User:GreyDragon/DragonBook
Книга Дракона
Водрузив очередную стопку тяжелых старинных томов на длинный библиотечный стол, я тяжело вздохнул. Когда профессор Савельев предложил мне поработать во время летней практики в запасниках институтской библиотеки, я очень обрадовался. Меня охватила гордость и почти детский азарт, побудивший меня поступить после школы в московский иняз, – надежда найти в старых книгах след того, что когда-то называлось магией. Эта детская мечта подчинила себе всю мою жизнь, скорее всего потому, что без нее жизнь была бессмысленной и скучной. Когда я стал старше, надежда поблекла под напором обыденности, став просто мечтой, – ведь мечтать можно даже о том, на что невозможно надеяться.
К четвертому курсу я давно перестал быть по-настоящему хорошим студентом интересуясь не столько учебой, как обществом представительниц прекрасного пола, или просто возможностью повеселиться в хорошей компании. Однако, в отличие от большинства своих сокурсников, я, все же, сохранил интерес к самой лингвистике, – поэтому профессор Савельев по-прежнему продолжал считать меня одним из лучших студентов, хотя я сам никогда не считал себя таковым.
Предложение профессора позволяло мне вполне обоснованно гордиться собой (в фондовую часть институтской библиотеки студентов допускали очень редко, еще реже позволяли работать с книгами самостоятельно, – без присмотра сотрудников), к тому же это была сказочная возможность воплотить давнюю мечту.
К сожалению, сказка обернулась тяжелой скучной работой, и вспыхнувшая надежда исчезла в первые несколько дней. Моей задачей была сортировка книг неупорядоченной части фонда согласно правилам библиотечного каталога и их размещение на основных стеллажах запасников. Причем второе требовало больших усилий, – некоторые старинные тома имели впечатляющий вес. На их изучение ни сил, ни времени уже не оставалось, как бы мне ни хотелось этого.
После первой недели практики, обернувшейся почти такой же каторгой, как привычные уборочные работы на благо институтской хозчасти, я почти не воспринимал книги, с которыми работал. Помня о том, что впереди еще три недели точно такой же работы мой организм старательно экономил силы, – рутинные действия почти не задевали сознания. Если бы я просто увидел ту странную книгу с необычным рисунком на обложке, я скорее всего, просто не заметил бы ее, но, перебирая очередную стопку пыльных томов я коснулся обложки пальцами. Даже в полусонном состоянии от усталости, скуки и безразличия мой мозг не мог проигнорировать прикосновение необычного материала похожего на ощупь одновременно на металл и полированный камень. Ощутив под пальцами вместо привычной ровной обложки выпуклый узор, напоминающий чешую, я мгновенно очнулся и буквально вцепился взглядом в лежавшую передо мной книгу. В следующее мгновение я в буквальном смысле выпал из известной мне обыденной реальности, – эта книга не была ее частью (нечто подобное никак не могло существовать в ней), поэтому она словно увлекла меня за собой, вырвав мое сознание из окружающего мира.
Здравомыслящий человек, даже самый законченный романтик, неизбежно решил бы, что сошел с ума, – быстро, но окончательно. Это было простейшим и наиболее вероятным объяснением происходящему. Я не подумал об этом в тот момент только потому, что надеялся найти нечто подобное, следовательно не был полностью здравомыслящим человеком. К тому времени, когда мысль о сумасшествии все же пришла мне в голову, развитие событий позволило мне без колебаний отвергнуть ее.
Лежащая передо мной книга выглядела, скорее, как плита из полированного коричневого камня покрытая удивительно гармоничным выпуклым узором из небольших, примерно два сантиметра в длину и сантиметр в ширину у основания, чешуек имеющих форму равнобедренных треугольников с закругленными углами. Только наличие двух защелок на петлях, удерживающих переплет в закрытом состоянии, свидетельствовало о том, что это именно книга. Ни названия, ни каких либо других надписей на переплете не было. Единственным его украшением помимо выпуклого чешуйчатого узора была миниатюра вписанная в чешуйку точно в центре верхней крышки переплета. Выполненная тонкими, но удивительно четкими, легко различимыми линиями и штрихами, она изображала странное существо, напоминающее дракона, но не похожее ни на одно из привычных описание этих мифических существ.
Изящная голова с чуть приоткрытой зубастой пастью была значительно меньше и короче, чем на европейских и азиатских изображениях драконов. Шея тоже была короче и значительно толще, но при этом выглядела очень гибкой. Крылья, голову, передние лапы, шею и переднюю часть тела существа покрывала мелкая чуть выпуклая треугольная чешуя. Не смотря на размер миниатюры, сразу возникало ощущение, что узор переплета повторяет ее рисунок. На спине боках и задних конечностях чешуи были точно такой же формы но гораздо большего размера. Их края выглядели бритвенно острыми, причем возникало ощущение, что существо может встопорщить крупные чешуи, хотя на рисунке они плотно прилегали к его телу. Еще одним отличием этого странного существа от классических изображений драконов было положение крыльев. Они находились не за спиной, а по бокам грудной клетки. Основания крыльев располагались на уровне передней стороны тела. К тому же изгибы крыльев оканчивались не рудиментарными пальцами, а полноценными пятипалыми кистями, такими же как на передних лапах. Но наибольшим отличием облика этого существа от облика классического дракона был хвост. Из-за покрывающих его крупных чешуй он напоминал формой пальмовидный лист. На большей части длины он имел ширину тела существа, слегка сужаясь к концу. Чешуя на хвосте опускалась вниз. Он был вогнутым с внутренней стороны, что придавало ему еще большее сходство с большим листом пальмы.
Существо на миниатюре выглядело сильным и ловким, но относительно небольшим, – гораздо меньшим тех впечатляющих размеров, которые приписывает драконам классическая мифология, – тем не менее, вполне способным одолеть гораздо более крупного противника. В гармоничности его пропорций и грации, ощутимой даже в неподвижности, было много общего с красотой больших хищных кошек, несмотря на различие облика.
Поза существа была почти классической, – в какой принято изображать драконов, – оно стояло на четырех лапах, но едва заметно приподнявшись. Большую часть веса тела удерживали на себе задние лапы, гораздо более массивные чем передние. Правая передняя лапа была приподнята. Массивные слегка изогнутые, явно втяжные, когти на ее пальцах выпущены до отказа, но в этом не было ни ярости ни угрозы, – это был скорее своеобразный воинственный салют невидимому противнику, символ готовности ответить на вызов. Когти на лапах, которыми оканчивались изгибы крыльев, тоже были выпущены до отказа. Сами крылья были полураскрыты. Необычное расположение не помешало им занять позицию характерную для классических изображений мифических драконов. Тем не менее, поза существа, застывшего на миниатюре, была столь же необычной, как и весь его облик. В ней было нечто неясное, но отчетливо ощутимое, – совершенно не характерное для классических изображений драконов.
Стремясь уловить причину этого ощущения, я напряженно всмотрелся в тонкие линии рисунка. Поначалу я не заметил ничего нового, но, продолжая напряженно рассматривать изображение, я постепенно осознал, что все линии тела замершего существа, – его положение – подчинены некой общей задаче. В этот момент мне пришло в голову, что его необычный облик необходим этому существу для той же цели. Эта мысль помогла мне разгадать загадку странной миниатюры: изображенное на ней существо, застывшее в ожидании нападения невидимого противника, способно было не только сражаться с ним, или улететь; одновременно оно изготовилось свернуться в шар, перейдя к пассивной обороне. При этом крылья, голова и передние лапы существа оказывались под брюхом, а широкий вогнутый хвост закрывал их своеобразной крышкой, завершая сферическую защитную оболочку. Если противник пытался вскрыть ее, этому необычному дракону достаточно было просто встопорщить чешую, чтобы быстро отбить у него такое желание.
Поняв это, я совсем иначе взглянул на застывшее на рисунке существо. Обладая грацией и совершенством формы, свойственными классическому дракону в интерпретации европейской мифологии, оно было лишено присущей дракону агрессивности. Ее место занимала спокойная уверенность, – сознание собственной защищенности в любой ситуации.
Я долго любовался странной миниатюрой, восхищаясь красотой изображенного на ней существа. Чем дольше я смотрел на нее, тем сильнее становилось желание превратиться в такое существо. Я мысленно тянулся к новому облику, стремясь если не обрести его, то хотя бы ощутить во всех деталях в собственном воображении. В какой-то момент я вновь коснулся переплета странной книги, скользя ладонью по выпуклому чешуйчатому узору, но мое внимание по-прежнему было сосредоточено на изображении дракона. Подчиняясь движению мысли рука помимо воли скользнула к украшенной рисунком чешуйке. Когда мои пальцы коснулись ее поверхности, раздался громкий треск рвущейся ткани.
В следующее мгновение я осознал, что действительно превратился в существо, изображенное на миниатюре, – причем чешуйка с рисунком теперь находилась у меня на груди заменив собой одну из моих собственных (я продолжал чувствовать ее как некий странный объект, не принадлежащий моему телу, и все же неразрывно связанный со мной как-то иначе), – но прежде, чем это произошло я рефлекторно встопорщил чешую и встряхнулся, пытаясь сбросить то, что мешало мне свободно двигаться. Острые края больших чешуй на спине, боках и задних лапах мгновенно искромсали уцелевшую ткань в мелкие клочья, освободив тело от остатков одежды, но обрадоваться этому я не успел.
Перед глазами замелькали смутные образы, стремительно обретающие все большую четкость и подробность. Этот яркий водоворот окончательно вытеснил восприятие окружающего мира, и я потерял сознание, успев лишь вскользь подумать о том, что на странную книгу, на переплете которой все еще лежала моя ладонь, было наложено еще какое-то заклинание...
...весна в этом году выдалась ранняя и удивительно теплая. Зима закончилась совсем недавно, а солнце уже греет совсем по-летнему. Сладко пахнет луговая трава. Тихо фыркают пасущиеся лошади. Они совершенно спокойны. Волкам в ближнем лесу сейчас не до них, – есть более легкая добыча. Оводов и слепней еще нет, а мошкару сносит сильный прохладный ветерок, так что кобылам вовсе никто не досаждает. Красотка пасется совсем рядом. Ее нежный сладковатый запах смешивается с ароматом разогретой солнцем травы, приятно щекоча ноздри. Несколько дней назад она вошла в охоту, – как всегда первой в небольшом деревенском табуне, – но, пока, кроме меня об этом никто не знает. Красотка очень спокойная кобыла и даже в самой охоте остается такой же послушной как обычно. Хотя, даже когда староста заметит, наконец, что его кобыле необходимо внимание жеребца, – это ничего не изменит. Красотка рабочая лошадь, как и все остальные. Деревенский табун молодой и крепкий. Любая из кобыл может работать еще достаточно долго, поэтому жеребят в этом году снова не будет. Единственный во всей деревне жеребец, который тоже принадлежит старосте, от нерастраченной силы всегда злющий, как ему и полагается при его имени, – черного красавца зовут Демон. Впрочем, это не моя забота. На мое счастье староста Торвальд сам пасет своего любимца. Кроме него никто не может с ним справиться. Даже старший сын старосты Дик побаивается Демона, хотя нравом он весь в отца, никому из людей в деревне спуску не даст, – а вот мастер Торвальд не упускает случая промчаться на своем черном страшилище бешеным галопом по улицам деревни, распугивая грозными окриками односельчан. Да пусть его, староста и его жеребец похожи друг на друга больше чем следовало бы, – так говорил покойный мастер Нортон, улыбаясь в белую бороду, когда никто кроме меня не мог услышать его слова, – может старосте, как и Демону, некуда девать мужскую силу, вот он и зол на весь свет? Не знаю. Да и не хочу знать.
Деревенские девушки не желают меня замечать, – в женихи по здешним меркам я никак не гожусь, ведь у меня за душой нет ничего кроме крепкого дубового посоха, окованного металлом, который я сделал своими руками под присмотром мастера Нортона, – однако страдать, как тому же Демону, мне не приходиться. Мне живется лучше любого деревенского парня, хотя никто из них не поверил бы мне.
Кобылы гораздо красивее девушек, во всяком случае, наших деревенских. Я понял это, когда мне исполнилось четырнадцать. С тех пор я очень благодарен судьбе за то, что после смерти отца меня сочли негодным ни на что, кроме работы пастуха, хотя мастер Нортон не раз говорил старосте, что я удался в отца, который был отличным кузнецом, и просто очень умным человеком (это староста как раз признавал). Когда отец утонул в болоте, где добывал сырое железо для своей кузницы, я был еще совсем мальчишкой и не смог заменить его в кузнице, а без кузнеца в деревне никак нельзя. Поэтому староста съездил в соседнюю деревню и вернулся вместе с молодым парнем, – старшим сыном тамошнего кузнеца, который приходился старосте дальним родичем. Деррек, – так звали молодого кузнеца, – женился на дочери старосты, – и поселился вместе с женой в доме отца, рядом с которым стояла сельская кузница. Возразить было нечего, – да и некому. Моя мать умерла, когда я был еще ребенком. Ее я совсем не помню.
Первое время я жил тогда в доме старосты, но об этом я стараюсь не вспоминать. Потом меня забрал к себе деревенский маг мастер Нортон, сказав Торвальду, что он уже стар и ему иногда нужна помощь по хозяйству. Староста долго смеялся (старый маг был по-прежнему крепок, хотя пришел в деревню еще при деде нынешнего старосты), но возражать не стал, – мастер Нортон не был истинным магом и не мог обучить меня магии, даже если бы захотел. Я не мог считать себя его учеником, хотя мне очень хотелось этого. Потому живя в доме старого мага, я по-прежнему оставался пастухом и проводил большую часть времени с деревенским табуном. Пока я был мальчишкой мне очень трудно было смириться с этим, и я изо всех сил старался держаться поближе к старому магу и при первой возможности донимал его расспросами. Мастер Нортон словно не замечал моего яростного детского любопытства от чего оно разгоралось еще сильнее.
Только гораздо позже я осознал сколь многому успел обучить меня старый маг прежде чем я сам заметил это. Прежде всего, он научил меня читать, а потом и писать, что в деревне было редким умением. Бумага и пергамент были чрезвычайно дороги, как и хорошие чернила. Даже в доме мастера Нортона была всего одна книга, – толстая и тяжелая книга заклинаний, которую он получил, когда стал назначенным магом. По ней я и учился читать. Может быть, потому я одолел эту науку столь стремительно, – ведь тогда я не понимал разницы между истинным потомственным, и назначенным магом, – и искренне верил в то, что если я смогу прочесть заклинание то смогу и использовать его так же, как мастер Нортон. Старый маг не спешил рассеять мое заблуждение. Он только улыбался в бороду, наблюдая, как я раз за разом перечитываю книгу заклинаний, пытаясь понять, почему, произнесенные мной, они не действуют должным образом. Хотя книга старого мага и называлась книгой заклинаний, в ней было и многое другое. В том числе там было написано, как правильно использовать каждое заклинание и силу мага саму по себе. Описывалось все это очень тщательно и подробно, словно книга назначенного мага предназначалась для человека не обладающего ни особым умом, ни даже воображением. Даже ребенком я без труда мог следовать любому из этих наставлений, но из них мне так и не удалось понять, почему слова заклинаний остаться просто словами.
Только после того, как я научился быстро и правильно писать, изведя на это бессчетное количество бересты, мастер Нортон объяснил мне, почему записанные мной заклинания столь же бессильны, как и произнесенные, хотя их строки выглядели точно так же, как выведенные старым магом. К тому времени я успел несколько раз переписать магическую книгу на кусках бересты и почти выучил ее наизусть.
Выслушав то, что рассказал мне тогда мастер Нортон, я понял, что давно знал все это, но никогда не пытался понять смысл этих знаний, как и большинство людей далеких от магии. Именно это и растолковал мне старый маг.
