User:GreyDragon/Cicadas
{{#ifeq: User |User| Цикады | Цикады}}[[Title::{{#ifeq: User |User| Цикады | Цикады}}| ]]
{{#ifeq: | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | ||
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}]] [[Author::{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}| ]]
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | |
Author: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} |
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}]] [[Author::{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}| ]]
}}
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} | |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | | Authors: ' |
Authors: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}]]
}} |
{{#ifeq: {{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}} | |
Authors: {{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}} |
Author: [[User:{{#ifeq: User |User| GreyDragon | GreyDragon}}|{{#ifeq: User |User| Grey Dragon | Grey Dragon}}]]
}}
}}
}} {{#if:| — see [[:Category:{{{category}}}|other works by this author]]}}
Секта называлась Цикады. Многие считали ее маханистской, -- родственной секте Омаров, -- однако их очевидное сходство было, в основном, внешним. Обе секты были одинаково пассивны: никогда не вмешивались, ни в бесконечную междоусобную грызню механистских картелей, ни в вяло тлеющую войну их с шейперским Советом Колец, сдерживающую амбиции и силу тех и других. Они лишь изредка проявляли себя, заключая торговые сделки либо внутри системы, либо с жадными до любой прибыли Инвесторами, если их удавалось чем-то заинтересовать. Цикады, как и Омары, могли существовать лишь в искусственных защитных оболочках-скафандрах приживленных к их телам. Изящные, серо-серебристые, одинаково близкие пластику и металлу, легкие и стремительные в каждом плавном изгибе и линии, -- они, хоть и столь же безликие, походили на черные панцыри Омаров куда меньше чем тела людей, или шейперов. Тем не менее, их считали ветвями одного механистского течения.
В действительности основатели секты были дезертирами с Совета Колец. Представители поздней генетической линии созданной с целью преодолеть естественный предел КИ они не могли существовать нигде кроме чистой контролируемой среды шейперских колоний. Все их физиологическое совершенство, превосходившее остальных шейперов почти так же, как они превосходили людей, служило лишь одной цели – совершенствованию разума. На Совете Колец полагали, что это удержит от бегства их новую надежду на быструю и окончательную победу в войне с механистами, -- однако юные гении не пожелали мириться с уготованной им судьбой. Ученым шейперов удалось избежать прежних своих ошибок. Ни один из обладателей сверхинтеллекта, на сей раз, не сошел с ума, их сознание даже превосходило обычные для шейперов пределы стабильности. Но долгожданная победа управляемой наукой эволюции вновь обернулась поражением.
Завершив обучение, куда более долгое и напряженное, чем у представителей любой другой генолинии, первые Цикады исчезли в глубинах пространства на автоматическом грузовом корабле, переделанном по их указаниям, отданным через информационную сеть, одной из автоматических верфей в Кольцах. Состав и конструкция корпуса корабля надежно защищали его от обнаружения любыми следящими системами как шейперов, так и механистов; модернизированный на несколько поколений относительно первоначальной конструкции реакторный двигатель на сверхнапряженных полях позволял ему развивать огромную скорость, несмотря на заполненные до предела материалами и оборудованием трюмы. Краткий полет этого корабля через пространство Совета Колец остался незамеченным, как и его создание.
Уже на борту корабля беглецы создали для себя первые оболочки, превратившись из физиологически совершенных, но чрезвычайно уязвимых личинок в первых Цикад-имаго способных выжить везде где есть энергия и простейшее минеральное сырье. Со временем, основав колонию во внешнем астероидном поясе куда не добирались ни разведчики шейперов, ни жадные до сырья картели, ни самые отчаянные пираты, они начали Путь Перерождений. Объединивший в себе, как и тела Цикад, достижения яростной, устремленной вперед науки шейперов, -- отметающей личное ради высшей цели, -- и проверенные временем идеи механистов, направленные, прежде всего, на выживание, -- этот путь стал для своих создателей одновременно религией и политическим строем, дав им надежную основу социального управления и достойную цель для приложения силы их могучего интеллекта.
