этого была драконья плоть, в этой форме укрывающая мое тело, и ее магические свойства.
Пригодилось мне и умение ездить верхом. Маг не любил подолгу ходить пешком и, отправляясь даже куда-то в пределах города (но достаточно далеко от башни), приказывал Дорну (или мне) оседлать одну из принадлежавших ему лошадей. При этом, если я должен был сопровождать его, маг не хотел, чтобы я следовал за ним пешим (хотя физические возможности тела голема это вполне позволяли), -- это могло привлечь куда больше внимания, чем появление двух верховых в мантиях магов-универсалов. Чем я и пользовался с огромным удовольствием. При этом, как и Дорн, я всегда взнуздывал лошадь для себя не уздечкой с трензелем, а недоуздком с пристегнутыми к нему поводьями. Кроме того, я испросил у мага разрешения не седлать свою лошадь: навыки Дорна и возможности тела голема позволяли мне держаться на лошади без седла, пожалуй, даже лучше, чем в седле. Маг о навыках Дорна знал и не стал возражать. Это дало мне возможность наслаждаться во время поездок прикосновением теплого упругого тела лошади к моим ягодицам, внутренним сторонам бедер (крепко, но нежно сжимающим ее бока) и лодыжкам, прижатым к бокам лошади снизу. Для этого нужно было лишь расправить мантию определенным образом (что я научился делать очень быстро) и можно было в полной мере наслаждаться этой своеобразной формой близости с кобылой (которая доставляла ей не меньше удовольствия, чем мне), предвкушая ее достойное завершение уже вечером в конюшне башни (причем предвкушали мы это, опять же вместе, в чем я специально несколько раз убеждался, используя ментальные приемы). При этом мне было совершенно все равно, куда в очередной раз собрался маг, и как долго продлиться поездка. По мне, так, чем дольше, тем лучше. Поэтому я всегда выражал готовность следовать за своим хозяином куда угодно значительно более искренне, чем того требовало обычное почтение слуги подмастерья к магу. Стенрелу это нравилось, хотя он и знал истинную причину моего поведения.
Если кто-то из клиентов мага требовал его присутствия в своих владениях достаточно далеко от города, но при этом отказывался платить за заклинание портала, а маг мог позволить себе не спешить (или по каким-либо причинам не желал спешить социально), то я либо Дорн запрягали лошадей в фургон. Рут собирала припасы в дорогу (рассчитывая в основном на потребности и вкусы мага), пока мы с хозяином башни собирали в лаборатории и на складах все, что могло понадобиться не только для выполнения заказа, но и на случай иной работы, или неприятностей в дороге. Имея богатый опыт, к путешествию (даже не слишком дальнему) маг готовился весьма основательно, предпочитая перестраховаться, с чем я был полностью согласен. Затем я садился на козлы и выводил ладный, крепкий фургон из узких ворот конюшни (которые Дорн сразу же закрывал за ним), любуясь движением великолепных ягодиц двух красивых, крепких кобыл, легко бегущих в упряжке. Маг при этом, в зависимости от погоды, сидел либо в фургоне (способном служить не слишком просторным, но комфортным походным домом), либо на козлах рядом со мной.
Когда изредка выдавалось свободное время (учитывая мои обязанности помощника-подмастерья мага, общение с Рут и с кобылами, и совместные с Дорном, а иногда и со Стенрелом тренировки) я погружался во внутреннее пространство сосуда (пока мое тело голема замирало стоя у стены лаборатории в естественной для него неподвижности) и спокойно и тщательно, без спешки занимался созданием программ, которые должны были в конце концов образовать целостный комплекс боевой поддержки, обеспечивающий подавляющее преимущество над большинством противников в этом мире. Я понимал, что сделать это быстро невозможно и мое положение доверенного слуги-подмастерья опытного, сильного и достаточно известного мага (с которым уже давно предпочитают не связываться всерьез), к счастью, дает мне возможность работать спокойно. Кроме того я по мере необходимости писал относительно небольшие программы разной степени сложности для выполнения сложных расчетов, необходимых в работе мага, -- сводя любые магические выкладки к математическим вычислениям (не смотря на то, что порой это было весьма непросто). Это в свою очередь нередко освобождало мне немало времени, ведь Стенрел, поручая мне расчеты, исходил из той скорости работы, на которую он был способен сам. При этом он не требовал от меня записей промежуточных выкладок, зная, что душа, обитающая в «сосуде», обладает куда лучшей памятью, чем душа в человеческом теле. Благодаря этому я мог выполнять расчеты с той скоростью, с которой справлялись с ними созданные мной программы и алгоритмы (с учетом быстродействия «сферы»), заодно совершенствуя их, -- а затем просто записывать результат пером на листе бумаги, или пергамента в виде привычных магу расчетов и выкладок, но сообщать об этом магу не спешил, используя свободное время для работы во внутреннем пространстве «сосуда». Таким образом работа над воплощением моих собственных идей и постепенная их проверка продвигались на много быстрее, а магу, если он заходил в лабораторию, я всегда мог сказать, что закончил расчеты только что (как и делал при необходимости), но он был обычно настолько занят и погружен в свои мысли, что на подобные мелкие нестыковки не обращал никакого внимания. Ему достаточно было того, что порученные мне расчеты были выполнены очень точно и всегда были у него под рукой.