Последний деревенский увалень знает, что маги бывают либо истинные потомственные, обладающие силой от рождения, либо назначенные, которых назначают на эту должность так же, как назначают, скажем, деревенского старосту. Назначенные маги получают магическую силу вместе со званием и должностью мага, причем за серьезную провинность силу могут у них отобрать так же, как звание и должность. У потомственного мага силу отобрать невозможно и сила эта гораздо больше, чем сила назначенных магов, хотя она тоже не у всех одинаковая. По сравнению с истинным назначенный маг почти что обычный человек. Просто магом, не добавляя слова «назначенный» он может именовать себя только если рядом нет истинного мага. Назначенные маги не имеют права брать учеников потому, что учить их им, вроде и нечему, – знания всякого назначенного мага о его ремесле содержатся в книге, которую он получает вместе с должностью и магической силой. Сила и умение назначенных магов различаются лишь настолько, насколько различается их опыт. Создавать новые заклинания, или, скажем, зелья назначенный маг тоже не имеет права. Это право и обязанность потомственных магов, которых совсем немного. Они же создают книги заклинаний и обучают пользоваться ими тех, кого назначают на должность мага.
Все это я знал и раньше, но никогда не задумывался о том, как именно получает силу назначенный маг. Когда я задал ему этот вопрос, мастер Нортон удовлетворенно кивнул, – он всегда был очень доволен, если я вовремя задавал именно тот вопрос, который он ожидал услышать, – и показал мне простое, немного потертое, кольцо из полированной стали, которое всегда носил на среднем пальце правой руки.
Мне никогда не приходило в голову, что это кольцо может быть зачаровано истинным магом, – большинство амулетов, которые создавал мастер Нортон, были куда красивее, – но именно так и было. Это кольцо мастер Нортон получил вместе с книгой заклинаний, когда его назначили магом. Пока кольцо было при нем, он мог колдовать почти так же, как потомственный маг. Без инициирующего амулета назначенного мага (именно так назывались подобные предметы) он становился обычным человеком, лишенным магической силы. Потому такие амулеты и делались в виде самых простых вещей, лишенных какой либо ценности, чтобы на них не позарились разбойники, или воры.
Объяснив мне это мастер Нортон снял кольцо с пальца и протянул его мне. Старый маг отлично понимал, что я обязательно спрошу, смогу ли я колдовать с помощью его амулета, и если он просто ответит, что это невозможно, я все равно не поверю ему.
Дрожа от нетерпения я осторожно взял зачарованное кольцо, чувствуя, что держу в руках величайшую драгоценность из всех, какие я могу себе представить. Надев кольцо на средний палец правой руки я громко и четко произнес заклинание светового шара, которым мастер Нортон часто пользовался вместо свечей, когда ему приходилось работать ночью. Ничего не произошло, хотя из книги заклинаний я знал, что заклинание это требует совсем мало магической силы, и что я должен почувствовать, если сил для заклинания недостаточно.
Мастер Нортон вновь молча кивнул, улыбнувшись в белую бороду, как обычно делал всегда, когда хотел показать, что я все сделал правильно. Только после этого старый маг пояснил мне, что такой амулет нужно не только сделать. Его нужно еще пробудить, привязав к какому-то человеку. После этого амулет становиться частью его собственной души. Для кого-либо другого это просто обычный предмет. Пробудить такой амулет, как и изготовить его может только истинный маг, но даже истинному магу не под силу привязать к другому человеку уже пробужденный амулет.
Я поверил старому магу, хоть мне очень не хотелось этого. Я понял, что это чистая правда, и мне стало очень грустно. Тогда же я понял и то, почему мастер Нортон не рассказывал мне этого раньше. Не зная, что не достаточно уметь прочесть заклинание, чтобы использовать его, я очень быстро научился читать и писать. Меня не нужно было принуждать к этой науке, которая теперь показалась мне пустой и бесполезной. С тех пор я стал еще сильнее уважать старого мага.
После того я ни разу не открывал книгу заклинаний, которую успел выучить почти наизусть, а мастер Нортон начал учить меня тому для чего не нужна ни магическая сила, ни амулеты. За свою долгую жизнь он узнал и повидал очень многое. Знания и мастерство мага были лишь малой частью его умений.
Его знания о кореньях и травах не ограничивались рецептами зелий из магической книги. Старый маг всегда больше доверял отварам и настоям, в которых магия если и была то собственная, а не вложенная извне. Он учил меня собирать и сушить травы, правильно хранить их и готовить множеством разных способов. Эта наука была долгой и не простой, но я впитывал ее с яростным упорством, стараясь забыть горькое разочарование, которым стала для меня магия.
С тем же упорством и жадностью я перенимал и все остальное, чему учил меня старый маг. Постепенно я научился работать с деревом и глиной, делать кроить и шить ткань и сыромятною кожу, ковать метал и дуть стеклянные пузырьки. В какой-то мере старый маг владел почти любым ремеслом и делился своими знаниями он с той же радостью с какой я впитывал их. Я не мог назвать себя столяром, гончаром, кузнецом, портным, или стеклодувом, – но никогда не жалел об этом. Помогая мастеру Нортону, я понял, что вместе все эти обычные ремесла образуют новое мастерство, не похожее на каждое из них по отдельности.
Плохо в этом было только то, что необходимо такое мастерство разве что магу. Мастер Нортон никогда не обращался к ремесленникам. Все, что было ему необходимо, он мог сделать сам. Не имея звания и силы мага с таким мастерством нельзя было жить в деревне, как жил, скажем, кузнец, или плотник. Однако, к четырнадцати годам я вполне мог прожить в лесу не хуже, если не лучше, чем они могли жить в самой зажиточной деревне.
Больше всего мастер Нортон знал о том, как лечить разные хвори, причем магией он при этом пользовался далеко не всегда, потому многому мог научить и меня. Старый маг никогда не делал особых различий между живыми существами: будь то дерево, трава, насекомое, птица, зверь, или человек. Для него все они одинаково обладали разумом и были достойны помощи, если нуждались в ней. Если лечить людей мне не доводилось, -- я лишь наблюдал за работой старого мага и немного помогал ему (до большего меня не допустили бы те, кого лечил мастер Нортон, ведь для них я был просто пастухом), – то забота о здоровье кобылок деревенского табуна, со временем, полностью легла на меня.
Мастер Нортон научил меня ходить по лесу, не тревожа его обитателей, насколько это возможно в человеческом облике. Чтобы помочь мне понять, что на самом деле представляет собой лес, озеро, или луг, старый маг не раз накладывал на меня меняющие облик чары. Поначалу мир впервые увиденный глазами волка, рыси, сокола, или щуки казался странным, даже пугающим, но радость свободы и богатство восприятия, недоступные человеку быстро развеивали страх и я начинал жалеть, что чары, наложенные мастером Нортоном, были недолговечны. Заклинание изменения облика требовало от мага больших усилий, даже если он накладывал его на себя и мог постоянно поддерживать. Наложить такое заклинание на кого-то другого так, чтобы оно держалось достаточно долго, назначенному магу, даже такому опытному и сильному как мастер Нортон было попросту не под силу. Со временем я перестал жалеть об этом и просто наслаждался иным восприятием мира, когда это было возможно.
Когда мне исполнилось четырнадцать, я осознал, что присутствие кобылок деревенского табуна будоражит меня точно так же, как красота девушек, только куда сильнее. Когда я рассказал об этом мастеру Нортону, старый маг только улыбнулся в белую бороду и кивнул, мол все верно, так и должно быть. Потом он весело подмигнул мне и вышел во двор, зная его привычки, я все понял без слов и молча вышел следом. Мастер Нортон ждал меня у крыльца. В его ярко-голубых глазах плясали веселые искорки. Когда я сошел с крыльца на траву, старый маг шевельнул рукой хорошо знакомым движением, которым завершалось меняющее облик заклинание. Я так же молча кивнул и быстро сбросил на влажную от росы траву полотняные штаны и рубаху. Мастер Нортон прошептал заклинание, как всегда беззвучно и удивительно быстро, снова взмахнул рукой, на этот раз в мою сторону и мир вокруг мгновенно изменился. Запах трав из просто приятного превратился в аромат свежей пищи, к которому примешивался слабый, едва уловимый на таком расстоянии, будоражащий аромат нескольких молодых кобылок, растревоженных недавно начавшейся охотой. В облике жеребца он возбуждал меня гораздо сильнее, чем в человеческом. Мне стоило огромных усилий устоять на месте пока мастер Нортон читал еще одно заклинание, но я привык доверять старому магу и беспрекословно подчиняться ему, отложив любые вопросы на потом. Только когда мастер Нортон удовлетворенно кивнул и снова подмигнул мне, я сорвался с места и с громким радостным ржанием во весь опор поскакал к деревенскому табуну, стараясь обогнать ветер. Тот день утомил меня до полусмерти, но он стал самым счастливым в моей жизни. Кобылки тоже были счастливы вниманию молодого сильного жеребца, пусть неопытного и взбудораженного сверх меры. После того случая я так и остался для них прежде всего жеребцом, мне уже не нужно было менять облик, чтобы доставить им удовольствие. В тот раз ни одна из кобыл не понесла (позже мастер Нортон объяснил мне, что второе заклинание, которое он наложил на меня в тот день, сводило на нет силу семени) и охота у них продолжалась еще долго. За это время благодаря помощи мастера Нортона я узнал достаточно, чтобы любая из кобылок охотно отвечала мне взаимностью в любое время года, получая от этого не меньшее удовольствие чем получал я сам. Силу и страсть жеребца, способную доставить кобыле природное удовольствие, в человеческом облике я быстро научился заменять нежностью и множеством ласк. С тех пор моя жизнь стала вполне счастливой, но продолжалось это совсем недолго.
В прошлом году в старой каменной башне, спрятавшейся в чаще ближнего леса, поселилась черная ведьма. Я узнал об этом от мастера Нортона, при этом старый маг был мрачнее тучи. Он долго медитировал, сообщая о случившемся истинным магам в Магической Цитадели, – древнем замке, построенном в незапамятные времена несколькими истинными магами огромной силы (позднее вокруг него выросла нынешняя столица королевства), – потом резко встал, в сердцах сплюнул, чего я прежде никогда не видел, и начал собирать зелья и амулеты. К тому времени я знал достаточно, чтобы понять, – старый маг собрался драться с ведьмой в одиночку.
Готовых защитных амулетов большой силы и зелий необходимых в бою с противником владеющим магией у мастера Нортона не было, – раньше они были не нужны. Прошло целых две недели, пока старый маг сумел собрать все необходимое, хотя работал он почти без отдыха. Я помогал ему всем, чем только мог, но толку от этого было не много.
К исходу второй недели я уже не удивлялся, почему старый маг так отчаянно спешит. Мастер Нортон как всегда отлично знал, что и за чем нужно делать. К тому времени часть урожая, созревающая на ближайших к лесу полях, просто истлела, в деревне издохла часть скотины, а среди людей началась черная хворь, которую мастер Нортон даже не пытался лечить.
Когда старый маг собрался наконец идти к башне, я собрался идти вместе с ним, но он так грубо и зло накричал на меня, обозвав бездарем и неучем, чего прежде никогда не делал, сопроводив свои слова парой тяжелых оплеух, что я просто испугался и не стал спорить дальше. Мастер Нортон ушел один.
К вечеру над лесом поднялось облако черного дыма, подсвеченное заревом сильного пожара. Все ждали возвращения мастера Нортона, но старый маг так и не вернулся. Перед уходом он строго на строго запретил мне приближаться к старой башне, и я выполнил его последнее указание, хотя мне очень хотелось узнать, что там произошло. Может быть я и нарушил бы в конце концов этот запрет, если бы у меня было больше времени, чтобы думать об этом, но все мои силы уходили на то, чтобы не дать кобылам деревенского табуна погибнуть так же, как погибла большая часть скотины в деревне. После того, как мастер Нортон ушел к старой башне, хворь начала довольно быстро слабеть. Только поэтому ни одна из кобыл не погибла. Пока черная хворь, свалившая половину деревни, исчезла окончательно, от нее умерло несколько человек, но с этим я не мог ничего поделать, – даже перед лицом смерти они не признали бы во мне лекаря.
Через месяц из столицы прибыл истинный маг четвертой степени. Его собралась встречать вся деревня, но мне противно было даже думать об этом, ведь мастер Нортон вовремя сообщил о случившемся. Если бы этот столичный маг появился раньше, – истинному магу это было вполне под силу, – то мастер Нортон остался бы жив. Перекинувшись всего парой слов со старостой, маг ушел в лес. Вернулся он поздно вечером, заночевал в доме старосты и уехал рано утром следующего дня. Перед этим староста собрал всех на деревенской площади и маг во всеуслышанье объявил, что мастер Нортон совершил небывалый подвиг, одолев черную ведьму огромной силы, сумевшую пробудить природный источник магической энергии, над которым стояла старая башня. При этом сам он погиб от черных чар уже после смерти ведьмы. К этому приезжий маг добавил, что он надежно запечатал этот источник, и отныне будет следить за ним с помощью своей магии. Напоследок он строго настрого запретил кому бы то ни было приближаться к старой башне, предупредив, что нарушивший этот запрет погибнет от его магии. Вместе с истинным магом из деревни уехал второй сын старосты Вильям, – он должен был стать новым назначенным магом в нашей деревне.
Обо всем этом я узнал только через два дня после отъезда столичного мага. Все это время я провел на пастбище, – близость кобыл хоть немного смягчала отвращение, ярость и чувство собственного бессилия, сжигавшие меня изнутри. Когда я наконец вернулся в дом мастера Нортона, в котором продолжал жить один после гибели старого мага, то застал там старосту Торвальда, тщательно заколачивающего досками широкие окна. Он в двух словах рассказал мне о приезде истинного мага и сказал что коль скоро его сын Вильям будет новым назначенным магом в нашей деревне, то дом мастера Нортона теперь по праву принадлежит Вильяму, а мне нечего больше здесь делать.
Я не стал спорить. Мне было все равно. После смерти Мастера Нортона я все время думал о том, чтобы перебраться куда ни будь по дальше от его дома. Я был даже рад поводу попросить у старосты разрешения поселиться у него на конюшне. Торвальд тоже остался доволен этим, – ведь это значило, что ему не нужно будет больше заботиться о Красотке, а скудная пища из его запасов и так полагалась мне как пастуху деревенского табуна.
С тех пор я был если не на пастбище, то вместе с Красоткой на конюшне у старосты. Ее постоянная близость помогла мне постепенно смириться с гибелью старого мага, заменившего мне и отца и деда. Однако воспоминание об этом по-прежнему жгло душу огнем, хотя с тех пор прошел уже год. Иногда мне приходило в голову, что если бы я тогда все же пошел вместе с мастером Нортоном, то он возможно остался бы жив, хотя умом я понимал, что старый маг спас мне жизнь, запретив идти вместе с ним.
Вильям до сих пор не вернулся, хотя, насколько мне было известно, должен был вернуться в конце весны. Последние несколько недель староста ходил мрачнее тучи, и я старался не попадаться ему на глаза. Он как-то обмолвился, что мастер Нортон не раз говорил ему, что если деревне будет нужен новый назначенный маг вместо него, то староста должен отправить меня на обучение в Магической Цитадели, потому что никому другому в деревне это попросту не под силу. При этом Торвальд пробормотал себе под нос, что он старый дурак коли, не послушался мага, хоть и назначенного, и теперь ему видно придется расплачиваться за свою глупость. Староста тогда так хватил кулаком по столу, что две глиняные тарелки соскочили на пол и разбились в мелкие черепки. Я не подал виду, что услышал его слова, очень удивившись им про себя, – мне ничего подобного мастер Нортон никогда не говорил, быть может потому, что не собирался ни умирать в скором времени, ни уходить из нашей деревни. Появление черной ведьмы было слишком внезапным, к тому же старый маг до последнего надеялся остаться в живых. Такова была его натура.