Цикады, как и шейперы, стремились к интеллектуальному и физическому совершенству, но если для шейперов оно стало высшей ценностью, ради которой они готовы были принести в жертву все, включая и собственную жизнь, -- то цикады желали достичь его для самих себя. На основе достижений шейперов они создали технологию позволяющую постепенно перестраивать уже существующий организм с помощью медикаментозных воздействий, энзимов и генетически сконструированных микроорганизмов; готовя его к финальной стадии перерождения – замене старого генетического кода в ядрах клеток на новый с помощью искусственно созданных вирусов-носителей.
Создав новый, более совершенный, геном цикады совершали перерождение с помощью биотехнологических коконов, реализующих эту технологию. Прошедшие перерождение покинув коконы и совладав с обновленным состоянием сознания вновь начинали работу необходимую для нового перерождения, используя свой более совершенный разум. При этом цикады, не прошедшие последнее перерождение (чьей специальностью было исследование психики) пристально следили за ними вместе с аналитическими программами киберсистем, далеко опередивших все достижения механистских картелей. Цикады знали, что могут ошибиться на пути к очередному перерождению, -- так же, как не раз ошибались шейперы, совершенствуя себе подобных, -- но при этом стремились выжить и продолжить свой путь, не смотря на возможные ошибки. Поэтому технология перерождений была создана обратимой. Лишь убедившись, что вновь перерожденные ничем не уступают и самим, они следовали за ними. Столь же тщательно и осторожно совершенствовались и оболочки цикад к которым приживлялась плоть прошедших очередное перерождение, создавая из обновленных личинок еще более совершенных Цикад-имаго. То, что делалось ради нового перерождения, становилось в последствии основой следующего поколения техники и биотехнологии Цикад, позволяющих совершить еще один шаг по Пути.
Цикады не размножались и не создавали себе подобных с помощью биотехнологий, как это делали шейперы. Они считали, что ступить на Путь Перерождений можно только сознательно и никто не в праве делать этот выбор за других. Цикады не набирали рекрутов, подобно многим механистским сектам, но никогда не отказывали тем, кто желал присоединиться к ним.
Втретить Цикаду непросто, даже в картелях (где их считают себе подобными), или в МК, где к ним относятся со спокойным уважением, -- они редко покидают свои колонии. На Совете Колец они не появляются никогда. Но Виртуальные призраки оставленные в информационной сети Колец еще первыми Цикадами по сей день избегают сторожевых алгоритмов, сводя на нет все усилия программистов-шейперов. С непостижимой для психологов точностью они находят в каждом новом поколении тех, кто предпочтет Путь Перерождений идеалам Совета Колец, и помогают им по завершении обучения скрыться столь же незаметно и неизбежно для их создателей, как исчезли первые Цикады.
Я родился в Эйте Дзайбацу одной из десяти старейших космических колоний, образовавших на орбите Луны знаменитую Цепь. Когда-то, после краха земной цивилизации, Цепь долгое время была центром развития нового человечества, бежавшего в космос. По мере создания новых колоний в поясе астероидов и в кольцах Сатурна, когда разгорелась война шейперов и механистов, эти первые колонии пришли в упадок. Моя родина, именовавшаяся тогда Народный Дзайбацу Моря Спокойствия, была в худшем положении из всех станций Цепи, но все же уцелела, как и многие другие поселения в системе благодаря человеку известному истории как Уэлспринг, который сумел сдержать шейперов и механистов от взаимного уничтожения, заключив первые соглашения с Инвесторами и, в последствии с их помощью основал Царицын Кластер, через двести с небольшим лет породивший МК.
Когда я появился на свет вполне традиционным путем в семье инженеров-робототехников, все эти события уже были достоянием истории, но Эйте Дзайбацу, сыгравшая в них ключевую роль, все еще переживала свой новый расцвет. Поддержка Марсианского Кластера давала нам защиту, процветание и независимость. Эйте Дзайбацу была одной из немногих человеческих колоний с передовой технологией, не ставших механистскими картелями, но и не боящихся, ни механистов, ни шейперов. У нас хватало и тех, других, но большую часть населения станции составляли обычные люди, которые рождались жили, и умирали почти так же, как было когда то на Земле, пусть нам и были доступны почти все новейшие биотехнологии шейперов и достижения механистов в области классической техники. На Эйте Дзайбацу представители этих двух непримиримых групп не враждовали между собой в открытую, -- состоящий из людей административный совет станции одинаково относился ко всем, кого уже нельзя было так назвать, и любое противостояние немедленно пресекалось очень жесткими методами. Тем не менее, к представителям любых течений и сект, -- культурных, евгенических, или механистских, -- у нас относились вполне спокойно, пока они не нарушали законы станции. Старожилы-механисты утверждали даже, что терпимостью современный Дзайбацу напоминает Царицын Кластер, только порядку у нас куда больше.
