User:GreyDragon/MiddayAge
{{#ifeq: User |User| Полуденный Век | Полуденный Век}}[[Title::{{#ifeq: User |User| Полуденный Век | Полуденный Век}}| ]]
{{#ifeq: | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | ||
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}]] [[Author::{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}| ]]
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | |
Author: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} |
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}]] [[Author::{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}| ]]
}}
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | | Authors: ' |
Authors: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}]]
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | |
Authors: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} |
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}]]
}}
}}
}} {{#if:| — see [[:Category:{{{category}}}|other works by this author]]}}
Когда-то, давным-давно, были только люди. Они жили, искали, творили и страдали, любили и ненавидели, как люди. В то же время, они искали пути к выживанию, места и средства для жизни, исследовали, трудились и сражались, как машины, -- но, при этом жили не долго и погибали, как люди. Это были Темные Века. Страшное время, когда человек учился быть человеком, но еще не был им.
Потом люди создали машины. Наступила Эпоха Рассвета. Тогда машины были несовершенны. Они были продолжением умений человека, его силы, мастерства и стремлений, вознесших его над мраком Темных Веков, но не были продолжением разума и не могли заменить собой человеческое тело. Люди по-прежнему трудились, сражались, исследовали и искали почти так же, как в Темные Века, но уже вместе с машинами, -- с их помощью, их посредством и внутри них, -- оставаясь людьми телесно, они уподобились машинам, которые, постепенно стали продолжением их разума. В эту эпоху люди достигли пределов своего мира и открыли путь к звездам.
Во мраке космоса и на других планетах они столкнулись с тем, чего не в силах были, ни воспринять, ни понять, -- с чем не умели примириться и не могли сражаться: это было под силу только машинам. Человек уже не мог управлять ими, как было в Рассветную Эпоху, -- это было под силу лишь очень немногим людям, которых было слишком мало, чтобы сделать и познать все, что было необходимо и выстоять в бесчисленных сражениях, -- вместе с людьми машины, сколь бы совершенными они ни были, оставались уязвимы и ограничены пределами доступного человеческому телу и разуму, которые не были столь обширны, как пределы развития машин. В то же время, машины не обладали разумом. Они обладали знаниями, информацией, и могли принимать решения, обрабатывая информацию в миллионы раз быстрее, чем это доступно человеку, но они не обладали разумом, волей, -- не обладали пониманием конечной цели, и не могли избрать необходимое среди возможных решений, опираясь не на информацию, а на понимание цели и допустимых путей ее достижения.
Это доступно лишь человеку, так было с темных веков до наших дней и будет впредь, ибо, если будет иначе, наступит Эпоха Сумерек за которой для людей нет ничего кроме небытия. Люди поняли это прежде, чем решились создать машины, что обладали бы разумом, потому вслед Эпохе Рассвета наступил Полуденный Век и будет этот век впредь до Эпохи Сумерек.
Мы живем в Полуденный Век, когда человек, родившись, постигает, что значить быть человеком, до тех пор, пока взрослеет его разум. Потом он становиться машиной, -- разумом, что направляет ее, давая понимание цели и путей ее достижения, которые избирает среди тех, что находит машина, собирая и обрабатывая информацию. Машины трудятся, исследуют и постигают новое, и сражаются, защищая тех, кто учиться быть человеком, или тех, кто понял, что это значит, и уже был машиной прежде.
До двадцати лет ты учишься быть человеком, делаешь и постигаешь то, что поможет тебе в этом. Потом ты будешь машиной, -- инженерно-ремонтной, боевой, изыскательской, или постигающей, -- неважно, ты можешь стать любой, если это будет необходимо. Главное, стать человеком.
