User:GreyDragon/Sejnoraj
{{#ifeq: User |User| Сейнорай | Сейнорай}}[[Title::{{#ifeq: User |User| Сейнорай | Сейнорай}}| ]]
{{#ifeq: | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | ||
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}]] [[Author::{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}| ]]
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | |
Author: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} |
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}]] [[Author::{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}| ]]
}}
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | | Authors: ' |
Authors: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}]]
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | |
Authors: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} |
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}]]
}}
}}
}} {{#if:| — see [[:Category:{{{category}}}|other works by this author]]}}
-- Ритес! Нолиат Реар! – сильный, глубокий голос, отразившись от каменных стен, внезапно обрел невероятную мощь, легко перекрыв раскаты грома, неистовый вой ветра и шум дождя за окнами башни. Повинуясь магии, зародившейся в центре сложного рисунка, покрывающего глубокими оплавленными канавками каменный пол лаборатории, целиком занимающей верхний этаж внушительной круглой башни из массивных глыб серого камня, грозовые тучи над башней начали закручиваться в вихрь, стремительно набирающий силу и скорость. Через несколько мгновений из самого центра облачной воронки в шпиль на островерхой крыше башни ударила ослепительно белая молния, в сравнении с которой обычные молнии, пронзающие грозовые облака, казались всего лишь жалкими слабыми искрами в серой мгле. «Сейчас, или никогда.» -- стоя в центре магического рисунка, его создатель стремительно вскинул руки, а затем опустил их плавным, гибким движением, словно это были не руки, а огромные крылья, способные подчинить силу ветра, бушующего за толстыми каменными стенами башни…
Больше всего за свою долгую и отнюдь не легкую жизнь Талиан боялся смерти, небытия и забвения. Боялся тем сильнее, чем становился старше, и чем больше обретал того, что не хотел потерять. Боялся как любой человек, осознавший бренность своего существования. Даже если этот человек Сейнорай, с первых шагов в развитии и постижении своего дара совершенствующий искусство отрешится от любых чувств и эмоций: ведь иначе невозможно взять под контроль дарованную судьбой силу магии, научиться контролировать и использовать ее.
К тому моменту, когда этот страх потеснил все остальные, окончательно овладев разумом, он обрел достаточно много, чтобы противопоставить ему знания, мастерство, дарованные практикой и опытом, и силу своего дара, который ему удалось развить куда сильнее, чем многим другим, не менее опытным и умелым Сейнорай. Талиан был отнюдь не первым из владеющих даром Аулэ, кто стремился обмануть смерть. Кое-кто из Сейнорай тратил немало времени и усилий, создавая артефакты, способные хранить в себе их душу и разум, стать своеобразным убежищем, которое неподвластно времени. Кто-то из них надеялся возродится виде призрака, покинув такой артефакт после смерти человеческого тела, кто-то просто был готов на все, лишь бы избежать смерти и не задумывался о том, во что превратиться бесконечное существование в таком убежище, отрезанном от окружающей реальности.
Талиан никогда не задумывался об этом. Ему было достаточно того, что при достаточном умении и силе, в которых он к тому моменту не сомневался, Владеющий Даром вполне может противопоставить их смерти и собственной судьбе. С тех пор, когда он был еще юным Таскалорм, только-только ступившим на путь постижения искусства Сейнорай, больше всего в этом сложном и многогранном искусстве его всегда привлекала анимагия – возможность изменить облик, стать другим существом, способным на нечто такое, что недоступно человеку. Для Таскалора это было лишь светлой мечтой, заставляющей яростно стремиться к знаниям и упорно развивать свой дар, который был достаточно силен от рождения. Лишь получив право называться Сейнорай, он сумел впервые провести необходимую подготовку и сменить облик. В последствии умение превратиться в могучего крылатого грифона, что давалось ему легче и быстрее чем многим другим, не раз спасало Талиану жизнь, несмотря на то, что превращение по-прежнему требовало долгой подготовки, и воспользоваться им в критической ситуации было невозможно.