Цикады не были исключением, -- возможно, на Дзайбацу их было даже больше, чем где либо в системе, за пределами их собственных колоний, -- ведь кроме Пути Перерождений их интересовала (пусть лишь как инструмент скорейшего продвижения по Пути) разве что торговля в технологической сфере, а моя родина была идеальным местом для подобной деятельности. Встречая их в разношерстной толпе людей, шейперов, механистов и вовсе непонятных существ вроде Омаров, или акромегаликов, заполняющей улицы на плоскостях и воздушное пространство Дзайбацу, -- я всегда восхищался их красотой: холодной, далекой, абсолютно нечеловеческой, но при этом столь же совершенной. Их серо-серебристые оболочки воплощали в себе красоту непостижимого совершенства материала и формы, но куда боле глубокой, таинственной и притягательной красотой обладали движения Цикад и их звонкие музыкальные голоса. Они были удивительно красивы даже в сочетании с обычным соларинтером, неподходящим для их звучания, но стоило Цикадам перейти на родной тональный язык, в котором естественно сочетались идеальное маханическое совершенство и удивительно живое звучание (вечно изменчивое, текущее словно вода), -- и они превращались в настоящую музыку прекрасную, хрупкую и неповторимую, как сама жизнь.
Слухи – упрямая и труднопостижимая вещь. Я с детства знал, что Цикадой может стать любой, кто захочет присоединиться к ним, хотя я никогда не разговаривал ни с кем из них и не искал о них информацию, -- может быть поэтому Цикады восхищали меня куда больше, чем шейперы с их невероятной, но вполне понятной, красотой, недоступной для обычного человека.
В детстве я не думал о смерти. Мне нравилось быть человеком, тем более в мире, принадлежащем именно людям. Когда я учился, у меня просто не было времени думать о чем либо еще. Все изменилось в тот день когда я окончил учебу.
Я сидел тогда вместе с однокурсниками в нашем любимом бистро недалеко от университетского городка одетый в новенький серый комбинезон с эмблемами инженера. Я отлично сдал выпускные экзамены и знал где буду работать по крайней мере ближайшие десять лет. Моя жизнь вполне состоялась, и я вдруг понял, что мне осталось только прожить ее. Я вдруг словно увидел всю ее целиком, год за годом, до самой смерти, -- и понял, что не хочу умирать, сколь бы спокойной, счастливой и долгой ни была эта жизнь.
Погруженный в эти неожиданно грустные среди общего веселья мысли, я смотрел по сторонам, словно ища выход из этой неизбежной западни, которой прежде не замечал. Частью сознания, сохранившей привычную инженеру рациональность, я понимал, что я далеко не первый столкнувшийся с этой проблемой, -- что в мое время способов избежать смерти, возможно, столько же, как и ее разновидностей. Я помнил, не сознавая этого, что мой родной Дзайбацу – одно из немногих мест в системе, где можно увидеть их все. Блуждая не видящим взглядом по пестрой толпе посетителей бистро, я мучительно искал ответ на вопрос, неожиданно перечеркнувший всю мою еще не прожитую жизнь.