Мысль о гибели мастера Нортона вновь наполнила душу черной тоской. Ни близость возбужденной охотой Красотки, ни тепло летнего солнца уже не радовали меня.
Внезапно со стороны деревни раздался быстро приближающийся топот. Том, Том!! Где ты, чтоб тебе пусто было?! Узнав грубый хриплый голос Дика, – старшего сына старосты, – я мгновенно открыл глаза и вскочил на ноги, подхватив с земли посох. Обычно надменный и неторопливый, как и его отец, дик бежал по лугу так, словно за ним гналась целая стая голодных волков. Его крупное мясистое лицо раскраснелось став похожим на вареную свеклу. Увидев меня он остановился и начал тяжело отдуваться, ловя воздух широко открытым ртом. Я сам подбежал к нему, гадая, что заставило сына старосты так спешить, разыскивая меня. Чтобы это ни было, не стоило заставлять его ждать, – за это можно было горько поплатиться. В драке один на один, да еще имея в руках посох, которым не раз отбивался от волков, я вполне мог бы постоять за себя, хотя Дик был на пол головы выше и почти в двое тяжелее меня, но это лишь усилило бы гнев его отца, от которого в деревне не было спасения никому кроме покойного мастера Нортона.
Подбежав к Дику я остановился, оперся на посох и стал ждать, когда он сможет, наконец говорить. Едва восстановив сбитое бегом дыхание, Дик просипел: «бери Красотку и скачи к нашему дому, что есть духу, не то отец оторвет твою дурную голову и меня отдерет вожжами».
Услышав это я не стал спрашивать что случилось. Сильно осерчав мастер Торвальд мог действительно оторвать мне голову, не посчитавшись с вирой, причитающейся барону за мою смерть. Сунув посох себе за спину за крепкую волосяную веревку, которая служила мне поясом, я быстро смотал с пояса свободный кусок. Связав из него недоуздок и поводья я побежал к Красотке, на бегу подхватив с земли и закинув за спину свою полотняную котомку.
Красотка приветствовала меня радостным ржанием. У нее было игривое настроение, и она явно обрадовалась, когда я вскочил ей на спину. Ей куда больше нравилось, когда я садился на нее верхом в лесу, сбросив с себя всю одежду, но и просто мчаться по лугу легким стремительным галопом ей сейчас хотелось куда больше, чем просто стоять и пастись. Я лишь слегка сжал бока кобылы коленями, и она легко сорвалась с места. Пригнувшись к самой гриве и упершись руками, с зажатыми в них поводьями я мысленно помянул добрым словом наши прежние скачки по лесу, что кончались любовными утехами. Благодаря им верхом на Красотке я держался едва ли не лучше, чем на своих двоих.
Влетев с полевой дороги на пыльную деревенскую улицу, я направил Красотку к небольшой круглой площади в центре деревни, на которую выходили трактир, лабаз и дом старосты Торвальда. Еще издали увидев площадь я понял, что в деревню приехал купеческий караван. Вскоре мне пришлось перейти с галопа на рысь, а потом и вовсе на шаг. Ближе к площади на улице толпилось много народу. Поняв, что верхом проехать не выйдет, я соскочил с Красотки и пошел дальше пешком, ведя ее в поводу. Чтобы быстро пробиться на площадь мне пришлось вытащить из-за пояса посох и изрядно поработать им, расталкивая односельчан.
Деревенская площадь, в центре которой находился большой старый колодец была до отказа забита телегами и повозками купцов. У трактирной коновязи потряхивали гривами верховые лошади охраняющих караван наемником. Из трактира доносились их громкие уверенные голоса и грубый веселый смех. Возницы и приказчики деловито сновали туда сюда, набирая из колодца воду для упряжных лошадей. В этой суматохе трудно было найти дорогу, но в конце концов я все же пробрался к дому старосты, проведя за собой Красотку.
Мастер Торвальд стоял на высоком резном крыльце своего дома, разговаривая о чем-то с высоким широкоплечим купцом в дорогой одежде, под корой угадывалась добротная стальная кольчуга. На расшитом золотом и жемчугом поясе купца висел длинный широкий прямой меч в изукрашенных сафьяновых с серебром ножнах. Крепостью телосложения и выражение сурового загорелого лица купец скорее походил на опытного, много повидавшего воина, но богатство его одежды и размеры каравана свидетельствовали, что торговать он умеет не хуже чем сражаться за свой товар.
Завидев нас с Красоткой, староста махнул мне рукой, велев оставаться у крыльца. Потом он указал на меня купцу, тот окинул меня внимательным взглядом и что-то ответил старосте. Мастеру Торвальду его слова видимо не понравились. Он что-то ответил купцу, но тот только покачал головой. Они начали спорить. Постепенно их спор становился все громче, – каждый называл свою цену. Наконец староста кивнул, соглашаясь на условия купца, и они вместе спустились вниз. Бросив на меня еще один внимательный взгляд, купец ушел к занявшим всю площадь повозкам, а староста подошел ко мне.
«Слушай внимательно, Том, дурья твоя башка. Мастер Нортон, мир его праху, велел мне, если с ним что ни будь случиться, отправить тебя в Магическую Цитадель с бумагой в которой говориться что я прошу господ потомственных магов назначить тебя новым магом в нашей деревне вместо мастера Нортона. Не знаю, что он в тебе нашел, однако ему виднее, коли он маг. Нам без своего мага в деревне никак нельзя, – до города слишком далеко и дорога не всегда безопасна. Потому я отправляю тебя в столицу с первым же купеческим караваном, хоть это и будет стоить мне таких денег, которые ты и вообразить себе не сможешь. Хозяина каравана зовут мастер Нолан. Я только что разговаривал с ним и уже обо всем договорился. Он опытный купец и отличный воин. В его караване даже такой увалень как ты будет в полной безопасности, но не вздумай перечить мастеру Нолану. Повинуйся ему во всем, не то он сам отрубит тебе голову, и я скажу ему за это спасибо, если мы встретимся еще раз. На твое счастье караван мастера Нолана идет прямо в столицу, так что если ты не потеряешься по дороге, то осенью будешь уже в Магической Цитадели. Теперь иди собирайся, и поторопись. Мастер Нолан тронется в путь через час. Такому богатому купцу в нашей глухомани делать нечего. Одна потеря времени да убытки. Красотку оставь в конюшне. Ты вернешься не раньше чем к концу следующего лета и то если будешь жив, а Красотка нужна мне здесь. Демона ни в телегу ни в плуг не запрячь, – больно норовист и своенравен, – а работа стоять не может. Парень ты крепкий. Дойдешь пешком. Возьми харчей на дорогу, не будешь объедать мастера Нолана хотя бы первое время. Овчину можешь взять новую. Твоя уже поизносилась вся. Осенью она тебе пригодиться. Не хочу чтобы ты позорил меня перед господами истинными магами».
Сказав это староста отвернулся и стал подыматься на крыльцо, давая понять тем самым, что разговор окончен и я должен немедля выполнить то, что он приказал. Сдерживая волнение, я повел Красотку на конюшню. Мне было грустно расставаться с ней, но мысль о том, что я все же смогу стать магом, затмевала любые горести, к тому же я не был уверен, смогу ли защитить ее в дороге. Мне было куда спокойнее оставить ее на конюшне мастера Торвальда, в сытости и безопасности, – о всякой своей собственности староста заботился ревностно, потому я вполне мог надеяться вновь увидеть Красотку через год, получив звание и силу мага, о которой мечтал много лет.
Сборы не заняли у меня много времени. Самое необходимое я привык всегда носить с собой в просторной полотняной котомке. Мне осталось только уложить в нее изрядный запас вяленого мяса и сухарей да привязать сверху новую белую овчину с прорезью для головы по середине, скатав ее в тугой сверток. Я давно привык обходиться такой накидкой поверх полотняной рубахи подпоясанной крепкой волосяной веревкой и ходить босиком даже в самый сильный мороз.
Собравшись, я попрощался с Красоткой, нежно поцеловав ее в теплый бархатный нос, и пошел через просторный задний двор к дому старосты. Мастер Торвальд сидел в гостиной за широким дубовым столом и тщательно выводил что-то пером на небольшом пергаментном свертке скрепленном по углам четырьмя сургучными нашлепками с печатью старосты. Я молча встал у двери наблюдая за его работой. Читать и писать мастер Торвальд умел по долгу службы, но не любил, поэтому и то и другое получалось у него не слишком быстро. Закончив писать, староста тщательно обернул сверток чистой тряпицей и раздраженно махнул рукой, подзывая меня к столу.
Окинув меня цепким придирчивым взглядом, он удовлетворенно кивнул и протянул мне полотняный сверток. После этого мастер Торвальд довольно долго объяснял мне что именно грозит мне, в том числе и от него лично, если я потеряю его письмо, адресованное господам истинным магам, – так что когда он закончил мне осталось лишь поспешно сунуть сверток с письмом за пазуху и выйти из дома старосты вслед за мастером Ноланом, который зашел сказать, что караван уходит и если я не готов немедленно отправиться в путь, то он с удовольствием уйдет без меня, поскольку деньги он уже получил и ему совершенно безразлично буду я идти с караваном, или нет. Староста проводил меня до повозки, рядом с которой мне приказал идти мастер Нолан, рассыпаясь в извинениях перед купцом, и караван тронулся в путь.
Длинная вереница повозок и телег двигалась достаточно быстро, но мне не составило бы труда прошагать целый день и с куда большей скоростью, – покойный мастер Нортон приложил немало усилий развивая во мне выносливость столь необходимую магу. Если бы не пыль от повозок, скрип и грохот колес, то я чувствовал бы себя и вовсе отлично.
Караван остановился на привал только поздно вечером. Мастер Нолан, ехавший впереди каравана на крепком кауром жеребце, подскакал ко мне и велел следовать за ним. Купец отвел меня к небольшому костру, возле которого собрались еще несколько путников, идущих вместе с караваном, – прежде всего, ради защиты его стражи. Наскоро представив меня собравшимся у костра, мастер Нолан пришпорил своего жеребца и ускакал в сгущающуюся темноту.
Все собравшиеся у костра были гораздо старше меня, но меня встретили спокойно, как равного, без насмешек, которых я опасался. В котелке над костром весело булькала походная каша с вяленым мясом и душистыми травами, предназначенная для всех собравшихся, потому собственные припасы я решил приберечь на черный день.
За ужином говорили мало, – люди, идущие с караваном не первый день слишком устали за время долгого дневного перехода, чтобы тратить силы на разговоры. После ужина мне указали свободное место у костра. Я лишь молча кивнул в знак благодарности, расстелил овчину на теплой сухой земле, положил котомку под голову и почти мгновенно уснул, привычно придерживая правой рукой древко лежащего рядом посоха.
Следующий день начался рано с такой же походной каши с вяленым мясом и крепкого травяного настоя, мгновенно прогнавшего из головы остатки сна. Наблюдая за тем, как разжигали костер и готовили нехитрый походный завтрак, я убедился, что вполне могу проделать все необходимое, когда до меня дойдет очередь. Когда через несколько дней готовить еду пришлось мне, все остались вполне довольны.
Путешествие с купеческим караваном оказалось не столько трудным, сколько утомительно однообразным. Конечно местность вокруг постепенно менялась, но происходило это настолько медленно, что сами изменения быстро стали однообразными. Леса поля и луга, по которым тянулась дорога, мало чем отличались от хорошо знакомых мне с детства. Время от времени караван сворачивал на другую дорогу, но и она мало чем отличалась от прежней, разве что становилась наезженнее и немного шире. Иногда мы останавливались в немногочисленных деревнях, встречавшихся на нашем пути, но происходило это точно так же, как в моей родной деревне, – спешка, суета, суматоха, быстро сменяющаяся унылым однообразием нового дневного перехода. Мастер Нолан спешил добраться к более обжитым местам, где можно было попытаться продать оставшийся оставшийся у него после долгого торгового похода товар, – поэтому мы не останавливались на ночлег в деревнях. Я был только рад этому. Все деревни, через которые проходил караван были похожи друг на друга. Все они казались мне похожими на мою родную деревню, где мне жилось бы не слишком весело, если бы не покойный мастер Нортон.
Через две недели путешествия, хорошенько присмотревшись к вознице, который правил ближайшей ко мне телегой, я решился попросить у него разрешения помочь ему ухаживать за лошадьми. Он сильно удивился, ведь ему платили за эту работу, а мне она не принесла бы ничего, но прежде, чем отказать начал расспрашивать меня, желая узнать, умею ли я обращаться с лошадьми. Убедившись что это дело для меня не новое, он уступил, сказав, что если мне охота взваливать на себя чужую работу, то он не против, лишь бы все было сделано как полагается. Поначалу дядька Грегор, – так звали того возницу, – напряженно следил за мной, готовый упредить любую малейшую оплошность, но убедившись, что я действительно знаю, что делаю, быстро успокоился и стал относиться ко мне как к равному, не обращая внимания на большую разницу в возрасте.
Возможность ухаживать за Гертой и Бертой, – двумя красивыми гнедыми кобылами, тянувшими повозку дядьки Грегора, – скрасила однообразие дороги и я перестал замечать его. Постепенно, изучив жизнь каравана, я отважился развлекать по ночам гнедых красавиц. Как и всякие рабочие лошади, они были рады такому вниманию, так что удовольствие было общим. Порадовать их было тем проще, что они не были избалованы лаской, как кобылы нашего деревенского табуна, за которыми я ухаживал много лет. Привычные удовольствия окончательно примирили меня с однообразием походной жизни, и я перестал думать о том, когда же караван придет в столицу.
Несколько раз на караван пытались напасть ватаги разбойников, но наемники, охраняющие караван не подпускали их близко к повозкам. Пока одни спокойно и деловито расстреливали нападающих из коротких тугих луков, удерживая своих беспокойно гарцующих лошадей рядом с повозками, остальные бешеным галопом уносились вперед взяв на перевес длинные копья. После первой сшибки они пускали в ход кривые сабли и небольшие круглые щиты из толстой воловьей кожи, которые носили за спиной. Я лишь издали наблюдал за яростными скоротечными схватками придерживая под уздцы встревоженных Герту и Берту. После каждого такого случая дядька Грегор только качал головой и говорил, что сейчас сильные разбойничьи ватаги к нам не сунуться потому как товара в караване осталось мало а выручка в этом году хуже некуда, а мастер Нолан никогда не экономит на охране своего каравана, – так что риск для разбойников сейчас куда больше прибыли. Я молча кивал, соглашаясь с ним, – люди пытавшиеся напасть на караван больше походили на грязных оборванцев, в конец обезумевших за долгую зиму, чем на разбойников, привыкших грабить караваны купцов, сражаясь с охраняющими их наемниками. Впрочем, одинокому путнику при встрече с такой ватагой все равно грозила верная смерть.
Через полтора месяца пути караван мастера Нолана выбрался из глухих, малонаселенных мест. Под колеса повозок легла мощеная тесаным камнем дорога, которая постепенно расширялась. Деревни, стоящие у самой дороги, стали встречаться намного чаще, и были они куда больше и зажиточнее, чем прежде. Теперь караван иногда задерживался в деревне на ночь и мастер Нолан устраивал небольшой торг, сбывая остатки товара, прежде чем караванщики ложились спать.
Постепенно кроме деревень на нашем пути стали попадаться небольшие городки, отличавшиеся от деревень тем, что почти все дома здесь были каменные, улицы тоже были вымощены камнем (правда чаще всего это была грубая булыжная кладка), а от окружающих полей, лугов или леса городок оделяла невысокая каменная стена. У ворот в такой стене обычно нес службу старый, но все еще крепкий воин с длинными седыми волосами. Кожаный доспех и хорошо знакомое оружие (длинное копье, лук, кривая сабля и кожаный щит) выдавали в них опытных наемников всю жизнь охранявших купеческие караваны. Эти одинокие стражи собирали небольшую пошлину за вход в город. Мастер Нолан уплачивал ее сразу за всех кто шел в караване, – эти расходы входили в цену, которую путники платили купцу за право идти вместе с его караваном.