Зато, если было время подготовиться к предстоящему сражению и вовремя сменить облик, он становился грозным бойцом, способным в одиночку одолеть десяток закованных в доспехи воинов, даже не используя магию. Которую Талиан научился применять, не используя речь и сложные жесты, которые грифону недоступны: ведь в действительности достаточно самого владения даром и умения управлять им – слова и жесты играют лишь вспомогательную роль (хотя, даже среди полноправных Сейнорай, это понимают не все). И это не считая того, что могучие крылья грифона позволяют кружить над полем боя, стремительно атакуя противников, которые не ожидают этого, и точно так же, вовремя взмыв в небо, избегать окружения и противостояния со слишком многочисленным противником. Еще важнее возможность изменить облик становилась во время путешествий по диким, необжитым землям, где нет городов, дорог и караванных путей. Там, где самый опытный охотник может остаться голодным, острейшее зрение грифона позволяло найти добычу, которую, упав с небес, можно поймать раньше, чем она почувствует приближение опасности. Многие из тех, кто умел, при необходимости, менять облик, боялись охотиться подобным образом, отдавшись естественным инстинктам, так же как боялись есть добычу сырой, считая, что это может лишить их человеческого разума и восприятия. Талиан напротив всегда радовался такой возможности, и, вернув себе человеческий облик, не испытывал каких-либо неудобств, кроме сожаления от ощущения слабости и ущербности человеческого тела. Крылья решают многое, это не раз позволяло ему побывать там, куда человек не сможет добраться вовсе, или потратит годы, на поиски дороги по земле. А возможность превратиться в морского хищника не раз позволяла преодолеть океан, не дожидаясь попутного корабля, или напротив выжить после кораблекрушения. Как и увидеть то, что скрыто в подводных глубинах. Это позволило узнать о родном мире много такого, что не было известно кому-либо другому. При этом Талиан не раз замечал, что в облике грифона и других подобных существ дар становится даже сильнее чем в человеческом, хотя ведет себя несколько иначе, и чтобы заметить это, нужно научиться его контролировать (к чему большинство Сейнорай не стремились совершенно, хотя сам он никогда не мог понять почему).
Поэтому, когда человеческая жизнь начала подходить к концу, и страх смерти вытеснил все остальные, он задался целью создать тело, не подверженное старению и, в то же время, усиливающее дар, если удастся этого добиться. Причем создать с помощью анимагии – как результат превращения. Сейнорай знали вполне достаточно о природе человека и других живых существ, чтобы понять, что именно вызывает старение и смерть организма. Но никому так и не удалось остановить этот процесс. Возможно потому, что никому не пришло в голову отказаться ради этого от человеческой природы и облика, и решать эту задачу с помощью анимагии. Как и пытаться тем же способом развить свой дар сверх предела доступного человеку.
Талиан напротив стремился к этому едва ли не всю свою жизнь. Посвящая все свободное время и силы исследованиям, целью которых было создание с помощью анимагии чего-то нового, в достаточно широких пределах, опираясь лишь на знание природы магии и необходимые свойства создаваемого с ее помощью облика, а не на какой-то конкретный, уже существующий, облик, который нужно скопировать. Но, когда ему все же удалось решить поставленную задачу, которой он ближе к концу жизни посвятил все силы и время, Талиан понял, что ему вряд ли удалось бы добиться желаемого результата, если бы он стремился только победить смерть. Решающим стало стремление усилить свой природный дар в новом облике настолько, насколько это возможно, и, в то же время достичь чисто физического совершенства. Эти задачи оказались связаны между собой куда более тесно, чем можно было предположить, а физическое бессмертие оказало лишь следствием их решения.
При этом выяснилось, что уровень Силы в новом облике, в определенных пределах, зависит от массы тела. Но необходимость выбрать размеры и массу самого крупного из известных ему существ, способных свободно передвигаться по земле, ни сколько не смущала Талиана. Как и перспектива жить охотой вдали от людей, которые, увидев его в новом облике, рано или поздно решат на него поохотиться. Тем более, что ограничиваться одним обликом и размером тела после задуманного превращения не было необходимости. Ведь он целиком и полностью создавался с помощью магии и, в определенном смысле, сама природа анимагии должна была стать его неотъемлемой частью. То, что требовало от Сейнорай долгой подготовки, в новом облике должно быть осуществимо в любой момент. А массу и размеры тела вполне можно уменьшить, определенным образом уплотнив материю, созданную при формировании первоначального облика.