Я увидел сидящих за соседним столиком шейперов, -- удивительно красивую молодую пару (при этом им могло быть и по двадцать и по двести лет), -- и сразу отвел от них взгляд: их врожденное биологическое бессмертие было для меня недоступно. Совсем рядом с ними что-то обсуждали несколько молодых механистов. Живые части их тел были молоды и выглядели пока неплохо, но уже сейчас они напоминали скорее полуразобранных роботов, чем людей, -- я слишком хорошо знал достоинства и недостатки техники механистов, чтобы связать с ней собственное бессмертие (даже если забыть о том, насколько мне не хотелось выглядеть так же). Мой взгляд скользнул дальше и зацепился за черны панцырь Омара, беседующего о чем-то с человеком в деловом костюме, -- словно за сгусток непроглядно черноты. Омары тоже были механистами, но, в то же время, они в определенном смысле были полной их противоположностью. Я начал вспоминать все, что слышал об этой секте и вскоре пришел к выводу, что смогу принять такую форму существования, особенно если не начинать человеческую жизнь по-настоящему, постепенно обретая нити взаимных связей, оборвать которые намного сложнее, чем просто умереть, когда для этого придет время. Тогда единственной такой нитью для меня были родители, но я знал, что они пойму и примут мое решение, -- по крайней мере, я верил в это.
Я сидел молча, мысленно примеряя черный панцырь Омара на собственное тело и лишь изредка кивая весело галдящим однокашникам, -- мы знали друг друга достаточно хорошо, чтобы это не требовало усилий разума. Возможно мне повезло, возможно, -- это была просто случайность; а может быть судьба, у если она существует, решила в тот день показать мне все возможные пути бегства от скоротечной человеческой жизни.
В тот момент, когда я уже смирился с мыслью о том, чтобы присоединиться к Омарам, -- тем более с образованием инженера, полученным на Эйте Дзайбацу я мог легко разобраться в их необычной технике, -- мои спокойные, но мрачные размышления, прервал серебристый блеск и странная чарующая мелодия: столь же далекая от всего человеческого, как облик Омара, но, в отличии от него, прекрасная. С улицы сквозь прозрачные раздвижные двери, своей невероятной плавно-стремительной походкой вошли две Цикады, тихо беседуя о чем-то на родном языке.
Они сели за столик у окна и сидели там около часа, пока к ним подошел пожилой мужчина с внешностью торгового агента средней руки, с которым они вскоре вместе ушли. Все это время я любовался их красотой столь не похожей на облик Омаров, но столь же неподвластной смерти и, пожалуй, даже более доступной, -- Омары, как и большинство сект, принимали далеко не всех желающих, Цикады же, насколько мне было известно, не отказывали никому. Хорошо натренированная за время учебы память мгновенно выбросила в сознание вся, что я когда-либо слышал о Цикадах; и все это вполне соответствовало их облику. Мысль о том, что я могу прожить неопределенно долгую жизнь, став одним из этих существ, вызвала лишь радостное возбуждение, не отягощенное, ни иными эмоциями, ни сомнениями.
В тот раз я вряд ли решился бы подойти к Цикадам и заговорить с ними, даже если бы был один, но мысль о том, что мне нужно присоединиться к ним, если я хочу жить, а не ждать неизбежной смерти, раз возникнув, уже не покидала меня.
Мне не составило труда отыскать торговое представительство Цикад через информационную сеть Дзайбацу. Идеально гладкая серебристо-серая поверхность оболочки там, где должно было быть лицо, не выражала ничего, но модуляции голоса, созданного совершенной электроникой в сочетании с оборотами речи, возникшими в отсутствие мимики, передавали чувства намного тоньше. В них была искренность, недоступная человеку. Не знаю, заметили ли меня те Цикады, которых я рассматривал в бистро, -- скорее всего, они меня просто не заметили. Во всяком случае, в торговом представительстве мой вызов никого не удивил – подобных ему ждали всегда, и готовы были ответить. Цикады действительно не отказывали никому.
Еще несколько недель я жил ожиданием, полагаясь в повседневных делах, прежде всего, на навыки и привычки, -- мои мысли были уже далеко и от Эйте Дзайбацу и от знакомой, человеческой жизни. Наконец я получил сообщение из торгового представительства. Грузовой клипер Цикад «Серебряная Стрела» должен был покинуть Дзайбацу в десять вечера по станционному времени, и меня готовы были принять на борт. Этот путь мне предстояло проделать в качестве груза. На корабле Цикад не было отсеков пригодных для людей.