Первый настоящий город встретившийся на нашем пути удивил и испугал меня. Высокая серая стена из грубо отесанных каменных глыб, надежно перегородившая тракт, по которому шел караван, обозначилась на горизонте за долго до того, как передняя повозка приблизилась к воротам. Издали она показалась мне похожей на странную горную гряду, высящуюся среди лугов и возделанных крестьянских полей. Когда мы подошли ближе, городская стена с большими квадратными башнями нависла над головой, заслонив часть неба. Она подавляла своей тяжестью и мощью. Когда повозка дядьки Грегора, рядом с которой шагал и я, нырнула под каменную арку ворот, мне стало совсем неуютно. Здесь ворота охранял целый десяток стражников в железных доспехах, вооруженных мечами и алебардами. Командовал ими офицер в полном доспехе и роскошном алом плаще. Надменности его вполне хватило бы на десяток старост вроде мастера Торвальда.
Улицы города были вымощены тесаным камнем, как и ведущий к нему тракт, но они были настолько узкими, что ступицы тележных колес почти скребли о каменные стены домов. Все дома имели не меньше двух этажей. Мне все время казалось, что каменные стены смыкаются над головой, норовя упасть и раздавить своей тяжестью.
По дороге к большому постоялому двору у городских ворот, противоположных тем, через которые мы вошли, где караван остановился на ночлег, мы миновали несколько площадей разного размера, мощеных каменными плитами, но даже там оставалось ощущение тесноты. Тесаный камень стен домов окружающих площадь все равно угнетал меня, а потом караван вновь нырял в полутемную узкую улицу и мне становилось совсем грустно.
Следующий город, через который караван прошел через несколько дней, показался мне точно таким же, как первый, разве что людей на улицах было больше и среди них чаще попадались одетые богаче других. Я тщетно пытался понять, как можно жить в вечной суматохе и толчее среди давящей тяжести камня, – эти попытки лишь еще больше удручали меня. Дядька Грегор и остальные караванщики напротив повеселели.
Города попадались на нашем пути все чаще и караван все дольше задерживался на постоялых дворах пока мастер Нолан сбывал товары для которых не нашлось достойных покупателей в самых зажиточных деревнях. О том чтобы покинуть постоялый двор, мне не хотелось даже думать. Мастер Нортон научил меня легко находить дорогу в лесу и в поле, там я всегда знал куда иду. Как найти обратную дорогу в городской толчее и гаме, среди паутины узких каменных улиц со множеством поворотов и закоулков оставалось для меня загадкой. Мне приходилось целыми днями сидеть под телегой дядьки Грегора, чтобы не попасть под ноги снующим по двору караванщикам, конюхам и трактирным слугам. Если бы не Герта и Берта пришлось бы мне совсем худо, но развлечь гнедых красавиц мне удавалось все реже. На трактирных дворах было слишком шумно и людно даже глубокой ночью.
Когда караван мастера Нолана наконец подошел к столице, летнее тепло уже сменилось холодной осенней сыростью и проливными дождями. Когда караван приблизился к крепостной стене Норланда, я понял, что все города, которые я видел до сих пор, – просто большие деревни по сравнению с этим каменным чудищем.
На мое счастье это произошло ранним утром, поэтому когда караван пробился наконец сквозь огромную паутину городских улиц, запруженных пестрой толпой, и втянулся в ворота большого постоялого двора, солнце только достигло зенита. Как только телеги разместились на просторном вымощенном камнем дворе и возницы начали выпрягать лошадей, ко мне подошел мастер Нолан и посоветовал мне немедля уходить с постоялого двора и отправляться к Магической Цитадели, не то я не успею добраться засветло, а в караване делать мне больше нечего. Сказав это, купец сразу куда-то ушел.
Я собрался было немедля последовать его совету, но меня окликнул дядька Грегор, слышавший, что мне сказал купец: «Погоди, парень. Может в маги ты и годишься, но в городе пропадешь как пить дать. Помоги как лучше мне распрячь да накормить лошадей, а потом я с тобой пойду». От этих слов у меня словно гора рухнула с плеч. Поблагодарив возчика, я скинул котомку наземь и взялся за привычное и хорошо знакомое дело, за одно поцеловав на прощанье Герту и Берту. Через пол часа они уже были тщательно вычищены и стояли в просторной теплой конюшне постоялого двора и хрустели душистым сеном, а я быстро шагал по мокрой каменной мостовой следом за дядькой Грегором, не обращая внимания на проливной дождь, тщетно пытающийся промочить мою овчинную накидку. На душе у меня было легко и весело, ведь я мог просто не замечать каменной паутины улиц и не думать о том, как найти среди них дорогу.
Часа через два мы уже стояли у высоких дубовых ворот Магической Цитадели. Древний замок истинных магов возвышался на большом круглом холме в самом центре столицы недалеко от королевского замка. Увидев Магическую Цитадель собственными глазами, я понял, что на самом деле это не крепость, или замок. Высокие каменные стены соединяли между собой большие, удивительно высокие башни, каждая из которых принадлежала одному из родов истинных магов, некогда основавших Цитадель (об этом мне рассказал дядька Грегор). То, что образовывали вместе башни и стены, лишь отдаленно напоминало замок, или укрепленный монастырь.
Опасливо покосившись на запертые ворота из почерневших за долгие века дубовых брусьев, дядька Грегор повернулся ко мне: «Ну будь здоров, Том. Дальше мне ходу нет. Лучше мне отсюда убраться поскорее. Господа маги не любят, когда кто-то шляется возле их башен без дела. А ты не забудь достать письмо, которое тебе дал староста, прежде чем постучишь в ворота. Не то не ровен час прогонят тебя, не разобравшись».
Хлопнув меня на прощание по плечу, старый возчик повернулся и быстро зашагал по мощеной гладко отесанным камнем дороге, сбегающей от ворот вниз по крутому склону холма. Дождавшись, когда он скроется из виду, я постучал в ворота верхним концом посоха. Сверток с письмом старосты я решил пока не доставать, боясь намочить его под проливным дождем.
В ответ на стук в воротах открылось небольшое окошко, забранное частой решеткой. «Кто? По какому делу?», – раздался сквозь него глухой хриплый голос. «Том из деревни Боровиха. Я должен передать письмо нашего старосты господам истинным магам». «Давай сюда свое письмо», – буркнул привратник, не различимый в полумраке за воротами. Щелкнул запор и решетка воротного окошка открылась внутрь. Поняв, что сейчас внутрь меня не впустят, я поспешно достал из-за пазухи полотняный сверток с письмом старосты, развернул его и протянул письмо в полутьму за воротами. Привратник взял его и сразу захлопнул решетку, вытолкнув мою руку. Я испугался, что он просто уйдет, не сказав ни слова, но окошко осталось открытым. Сквозь него я увидел, как в полумраке за воротами вспыхнул белый шар магического света и мне сразу стало спокойнее, – привратник не был простым слугой. Он маг, значит я поступил правильно, отдав ему письмо. Какое, то время привратник молчал, видимо читая то, что староста Торвальд написал на запечатанном пергаментном свертке с письмом. Потом я услышал, как он проворчал что-то, и окошко в воротах захлопнулось.
Стоять у ворот под проливным дождем мне пришлось больше часа, но я готов был ждать до тех пор, пока у меня не кончилась бы еда в котомке. Другого выхода у меня все равно не было.
Наконец тяжелая створка ворот приоткрылась, и я увидел сквозь струи дождя мага привратника освещенного белым светом заклинания светильника. Худой и высокий он был одет в коричневую мантию с глубоким капюшоном, – мастер Нортон говорил мне, что иную одежду магу носить не полагается. Через плечо у привратника висела кожаная сумка, похожая на ту, которую всегда носил с собой мастер Нортон. В ней он хранил самые необходимые припасы и инструменты, которые могли понадобиться в любой момент. На правой руке у привратника имелось простое металлическое кольцо, – как и мастер Нортон, истинным магом он не был. Лица его я не мог разглядеть в тени капюшона, но мне показалось, что он очень внимательно вгляделся в меня, прежде чем отступил в полутьму за воротами. Давая мне возможность пройти.
Войдя под каменную арку ворот, я увидел, что за спиной мага-привратника стоял еще один маг, – тоже назначенный. Одет он был точно так же как маг-привратник, но внешностью сильно отличался от него.
Второй маг был широкоплечим, коренастым, ростом чуть ниже меня. Капюшон его мантии был откинут на плечи и в свете заклинания-светильника я хорошо рассмотрел его лицо. Широкое с глубоко посаженными карими глазами, большим носом картошкой и кустистыми темными бровями оно показалось мне отрытым и добродушным. Он окинул меня сочувственным взглядом и покачал головой «Значит Том из деревни Боровиха?». Я кивнул.
«Я брат-каптенармус», – продолжал между тем коренастый маг: «Коли тебя назначили магом моя задача выдать тебе все, что полагается и лучше сделать это поскорее. Сухая и теплая одежда тебе просто необходима. Если господа истинные маги сами доконают тебя, обучая применять заклинания, – это их долг и право, но если ты по моей нерасторопности схлопочешь воспаление легких и неровен час помрешь, то мне тоже будет ой как худо», – с этими словами брат-каптенармус решительно развернулся и быстро зашагал куда-то в полумрак каменного коридора, уходящего от ворот в глубь стены, соединяющей башни, но перед этим он ободряюще улыбнулся мне. Шагая рядом с ним по стертым каменным плитам, освещенных лишь светом факелов, висящих на стенах коридора в железных кольцах, я ощутил спокойную уверенность, какой не испытывал с тех пор, как погиб мастер Нортон. Вокруг было удивительно тихо, только маг-привратник еще долго гремел железным засовом, запирая ворота.
Брат-каптенармус привел меня к окованной железом двери в стене коридора обращенной внутрь Магической Цитадели. Сняв с пояса связку железных ключей, он отпер замок, спрятанный внутрь двери, открыл дверь и посторонился со словами: «добро пожаловать в мою вотчину».
Владения брата-каптенармуса представляли собой большую длинную комнату, находящуюся внутри стены, как и ведущий к ней коридор, но у ее внутреннего края. Несколько узких окон-бойниц пропускали внутрь серый свет дождливого дня. За ними сквозь струи дождя я разглядел большой внутренний двор, вымощенный каменными плитами. Под потолком горели несколько масляных ламп, освещавших комнату куда лучше скудного дневного света. В дальнем конце ярко пылал довольно большой камин. В комнате было тепло, и от моей мокрой овчины сразу повалил пар.
Войдя в комнату следом за мной, брат-каптенармус запер дверь, потом он еще раз осмотрел меня с головы до ног с явным отвращением, адресованным не мне, а моей одежде. «Бросай все эти тряпки прямо на пол.», – велел коренастый маг: «Лучшего они не заслуживают. Кроме посоха да котомки при тебе ничего путного нет. Их ты сам сделал, верно?» Я молча кивнул, положил на каменный пол котомку и посох и начал снимать мокрую одежду. Оставшись в чем мать родила, я почти сразу согрелся. Заметив это, брат-каптенармус удовлетворенно кивнул.
«Ты, я гляжу, уже согрелся.», – произнес он, подходя к длинным полкам тянущимся вдоль стен комнаты: «Тогда с одеждой можно повременить. Для мага есть вещи и поважнее. Ты садись покамест к столу, а я подберу тебе заклинательную книгу и амулет мага». Не зная что ответить на это, я молча пошел в дальний конец комнаты и сел на крепкий дубовый стул возле большого деревянного стола, стоящего у камина. Стол был простой, вроде обеденного, какой есть в любом деревенском доме, хоть и сделанный очень добротно. На нем стоял большой медный чайник, две глиняные кружки, деревянная тарелка с ломтями ржаного хлеба и большая глиняная миска с тушеным мясом в которой лежали две деревянные ложки. Все это словно подчеркивало будничность слов брата-каптенармуса. Я словно снова оказался в деревне и речь шла не о предметах, которые под силу создать только истинным магам, а о сухих штанах и рубахе в которые я мог бы переодеться.
Наслаждаясь теплом, струящимся от камина, я с интересом наблюдал, как брат-каптенармус перебирает стоящие на полке книги заклинаний, что-то бормоча себе под нос. Наконец он снял с полки две книги и перенес их на стол. В переплете каждой книги имелось углубление в котором хранился еще не пробужденный амулет мага. От мастера Нортона я знал, что амулет назначенного мага с момента своего создания связан с определенной книгой заклинаний, а углубление для амулета на переплете книги это своеобразный замок, с помощью которого назначенный маг, владеющий амулетом, может в случае необходимости надежно запереть свою книгу заклинаний с помощью магии, чтобы никто не мог открыть ее без его ведома и разрешения.
Книги заклинаний были совершенно одинаковыми, а вот связанные с ними амулеты сильно отличались друг от друга. На переплете одной из книг было закреплено простое металлическое кольцо, точно такое же как носил мастер Нортон. На переплете второй поблескивал круглый металлический медальон размером с серебряную монету, украшенный изображением сокола, – амулет мага-биморфа, позволяющий своему владельцу не только применять заклинания, но и в любой момент принимать облик изображенного на амулете существа, не затрачивая на это магической энергии, и оставаться в этом облике сколь угодно долго.
Увидев второй амулет, я не смог скрыть волнения. Умом я понимал, что если брат-каптенармус принес две заклинательных книги, то он позволит мне выбрать ту из них, которая мне больше по душе, но все же я не был уверен в этом. Заметив мое волнение, коренастый маг улыбнулся: «Гляжу я, Том из деревни Боровиха, что не так ты прост, как положено. Уж не старый ли весельчак Нортон научил тебя разбираться в таких амулетах? Он всегда чтил запреты куда меньше других, а я слышал лет двадцать назад, что осел он в какой то глухой деревне, которая называлась, кажется как раз Боровиха.»
Услышав это я с минуту сидел, словно меня огрели по голове обухом, а потом рассказал коренастому магу все без утайки. Вначале я хотел только сказать, что мастер Нортон действительно жил в нашей деревне и что он погиб год назад, сражаясь в одиночку с черной ведьмой, но увидев в глазах мага неподдельную грусть и горечь я просто не смог остановиться и рассказал о своей жизни все, даже то чем не собирался делиться с кем бы то ни было.
Брат-каптенармус молча слушал меня и только покачал головой, когда я закончил говорить – «Вот так так!». «Значит ты, выходит, ученик Нортона», – тихо, почти шепотом, произнес он, задумчиво глядя на меня: «Верю. Превращения совсем не боишься. На амулет сокола глядишь как кот на сметану, а ведь сколько он тут лежит и отдать его некому. Кому из назначаемых покажу, любой дрожать начинает, – боится, что заставлю его взять амулет формы вместо обычного. Понавыдумывали пустые головы невесть что, так что теперь и умные верят».
При этих словах я невольно улыбнулся. Мало у кого из назначенных магов был амулет, позволяющий ему менять форму, но об их существовании все же было известно, причем рассказывали о таких амулетах много всяких историй одна другой страшнее и непригляднее. Когда-то кто-то ничего не знающий о магии решил, что назначенный маг, носящий амулет формы, постепенно теряет свою человеческую суть и разум окончательно и бесповоротно становясь существом в которое он мог превращаться с помощью амулета формы. Случилось это скорее все потому, что большинство магов любят менять облик и те из них, кто носит амулет формы, проводят в связанном с ним облике много времени, просто потому, что его не нужно поддерживать, как любой другой. По той же причине легенда эта была очень живучей и в ее достоверности не сомневались даже люди, ни в грош не ставившие иные досужие домыслы.