Еще по мере возможности я создавал отдельные программы напоминающие элементы САПР для моделирования и проектирования разных типов магических структур, заклинаний, зелий, амулетов, артефактов и тому подобного, -- постепенно сводя их в пакеты по областям применения и объединяя таким образом, чтобы программы из одного пакета могли свободно обмениваться информацией. В будущем, при достаточно упорной, планомерной работе, они вполне могли образовать полноценную САПР для нужд мага-универсала этого мира, но пока до этого было далеко. Зато постоянный поиск оптимальных решений и алгоритмов для отдельных частных задач позволял мне активно изучать возможности их распределения между программными решениями и аппаратными, на базе модулей ПЛИС, что в свою очередь позволяло накапливать новый опыт, которого не было ни у кого из моих «легионеров».
Как только маг вернулся к активной деятельности, после спешного создания голема взамен ставшему моим телом, мой «легион» начал постепенно пополнятся «слепками» душ обитателей этого мира. Вначале это были «слепки» душ тех, кто приходил в башню мага. Ожидая таких посетителей, он всегда заранее предупреждал, что я должен сделать «слепок» души кого-то из них, передавая мне ментальный образ этого человека. Затем я занимал позицию за тайной дверью в стене гостиной на первом этаже (служившей магу приемной), на площадку скрытой в толще стены винтовой лестницы и дожидался появления посетителей. А затем, сняв «слепок» души указанного магом человека, поднимался по скрытой винтовой лестнице к тайной двери в лабораторию, или на один из складов и спокойно возвращался к работе.
Затем, когда маг начал все чаще брать меня с собой, новые «слепки» в пространстве сосуда тоже стали появляться чаще. При этом новых «легионеров» я с самого начала располагал отдельными колоннами, одновременно стараясь максимально использовать приобретенный опыт уплотнения рядов своих легионов, понимая, что слепков будет много. Начав брать меня с собой, маг сразу же приказал мне делать слепки душ всех магов, которых мы встретим. Впрочем, я и без его приказа делал бы так же. Уплотнение рядов «слепков» душ различных магов, колдунов, чародеев, алхимиков, артефакторов и других адептов разных ветвей магического искусства требовало напряженной работы, но в то же время приносило ощущение роста личного мастерства и силы, ради которого я был готов на любые доступные мне усилия. Маг естественно требовал отчетов о пополнении моих «легионов» «слепками» душ его коллег-конкурентов, но чаще всего удовлетворялся кратким реферативным докладом (навыки виртуозного составления которых, я почерпнул от других своих «легионеров», активно занимавшихся наукой), принимая к сведенью перечень новых возможностей. Разбираться во всем этом мы вдвоем начинали тогда, когда что-то из этих новых приемов, возможностей и знаний нужно было применить на практике.
В остальном, маг действовал почти так же, как я, собирая информацию на Земле, только куда более тщательно, и без спешки. Прежде всего местные «когорты» моих «легионов» пополнили слепки душ воинов (либо благородных, обращавшихся к магу за услугами, либо тех, кто служил в их личной охране и замковых дружинах) в совершенстве владеющих тем, или иным оружием, либо некими приемами и тактикой ведения боя. Затем пришла очередь тех, кто владел уже тонкостями стратегии: умел рисковать уже не собственной жизнью, а сотнями и тысячами чужих, -- но при этом рисковал разумно, сводя потери армии к минимуму и всегда добиваясь разгрома, или посрамления противника. Эти «слепки» я тщательно уплотнял, объединяя схожие навыки, знания и опыт, чтобы добиться максимальной их прозрачности и наложения друг на друга во внутреннем пространстве сосуда «сосуда» как можно большего их числа, но ни один из них при этом не исчез окончательно (в отличии от многих «слепков» душ адептов магического искусства, встреченных мной), что свидетельствовало об умении Стенрела правильно выбирать людей с чьих душ действительно стоило делать слепки.