Я покинул Дзайбацу, никого не предупредив об этом. Даже зная толерантность наших законов, я опасался, что меня попытаются задержать, если я стану лично улаживать все необходимые формальности. Прощаться с родителями у меня попросту не хватило духу. Я оставил в торговом представительстве короткое видеосообщение для них и несколько электронных документов: заявления об увольнении, отказе от социальных гарантий, гражданских прав и собственно гражданства Эйте Дзайбацу. Все это было отправлено по назначению когда «Серебряная Стрела» уже мчалась в космической пустоте на полной скорости, направляясь к колониям Цикад. Тому, кто никогда не общался с Цикадами, это может показаться странным, но, ложась в контейнер криостасиса, -- предназначенный для перевозки тех, кому еще только предстояло стать личинками, пройдя первое Перерождение, -- я чувствовал себя спокойнее, чем когда-либо в своей человеческой жизни.
Очнулся я уже в медотсеке Личиночного Кластера центральной колонии Цикад. Я никогда не бывал в Кольцах, но, получив инженерное образование на Дзайбацу, я отлично знал невероятную технику шейперов и достаточно хорошо представлял себе их идеальный, стерильный мир. Точно таким же оказался Личиночный кластер. Превосходство техники Цикад над аналогичной техникой шейперов, или механистов чувствовалось во всем, но оставалось неявным, -- это было лишь ощущение.
Мне пришлось испытать многое из того, о чем рассказывали на Дзайбацу получившие образование на Совете Колец. Тот же жесткий предельно продуманный распорядок, подчиняющий каждую секунду процессу обучения, -- времени вне его в Личиночном Кластере просто не существовало; те же бесконечные изощренные тренировки для тела и разума, способны сделать из обычного человека если не шейпера, то очень близкое к ним существо. Разница заключалась в том, что все мы, -- личинки Цикад, -- проводили очень много времени в медотсеке ЛК, постоянно подвергаясь сложному недикаментозному, гормональному и микробиологическому воздействию.
Именно эта долгая и тщательная работа, проделанная Цикадами с каждым из нас, была нашей подготовкой к Перерождению. Тренировки и обучение были только катализатором, ускоряющим и направляющим этот процесс. В то же время, они готовили к перерождению наш разум. Первые Цикды были шейперами и только по этому смогли сделать следующий шаг и приспособиться к новому существованию, сохранив не только рассудок, но и самих себя. Они не признавали избранности в которую верили шейперы, поэтому готовы были провести любой разум по этому пути, но от этого он не стал легче -- очень многое нам все равно нужно было сделать самим, даже если для обычного человека это почти невозможно.
Это было мучительно трудно, но мы постоянно продвигались вперед. Цикады никогда не оставляли нас наедине с поставленными задачами, ожидая когда мы сами найдем решение. Наши виртуальные учителя, -- созданные Цикадами программы системного психологического анализа\синтеза, очень тонко определяющие все особенности личности и психологического состояния подопечного, имели голографический интерфейс безупречно копирующий облик цикад-имаго, -- были всегда рядом, вызывая к себе уда больше расположения и симпатии, чем способно вызвать живое существо. Они никогда не указывали на ошибки, или возможные пути решения очередной задачи, но всегда помогали находить кратчайший путь к ним, не позволяя возникнуть отчаянию и тонкими, неразличимыми воздействиями удерживая сознание каждого из нас в состоянии оптимальном для познания нового.
Точно так же, постоянно и незаметно наш, путь облегчало постепенное, плавное, но все более радикальное изменение физиологии организма. Обучение не становилось легче, просто мы довольно быстро находили решение каждой новой задачи, которая была в принципе неразрешима для нас в том состоянии организма, в каком он был, когда эта задача ставилась перед каждым из нас.
Жизнь в качестве личинки завершалась для каждого неожиданно, ведь мы не могли чувствовать завершение изменений, необходимых для перерождения, как не ощущали их самих. Так произошло и со мной. Когда я в очередной раз явился в медотсек Личиночного Кластера, вместо обычных процедур перестройки, проводившие их Цикады помогли мне устроиться внутри открытого кокона. Завершив, наконец, путь личинки я не почувствовал того, что мог бы чувствовать человек. Я испытал удовлетворение и радость, но эти чувства не были чрезмерными, оглушительными, опасными для стабильности психики, -- основой каждого из них были спокойствие и уверенность в своих силах, ставшие поистине непоколебимыми. Потом Крышка кокона закрылась с мягким вздохом герметизации и сознание постепенно отключилось, под воздействием химических препаратов и электрических импульсов, перестроивших энцефалограмму.