Естественно, полностью полагаться на результаты своих исследований он не мог, ведь никто из Сейнорай никогда не делал ничего подобного, и предсказать окончательный результат, полагаясь на прежний опыт, не было никакой возможности. Но в своем понимании природы Силы, природы различных живых существ, фундаментальных законов и принципов анимагии, Талиан был более чем уверен. Поэтому он, в отличие от тех, кто создавал артефакты-убежища для своего разума, чтобы обмануть смерть, не стал тянуть до последнего, стремясь до конца прожить свою человеческую жизнь. Ему удалось завершить свои исследования в тот момент, когда он был еще вполне здоров и крепок, имея в запасе достаточно много времени до того, как дряхлость и старческая немощь все же настигнут стареющее тело, и его силы и мастерства Сейнорай будет уже не достаточно, чтобы сдерживать их.
Поэтому он мог не спешить, готовясь осуществить задуманное, и потратил немало времени, чтобы, используя магию и свою великолепно тренированную память, перенести в магические кристаллы, позволяющие хранить воспоминания, огромное количество самых разнообразных книг обо всех известных направлениях магии (ведь сколько бы он ни изучал ее, постичь все за короткую человеческую жизнь было невозможно в принципе), механике, оптике и других науках и ремеслах, дополняющих ее. В отличие от книг, содержимое кристаллов во время задуманного превращения можно было сделать частью своей собственной памяти, а природа облика, который он стремился создать, позволяла свободно использовать ее содержимое, не зависимо от того, сколько знаний и информации будет храниться в ней. Как и стереть из памяти то, что нужно, или просто хочется забыть навсегда. В своих исследованиях он уделил немало времени и сил решению именно этой задачи. Ведь если его жизнь в новом облике не будет ограничена ничем кроме случайной гибели, которую невозможно предвидеть и предотвратить, совершенство и возможности памяти будут тем, что придаст этой жизни смысл.
Надеясь научиться принимать облик, который будет неотличим от человеческого даже для тех, кто владеет даром Аулэ, Талиан все же не слишком рассчитывал на это. Поэтому не жалел денег, времени и усилий на создание кристаллов памяти. Покончив с этим, он начал долгую подготовку к задуманному превращению, на сей раз, пользуясь не только магией, но и зельями, медитацией, специальными артефактами и промежуточными ритуалами, чтобы подготовит себя – прежде всего свой разум и Дар – к перевоплощению, которое, на сей раз, предстояло осуществить при помощь сложного и чрезвычайно энергоемкого ритуала. И чем дальше шла подготовка, и сильнее становились вызванные ею изменения, тем отчетливее Талиан понимал, промедли он, и позволь подобраться к себе хоть капле старческой немощи, и уже не смог бы осуществить задуманное: его тело просто не выдержало бы всех необходимых изменений. Это было под силу лишь опытному, сильному и умелому Сейнорай, в полном расцвете как Дара, так и физических сил организма.
В конце концов, этот долгий, сложный и очень интересный процесс тоже остался позади. В каменных плитах пола в лаборатории (без которой было не обойтись, как и невозможно сохранить в ходе задуманного ритуала) были безжалостно выжжены линии сложного магического рисунка. Магические рисунки на теле и целый комплект артефактов (постепенно становившийся все более сложным и многочисленным), постепенно менявшие энергетику Сейнорай, сменились новыми, предназначенными для конечного ритуала. На столах вдоль стен лаборатории установлены дополнительные артефакты и магические приборы, образующие единую сложную систему. А над башней бушует буря, создание которой само по себе потребовало всей силы его природного дара, знаний, опыта и мастерства, как и просто усилий и времени. В последний момент были выпиты многочисленные зелья, совместное действие которых самый сильный и здоровый человек с отлично развитым Даром может выдержать лишь несколько минут.
…Сила, ударившая из центра магического рисунка в ответ на последние слова заклинания и направляющий жест Сейнорай, ударила в стороны мощной прозрачной волной, видимой даже обычным зрением, в одно мгновение превратила в сверкающую пыль множество кристаллов памяти, установленных в углублениях, выжженных в каменном полу по периметру внешнего магического круга. Затем ударила по артефактным конструкциям и контурам на лабораторных столах, ответившим мелодичным звоном, и выполнившим свою задачу прежде, чем волна силы разметала их в бесполезные фрагменты и осколки. И ударила в могучие каменные стены башни, разметав тяжелые глыбы, тщательно отесанные, пригнанные друг к другу и скрепленные как прочнейшим строительным раствором, так и магией.