Полководцев в этом списке сменили лучшие, самые умелые мастера и ремесленники города, в котором находилась башня мага, и те, к которым он отправлялся в случае необходимости, открывая портал из своей лаборатории в их лавки и мастерские, расположенные в разных городах, землях и государствах этого мира. Сам маг, по роду своего мастерства тоже был опытным ремесленником, способным при необходимости сделать все, что угодно (он весьма неплохо разбирался даже в строительстве крепостей и замков со всеми хитростям фортификации, и различных типов кораблей) но в любом ремесле были те, кто превосходил его знаниями, мастерством и умением. Вот к ним он и обращался по мере необходимости, когда что-то из их ремесла было необходимо ему в работе и в то же времени не требовало изготовления лично магом. «Слепки» душ этих мастеров составили отдельную «когорту» моих «легионов» (появлению которой я был чрезвычайно рад), причем ни один из «слепков» не стал очень прозрачным даже после чрезвычайно тщательного уплотнения.
После того, как эта «когорта» моих «легионов» была полностью сформирована, маг велел мне составить список того, чего не хватает в мастерских его башни для работы на уровне вошедших в нее «легионеров». Это меня не удивило, я с самого начала предполагал, что маг намерен оставить эту часть своих поставщиков без работы. Пользуясь возможностями «сферы» (благо к тому времени я успел написать несколько пакетов программ для работы с информацией, помогавших мне, прежде всего, работать с библиотекой мага), я быстро составил такой список, изведя немало бумаги. А затем маг отправил нас с Дорном закупать все необходимое. Несколько недель мы только то и делали, что мотались на фургоне мага то по городу, а то и через портал, открытый прямо в конюшне, в дальние земли и страны, а маг, пользуясь магией башни и множеством искусственных и призванных тем, или иным способом помощников, занимался переобустройством мастерских и размещением на складах привезенных нами материалов и заготовок.
После этого мне еще какое-то время пришлось приводить все это в порядок уже самому, пользуясь приобретенными знаниями и навыками, а затем на меня же, естественно, легла вся нагрузка по выполнению заказов мага, ложившаяся раньше на мастеров, чьи «слепки» душ пополнили мой «легион». Мне это даже нравилось. Тело голема (как и душа в сосуде) не знало усталости, а для истинного мастера (вроде моих «легионеров») его работа, -- это медитация, доставляющая удовольствие. К тому же, обладая опытом, мастерством и знаниями мага, я точно знал, что нужно от меня магу и мог не опасаться, что одну и ту же вещь придется делать несколько раз (как не раз приходилось делать мастерам, работавшим по его заказам). Вдобавок, заказчик, хоть и весьма взыскательный у меня был всего один и работы не было слишком много, даже с учетом прочих моих занятий. На самом деле я был очень благодарен магу за то, что он столь мастерски руководил выбором новых «легионеров» моего легиона и устраивал мне встречи с ними, -- без его помощи и покровительства добиться в этом мире такого же результата, да еще в такой короткий срок, я бы не смог никогда.
Последним серьезным пополнением моих «легионов», которые организовал маг, были слепки душ нескольких очень опытных капитанов (искушенных как в навигации и вождении разных типов судов, так и в военном деле на море с использованием оружия и возможностей тех же судов), плававших в разных морях и широтах, -- с которыми маг познакомился во время своих многочисленных путешествий, -- «слепки» душ нескольких не менее талантливых адмиралов, выигравших немало морских сражений (эти были сплошь благородными и в большинстве своем были клиентами мага); и «слепки» душ опытных проводников караванов, умеющих находить дорогу и сберечь себя и доверившихся им путников в самых разных природных условиях этого мира. Частью этого пополнения стали так же «слепки» душ почти десятка опытных и изворотливых купцов (которые мне удалось затем достаточно сильно уплотнить). Это позволило магу (при моей активной помощи) еще больше повысить прибыль от сделок и выполнения заказов, по-прежнему действуя вполне честно.
После этого маг довольно долго обсуждал со мной возможные перспективы дальнейшего расширения моих «легионов», но стоящего повода для этого мы так и не нашли. Что устраивало нас обоих, -- больше места останется в «сосуде» для слепков душ магов, адептов и аколитов магических орденов. Я ожидал, что маг скоро отправит меня (скорее всего в теле одержимого) на охоту за этой – главной добычей, но в этом мои ожидания не оправдались. Вначале я удивился, но потом быстро понял, что маг просто боится рисковать содержимым «сосуда», ценность которого он успел ощутить в полной мере. К тому же он понимает, что без своего тела голема я все таки весьма уязвим в схватке с сильными магами на их территории. На скрытность и возможность пользоваться одержимостью можно рассчитывать не всегда. А отправить меня во всеоружии – в теле голема, это еще больший риск отдать в руки врагу свои знания и тайны мастерства. Вдобавок это может привести к открытому конфликту с сильным магом, или магическим орденом.
С другой стороны, мои возможности как своего помощника-подмастерья и ценность той информации, что была доступна ему только через меня, маг успел оценить очень хорошо. Встав перед таким выбором, он, будучи человеком предельно рациональным, предпочел то многое, что уже получил благодаря мне (и еще мог получить, причем без всякого риска), тому неизвестному, что мог добыть с моей помощью, рискуя при этом всем (пусть и не напрямую).