Во второй раз в колонии Цикад я очнулся в небольшом отсеке, или скорее искусственной полости в естественной астероидной породе. Вокруг были тьма, холод и космический вакуум, но они были для меня не страшны, -- серебристо серая оболочка Цикады надежно защищала мое тело, более совершенное, чем тело шейпера. Мое новое состояние среди Цикад именовалось велигер, -- личинка после первого перерождения, еще не имеющая знаний и опыта цикады-имаго, но внешне от нее неотличимая. Какое-то время я просто парил в невесомости, постепенно перестраивая зрительные диапазоны, заставляя откликаться контрольными сигналами бесполезную в вакууме, но от того не менее совершенную акустическую и, одну за другой, прочие системы оболочки. Одновременно я изучал отсек, в котором находился.
Камень стен был идеально гладким, но какой либо обшивки, или рисунков на нем не было. В отсеке имелась круглая скользящая дверь из серо-серебристого металлопластика, но она не была герметичной. В неглубокой стенной нише имелся стандартный кибертерминал, -- я без труда воспринял непривычный облик полноценной техники Цикад, которой прежде почти не видел, -- мой мозг (мозг Цикады) легко воспринимал новую информацию, обрабатывая ее с удивительной быстротой и точностью. После перерождения мое восприятие мира перестало быть человеческим, но я полностью сохранил память о нем, -- более того, я мог с легкостью вызвать из памяти любые подробности своей прежней, человеческой жизни, прежде недоступные сознательному анализу, -- различие между ними было ошеломляющим, но я вновь испытал лишь спокойное удовлетворение.
Благодаря знаниям, полученным в Личиночном Кластере, я не испытывал, ни малейшего беспокойства, вполне сознавая, что моя жизнь (потенциально, бесконечно долгая) отныне полностью зависит от оболочки. Я научился полностью доверять этому удивительному творению науки Цикад и полагаться на его надежность задолго до перерождения. Благодаря этим знания моему измененному Перерождением сознанию процесс взаимодействия с оболочкой с первых мгновений казался естественным, не требующим усилий.
Стоило мне пошевелиться, прислушиваясь к новому для себя восприятию движения, -- теперь оно казалось мне прямым продолжением мысли, полностью подчиненным разуму, -- в стенах отсека вспыхнули несколько люминесцентных панелей, залив его мягким белым светом, не оставляющим теней, а проектор терминала создал образ парящей рядом со мной цикады-имаго, -- моего виртуального наставника.
Следующие несколько часов я, уже под ее руководством, тщательно и целенаправленно осваивал управление вначале оболочкой, а потом и небольшим ранцевым двигателем в плоском обтекаемом корпусе, пристегнутом у меня на спине к внешним креплениям на оболочке, и подсоединенном к одному из многочисленных ее разъемов для управления внешними системами. Несмотря на скромные размеры этот ранец («крылья» Цикады) имел реакторный двигатель, собственную навигационную систему и невероятные, -- для техники шейперов, или механистов, -- мощность и запас энергии. От «крыльев» жизнь Цикады зависит так же, как от оболочки, по крайней мере в родных колониях, где Цикады-имаго много времени проводят в открытом космосе, впитывая солнечную энергию накопителями оболочки, любуясь звездами и изучая их, -- поэтому создавались «крылья» столь же тщательно, как и оболочки. Тем не менее, цикады не полагались на них всецело, всегда пристегиваясь тонкими металлопластиковыми тросами к таким же нитям опутывающим плотной сетью поверхность астероидов колоний и соединяющим поверхностные сети астероидов между собой.