Брат-каптенармус тоже улыбнулся: «То то и оно, хоть плач хоть смейся. Сделает истинный маг такой амулет, и он лежит здесь годами, пока найдется кто по смелее, а я вроде как виноват.» Коренастый маг сокрушенно покачал головой: «Знаешь что, Том. Покажу я тебе еще одну заклинательную книгу. При ней тоже амулет формы, но уж больно она необычная. Я не знаю, кто и когда ее сделал, однако ей лет двести не меньше. Эту, что с амулетом сокола, может кто взять и отважиться, – а вот ту старинную я уж никому и не показывал много лет и будет она на полке лежать еще долго, если ты ее не возьмешь. Боюсь я, Том, что может на твоем веку еще какая напасть объявиться в той вашей башне, будь она не ладна, – может и по хлеще черной ведьмы. Я такого никому не пожелаю, но если это все же случиться, придется тебе в одиночку против той напасти идти, как Нортону, – тогда та старинная книга может тебе сильно пригодиться. Если сумеешь ее с толком использовать, может и жив останешься, а иначе никак. Потомственный маги они только грозить да карать горазды. Все прочее назначенным делать приходиться, а иначе почитай все равно, что и не было бы магов на свете.» Последние слова брат-каптенармус произнес почти шепотом. Сказав это, он встал и снова ушел к длинной полке, на которой стояли заклинательные книги.
Через минуту он вернулся к столу, неся в руках действительно необычную книгу. Собственно книгу она напоминала только размерами и формой. На вид это была скорее плита из странного коричневого камня, украшенная выпуклым узором из треугольных чешуек. Гладко отполированный материал переплета загадочно блестел в свете масляных ламп, и было в этом блеске много общего одновременно с блеском металла и отполированного камня. В центре необычного переплета, там, где должен был крепиться амулет назначенного мага, связанный с этой заклинательной книгой, находилась чешуйка украшенная миниатюрным рисунком, изображающим покрытое чешуей существо, одновременно странное и гармоничное. Чешуя, напоминающая узор на переплете заклинательной книги покрывала даже кожистые крылья существа, напоминающие крылья дракона. Присмотревшись к миниатюре, я не смог сдержать восхищенный вздох.
Брат-капнтенармус улыбнулся и удовлетворенно кивнул собственным мыслям. «Это дракон?», – я не мог не задать этот вопрос, хотя понимал, что ошибаюсь. Коренастый маг покачал головой, тоже любуясь странной миниатюрой, удивительно четкой и легко различимой до мельчайших деталей, не смотря на небольшой размер: «Нет, Том. Это коричневый дрейк, – существо еще более редкое и гораздо более спокойное, чем любой дракон. Он обладают разумом, как и драконы. Легенды утверждают, что эти существа гораздо умнее и людей и драконов, потому они стараются держаться по дальше от тех и других, но если это им не удается, – могут постоять за себя в схватке с любым врагом. Для тебя это важнее всего остального. В таком облике черной ведьме ты будешь не по зубам. Чешуя коричневого дрейка прочнее любого камня, или метала, к тому же эти существа обладают собственной магией. Это известно точно, хотя больше о коричневых дрейках не известно почти ничего. Может быть, когда ни будь ты узнаешь больше. Половина этой книги написана драконьими рунами, если тебе удастся их прочесть, возможно, ты сможешь использовать магию дрейков, но я не знаю никого, кому известна их письменность. В древности кто-то из истинных магов видимо изучил их чары, раз он написал эту книгу, но сохранили ли его потомки эти знания мне не известно. Более того, я не знаю к какому роду принадлежал этот маг, так что с драконьими рунами тебе придется разбираться самому». Брат-каптенармус сокрушенно покачал головой.
Я кивнул в ответ, хотя его слова я слышал лишь краем уха. Все мое внимание было поглощено удивительной книгой. По сравнению с ней книга заклинаний мастера Нортона раньше столь восхищавшая меня, вдруг показалась мне такой же обыденной и лишенной всякой привлекательности, как огромная амбарная книга старосты Торвальда, не уступавшая книге заклинаний размером, но начисто лишенная магии (а по мне, так и просто смысла).
Взглядом спросив разрешения у брата-каптенармуса, я осторожно открыл небольшие замки-защелки, откинул две широкие пластины, надежно удерживающие вместе украшенный рисунком чешуи переплет, и затаив дыхание открыл крышку. На первой странице я увидел хорошо знакомую надпись. Затейливые буквы парадного письма складывались в слова «Книга заклятий назначенного мага». На следующей странице начинались написанные уже обычным письмом убористые строчки оглавления, занимающего много страниц.
Пока я бережно переворачивал чуть желтоватые листы, – тонкие и удивительно прочные, – сравнивая содержание этой книги с книгой заклинаний мастера Нортона, которую помнил почти наизусть, брат -каптенармус унес две другие книги обратно на полку и подошел к другому стеллажу. Я следил за ним лишь краем глаза и оторвал взгляд от страниц заклинательной книги только, когда брат-каптенармус снова вернулся к столу и тронул меня за плечо. «Одевайся, парень», – велел мне коренастый маг: «Тебе нужно идти скорее, господин истинный маг Литерус ждать ох как не любит.». Брат-каптенармус указал мне на вещи которые принес с дальнего стеллажа: большую сумку из прочной коричневой кожи и аккуратно сложенную мантию мага. Я аккуратно закрыл лежащую передо мной книгу, застегнул застежки переплета и только после этого вскочил на ноги. Брат-каптенармус одобрительно кивнул и взял со стола свернутую мантию, мгновенно развернув ее одним привычным движением.
Увидев предназначенную для меня одежду развернутой, я с удивлением понял, что она совсем не похожа на мантию коренастого мага, или ту, которую носил мастер Нортон. Материал и покрой были такими же, но спереди эта одежда не была сплошной и широкая пелерина, укрывающая плечи поверх мантии, крепилась к ней только на спине. Эту одежду не нужно было надевать через голову. Ее можно было просто набросить на плечи как кафтан, или тулуп, продев руки в широкие рукава, а потом накинуть через голову пелерину. «Это плащ мага, Том», – сказал, улыбнувшись, брат-каптенармус: «такие носят все маги биморфы. Надеть его немного сложнее, чем обычную мантию, зато снять можно в одно мгновение. На первый раз я тебе помогу, а ты запоминай хорошенько. Коли ты выбрал амулет формы, тебе нужно уметь снимать и надевать этот плащ очень быстро, не то останешся вовсе без одежды, если придется перекидываться в спешке. Обувь я тебе не принес. Старик Нортон вижу приучил тебя без нее обходиться вовсе, – знал, что выберешь амулет формы.»
С этими словами брат-каптенармус накинул плащ мага мне на плечи. Потом он тщательно запахнул полы и накинул мне на плечи пелерину. Она надежно прижала полы плаща в верхней части, не давая им вновь распахнуться, но это было еще не все. На уровне пояса к полам плаща на довольно большом расстоянии от края были пришиты два узких длинных ремня, тщательно сплетенных из полосок мягкой, но прочной кожи. Брат-каптенармус обернул эти ремни мне вокруг талии, уложив их так, что они легли в стык один над другим, образовав более широкий кожаный пояс, надежно удерживающий вместе полы плаща. При этом брат-каптенармус подробно пояснил мне и показал, как именно это делается. Потом он передвинул две половины бронзовой пряжки защелки, – привязанные к кожаным ремням особым плоским узлом, не сминающим и не перетирающим их, – таким образом, чтобы пояс плаща сидел плотно, но не мешал свободно дышать. После этого я с удивлением понял, что теперь плащ мага выглядит как обычная мантия. Сделан он был из довольно толстой шерстяной ткани, – мягкой но очень прочной, – она приятно ласкала кожу и согревала не создавая жара. От мастера Нортона я знал, что в такой одежде можно спокойно ходить в любую жару и холод (старый маг так всегда и делал), хотя в ней не было магии. Сверху на шерстяную ткань была нашита тонкая, но очень прочная кожа, надежно защищающая ее от влаги и пыли. Изнутри к кожаному покрову плаща крепилось множество снабженных завязками карманов-кошелей разного размера сделанных из такой же кожи. От тела их оделяла шерстяная ткань плаща. Точно такие же карманы имелись на мантии мастера Нортона, но их было меньше, чем на плаще мага. Они располагались только там, где до них легко было дотянуться, убрав руку в широкий рукав мантии. На плаще они располагались сверху до низу, поскольку до любого из них можно было легко достать, сунув руку под полу плаща. Сейчас все карманы были пусты и почти не ощущались под шерстяной тканью. Все полагающиеся мне припасы и инструменты находились в кожаной сумке.
Сумка эта только на вид казалась обыкновенной. Во-первых, она была сделана из очень прочной и эластичной кожи, совершенно не пропускающей воду. Во вторых, она была гораздо вместительнее, чем казалось на первый взгляд. По бокам к сумке крепились несколько тонких бронзовых цепочек с крючками, позволяющих собирать сумку, чтобы в ней не было свободного места, – поэтому полупустая она становилась совсем маленькой, но, прицепив крючки к более дальним звеньям цепочек, ее размер и вместительность в случае необходимости можно было легко увеличить. Я не раз убеждался в этом, когда мастер Нортон начинал складывать в свою сумку коренья и травы, которые мы вместе собирали на лугах и в лесу, окружившем их плотной стеной. Сумка, которую принес мне брат-каптенармус была средних размеров, – так выглядела сумка мастера Нортона когда в ней лежали только самые необходимые припасы и инструменты.
Когда брат-каптенармус убедился, что одет я как полагается, и удовлетворенно кивнул, я подошел к столу и быстро прицепил крючки к звеньям бронзовых цепочек на сумке таким образом, что в ней прибавилось как раз достаточно места для заклинательной книги. Коренастый маг, внимательно следивший за мной, удовлетворенно кивнул. Потом он показал мне бронзовую застежку на ремне сумки, похожую на ту, что удерживала пояс плаща, которую я сразу не заметил. Оказалось, что эта сумка была не совсем обычной, предназначалась она для мага-биморфа, чей амулет был связан с обликом достаточно большого существа, – чаще всего волка, или медведя, гораздо реже лошади, лося, или оленя. Ремень сумки был достаточно длинным, чтобы я мог по-прежнему носить ее через плечо в облике коричневого дрейка. Застежка на ремне позволяла быстро стянуть его, вновь приняв человеческий облик.
Напоследок брат-каптенармус показал мне, как снять с переплета заклинательной книги амулет назначенного мага, имеющий вид небольшой треугольной чешуйки из того же странного материала, украшенной миниатюрным рисунком коричневого дрейка. Я хотел было положить эту чешуйку в карман плаща, но ее края оказались бритвенно острыми. Мне пришлось снова вложить ее в углубление на переплете. Уложив заклинательную книгу сумку, я тщательно застегнул ее и перекинул сумку через плечо.
Отступив на несколько шагов, брат-каптенармус придирчиво оглядел меня с головы до ног. «Ну что, мастер Томас из деревни Боровиха, вот теперь понятно, что ты назначенный маг, а не чабан промокший до нитки вместе с отарой», – сказал он, весело подмигнув мне: «Пошли скорее, не то влетит нам с тобой изрядно. И посох свой прихвати. Он у тебя не пастушеский, – скорее впору страннику или магу, – и думаю тебе пригодится, когда мастер Литерус разбудит твой амулет. Он видишь какой острый, к шнурку или повязке его не подвесишь, любую в миг перережет, – а вот к посоху господин истинный маг его очень легко приладит». Сказав это, брат-каптенармус порывисто развернулся и быстрым шагом пошел к двери. Я последовал за ним, на ходу подхватив посох и котомку. Моя прежняя одежда, еще не успевшая толком просохнуть, так и осталась лежать на полу.
Открыв дверь, брат-каптенармус снова пропустил меня вперед, потом вышел сам и тщательно запер дверь. Подвесив к поясу тящелую связку ключей, он быстро зашагал по коридору. Я шел за ним приотстав на несколько шагов и радуясь про себя тому, что мне не нужно самому искать дорогу в здешнем полумраке.
Шли мы довольно долго, по дороге миновав нижние залы нескольких башен и коридоры в соединяющих их стенах, неотличимые один от другого. Наконец, войдя в круглый каменный зал в основании одной из башен, брат-каптенармус свернул к спирали винтовой лестницы и начал быстро подниматься по стертым каменным ступеням без перил. Преодолев больше десятка этажей мы добрались наконец до вершины винтовой лестницы, упирающейся в единственную на этом этаже дверь из потемневших от времени дубовых досок, украшенным сложным резным узором и скрепленных между собой широкими железными полосами.
Взявшись за тяжелое железное кольцо, служившее дверной ручкой, брат-каптенармус осторожно ударил им о дверное полотно. «Входите», – раздался изнутри голос, сильный и властный, привыкший повелевать, и удивительно скрипучий, словно старый деревянный шкаф. Брат-каптенармус поспешно распахнул дверь и шагнул вперед. Я вошел следом и закрыл за собой дверь.
Комната обшитая темным деревом напоминала гостиную в доме старосты Торвальда, где он принимал посетителей и разбирал хозяйственные бумаги, но здесь вся мебель была сделана из полированного темного дуба со множеством вычурных завитушек, потому комната казалась сумрачной несмотря на яркий свет нескольких масляных ламп, висящих на стенах, жаркое пламя небольшого камина и дневной свет, проникающий в комнату сквозь несколько стрельчатых окон. Посреди комнаты стоял громоздкий письменный стол. За ним в глубоком резном кресле с высокой спинкой восседал худой словно жердь маг в темной, почти черной мантии из шерстяного сукна. Он показался мне очень старым, – скорее древним, – но его худое жилистое тело по-прежнему сохраняло силу, а темные глаза, впившиеся в мое лицо, светились остротой и ясностью разума.
Брат-каптенармус низко поклонился истинному магу и только после этого заговорил: «Господин Литерус, этот парень – Томас из деревни Боровиха. Я выдал ему все необходимое и привел к Вам согласно вашему приказанию». «Хорошо, Дуглас. Можешь идти. Я вызову тебя, когда закончу», – проскрипел в ответ мастер Литерус, едва заметно кивнув головой. Брат-каптенармус снова низко поклонился и вышел, закрыв за собой дверь.
Какое-то время истинный маг молча рассматривал меня, откинувшись на спинку своего кресла. Потом вновь едва заметно кивнул, – на этот раз уже мне: «Давай сюда свой амулет», – проворчал он скрипучим голосом. Я поспешно шагнул к столу, одновременно расстегивая сумку левой рукой, правой я продолжал судорожно сжимать свой посох, чувствуя себя так, словно на меня должна была вот вот броситься стая голодных волков. Больше всего я боялся порезаться об острые края амулета, но мне удалось быстро снять его с переплета заклинательной книги, не коснувшись их.
Я протянул амулет истинному магу осторожно держа его двумя пальцами. Он взял его совершенно спокойно. Несколько мгновений повертел в пальцах словно занятную безделушку, при этом губы его шевелись, едва заметно и совершенно беззвучно. Мне показалось, что он вовсе не обратил внимания на форму амулета, но мгновением позже я понял, что это не так. Мастер Литерус вновь посмотрел на меня, словно ища что-то глазами. Когда его взгляд упал на мой посох истинный маг едва заметно улыбнулся и молча протянул руку. Я поспешно протянул ему посох, радуясь, что брат-каптенармус предупредил меня об этом и мне нет нужды гадать, что собирается делать мастер Литерус.