«А какими машинами были вы с мамой?», -- отец улыбнулся, весело щурясь от яркого летнего солнца: «двести лет долгий срок, чем мы только не были за это время. Правда, Алайри?», -- мать тоже улыбается и молча кивает. Она очень красивая: высокая, стройная, гибкая и очень сильная, но при этом стройная, как статуя греческой богини из Темных Веков. Взрослые все красивые, -- сильные ловкие и быстрые. Такими всегда изображали людей древние греки, -- они первыми поняли, каким должно быть человеческое тело. Греки вообще были очень умными, поэтому сейчас их еще часто называют «первыми людьми» Темных Веков. Взрослые тоже умные. Любой взрослый знает очень много, -- больше знают только машины.
Мама красивее других женщин, ласковее и мягче. Многие взрослые резче, они напоминают машины, которыми были когда-то. С машинами общаться мне обычно приятнее, чем со взрослыми, кроме моих родителей, -- надеюсь, что буду таким же через двести лет, что я буду машиной. Отец тоже мягче других взрослых и спокойнее, но он все время словно грустит о чем-то, -- это заметно только тогда, когда отец думает, что на него никто не смотрит. Думаю, это потому, что он был боевой машиной. Он никогда не отвечает прямо, -- взрослые вообще не любят вспоминать о том, какими машинами они когда-то были (а, может быть, просто не имеют права рассказывать об этом тем, кто еще не стал взрослым), -- но догадаться об это нетрудно.
Война это действительно грустно, и очень плохо, так же, как в Темные Века. Сейчас сражаются только машины. Им не больно, они никогда не устают и не бояться, они всегда побеждают, но им все равно страшно, плохо и грустно, -- потому, что они были людьми и знают, как плохо тем, с кем им приходиться сражаться. Так и должно быть, иначе война будет всегда и всем будет плохо и грустно, -- но отца мне все равно жалко, ведь он помнит войну (или, скорее, многие войны двух прошлых столетий).
Машины не хотят сражаться, потому, что были людьми. Постигающие машины ищут пути примирения, но у других рас все иначе, -- большинство, совершеннее людей и физически и, умственно (иначе на их планетах просто не выжить), -- они не становятся машинами, поэтому им не нужно учиться быть разумными. Они думают, что могут победить: их расы (не все конечно) древнее человеческой и многочисленнее, -- в Темные Века и в Эпоху Рассвета людей тоже было очень много, хотя они жили недолго и все время погибали. Чужие думают, что могут уничтожить людей, и переубедить их удается далеко не всегда прежде, чем начинается война. В которой сражаются не люди, а машины, иногда, не столь совершенные, как у чужих, но обладающие разумом, -- поэтому они побеждают. Иногда, война идет до полного уничтожения чужой расы, и это уже совсем плохо, и грустно, но иначе погибнут люди: некоторые расы настолько агрессивны, что даже постигающие машины с человеческим разумом не могут найти путей примирения.
Не все взрослые снова становятся людьми, -- многие просто не хотят этого, -- но те, что были боевыми машинами, всегда грустные, как мой отец. Их называют «ветеранами», так же, как в Темные Века. Они радуются жизни гораздо сильнее тех, кто не видел войны, но всегда становятся немного грустными, когда думают, что их никто не видит.
Боевые машины тоже грустные, но это нельзя увидеть, можно только почувствовать. Я понял это несколько лет назад, когда подружился с Герхардом: он так и остался машиной, -- говорит, ему так комфортнее (и я ему верю), -- может быть потому, что универсальные боевые биотехи похожи на людей больше, чем другие боевые машины. Герхард андроид размером с обычного человека. У него живая кожа (она служит одновременно биологическим сенсорным слоем и защитным покрытием, восстанавливающимся быстрее, чем системы автоматического ремонта могут реконструировать поврежденный бронекорпус андроида) только она не коричневого, или розового, как у людей, а темно-серого цвета. В конструкции его тела вообще много искусственной органики, -- живые ткани могут оказаться надежнее неживых материалов, если их специально создавали для этого, -- но Герхард все равно не похож на человека: другие пропорции тела, немного иная форма, специально спроектированная идеальной с точки зрения надежности и кинетических характеристик (Герхард рассказывал, что постигающим и исследовательским машинам понадобилось много лет, чтобы найти, оптимальную конструкцию, которую затем реализовали инженерные машины). Любимое развлечение Герхарда, -- Солнечный Танец: синтетическое боевое искусство, созданное в начале Полуденного Века постигающими машинами на основе всей информации о приемах и способах рукопашного боя, придуманных в Темные Века и Рассветную Эпох. Я очень люблю смотреть, как Герхард танцует, -- если нет боя и противников, которых нужно убить, Солнечный Танец выглядит очень красиво. Я тоже люблю Солнечный Танец и получается у меня хорошо, хотя я конечно не могу двигаться как боевой биотех, -- да и не смогу никогда, если сам не стану такой машиной, как Герхард.