Придя к такому выводу, я в конце концов не выдержал и спросил мага об этом прямо, и он полностью подтвердил их, ответив мене, что намерен отправить меня на охоту за знаниями кого-либо из сильных магов, или магических орденов, только если у них уже начнется прямая вражда (тогда подобный шаг станет непосредственной необходимостью), или если выясниться, что ему из этих знаний во что бы то ни стало нужно нечто конкретное (представление об этом вполне можно было составить с помощью знаний, полученных без всякого риска во время случайных встреч, -- и тех, которые удастся получить в будущем точно таким же путем, -- ведь учеников и подмастерьев даже сильнейших магов этого мира, как и аколитов могущественнейших орденов низших и средних ступеней посвящения можно встретить просто на улице), а пока он намерен использовать мою службу помощника-подмастерья, изучать уже добытые с моей помощью знания об искусстве других магов, и науку моего мира.
Причем в последнем случае маг решил не использовать никаких магических приемов для передачи знания от одной души к другой (хотя знал их немало), просто велев мне читать ему лекции и объяснять то, что известно мне. Возражать я не стал, тем более, что для многих моих «легионеров» (особенно с Земли) это занятие было привычным, но вначале удивился такому выбору мага. Однако, когда мы уже начали эти своеобразные занятия, -- во время которых маг и его подмастерье менялись местами, становясь учеником и учителем, -- я быстро убедился, что этот путь, хоть и долгий, может принести множество идей и интересных открытий до которых иначе не додумались бы ни я, ни мастер Стенрел.
Когда к моим обязанностям добавились еще и эти своеобразные лекции (которые не были долгими, потому, что маг постоянно был занят и не мог уделять им много времени), неожиданно сблизившие нас благодаря общей страсти к новым знаниям и возможностям, -- моя жизнь на службе мага сложилась окончательно, обретя некую завершенность. Определив уже опытным путем, с какой скоростью маг способен «переваривать» земную науку, и сопоставив эти данные со средней скоростью собственных экспериментов и работы над программным обеспечением «сферы», я понял, что могу не опасаться чрезмерного роста силы и возможностей мага за счет полученных от меня знаний, -- мои возможности за счет «сферы» все равно растут и будут расти куда быстрее, причем не обязательно линейно (я даже вполне могу прикинуть резкие их скачки на определенных этапах).
С магом у меня в конце концов установились именно такие отношения, какие должны быть у него с доверенным помощником-подмастерьем: прежде всего благодаря тому, что я стал для него практически неисчерпаемым источником новых знаний (хотя такие маги как мастер Стенрел уже могут прожить очень долго так, что неисчерпаемость может оказаться условной). С остальными обитателями башни мага у меня еще раньше сложились подходящие мня отношения. Я мог и умел делать все, чего мог потребовать от меня маг, как и все, чего хотелось мне самому, причем в башне мага имелось все, чтобы заниматься всем этим. У меня было место в этом мире, была моя служба при сильном, опытном и умелом маге, которая благодаря его силе могла продлиться еще очень долго прежде, чем в состоянии мага что-то измениться, -- она была одновременно стабильной, как незыблемые стены башни мага и в то же время разнообразной и непредсказуемой, как работа в его лаборатории, поездки вместе с ним по делам клиентов, с целью заключения сделок, или ради добычи редких и ценных материалов (иногда долгие, но отнюдь не трудные для неутомимого тела голема и души, обитающей в «сосуде»). Я получил одновременно спокойную жизнь в башне мага со спокойной, размеренной службой и в то же время, путешествуя вместе с ним, постепенно узнавал этот мир и примыкающие к нему, -- по своим делам магу умел и не боялся ходить через грани миров, особенно в тех местах, где они истончались по той, или иной причине, и их преодоление не составляло труда для опытного мага-универсала. В этом мире я получил все, что надеялся получить, уходя из родного мира и сжигая свое тело и прочие останки прошлой жизни Пламенем Хаоса, -- получил даже сверх того. И чем дольше я буду жить здесь, тем больше будут мои возможности, уже собственные знания и опыт. И мне очень хочется надеяться, что все мое существование, сколь бы долгим оно ни оказалось, будет таким, как сейчас.
- Идея сосуда души взята из книги Владимира Мясоедова "И имя мне — легион"
- Играбельная расса разумных магических конструктов из живого дерева и металла, Откованных Войной (Warforged) присутствует в игре "Dungeons and Dragons Online" (сайт игры ddo.com). Я сам играю именно таким персонажем, имя моего персонажа в игре Sawchain, со мной можно связаться с помощью внутриигровой почты