Взяв в руки посох, он прижал к нему чешуйку амулета большим пальцем правой руки ближе к верхнему концу древка, там где чаще всего ложиться рука, если опираться на посох при ходьбе. Я мысленно удивился, как он собирается укрепить амулет. В дерево, даже самое прочное, его, пожалуй действительно можно было бы просто вдавить как в глину, – края были достаточно острыми, – но древко моего посоха защищала спираль из толстой стальной проволоки, надежно уложенная в идущую вдоль древка канавку. Концы спирали были раскованы в плоские стальные ленты. На верхнем конце посоха такая лента охватывала крест на крест довольно большой комель, который я тщательно вырезал и отшлифовал, придав ему форму шара, удобно ложащегося в мою ладонь. Вторая стальная лента была уложена вертикально с четырех сторон вдоль нижнего конца посоха и туго обмотана вокруг него, причем витки ложились встык, создавая надежный стальной наконечник. Витки стальной спирали отстояли друг от друга на палец. Между ними не было места для чешуйки амулета.
Губы мага снова зашевелились и я увидел, как оковка посоха под амулетом прогибается, погружаясь в дубовое древко посоха. Через мгновение амулет лег в углубление в древке так, словно всегда был его частью. Мастер Литерус протянул мне посох. Я принял его бережно, словно боясь, что он исчезнет, как магическая иллюзия, и низко поклонился истинному магу. Он небрежно отмахнулся от моего поклона и произнес своим властным скрипучим голосом: «Ну что ж, парень, посмотрим, выйдет ли из тебя маг. Надеюсь, читать ты умеешь?» Я кивнул: «Мастер Нортон, наш прежний назначенный маг, обучил меня чтению, господин маг.» Мастер Литерус удовлетворенно кивнул: «Отлично. Значит книгу заклинаний ты хоть немного да знаешь. Он ведь учил тебя читать по своей, верно?», – я молча кивнул. «Ты помнишь заклинание «шар света»?», – я снова кивнул: «Я помню наизусть почти всю книгу, мастер Литерус». Маг раздраженно тряхнул головой: «Сомневаюсь! Однако, позже мы это проверим, а сейчас читай заклинание «шар света» и не вздумай произносить что ни будь другое».
Я судорожно вцепился в древко посоха и начал в пол голоса читать заклинание. Маг напряженно слушал, чуть заметно кивая. При этом его губы тоже шевелились. У меня сложилось впечатление, что он читал мощное защитное заклинание, хотя я так и не расслышал ни слова. Произнеся последние слова заклинания, я почувствовал сильную слабость. Она была гораздо сильнее, чем я ожидал, но я все же сумел сделать необходимый жест, указывающий, где должен вспыхнуть световой шар, и навершие моего посоха засветилось ярким белым светом, не дающим теней.
Истинный маг удовлетворенно кивнул и чуть откинулся в кресле, видимо отпустив свое защитное заклинание. «Ну что ж, неплохо. Только никогда не забывай, что можешь колдовать только пока у тебя в руках твой посох.», – проскрипел он: «А теперь посмотрим насколько ты вынослив. Читай заклинание щита и приготовься держать его пока я не прикажу остановиться.» Сказав это маг снова начал беззвучно читать какое то защитное заклинание.
Я устало кивнул, оперся на посох двумя руками и начал в пол голоса читать заклинание, окружающее мага невидимым защитным пологом. Он может выдержать очень многое до тех пор, пока у мага есть силы поддерживать его, но чем сильнее удар по щиту (обыкновенный, или магический), тем больших усилий стоит магу удержать его. Мастер Нортон не раз говорил мне, что Щит – весьма расточительное заклинание, которое следует использовать лишь в крайнем случае, если нет возможности отклонить удар, направив магическую силу через амулет в руку, или закрыться Малым Щитом, создающим такой же магический барьер как Щит, но гораздо меньших размеров, имеющий форму настоящего щита, круглого и немного выпуклого.
Снова навалилась слабость, но на сей раз она не была мгновенной. Я почувствовал как сила стремительно утекает от солнечного сплетения к плечам, а потом через амулет к древку посоха и, наконец, с его навершия к окружившему меня невидимому пологу Щита. Мне захотелось выпустить из рук посох, но я знал, что мне не нужно этого делать, чтобы разорвать поток силы достаточно было мысленного усилия, – гораздо труднее было позволить силе утекать из тела, чувствуя, как с каждым мгновением охватившая меня слабость становиться все сильнее, – но я понимал, что, нарушив приказ истинного мага, немедля пожалею об этом. Я лишь сильнее наваливался на древко посоха, продолжая следить за магом, сидящим в кресле напротив меня. Убедившись, что я прознес заклинание щита правильно, мастер Литрус отпустил свою магическую защиту и стал внимательно наблюдать за мной, удобно откинувшись в своем кресле.
По мере того, как усталость становилась все сильнее, он стал казаться мне злейшим врагом. И словно для того, чтобы оправдать это чувство маг внезапно прошептал короткое заклинание и метнул в меня горсть крошечных огоньков. Я узнал заклинание искр. Обычно оно использовалось для того, чтобы разжечь костер. Его вряд ли стоило использовать в бою, – это только разозлило бы противника, – но я ощутил удары магических искр в полог щита словно удары тяжелых булыжников. Мне стоило большого труда удержать защитное заклинание. Выждав некоторое время, пока я немного пришел в себя, мастер Литерус снова метнул в мой щит заклинание искр.
Так продолжалось до тех пор, пока у меня не потемнело в глазах. В конце концов я потерял сознание. Очнулся я лежа на полу. При этом я продолжал судорожно стискивать обеими руками древко посоха, но сила уже не текла сквозь него, – магический барьер рухнул. «А ты довольно крепок. И воля у тебя есть, – это главное.», – услышал я скрипучий голос мага. Он продолжал все так же сидеть в своем кресле, словно даже не шевельнулся, но я наверняка очнулся именно благодаря его заклинанию, – я чувствовал себя гораздо лучше чем могло быть, если бы я пришел в себя сам.
Еще несколько мгновений я лежал на полу, потом медленно встал, чувствуя жгучий стыд за слабость, все еще стесняющую тело. К своему удивлению и радости в темных глазах истинного мага я заметил едва различимую искорку одобрения. «Ты можешь стать неплохим магом, парень, если выдержишь тренировки. Если не выдержишь, – ты умрешь. На сегодня с тебя довольно. Завтра я жду тебя к шести часам утра. До весны ты должен научиться очень многому, – поэтому отдыхать ты будешь ровно столько, сколько тебе действительно необходимо.», – сказав это истинный маг беззвучно зашевелил губами, произнося какое-то заклинание.
Через несколько минут дверь открылась и в комнату вошел запыхавшийся брат-каптенармус. Все это время я неподвижно стоял, не зная, что предпринять, а мастер Литерус так же неподвижно сидел в кресле, не говоря ни слова и задумчиво глядя сквозь меня, словно меня в комнате уже давно не было. «Пойдем», – произнес брат-каптенармус. Его голос словно разбил странное оцепенение неопределенности, принеся огромное облегчение. Я молча кивнул и вышел из комнаты следом за коренастым магом.
Мы снова спустились по винтовой лестнице в нижний зал башни, в которой жил мастер Литерус и через боковую дверь вышли в коридор внутри стены соединяющей башни. На этот раз идти было гораздо легче, – навершие моего посоха все еще светилось ярким белым светом, далеко отбрасывая окружающий полумрак. Шли мы совсем не долго. Вскоре брат-каптенармус, – про себя мне гораздо приятнее было называть коренастого мага по имени, Дугласом, – остановился у двери в стене коридора, похожей на ту, за которой находились его владения, правда на ней имелось железное кольцо, служившее ручкой.
Коренастый маг постучал им в дверь и с другой стороны раздался усталый ворчливый голос: «Войдите». Шагнув в дверь следом за Дугласом я, оказался в длинной каменной комнате, почти такой же как та, в которой осталась лежать моя прежняя одежда, – только здесь большой деревянный стол стоял не в дальнем конце комнаты у камина, а почти у самой двери, перегораживая проход к полкам, тянущимся вдоль стен комнаты. За столом сидел грузный маг с мясистым, слегка одутловатым лицом. Ничего похожего на амулет назначенного мага я не заметил, но на истинного он был не похож совершенно. Убедившись, что за дверью нет никого из истинных магов, он довольно грубо спросил:«чего надо?» Когда грузный маг заговорил, я заметил металлический зуб, блеснувший в свете масляной лампы. Мастер Нортон когда-то рассказывал, что некоторые назначенные маги используют такие странные амулеты, считая, что их труднее потерять, чем, скажем, кольцо, что далеко не всегда верно.
Здравствуй, брат-кастелян, произнес брат-каптенармус. Этот парень только что выдержал испытание у мастера Литеруса. Найди ему место поскорее, пока он не уснул мертвым сном прямо здесь. «Еще один на мою голову», – проворчал брат-кастелян и потянулся за огромной книгой, лежащей перед ним на столе. С явным усилием пододвинув ее к себе, он открыл тяжелый деревянный переплет, обтянутый кожей, довольно долго листал пожелтевшие пергаментные страницы, потом пододвинул к себе большую бронзовую чернильницу и, взяв массивной короткопалой рукой длинное гусиное перо, посмотрел на меня. «Как тебя зовут?», – ворчливо спросил брат-кастелян. «Томас из деревни Боровиха», – в который раз за день ответил я. Брат-кастелян довольно долго что-то писал, время от времени макая перо в чернильницу. Брат- каптенармус наблюдал за этим какое-то время, потом молча покачал головой и тихо вышел, хплопнув меня на прощание по плечу.
Наконец брат-кастелян окончательно вернул перо на прежнее место, отодвинул книгу и с громким вздохом встал из-за стола. «Пошли», -- проворчал он, махнув рукой в сторону узкого прохода между столом и противоположной стеной.
Пока я протискивался мимо стола, брат-кастелян подошел к двери во внешней стене комнаты и загремел ключами, отпирая ее. Войдя в эту дверь вслед за грузным магом, я увидел большой каменный зал, освещенный только слабым светом осенних сумерек, проникающим снаружи сквозь несколько узких окон-бойниц, да свечением моего посоха. Все пространство зала занимали ряды узких деревянных коек укрытых потертыми тюфяками, набитыми соломой. Изголовьем каждой койки служил деревянный сундук с плоской крышкой. Располагался он таким образом, что голова спящего оказывалась как раз на крышке.
Часть коек была занята. Спящие на них люди в коричневых мантиях назначенных магов с надвинутыми на голову капюшонами казались совершенно одинаковыми. Судя по росту спящих большинству из них было лет по восемнадцать, как и мне, но несколько человек показались мне гораздо старше. Я испугался, что яркий свет моего посоха потревожит спящих, но никто из них даже не шелохнулся.
Подойдя к ближайшей свободной койке, брат-кастелян повернулся ко мне. Сняв большой железный ключ с внушительной связки таких же ключей, висевшей у него на поясе, грузный маг протянул его мне. «Котомку можешь положить в сундук, но сумку лучше сразу привыкай всегда держать при себе», – в пол голоса произнес он. Взяв ключ, я молча кивнул в знак согласия. Не сказав больше ни слова, брат-кастелян развернулся и не спеша пошел к двери, через которую мы вошли.
Скинув на пол котомку, я откинул соломенный тюфяк на своей койке и отпер ключом замок вделанный в крышку сундука, а затем с трудом поднял крышку, оказавшуюся куда тяжелее, чем я ожидал. Положив котомку в сундук, я снова закрыл крышку и запер замок, сунул ключ в один из многочисленных карманов плаща мага, потом расправил соломенный тюфяк и сел на койку. Мне хотелось только одного, немедля лечь и уснуть, но прежде нужно было погасить заклинание света, наложенное на навершие посоха.
Следуя наставлению из заклинательной книги мастера Нортона, я мысленно потянулся к заклинанию. Вначале я ощутил амулет вделанный в древко посоха и только потом, после нескольких неудачных попыток мне удалось почувствовать само заклинание. Прислушиваясь к этому странному ощущению и сравнивая его с тем, что говорилось в заклинательной книге мастера Нортона, я понял, что питающая заклинание энергия, которую оно получило от меня в момент произнесения, уже слегка истощилась, но ее могло хватить еще на долго. Следуя тем же наставлениям, я попытался рассеять заклинание мысленным усилием. Со второй попытки мне это удалось и я повалился на койку, чувствуя, что до конца истратил остатки сил. Накинув на голову капюшон, я положил сумку под голову, не снимая ремень с плеча и мгновенно уснул, привычно придерживая правой рукой посох, лежащий рядом со мной на соломенном тюфяке. Последней моей мыслью было, как бы не проспать и встать вовремя.
Беспокоился я напрасно, меня разбудил тяжелый медный звон колокола, раздавшийся откуда то снаружи. В зале было еще совсем темно, только в дальнем конце прохода между койками мерцал свет масляной лампы. Она стояла на деревянной тележке, на которой, помимо лампы покоился большой медный котел и стопка деревянных плошек. Все, кого я вчера видел спящими, уже собрались возле этой тележки. Они зачерпывали плошками из котла какое-то варево и сразу же уходили в сторону. Присматривал за этим видимо повар, притащивший тележку. Круглое розовое лицо и грузная фигура с изрядным брюхом не позволяли усомниться в роде его основных занятий. К моему, удивлению он тоже был назначенным магом, так же как брат-привратник, брат-кастелян и брат-каптенармус.
Я рывком встал с койки, сбрасывая остатки сна, и поспешил к котлу, от которого довольно вкусно пахло. Зачерпнув деревянной плошкой творение брата-повара, я понял, что это точно такая же каша, какой я питался всю дорогу к столице, но не с вяленым мясом а с солониной. Мне было все равно. Я был так голоден, что готов был съесть почти все что угодно. Прихватив деревянную ложку и зачерпнув большой глиняной кружкой из небольшого железного котла, стоящего на тележке рядом с медным, травяного настоя, заваренного так крепко, что он казался черным словно смола, я отошел обратно к своей койке.
Позавтракав так быстро, как только мог, я отнес ложку, кружку и деревянную миску обратно на тележку брата-повара, как делали все остальные, и вместе со всеми вышел из пристройки жмущейся к стене Магической Цитадели со стороны внутреннего двора, в коридор идущий внутри стены через окованную железом дверь расположенную довольно далеко от двери ведущей во владения брата-кастеляна. Мне стоило большого труда найти дорогу к башне мастера Литеруса в полумраке каменных коридоров, освещенных неверным колеблющимся светом факелов, но я побоялся тратить силы на заклинание света.
Когда я постучал в дверь на вершине винтовой лестницы, и вошел, услышав скрипучий голос, произнесший «войдите!», мастер Литерус стоял у неприметной двери в дальней стене комнаты, расположенной рядом с камином. Темные дубовые доски двери, изукрашенные резьбой, настолько сливались с такими же стенными панелями, что вчера я просто не заметил ее. Не обращая на меня внимания, истинный маг не спеша подошел к письменному столу и сел в кресло.
Дальше произошло почти то же самое, что мне пришлось выдержать вчера, но на сей раз мастер Литерус не дал мне упасть в обморок. Разрешив мне отпустить заклинание щита, он приказал мне сесть на застеленный толстым ковром пол, поджав под себя ноги, положить посох на колени и смотреть прямо перед собой. Узнав позу, предназначенную для медитации, в которой мастер Нортон проводил иногда почти целый день, я попытался погрузится в транс, следуя указаниям из его заклинательной книги. Видимо, заметив мои усилия, истинный маг некоторое время молча наблюдал за мной. Убедившись, что у меня ничего не выходит, он проскрипел несколько коротких фраз, жестко, но удивительно внятно указав мне на мои ошибки. Следуя его указаниям, мне через какое-то время удалось погрузиться в транс и я почувствовал, как в солнечном сплетение медленно собирается энергия, напоминающая теплый солнечный свет. Это ощущение приходило ко мне сквозь амулет в посохе на древке которого лежали мои руки. Осознав это, я понял почему мастер Нортон не учил меня медитации. Пока у меня не было собственного амулета назначенного мага это просто не имело смысла.