Впервые Солнечный Танец мне показал отец. У него всегда получалось лучше, чем у меня сейчас, -- он настоящий мастер (насколько это доступно человеку), -- но, когда я попросил его научить меня двигаться так же, он только улыбнулся. В скоре отец познакомил меня с Герхардом. Он стал моим учителем Танца и, за годы совместных тренировок, -- моим лучшим другом: мне всегда было проще находить общий язык с машинами, чем с людьми (исключая родителей) будь то взрослые, или мои сверстники.
Подружившись с Герхардом я вскоре понял, что отец тоже был боевой машиной, -- таким же универсальным боевым биотехом, -- а несколько лет назад я случайно обнаружил в нашем доме панель управления открывающую потайную нишу с тремя контейнерами из серого бронепластика. В каждом храниться боевой биотех и компактный блок переноса сознания. Обнаружив этот тайник, я подумал тогда, что человек, видевший войну (пусть даже тогда он был боевой машиной) всегда будет готовиться к худшему, -- точно так же в Темные Века люди использовали холодное оружие для украшения интерьеров, а в Рассветную Эпоху украшали стену над камином в гостиной коллекциями огнестрельного оружия. Не знаю, правильно это, или нет, -- нашу планету и космос вокруг нее (как и все миры, населенные людьми) охраняют регулярные соединения боевых машин, если они не выстоят, вряд ли кто ни будь уцелеет, точно так же заряженная винтовка, или меч в руках редко спасали жизнь, если враг уже победил, -- но я понял тогда, что это правильно для меня, так же как для отца, который видел войну. Не думаю, что мама знает про этот тайник, отцу я не сказал, что обнаружил его, опасаясь, что он расстроится.
Отец и Герхард старые друзья, думаю они когда-то воевали вместе, только отец познакомился с мамой (я до сих пор не знаю где и когда, и вряд ли узнаю об этом) и вновь сменил тело боевого андроида на человеческое, когда закончились двести лет, на которые каждый взрослый человек обязан стать машиной, -- а Герхард, оставив службу, остался биотехом. Человеческое тело, на самом деле, пригодно лишь для того, чтобы взрастить разум, или создать новый. Со всем остальным куда лучше справиться человеческий разум, ставший ядром вычислительной системы той, или иной машины.
Я прищурился, и, так же, как отец поглядел в сторону солнца, но так, чтобы не было больно глазам (отец часто смотрел вот так в небо, словно высматривая звенья вражеских истребителей, -- скорее всего, он делал это по привычке, не думая, зачем и почему): «Все таки интересно, какой машиной придется стать мне, когда это будет в первый раз». Отец снова улыбнулся, сверкнув белозубой улыбкой, словно осветившей его загорелое лицо. Я знал, что он мне ответит, так же, как отец знал, что я снова задам этот риторический вопрос. Эта своеобразная игра нравилась мне с каждым годом все больше, по мере того, как приближался день моего совершеннолетия.