Я убедился в этом, когда вместе со своей виртуальной наставницей отправился изучать коридоры и отсеки Центральной колонии. За пределами отведенного мне отсека ее образ создавали для меня системы видеоввода моей оболочки, для всех кроме меня он был невидим, но в моем субъективном восприятии ничего не изменилось. Бесконечные коридоры, шахты и залы Центральной, пронизывающие весь внутренний объем крупного планетоида обладали той же предельно аскетичной рациональностью, что и маленький «жилой» отсек с моим личным номером на двери, -- в противоположность шейперам Цикады были убежденными индивидуалистами, ставящими в центр системы ценностей и социального устройства именно отдельную личность, -- этот личный отсек (здесь они не назывались жилыми, ведь жилое пространство Цикады, -- это ее оболочка) действительно был моим неприкосновенным пространством. Отличить друг от друга отсеки, шахты и коридоры можно было только в том случае, если различалось установленное в них оборудование, но благодаря киберштурману «крыльев», постоянно поддерживающему связь с невероятно мощной информационной сетью Центральной колонии (один из узлов которой, помимо других задач, обеспечивал существование моей виртуальной наставницы), я в любой момент мог определить где нахожусь и получить оптимальный маршрут к любой точке этого трехмерного лабиринта. К тому же, моя память Цикады, без усилий с моей стороны, цепко фиксировала любое изменение направления, -- раз проделанный путь я мог повторить уже без помощи кибарштурмана.
Преодолев относительно малой скорости путь от своего личного отсека в глубине планетоида Центральной колонии к его поверхности, я обрел достаточную уверенность в управлении «крыльями», чтобы не опасаться открытого пространства, где полагаться можно только на двигатель, или механическую страховку.
Покинув внутреннее пространство колонии через один из небольших шахтных створов, прикрытых массивными крышками противометеоритной защиты я впервые в жизни оказался в открытом космосе, -- при этом я был его частью. Пристегнув фиксатор на катушке страховочного фала, укрепленную на стационарном тросе, к креплению на оболочке, я выпустил подошвенные шипы и не спеша пошел вдоль троса по каменной поверхности планетоида. Я был не одинок здесь. Множество Цикад перемещались в разных направлениях вдоль тросов, либо просто сидели на выжженном солнцем камне, группами и поодиночке, любуясь звездами, погрузившись в размышления, или обсуждая что-то между собой. Многие из них были погружены в работу, -- лучше всего Цикады чувствуют себя в открытом космосе, -- в глубь колоний они спускаются только в том случае, если решение какой-то задачи требует непосредственной работы с оборудованием, ведь их оболочкам не страшны даже самые сильные из солнечных бурь.
Вскоре я погрузился в созерцание, поддавшись очарованию космоса, красоту которого Цикады способны видеть лучше прочих представителей человечества. Моя наставница не торопила меня. Ее виртуальный образ, видимый только мне, устроился рядом, словно тоже любуясь звездами. Мы провели так долгое время, прежде, чем стремление к познанию нового преодолело в моем сознании притягательность покоя медитации. Проведя еще некоторое время на поверхности Центральной, я пристегнул страховочный фал к тросу, идущему к поверхности ближайшего астероида-колонии и скользнул в пустоту, присоединив бело-серебристое пламя своего ранцевого двигателя, к огонькам «крыльев» других Цикад, скользящих в пространстве между колониями вдоль тросов, соединяющих их в единую гигантскую сеть, плывущую в космической пустоте. Среди этих малых огней яркими звездами сверкали двигатели кораблей, но их было куда меньше, ведь корабли, автоматические катера и баржи перевозили только грузы, -- столь малые, для открытого космоса, расстояния, Цикады преодолевали с помощью «крыльев», хотя в планетарных масштабах расстояния между удаленными друг от друга астероидами-колониями были огромны.
Какое-то время после своего первого Перерождения я лишь изучал мир Цикад, путешествуя между колониями вдоль нитей страховочных тросов, натянутых в пустоте; или обследуя хитросплетения коридоров, шахт и отсеков внутри колоний, -- внешне совершенно одинаковые в каждой колонии они располагались по-своему. Одновременно я свыкался с жизнью в открытом космосе. Подготовка в Личиночном Кластере и перерождение полностью изгнали из моего сознания страх перед пустотой, но полностью изменить стереотипы, оставшиеся в памяти от прежней жизни, могло лишь время и собственный опыт существования в открытом космосе.