Когда мне удалось восстановить запас магической энергии, – при этом я понял, насколько он пока еще мал, – мастер Литерус приказал мне одно за другим прочесть несколько заклинаний, каждый раз выставляя мощную магическую защиту. Когда я вновь истратил всю магическую энергию и оказался на грани обморока, снова пришла очередь медитации. Мне снова понадобилось несколько попыток, чтобы погрузиться хотя бы в неглубокий транс, но мне показалось, что это все же удалось мне чуть легче.
Так продолжалось до самого вечера. Когда мастер Литерус наконец отпустил меня, я с огромным трудом нашел в себе силы, чтобы добраться до внутренней пристройки служившей пристанищем ученикам истинных магов. В мгновение ока проглотив порцию каши с солониной и кружку травяного настоя, на сей раз приготовленного из трав расслабляющих тело и успокаивающих разум, я с трудом добрел до своей койки подложил под голову свою сумку и провалился в сон без сновидений, крепко сжимая в правой руке древко посоха.
Какое-то время уроки мастера Литеруса были похожи один на другой как две капли воды. Так продолжалось до тех пор, пока мой запас магической энергии вырос настолько, что я смог достаточно долго удерживать заклинание щита, не испытывая усталости. К этому времени я успел по нескольку раз применить все заклинания из книги назначенного мага, которые были мне тогда под силу и уже на собственном опыте знал, как они действуют.
Постепенно истинный маг начал учить меня использовать инициирующий амулет и накопленную магическую энергию для того, чтобы прощупать окружающий мир магическим восприятием. Сделать это оказалось куда труднее, чем погрузиться в медитацию, хотя между тем и другим было достаточно много общего. Если бы не скрипучий голос мастера Литеруса, дающий скупые, но точные советы в самый трудный момент, мне понадобылось бы не меньше года, чтобы добиться первых успехов, следуя наставлениям из заклинательной книги назначенного мага.
После нескольких удачных попыток я понял, что мой посох, который я прежде воспринимал лишь как оправу для своего амулета назначенного мага, отнюдь не бесполезен в магическом смысле. Пытаясь развить магическое восприятие, я, прежде всего, ощутил сам посох. Почувствовав мое удивление, мастер Литерус проворчал, что свой посох я без сомнения делал сам, под руководством того же назначенного мага, который обучил меня чтению, и маг этот был достаточно опытен и умен, потому мой посох пригоден в моих руках для колдовства, хоть и не являться магическим сам по себе. Сказав это, истинный маг посоветовал мне направить восприятие с помощью посоха. Я последовал его совету и мне почти сразу удалось ощутить магическую силу мастера Литеруса словно невероятно яркий сгусток белого света. Будь это действительно свет, на который я смотрел бы глазами, я бы неминуемо ослеп.
Развитие магического восприятия под руководством мастера Литеруса изматывало меня не меньше, чем поддержание магического щита под ударами заклинания искр, но награда за мучительную усталость была гораздо более ощутимой. Постепенно я начал ощущать и видеть магическим зрением не только сгусток энергии, накопленной мастером Литерусом, но и присутствие истинного мага, как живого существа. С этого времени он начал учить меня исследовать собственное тело магическим восприятием, различать его составляющие и определять их состояние. Понять его наставления мне очень помогло все то, что я знал об искусстве врачевания благодаря мастеру Нортону.
Постепенно я научился поддерживать собственное тело с помощью магической энергии, которую я одновременно восстанавливал, погрузившись в транс. При этом сильнейшая усталость, прежде совсем не отпускавшая меня, отступала, превращаясь в не мене сильный голод. Я не мог в полной мере использовать новый навык, потому, что по мимо миски каши с солониной утром и вечером я мог рассчитывать только на сухари и вяленое мясо, лежащие в котомке, а их было не так уж много. Я восстанавливал силы с помощью магии только тогда, когда усталость собирающаяся к вечеру становилась уж совсем нестерпимой, – стараясь на дольше растянуть скудный запас провизии. Мастеру Литерусу я ничего не сказал о том, чему научился сам. Сам же истинный маг то ли ничего не заметил, то ли не подал виду. Он по прежнему доводил меня до полного изнеможения не зависимо от того, чему именно обучал.
После того, как я научился чувствовать и видеть магическим восприятием не только живые существа, но и предметы на довольно большом расстоянии, -- и понимать смысл ощущений и образов, – мастер Литерус какое-то время учил меня чувствовать и различать магию. Читая различные заклинания он требовал подробно описывать все, что я видел и чувствовал при этом с помощью магического восприятия, а потом толковать сказанное. Продолжалось это совсем недолго. Как только мои толкования, благодаря скупым пояснениям и советам истинного мага обрели некоторую четкость, мастер Литерус начал учить меня иному применению магии, сказав, что все, что трудно осмыслить самому, я уже понял, а о свойствах различных заклинаний в магическом восприятии, я уже должен знать, если действительно помню наизусть книгу назначенного мага, обучавшего меня чтению.
Когда мне пришлось учиться управлять накопленной магической энергией не используя заклинаний, мне вновь очень пригодился мой посох. Отбить брошенное мастером Литерусом заклинание направив магическую энергию в древко посоха, а потом отбросив им заклинание словно летящий камень, оказалось гораздо легче, чем сделать тоже самое взмахом руки, бросив магическую энергию в ладонь. Однако мастер Литерус разрешал мне использовать для этого посох лишь на первых порах. Вскоре мне пришлось учиться направлять магическую энергию с помощью жестов, как всегда делал это мастер Нортон.
После того, как я научился не только отбрасывать летящие в меня заклинания и небольшие камешки, – которые истинный маг удивительно быстро и метко бросал в меня не используя для этого магию, – но и подхватывать со стола мелкие предметы, находясь на расстоянии от него, мастер Литерус стал учить меня использовать это умение для того, чтобы управлять полетом брошенных заклинаний. К тому времени я уже мог использовать некоторые боевые заклинания из книги назначенного мага, хотя до максимально возможной силы им было еще очень далеко. Без каких либо усилий выставив неуязвимую для них магическую защиту, истинный маг приказал мне пытаться пробить ее изредка направляя мои усилия пояснениями, как это следует делать в том, или ином случае. Одновременно он обучал меня направлять брошенные заклинания в нужную точку.
Дни слились для меня в единую череду, казавшуюся бесконечной. У меня не было ни сил, ни желания думать о течении времени. Я далеко не сразу заметил, что за окнами башни мастера Литеруса долгие осенние дожди сменились зимними вьюгами и снегопадами, а заметив, не придал этому какого либо значения. Для меня все было по-прежнему.
Только ближе к весне мастер Литеру начал учить меня пользоваться инструментами, все это время лежавшими в сумке, которую выдал мне брат-каптенармус, для изготовления магических зелий и амулетов. Эта наука далась мне намного легче, чем чистое колдовство. В изготовлении зелий много общего с приготовлением сложных снадобий лишенных магии, которому многие годы учил меня мастер Нортон. Различие, прежде всего было в том, что готовя магическое зелье, нужно читать определенные заклинания, или просто в нужный момент влить в снадобье магическую энергию. И тем и другим я уже владел в достаточной степени, благодаря прежнему обучению. В изготовлении амулетов мне очень пригодилось умение работать с разными материалами именно так, как учил меня мастер Нортон, как и умение писать, тщательно и точно выводя знаки обычного, или парадного письма, – часто именно строки заклинания выведенные на амулете определяли его конечные свойства. Однако мне понадобился весь остаток зимы на то, чтобы сделанные мной амулеты и зелья стали всякий раз выходить одинаковыми и действовали именно так, как должно.
Мастер Литерус беспощадно подгонял меня, повторяя, что зелья и амулеты единственное спасение назначенного мага в том случае, – если магия ему действительно необходима. Я молча кивал в ответ, искренне соглашаясь с его словами. Возразить мне было нечего. Мой запас магической энергии, который я мог собрать у солнечного сплетения, не смотря на все мои усилия, был по-прежнему слишком мал для того, чтобы я мог по настоящему свободно использовать заклинания, не опасаясь остаться обессиленным в тот момент, когда магия нужнее всего. Рос он очень медленно и не охотно, хотя мастер Литерус не раз говорил мне, что мой дух достаточно силен и со временем мой запас магической силы будет не меньше, чем у любого назначенного мага.
Это не очень радовало меня, прежде всего потому, что я помнил, сколь бережно вынужден был расходовать свою магическую силу мастер Нортон, хотя он бы очень опытен и, для назначенного мага, чрезвычайно силен. Я упорно работал в лаборатории мастера Литеруса, стараясь до конца использовать свое право на это за время оставшееся до конца моего обучения в Магической Цитадели. После этого я мог рассчитывать лишь на инструменты и припасы, лежащие в моей сумке. На самом деле никаких особых инструментов, помимо амулета назначенного мага, изготовление зелий и амулетов, которые может сделать назначенный маг, не требовало. Все необходимое я мог бы купить на рынке, имея достаточно денег. Более того, благодаря мастеру Нортону я мог изготовить эти инструменты и сам. Все с чем позволял мне работать мастер Литерус в своей лаборатории, не отличалось от того, что лежало в кожаной сумке, полученной от брата-каптенармуса, однако эти инструменты были намного дороже и гораздо лучшего качества. К тому же в лаборатории был огромный запас всего необходимого для изготовления зелий и амулетов. Любой назначенный маг мог только мечтать о таком.
В конце весны, когда солнце начало пригревать по-летнему, пришел конец и моему ученичеству. Когда я в последний раз пришел к мастеру Литерусу, он протянул мне толстый свиток в футляре из полированного дерева, приказав сегодня же покинуть Магическую Цитадель и возвращаться в деревню, для которой я был назначен магом. Я низко поклонился истинному магу и вышел, не совсем понимая, что мне следует делать дальше.
Спустившись по истертым ступеням винтовой лестницы и миновав хорошо знакомые сумрачные коридоры внутри стен Магической Цитадели, я вернулся в каменную пристройку, служившую мне пристанищем все время, проведенное в древнем замке истинных магов. Достав из сундука свою котомку, я призадумался, стоит ли мне брать ее с собой. Съестные припасы давно кончились, а из того что там было помимо них мне теперь было необходимо совсем немного, – все остальное уже имелось в моей кожаной сумке, вес которой я давно перестал замечать.
Переложив из котомки в сумку все, что могло мне понадобиться. Я запер сундук, и пошел к двери ведущей во владения брата-кастеляна, оставив котомку на соломенном тюфяке.
За минувшие пол года брат-кастелян нисколько не изменился. Увидев меня он, так же грубо и ворчливо, спросил что мне нужно. Когда я ответил, что мастер Литерус приказал мне покинуть Магическую Цитадель, брат-кастелян потребовал вернуть ключ от сундука, в котором я хранил свои вещи. Получив требуемое, он пододвинул к себе свою огромную книгу и начал что-то разыскивать в ней, листая пергаментные страницы. Не дожидаясь, пока он найдет искомое, я вышел через дверь, ведущую в пристройку, и зашагал между рядами коек, – пустых в это время суток, – к двери в дальнем конце, ведущей во внутренний двор Магической Цитадели. Магическим восприятием я чувствовал, что дверь не заперта, и собирался воспользоваться этим, – через внутренний двор до ворот Магической Цитадели можно было добраться гораздо быстрее, чем по коридорам внутри стен.
Тяжелая дубовая дверь, обитая железными полосами, была шире ведущей из пристройки в коридор, – иначе в нее не прошла бы деревянная тележка брата-повара, – толкнув ее я вышел на залитый утренним солнцем двор вымощенный большими квадратными каменными плитами, который прежде видел лишь сквозь узкие стрельчатые окна. С внутренней стороны у стен, соединяющих башни Магической Цитадели, теснились многочисленные каменные пристройки с черепичными крышами: мастерские; жилые помещения, в которых жили назначенные маги, работающие в замке (для них это был скорее монастырь, а не замок); зимние загоны для скота и просторные конюшни, но больше всего было складов, – хранящихся в них припасов хватило бы на десяток лет глухой осады. В дальнем углу дымила высокой каменной трубой кухня. Пристройки у стен занимали много места, но свободного пространства во внутреннем дворе все равно было много. Часть его занимали просторные летние загоны, обнесенные оградами из потемневших от времени дубовых брусьев. Они не были вымощены каменными плитами, как остальное пространство двора, в них буйно зеленела высокая трава. В загонах паслась разнообразная домашняя живность и птица, с удовольствием поедающая траву, – все время поддерживать ее рост в загонах наверняка стоило отвечающим за это назначенным магам огромных усилий.
Ближе к воротам на свободном пространстве двора под длинным деревянным навесом стояло несколько крепких телег и крытых повозок. Рядом с этим навесом в ближайшем к воротам загоне мирно пасся небольшой табун лошадей, – в такую солнечную и теплую погоду им незачем было стоять в конюшне. Проходя мимо этого загона, я не на долго остановился. Таких красивых лошадей я никогда в жизни не видел, если не считать принадлежавшую старосте Красотку. Любая из этих лошадей стоила раз в десять дороже всего остального табуна нашей деревни. Немного полюбовавшись их удивительной красотой, я пошел к воротам.
Как только я постучал навершием посоха в окованную железом дубовую створку внутренних ворот, с другой стороны раздался хриплый голос брата-привратника: «Кто и зачем?». «Назначенный маг Томас из деревни Боровиха. Господин истинный маг Литерус приказал мне покинуть Магическую Цитадель», – уверенно ответил я. Слова «назначенный маг» звучали для меня непривычно, вместе с собственным именем, но я знал, что имею теперь полное право именовать себя так. Брат-привратник тоже видимо это знал. Он больше ни о чем не спросил меня, а сразу загремел тяжелым железным засовом, отпирая внутренние ворота.
Миновав сумрачное пространство под аркой ворот, откуда начинались коридоры внутри стен Магической Цитадели, уходящих вправо и влево, – и внешние ворота, которые брат-привратник приоткрыл, как и внутренние, ровно настолько, чтобы я мог пройти, я оказался на том же месте, где стоял в дождливый и сумрачный осенний день полгода назад. Теперь я был магом, а не пастухом и над моей головой ярко светило весеннее солнце, но я, как и прежде не знал, как выбраться из лабиринта улиц столицы. К тому же, я понимал, что даже найдя дорогу к воротам города, я вряд ли сумею одолеть неблизкий путь до родной деревни. В Магической Цитадели я узнал очень многое и многому научился, но прежде всего я на собственном опыте понял где в действительности лежит граница доступного назначенному магу.
Поразмыслив несколько мгновений, я немного отошел от ворот замка, потом сошел на обочину дороги и достал из сумки деревянный футляр со свитком, который дал мне мастер Литерус. Не зная, что это за свиток я надеялся найти в нем ответ на вопрос что именно мне делать дальше.
В начале свитка красовалась крупная надпись, выполненная парадным письмом, гласившая, что этот документ выдан Томасу из деревни Боровиха, назначенному магом в этой деревне, обучавшим его истинным магом второй степени Литерусом из Магической Цитадели, свидетельствующим, что назначенный маг Томас должным образом постиг все, чему был обучаем и.
Далее следовал длинный список, выполненный очень мелко уже обычным письмом, но, тем не менее, занимающим весь внушительной длины свиток с обеих сторон. В этом списке были перечислены все услуги, которые имеет право предоставлять указанный назначенный маг, – причем подробно указывалось, кому и за какую плату могут быть оказаны эти услуги. Иногда цена одной и той же работы сильно разнилась в зависимости от сословия просителя и обстоятельств подачи прошения. Часть услуг вовсе могла быть оказана только просителям определенных сословий.