Лишь после этого волна Силы остановилась, и, набрав еще большую мощь за счет бушующей вокруг бури, рванулась в обратном направлении, стремительно завершая изменения, начатые в ней произнесенным заклинанием, самим магическим рисунком, и уничтоженными ею артефактами. Часть силы, стремящейся к одной единственной точке, втягивается в линии рисунка на полу, часть стремительно вливается в артефакты и рисунки на теле, которые начинают раскаляться и плавится. Но человек, застывший в центре магического рисунка, горящего белым пламенем, с опущенными в последнем направляющем жесте руками, не успевает почувствовать боль. Его тело исчезает во вспышке энергии, напоминающей волну идеально прозрачного стекла, которая начинает стремительно изменяться, обретая объем и форму.
За доли мгновения энергия становиться плотью. Движение, начатое руками человека, завершают широкие кожистые крылья, и могучий дракон, покрытый матово-серой чешуей (которая даже на вид прочнее камня и стали) взмывает к грозовым облакам. Рев, исполненный мощи, ликования и торжества, перекрывает оглушительные громовые раскаты, вой ветра и шум дождя, льющегося с неба непрерывной водяной стеной. Легко изогнувшись в воздухе, дракон закладывает плавный вираж и, сквозь пелену дождя, устремляется к лесу, изрядно прореженному у опушки упавшими каменными блоками, несмотря на то, что расстояние от башни до кромки леса внушительное даже для всадника скачущего галопом на сильной и быстрой лошади. Человеческие глаза не способны что-либо различить сквозь пелену дождя и сумрак, созданный грозовыми облаками. Но для глаз дракона ни то, ни другое не помеха. Как не помеха ветер, дождь и созданный ими холод. Слух легко различает каждый звук, издаваемый различной живностью, притихшей в накрытом грозой лесу. Обоняние, сквозь запахи грозы и дождя легко улавливает запах разнообразной дичи, до которой летящему над лесом дракону, пока нет никакого дела. После превращения его тело переполнено силой, и голод он почувствует еще не скоро. Еще меньше созданное магией тело подвержено усталости. Мерно работая крыльями, дракон стремительно набирает скорость, не прилагая ощутимых усилий, и, прорвав завесу дождя, устремляется к горным вершинам, темнеющим на горизонте.
Через несколько часов дракон возвращается к башне. Вызванная магией буря стихла. Яркое голубое небо очистилось от тяжелых туч, и покрытая влагой трава сверкает под лучами теплого летнего солнца, подбирающегося к зениту. Погасив скорость несколькими мощными взмахами крыльев, дракон мягко приземляется возле башни с разрушенной вершиной, складывает за спиной крылья и спокойно ложиться на брюхо. Ему совершенно все равно, где лежать. Хоть на обледенелых скалах, хоть на раскаленных камнях в пустыне, или на склоне вулкана, хоть на раскисшей после ливня земле, переполненной холодной водой, выпавшей из грозовых туч.
Дракон на время замирает, положив голову на лапы и прикрыв веками серые глаза с черными вертикальными зрачками. Он погружается в воспоминания, стремительно, но при этом очень тщательно, перебирая все, что помнил прежде и то, что содержалось в кристаллах памяти, уничтоженных во время ритуала. Лишь убедившись, что помнит все до мельчайших деталей, он поднимает голову и удовлетворенно кивает своим мыслям, вполне человеческим жестом, который, тем не менее, выглядит более чем естественно. Затем, слегка приоткрыв пасть, дракон начинает говорить, цитируя отрывки хранящихся в памяти книг, постепенно меняя и модулируя голос, то взлетающий вверх и напоминающий звон струй лесного ручья, то падающий до басовитого рокота. Когда дракон не прилагает усилий, чтобы изменить его, голос становится сильным и глубоким, в котором люди, знавшие Талиана-человека, без труда узнали бы его голос, изменившийся подстать силе и размерам дракона.