Психозонды следят за тобой с момента рождения. Постигающие машины постоянно обрабатывают эту информацию, прежде всего затем, чтобы определить, что именно тебе следует делать, или узнать, чтобы, став взрослым, ты действительно понимал, что значить быть человеком. Таким же образом определяется и то, какой машиной будет управлять твой разум. Пока ты будешь машиной, твое тело будет помещено в камеру стазис-генератора, а мозг будет подключен к линии нейросенсорного контакта и будет использоваться для пассивных потоковых вычислений как органический процессор. При этом характер вычислений подбирается постигающими машинами таким образом, чтобы мозг достиг полного, равномерного развития всех отделов коры. Когда это произойдет, по той же линии нейросенсорного контакта в области коры, где расположены структуры памяти будет загружен универсальный информационный пакет, обязательный для любого взрослого человека в Полуденном Веке, -- это, конечно не заменит полной свободы доступа к информации и мгновенной ее обработки, к которой разум очень быстро привыкает, став частью ядра кибернетической вычислительной системы любой современной машины, но поможет тебе смириться с ее потерей, если ты через двести лет захочешь вновь стать человеком. Затем твое тело будет подвергнуто биологической реконструкции согласно физическим стандартам Полуденного Века и вновь погружено в стазис до момента востребования.
«Многих их биологические оболочки ждут очень долго, но я надеюсь, что ты все же захочешь составить нам с мамой компанию, когда станешь взрослым и получишь право вновь стать человеком», -- отец говорил так же серьезно, как много лет назад, когда впервые (точно так же) ответил мне на этот вопрос; и точно так же ободряюще улыбнулся, накрыв мою руку своей. Мне стало как-то удивительно тепло и спокойно на душе, хотя я давно перестал быть ребенком, как случалось всякий раз при этом, -- наверное потому мне все так же нравилась эта детская игра в вопросы, с заранее известными ответами, хотя я уже почти взрослый и скоро на собственном опыте узнаю, что значит быть машиной.
Кое-кто из моих сверстников боится этого, может быть потому, что их родителям была неприятна та часть их жизни и они, невольно, передали им это ощущение. Я напротив жду этого с нетерпением. Возможность свободно оперировать информацией, воспринимать мир не ограничиваясь лишь тем, что доступно человеку, постоянно действовать, не зная усталости, боли и привычных человеку помех вроде потери концентрации, или непрошеной волны эмоций, которую необходимо, но, порой, очень сложно обуздать, -- что может быть лучше. Глядя на родителей, искренне наслаждающихся взрослой человеческой жизнью и на Герхарда (который, им в этом не уступает), я знаю, какой может быть моя жизнь через двести лет, -- не важно, решу ли я вновь стать человеком, или просто воспользуюсь статусом ветерана, сохранив искусственное тело, как поступил Герхард.
Я вряд ли буду воином, как отец: стараясь понять его, и Герхарда, я слишком многое узнал о войне, чтобы добровольно повторить их путь. Да, я восхищаюсь Солнечным Танцем, хочу уметь двигаться и сражаться как боевой биотех, -- тем более, что, став машиной мне не нужны будут постоянные тренировки, чтобы достичь этого, -- но не хочу применять эти возможности по прямому их назначению. К счастью, постигающим машинам, следящим за моим взрослением с помощью психозондов, это известно куда лучше, чем мне самому. Боевые биотехи в различных модификациях используются для многих не военных задач: исследователь, или разведчик-изыскатель, изучающий новые планеты, так же не редко вынужден сражаться, как на войне (по крайней мере, должен быть на это способен), -- однако это привлекает меня куда больше. Если учесть, что исходные задачи, как и тип машины для первого перевоплощения человеческого разума, тщательно подбираются постигающими машинами на основе данных психозондов (причем, они никогда не ошибаются), я могу быть уверен, что мне понравиться то, что мне придется делать, даже если сейчас я лишь предполагаю, что знаю о своих истинных стремлениях. Все же, Полуденный Век не зря считают расцветом человечества (равно, как и расцветом его машин). Мне действительно повезло, что я родился в Полуденный век, а не в Рассветную Эпоху, или, хуже того, в Темные Века.