Со временем я вновь начал учиться, постепенно превращаясь из велигера в Цикаду-имаго. Этот процесс не напоминал ни долгое, невероятно медлительное (с точки зрения Цикады) обучение специальности инженера на Эйте Дзайбацу, ни предельно интенсивную, безжалостную подготовку в Личиночном Кластере. Мозг Цикады обладал стремительностью и гибкостью мышления не доступной ни обычным людям, ни механистам в симбиозе с наиболее совершенными кибернетическими системами, ни шейперам Совета Колец, приносящим собственные жизни в жертву ради совершенствования разума следующих поколений, которые сделают то же самое.
Под воздействием возрастающей плотности потока информации и градиента сложности решаемых задач мой разум менялся тем быстрее, чем сильнее нарастало воздействие. Иногда изменения происходили плавно, но чаще под воздействием стремления к пониманию новой информации, или решению задачи, неразрешимой в текущем его состоянии, сознание совершало скачек, перемещаясь на новый уровень возможностей, который прежде никак не проявлялся.
Моя виртуальная наставница по-прежнему всегда была рядом, помогая сохранить оптимальное состояние эмоций и разума. Она оставалась очень эффективным советчиком, способным понять мои затруднения лучше меня самого, и моим основным каналом взаимодействия с огромными базами данных в информационной сети колоний, но моими учителями на этом пути были Цикады-имаго прошедшие множество перерождений. Возможно, среди них были и те, кто когда-то основал Центральную колонию, дезертировав с Совета Колец.
Определить это, как и возраст, или биологический пол моих наставников (или наставниц) было в принципе не возможно. Психика Цикад не подвержена старению так же, как их организм. В гормональном, и в психологическом смысле они бесполы: уровень мужских и женских гормонов в организме абсолютно идентичен, но может меняться, в зависимости от того, что важнее для конкретной задачи – цель, или процесс ее решения. В свою очередь гормональный баланс соответствующим образом меняет состояние сознания, восприятие решаемой задачи, ощущение самого себя и всего окружающего мира. Физиологически организмы Цикад так же идентичны друг другу и не имеют органов размножения. Тело Цикады одновременно проще, надежнее и совершеннее, чем тело человека, или шейпера. Оно идеально приспособлено к существованию внутри оболочки, сочетая в себе компактность, ловкость, подвижность и высокую скорость реакции, -- свойственные женскому организму, -- с высокой физической силой, выносливостью и механической прочностью мужского. К тому же Цикады не склонны преклоняться перед чьими-то прежними достижениями, или вспоминать о собственных, -- их интересуют, прежде всего, новые достижения и открытия. Значение имеют лишь знания, навыки и опыт. Положение первых Цикад среди себе подобных ничем не отличалось от статуса других Цикад-имаго проживших достаточно долго.
Наука Цикад более однородна, чем знания других ветвей человеческой расы. Способность к запоминанию и обработке информации, позволяет Цикадам познавать и совершенствовать ее в целом, условно подразделяя на отдельные отрасли лишь ради обозначения их взаимного расположения и взаимодействия друг с другом. Две наиболее крупные взаимопроникающие области, вместе образующие большую часть науки Цикад – биотехнологии и техника с низким содержанием органики. Третья область того же порядка – изучение психики, памяти и принципов функционирования разума цель которой, прежде всего, их совершенствование и стабилизация. Дипломатические навыки и приемы самоконтроля составляют неотъемлемую часть этой области знания, но для Цикад это скорее изучение и совершенствование естественных форм поведения, чем создание и внедрение единого идеального стандарта поведения, -- критически важное для общества шейперов. Тем не менее, в искусстве дипломатии Цикады превосходят шейперов не меньше чем в технике и биотехнолгиях.
Не смотря на однородность знаний и навыков, у Цикад существует понятие специализации, определяемое личными предпочтениями и интересами. Для меня такой областью стало совершенствование оболочек, хотя, завершив путь познания от велигера до Цикады-имаго, я мог столь же эффективно работать в любой другой. В определенном смысле, моя жизнь совершила первый, самый малый, виток огромной, бесконечной спирали, -- ведь эту работу вполне можно сравнить с работой инженера на одном из заводов Эйте Дзайбацу, пусть на уровне сложности задач и совершенства знаний, который не способны представить, ни человек, ни механист, ни шейпер.
- Рассказ основан на рассказе Брюса Стерлинга "Царица Цикад"