Усевшись по кошачьи и обернув задние лапы хвостом, дракон поднимает передние лапы и делает плавный жест, создавая между ладонями небольшой огненный шар. Кисти лап дракона не менее подвижны, чем человеческие руки, и любые необходимые жесты даются ему даже легче, чем в человеческом облике, ведь тело дракона повинуется ему куда лучше и полнее, чем человеческое тело может повиноваться даже самому умелому Сейнорай, фехтовальщику, или акробату. Дракон с легкостью может ощутить каждый мускул и клетку своего тела. Мощные, бритвенно-острые когти втягиваются в пальцы лап, как когти громадной кошки, поэтому совершенно не мешают. При этом ими очень удобно чертить на земле магические рисунки.
Но больше всего дракона, который недавно был человеком, восхищает то, как изменился его Дар. Он словно бы слился с телом, которое превратилось в один огромный источник Силы. Источника, как такового, нет, но, по человеческим меркам, запас силы, доступный дракону, можно считать безграничным. Возможно, если бы до превращения его Источник был развит слабее, результат не был бы столь поразительны, но, скорее всего, в этом случае, ему бы просто не удалось осуществить превращение. В любом случае, для него это уже не имеет значения. В новом облике Сила кажется, скорее, частью тела, которая подчиняется разуму и воле даже лучше, чем все остальное. Спокойствие, требующее в прежнем облике мастерства и усилий, теперь кажется наиболее естественным состоянием. Чтобы испытать какие-либо эмоции, нужно сознательно разрешить себе сделать это. При этом они гораздо более яркие, полные и разнообразные, чем те, что доступны человеку.
Но, даже сосредоточившись на эмоциях и чувствах, что прежде было недопустимо, дракону удается с легкостью манипулировать Силой. Пользуясь идеальной памятью, и теми знаниями, которые она хранит гораздо лучше чернил и пергамента, и естественной способностью ощутить свое тело и доступную магию до самых мельчайших деталей, он погружается вглубь себя, и быстро приходит к выводу, что его телу не страшны не только старость и любые обычные болезни, или яды, но и магическая отрава, проклятия и любая вредоносная магия, не обладающая достаточной (недоступной владеющему Даром человеку) силой. Единственное, что может ему грозить, это голод и жажда. Но даже оставшись без воды и пищи его тело потеряет дееспособность очень и очень не скоро. И даже при крайне истощении не умрет, а погрузиться в спячку. Из которой сможет со временем выйти, частично восстановившись за счет связи с Силой. Этот эффект можно усилить медитацией, в случае отсутствия пищи растянув истощение на гораздо более долгий срок, который могут еще больше увеличить тепло и солнечный свет. Как и у большинства рептилий, тело дракона весьма чувствительно к этим двум факторам. С той разницей что эффект от них куда больше, чем у обычных рептилий, а холод, каким бы лютым он ни был, не способен не только сковать и замедлить тело, но и просто доставить какой-либо дискомфорт. А наличие пищи позволяет избежать постепенного истощения сил. При отсутствии пищи можно впасть в спячку заранее, дожидаясь тепла, появления добычи в пределах восприятия, или просто ориентируясь на определенный промежуток времени, отслеживаемый подсознанием, работающим в этом смысле куда лучше самого дорогого хронометра. Причем пища не обязательно должна быть именно добычей. Дракон чувствовал, что он всеяден в самом широком смысле этого слова, и при случае вполне может съесть даже магию, лишь бы она не была слишком мерзкой.
Еще одной особенностью, которую дракону удалось обнаружить при погружении в себя, было то, что доступная ему магия не была переплетением – равновесием темной и светлой Силы. Обе части, известные Сейнорай, слились в нечто новое, позволяющее использовать не только любую светлую и темную магию, но и то, что было возможно только для их сочетаний. Дракон мысленно улыбнулся. Возможно поэтому его чешуя, когти, зубы, глаза и перепонки крыльев приобрели серый цвет. Каждый, кто получил право на звание Сейнорай, умеет использовать обе части Дара одновременно для создания любой известной магии. Но то, что для человека было весьма непросто, требовало мастерства и усилий, для дракона было естественно. При этом новое состояние Дара позволяло делать то, что человеку в принципе недоступно, потому что поддерживать столь полное и гармоничное взаимодействие двух сторон Дара выше человеческих возможностей независимо от знаний, опыта и мастерства.
Третьей частью доступного дракону восприятия самого себя было то, что он без труда опознал, как магию трансформаций, которую изучал всю свою человеческую жизнь. Теперь она действительно стала неотъемлемой частью как его тела, так и Силы. Ощущения были знакомы по прежнему опыту превращений. Но сейчас то, что требовало долгой подготовки, существовало само по себе. Ему очень хотелось проверить эти новые возможности, но, в то же время, не хотелось менять только что обретенный облик (который был совершеннее любого доступного прежде), поэтому, прежде всего, он попытался изменить размеры и массу тела. Нужно было определить, насколько сильно пострадала башня, но размеры, как и вес тела дракона, были для этого, мягко говоря, великоваты, ведь башня была построена для людей.
Не выходя из состояния погруженности внутрь себя, он попытался сделать то, что планировал сделать изначально, исходя из теоретического понимания особенностей того облика, который хотел создать. Магия трансформации, ставшая теперь частью тела, подчинилась удивительно легко, и он почувствовал, как его тело стремительно уменьшается и одновременно становится легче, сохраняя прежнее строение и форму. При этом тело, и слившаяся с ним Сила, действительно уплотнились, но большая часть нового объема сохранила прежнюю плотность. Повышенная плотность, странным образом не сохранившая массу, сосредоточилась в глубине тела, где-то в районе груды и живота. Ощущение было странным, но не причиняло дискомфорта.
Открыв глаза, дракон встал на четыре лапы и внимательно осмотрел себя. Теперь он был размером с человека. Не считая сложенные за спиной крылья, длинную гибкую шею и хвост. Кивнув своим мыслям, он встал на задние лапы и не торопясь пошел ко входу в башню. Двигаться в таком положении оказалось удивительно легко. Особенно при небольших размерах и массе тела. Основную роль играла подвижность и гибкость драконьего тела, и легкость с которой оно подчинялось воле и разуму, но немалую роль при ходьбе играли крылья, помогающие удерживать равновесие, и хвост, служивший дополнительной опорой. К тому же в мягкую землю можно было запустить когти, что позволяло, при желании, замереть в полной неподвижности. Все это не требовало усилий и казалось совершенно естественным, хотя прежде ему никогда не приходилось принимать облик, схожий с нынешним.
Толкнув тяжелую дубовую дверь, окованную черным железом, он вошел в просторный круглый зал на первом этаже башни. Мельком отметив, что, даже при небольших размерах и массе тела, его когти способны оставить глубокие борозды в каменных плитах пола, он втянул когти, так же естественно, как делал все остальное, он направился к винтовой лестнице, ведущей наверх.
Осмотр башни показал, что во время ритуала пострадал только верхний этаж, где находилась главная лаборатория – она же заклинательный зал, позволяющий при необходимости ударить магией из башни на весьма внушительное расстояние. Малые лаборатории, мастерские, библиотека, жилые помещения, кухня, купальня и склады, расположенные на нижних этажах не пострадали. Как и конюшня на первом этаже, и обширные подвалы под башней. Вернув себе исходный размер и массу тела, отремонтировать верхний этаж, в драконьем облике, было не сложно, даже не используя магию, которая не стала слабее при уменьшении размеров и массы тела (хотя он ожидал этого), возможно потому, что вся остальная масса по-прежнему оставалась внутри тела, несмотря на то, что никак не влияла на вес.
Куда сложнее было понять, насколько ему теперь необходимы те же жилые помещения, или одежда, хранящаяся на складах. Это полностью зависело от того, удастся ли ему, с помощью слившейся с телом магии трансформаций, принять человеческий облик, который будет неотличим от природного. В случае неудачи он был готов бросить башню и перебраться подальше от людей. Благо дракону в самой дикой местности, где найдется достаточно дичи, при любом климате и в любое время года будет гораздо комфортнее, чем человеку в самых лучших и роскошных покоях. Но оставлять привычную жизнь не хотелось. Ведь если ему удастся остаться человеком, особых причин преследовать его у других Сейнорай не будет. Тем более, что он не собирался скрывать свое открытие и то, что удалось сделать. Напротив, ему было бы интересно спасти с его помощью тех из Сейнорай, кому, так же как и ему всего несколько часов назад, в скором времени грозила смерть от старости. И он был готов сделать все, чтобы этот путь могли пройти даже те, у кого Дар был гораздо слабее, чем у него самого. Во всяком случае, более достойной и интересной задачи он, пока, для себя не видел.
Опустившись на четыре лапы, ведь так двигаться в драконьем облике было, все же, комфортнее, чем на двух, он спустился по винтовой лестнице и, миновав короткий коридор, вошел в одну из малых лабораторий, где загодя подготовил все необходимое, чтобы исследовать свой человеческий облик, прежде всего в магическом смысле, если ему удастся принять его после превращения. Вновь встав на задние лапы, он уселся в деревянное кресло с высокой спинкой у лабораторного стола, уставленного магическими инструментами и артефактами, и, положив передние лапы на подлокотники кресла, прикрыл глаза. Снова погрузившись внутрь себя, и, на сей раз, стремясь во всех подробностях вспомнить и воссоздать ощущения человеческого тела. Человеческая память, сколь бы тренированной она ни была, не способна на это в полной мере, но дракону это удалось без труда. Ведь наша память хранит все, что мы испытываем и, так или иначе, ощущаем, хотя люди обычно не замечают большую часть всего этого и, тем более, не способны вспомнить.
Восстановив в памяти необходимый образ во всех возможных деталях, он потянулся к магии трансформаций, ставшей неотъемлемой частью его нового тела и Силы, и запустил превращение, точно так же, как проделывал это сотни раз, принимая облик грифона, орла, волка, или черной акулы. Магия откликнулась так же легко и привычно, с той разницей, что теперь изменение облика не требовало подготовки, и, через несколько мгновений, он ощутил холодный воздух на голой коже, жесткость деревянного сидения под седалищем и холод шершавого камня плит, которыми был выложен пол. Криво улыбнувшись тому, насколько неприятными казались ему эти ощущения, как и само восприятие человеческого тела, он открыл глаза и, прежде всего, посмотрел в высокое зеркало в напольной раме-подставке, установленное возле лабораторного стола.
Из стекла, покрытого амальгамой, на него смотрел высокий широкоплечий мужчина с хорошо развитой мускулатурой и достаточно массивным, но напрочь лишенным лишнего жира телом. На вид ему было лет сорок, хотя так выглядят все Сейнорай вплоть до того момента, когда уже не могут сдерживать старческую немощь силой своего Дара. Темно-каштановые с проседью волосы до плеч, аккуратная борода и усы того же цвета. Цепкий, внимательный взгляд темно-карих глаз, в которых светятся ум, решимость и непреклонная воля, резкие грубоватые черты лица. Внешне его облик ничем не отличался от прежнего, кроме, разве что, пары деталей. На теле не оказалось волос, к тому же кожа была загорелой по всему телу, а не только на лице, хотя прежде, скрытая одеждой, она была заметно бледнее. Но это его не удивило, ведь он стремился добиться этого, создавая в памяти образ своего нового облика.
Гораздо интереснее был отклик многочисленных магических приборов и артефактов, позволяющих, так или иначе, взглянуть на себя в магическом смысле. При этом, работая с ними, он далеко не сразу осознал, что работает с Даром и Силой так же, как привык это делать прежде: черпая ее из Источника и направляя волей – причем концентрация, отсутствие эмоций вновь обрели свое прежнее значение и смысл. Пытаясь с помощью приборов и артефактов обнаружить отличия в энергетике и природе Дара, он привычно делал все необходимое, не придавая этому значения, и, даже осознав это, не стал отвлекаться от решения поставленной задачи до тех пор, пока не были исчерпаны все возможные способы проверки, которые он знал, или придумал сам, исходя из понимания возможностей магии, в том облике, который собирался создать.
Ни заклинания, ни актефакты, ни специальные зелья и заранее подготовленные ритуалы не обнаружили никаких различий. При этом он все время ощущал уже знакомое уплотнение массы где-то в районе груди и живота. Да и само восприятие тела, его полнота и детальность оставались такими же, как в облике дракона, хотя, судя по ощущениям, это было именно человеческое тело. Точно так же он чувствовал Силу и Дар такими, какими они были в облике дракона. Но не в своем теле и ауре, а там, где ощущалась уплотнившаяся масса драконьего тела. Истощив человеческий резерв магии, он ничуть не удивился, когда часть этой Силы, повинуясь его воле, перетекла оттуда в Источник, вновь наполнив его до краев. Точно так же, он мог, перейдя на драконье восприятие Силы и собственного разума, поддерживать состояние абсолютного спокойствия и взаимодействие двух частей Дара, не прилагая для этого усилий. Память, скорость и ясность мышления тоже остались прежними и далеко превосходили то, что доступно человеку.
Еще одним отличием, и несомненным достоинством, которое удалось обнаружить, было то, что, после нескольких часов упорной и напряженной работы, ему удалось полностью восстановить силы, почерпнув их из драконьего облика, словно спрессованного каким-то образом глубоко внутри него. Как такое возможно, он не понимал совершенно, хотя, готовя свое превращение в дракона, приложил немало усилий и потратил много времени для того, чтобы было именно так. При этом, несмотря на весь свой интерес к искусству магии, и стремление узнать о нем все, что только возможно, это непонимание было ему совершенно безразлично. Ведь он уже получил то, к чему стремился. В том, почему это возможно, он может разобраться позже, ведь спешить ему теперь некуда. Или в этом, когда ни будь, разберется кто-то другой. Если его открытие примут так, как ему бы того хотелось. Это было, пожалуй, единственным, что действительно его волновало. Ведь если эту магию вздумают запретить, сделать он ничего не сможет, и неприятности будут, прежде всего, у него, ведь он уже воспользовался ею. Впрочем, сдаваться на милость большинства, и позволить убить себя, отобрав обретенную силу и бесконечно долгую жизнь, он не собирался в любом случае.
Убедившись, что обнаружить драконью ипостась и ее магию известными ему средствами невозможно, он, не меняя облик, спустился в зал на первом этаже башни и, за несколько минут, последовательно принял те обличья, которые ему доводилось принимать прежде с помощью анимагии. Убедившись, что теперь в любом облике может пользоваться ею столь же свободно, как и остальной магией драконьей ипостаси. В то же время он убедился, что никакой другой известный облик не был для него хоть в какой-то мере столь комфортным, как облик дракона.
После этого, вновь приняв драконий облик при человеческих размерах и массе, он поднялся в библиотеку, занимающую один из этажей башни, и, привычно устроившись в удобном глубоком кресле за обширным письменным столом у стены под одним из окон, открыл внушительных размеров книгу на тонкой прочной бумаге, в деревянном, обтянутом черной тисненой кожей переплете. Которую заранее приготовил, чтобы записать полное, максимально подробное описание подготовки и самого ритуала, необходимого для превращения в дракона. В том случае, если он оправдает себя.
За окнами башни давно наступила ночь, но в драконьем облике он по-прежнему не чувствовал ни голода, ни усталости, и не видел причин откладывать то, что сейчас казалось ему важнее всего остального. Он не стал зажигать магический светильник на столе, или создавать заклинание света, просто не подумав об этом. Для глаз дракона не была помехой даже созданная магией тьма, что уж говорить об обычной темноте летней ночи, подсвеченной светом звезд и луны за окном. Полураскрытые крылья за спиной удивительно удобно устроились между телом и спинкой кресла. Как и хвост, сбегающий на пол вдоль бедра. И ничто не мешало сосредоточиться на работе так, как человеку просто недоступно. При этом идеальная память, скорость и ясность мышления оставляли значительную часть разума свободной для других мыслей.
Башню можно починить позже. Сейчас заниматься этим в любом случае не имеет смысла. Если созданная им магия, имеющая к классической анимагии отношение лишь как к основе и источнику фундаментальных принципов, все же не будет принята Сейнорай, что, к сожалению, вполне возможно, хотя рациональных и осмысленных причин для этого он не видел, надеяться можно будет лишь на быстроту и силу крыльев. И все что связано с прежней, человеческой жизнью придется бросить как есть. Впрочем, даже в этом случае жалеть стоит разве что об оборудовании, необходимом артефактору и алхимику, которое, в полной мере, воспроизвести, где ни будь вдали от людей, сложно, даже имея все необходимые для этого знания, мастерство и опыт. Все банально упрется в материалы и реагенты, которые сложно собрать, не покидая некий конкретный уголок этого мира. Не даром артефакторика, как и алхимия, зиждется, прежде всего, на деятельности торговцев, торговых кораблях и караванах, доставляющих все необходимое из одного конца света в другой.
Киев, 05.04.2024
- рассказ основан на книгах цикла Ильи Соломенного «Не время для героев»