Я углубился в изучение свитка, ища цены на ту работу, которую мог бы выполнять, идя вместе с купеческим караваном. Я собирался предложить эти услуги купцу хозяину каравана, идущего в нужном мне направлении, в обмен на такое право.
От чтения свитка меня отвлекло приближение человека, едущего верхом на крепком здоровом жеребце по дороге, поднимающейся на холм к Магической Цитадели. Магическим восприятием я ощутил его гораздо раньше, чем услышал цокот копыт по тесаному камню. Когда всадник подъехал ближе, я вскинул голову, желая увидеть кто это.
Я очень удивился, увидев мастера Нолана едущего скорой рысью к замку истинных магов на своем крепком кауром жеребце. Я без колебаний окликнул купца. Наша неожиданная встреча разрешала сразу оба моих затруднения. Обернувшись на мой голос, купец напряженно всмотрелся в мое лицо, явно гадая, почему незнакомый молодой маг окликает его по имени. В следующее мгновение он узнал меня и резко остановил коня. Жеребей недовольно всхрапнул, но встал как вкопанный, повинуясь твердой руке хозяина. Купец спешился и подошел ко мне, ведя коня в поводу.
Я слегка склонил голову в знак приветствия (так приветствовали друг друга при встрече назначенные маги в Магической Цитадели): «Добрый день, мастер Нолан». Купец ответил мне таким же поклоном: «Добрый день, мастер Томас. Я очень рад, что встретил Вас здесь. Вчера я спрашивал о Вас. Мне сказали, что вы покинете Цитадель сегодня утром. Я собирался ждать Вас у ворот». «Позвольте узнать зачем, уважаемый мастер Нолан», – спросил я в ответ, стараясь не показать купцу, насколько непривычно для меня обращение «Вы». «Я увожу караван в направлении Вашей деревни, мастер Томас. Мне очень нужна помощь мага, и я надеялся, что Ваши услуги обойдутся мне несколько дешевле обычного, ведь нам все равно по дороге». «Я буду рад отправиться с Вами, мастер Нолан. Что до цены, то она будет обычной. Уменьшить ее я могу ровно настолько, сколько заплатил Вам в прошлом году мастер Торвальд», – купец не колебаясь кивнул в знак согласия. Мне даже показалось, что он спешит, боясь упустить выгоду. Видимо мое предложение было гораздо лучше того, на которое он рассчитывал. «Благодарю, мастер Томас. Это вполне справедливо», – ответил купец: «Однако мне бы хотелось отправиться в путь как можно скорее, а пешком мы потратим на дорогу до постоялого двора много времени», – уже не спеша продолжал он. «Вы умеете ездить верхом, мастер Томас?», – я улыбнулся: «умею и очень люблю, мастер Нолан». «Тогда Вам лучше подождать здесь, пока я вернусь с заводной лошадью», – произнес купец, изо всех сил стараясь скрыть удивление и облегченный вздох. «С удовольствием, мастер Нолан», – ответил я, про себя тоже вздохнув с облегчением, – неопределенность была позади: «только прошу Вас, имейте в виду, я предпочитаю иметь дело с кобылами». Купец спокойно кивнул в ответ. При этом у него был такой вид, словно от мага он и не ожидал услышать иного: «Разумеется, мастер Томас».
Вскочив в седло, купец развернул коня, и ускакал вниз по дороге, с места послав своего жеребца в тяжелый галоп. Я вновь углубился в чтение свитка. Дочитав его до конца, я тщательно свернул свиток, убрал в футляр и уложил футляр в сумку. Потом я сел, поджав под себя ноги на траву, успевшую просохнуть от утренней росы, положил на колени посох и погрузился в транс, стараясь хоть немного увеличить доступный мне запас магической энергии.
Когда я вновь почувствовал приближение купца, то помимо присутствия его самого и его жеребца, я почувствовал присутствие молодой кобылы, – очень выносливой и сильной, – резво скакавшей следом за жеребцом мастера Нолана. Я прервал медитацию и встал. Когда купец, ведущий в поводу заводную лошадь, показался на дороге, я залюбовался красотой стройной рыжей кобылы. Ее шкура сверкала на солнце, словно до блеска начищенная медь. Она все же уступала Красотке, однако совсем немного. Кобыла была не оседлана, хотя я забыл предупредить мастера Нолана, что езжу без седла. Видимо, это относилось к большинству магов, умеющих ездить верхом.
Переведя лошадей на рысь а затем на шаг, купец подъехал ко мне и протянул мне поводья кобылы (сказав что зовут ее Лаура), лишенные каких либо украшений, но добротные и совершенно новые, как и недоуздок, к которому они были пристегнуты. Поблагодарив мастера Нолана, я поздоровался с Лаурой, осторожно дунув в ее бархатные ноздри, затем закинул поводья ей на шею и легко вскочил на нагретую солнцем и разгоряченную скачкой спину лошади, лишь слегка опершись на холку. За пол года, что я носил плащ мага, я достаточно привык к этой одежде, чтобы уверенно чувствовать себя в ней верхом. Когда я расправил плащ, то между моим телом и телом лошади не осталось никаких преград. Я сидел на ее упругой шелковистой спине так же, как будучи нагишом, но со стороны заметить это было совершенно невозможно, – плащ мага по-прежнему укрывал мое тело там, где это было необходимо. Лучшего трудно было и пожелать. На сей раз я не стал засовывать посох за пояс, как делал раньше, когда ездил верхом в одежде, не желая лишиться возможности использовать магию, но это ни сколько не помешало мне удобно и уверенно взять поводья, сплетенные плоской косицей из мягких кожаных ремешков.
Кобылка оказалась игривой, но очень послушной. Чтобы развернуть ее, описав небольшой круг по дороге, поводья не понадобились мне вовсе. Я лишь чуть тронул крутые бока кобылы пятками, и слегка сжал их коленями, указывая нужный поворот. Мастер Нолан тоже развернул своего жеребца, сделав это куда грубее, и тут же послал его в галоп, слегка тронув неострыми железными шпорами. Моя кобылка тут же вытянула голову, выказывая желание скакать вдогонку. Я тронул ее упругие бока пятками, разрешая ей пуститься галопом, и чуть наклонился вперед, упершись руками в упругую сильную шею лошади. Галоп рыжей кобылы оказался стремительным, легким и веселым, как и ее нрав.
Легко догнав каурого жеребца мастера Нолана, она попыталась вырваться вперед, но стоило мне чуть сжать коленями ее бока, – послушно приотстала на полкорпуса. Так мы и понеслись вначале по дороге вниз с холма, потом по узким каменным улицам столицы. Я вновь мог позволить себе не пытаться запомнить дорогу в этом шумном и ярком лабиринте, просто наслаждаясь стремительной скачкой, теплом и движение тела кобылы подо мной. Уже само по себе это было подобно столь любимым мною утехам, но могло продолжаться гораздо дольше. Поначалу меня ошеломило присутствие множества людей и предметов вокруг, но это не испортило мне удовольствие, – я почти сразу приглушил магическое восприятие настолько, чтобы оно не мешало мне.
Вскоре мы оказались у ворот того же постоялого двора, на котором караван мастера Нолана останавливался в прошлом году. Перейдя на шаг, мы въехали в широкие ворота, способные за раз пропустить пару телег. Мастер Нолан посоветовал мне не спешиваться, – караван уже был готов покинуть постоялый двор и двинуться в путь. Я с удовольствием последовал его совету. Остановив Лауру недалеко от ворот, так, чтобы никому не мешать, я стал наблюдать за происходящим, одновременно нежно лаская ладонями шею кобылы. Эти движения со стороны были совершенно незаметны, но явно доставляли удовольствие рыжей красавице.
Сам купец тоже не стал спешиваться и загремел на весь двор постоялого двора с высоты седла отдавая приказы возчикам, приказчикам и наемникам, первыми покинувшим постоялый двор на своих поджарых крепких лошадях. Меньше чем за десять минут многочисленные телеги и повозки покинули постоялый двор, выстроившись в длинную вереницу, двинувшуюся к воротам города. Мастер Нолан снова подъехал ко мне, остановил своего жеребца рядом с Лаурой и с этого места наблюдал за уходом последних повозок. Присутствие Лауры нервировало жеребца, но купец не обращал на это никакого внимания, следя за караваном и привычно пресекая беспокойство своего скакуна с помощью поводьев и шпор. Сама Лаура демонстративно не замечала близости жеребца, наслаждаясь моими ласками.
Мастер Нолан выехал со двора вслед за последней повозкой и поскакал вперед, обгоняя караван. Я последовал за купцом, пустив Лауру легким галопом. Подъехав к голове каравана, мастер Нолан перевел своего жеребца на рысь. Прижимая бока Лауры коленями, я занял место слева от купца. Я продолжал ласкать ладонями шею кобылы и просто наслаждаться прикосновением ее сильного тела к моему, но теперь я одновременно постоянно следил за происходящим вокруг магическим восприятием. Наслаждение близостью кобылы было привычным и совсем не мешало этому.
У ворот города мастер Нолан уплатил капитану стражи немалую пошлину и караван покинул столицу. Какое-то время мы ехали молча, но, когда стены города скрылись из виду, купец обратился ко мне: «Мастер Томас, полагаю Вы знаете, что я никогда не экономлю на охране своего каравана, однако чаще всего я все же обхожусь без помощи магов. Слишком дороги их услуги. К сожалению, на сей раз, я не мог позволить себе обойтись обычной охраной, поэтому искал встречи с Вами, надеясь сэкономить хоть немного. В повозке едущей за нами находиться очень ценный и редкий товар. Я должен продать его в городе которого мы достигнем примерно через месяц пути. Что это за товар не имеет значения. Важно то, что я получил на него заказ от людей, обладающих не только огромными деньгами, но и властью. Если этот товар по какой либо причине не будет доставлен вовремя, моему торговому делу конец, а возможно и моей жизни. Я сделал все возможное для того, чтобы сохранить покупку такого товара в тайне, однако боюсь, что об этом все же стало известно тем, кто в своих торговых делах не брезгует услугами разбойничьих атаманов. В первый месяц пути нам следует опасаться нападения очень сильных разбойничьих шаек. Конечно это всего лишь сброд, однако очень жестокий и дерутся эти люди не хуже самых опытных наемников, каких можно нанять в столице. Вооружены они не хуже дружины богатого барона, потому что не раз громили такие дружины, собирая богатую добычу. Скорее всего, большинство разбойников будет в тяжелой броне, ведь они могу сидеть в засаде, а не двигаться вместе с караваном, как мои люди. К тому же, их неизбежно будет значительно больше. Если вы захотите получить за свои услуги полную плату, я согласен, но прошу Вас, мастер Томас, сделайте все возможное, чтобы защитить караван.» Я покачал головой: «Мне хватит оговоренной прежде платы, но мне понадобиться пустая повозка, если угроза столь велика, моих собственных сил вряд ли хватит, чтобы отразить нападение. Мне нужно подготовить запас зелий, свитков и амулетов, которые можно использовать в бою. Прошу Вас не удивляйтесь, если я буду уходить от каравана на привалах и предупредите своих Людей, чтобы не поднимали тревогу. В лесах и на лугах вдоль дороги за достаточно короткое время можно найти многое из того, что мне понадобиться, даже не удаляясь от каравана больше чем на дальность моего магического восприятия. Если это возможно, прошу вас выделить мне повозку которой правит возница по имени Грегор. С прошлого путешествия с Вашим караваном я хорошо знаю его, его лошадей и повозку и могу не сомневаться в том, что они мне подойдут.» Внимательно выслушав меня, купец согласно кивнул: «Не беспокойтесь, мастер Томас, вы получите все необходимое. Это нужно прежде всего мне.». С этими словами купец развернул коня и поехал назад вдоль каравана.
Через пол часа я уже осматривал изнутри повозку дядьки Грегора, освобожденную от всего груза. Возчик рад был снова увидеть меня, но Герта и Берта радовались встрече куда больше. Убедившись, что повозка действительно мне подойдет, я сказал об этом мастеру Нолану и купец уехал вперед. При этом он все равно остался совсем близко, – повозка дядьки Грегора теперь ехала первой в караване.
Проверив надежно ли привязан к борту телеги повод Лауры, я откинул переднюю и заднюю части матерчатого полога, закрывающего ее и сел на гладко оструганные доски, поджав под себя ноги. Первым делом я вынул из сумки лист бумаги, небольшую бронзовую чернильницу и футляр с принадлежностями для письма и рисования.
Следующие несколько часов я потратил на тщательное составление списка необходимых зелий и магических предметов, которые можно было достаточно быстро изготовить, используя те припасы, что имелись в моей сумке, и то что наверняка можно было найти по дороге, не на долго покидая караван на привалах. Составляя этот список, я все время сверялся со своей заклинательной книгой, одновременно записывая в него названия заклинаний, которые лучше всего можно использовать в бою вместе с теми, или иными зельями и магическими предметами. При этом я обнаружил, что в доставшейся мне необычной заклинательной книге, даже если не считать ее часть написанную драконьими рунами, было очень много такого, чего в заклинательной книге мастера Нортона не было и в помине. Вначале я обрадовался этому, но обнаружив, что все незнакомое мне требовало магической силы, недоступной назначенному магу, я снова сосредоточился только на давно известных мне заклинаниях, рецептах зелий и прописях изготовления магических предметов.
Покончив с составлением списка. Я вытащил из сумки необходимые мне инструменты и припасы и принялся за работу, сверяясь с его первыми строчками. Вначале движение телеги, немного мешало мне, сбивая с толку, но вскоре я перестал его замечать. К вечеру я изрядно устал, но как только караван остановился на привал, я сел верхом на Лауру и уехал в лес, тянувшийся вдоль дороги. Отехав достаточно далеко, я спешился и, ведя лошадь в поводу, принялся искать и собирать растения, которые могли пригодиться мне в работе, радуясь, что они понадобились мне поздней весной, а не в середине зимы.
Когда я вернулся к каравану, все кроме охранников давно спали, но стараниями дядьки Грегора меня ждал большой котелок походной каши с вяленым мясом и меньший с травяным настоем, щедро сдобренным медом, причем оба они висели над небольшим костерком, который заботливо поддерживал дядька Грегор. От души поблагодарив старого возчика, я быстро поужинал залез обратно в телегу и лег спать. Прежде чем погрузиться в сон без сновидений, я успел услышать, как дядька Грегор проворчал, что от голодного мага мало толку, а от наемников нынче проку вовсе не будет и в этом нет их вины.
Меня разбудил вкусный запах походной каши и травяного настоя. Наскоро позавтракав, я вновь принялся за работу и пропустил тот момент, когда караван вновь тронулся в путь. Вспомнив услышанные вчера слова дядьки Грегора, я решил действовать несколько иначе, чем намеревался сначала, и принялся готовить все необходимое для того, чтобы зачаровать наконечники стрел, копий и сабли наемников. На что либо действительно мощное у меня не было ни сил (либо времени), ни многих необходимых припасов, но зачаровать оружие наемников так, чтобы на время одного скоротечного боя оно пробивало тяжелую стальную броню как кожаные доспехи я все же мог.
Покончив с приготовлениями, я выглянул из телеги и окликнул мастера Нолана. Когда купец подъехал ко мне, я попросил его собрать у повозки дядьки Грегора всех наемников, которых можно было сейчас вернуть из дозора примерно на пол часа, объяснив, что собираюсь сделать. Купец очень обрадовался моей затее и поскакал собирать людей. Те, кого он прислал ко мне, перебирались в телегу на ходу, отдав товарищам поводья своих лошадей. Зачаровав их оружие и пояснив, как именно действуют чары, я отправлял их к Мастеру Нолану. Купец посылал людей с зачарованным оружием туда, где от него было больше всего проку, случись нападение на караван. К вечеру мне удалось зачаровать оружие всех наемников, но готовить то, что пригодилось бы в бою мне самому ни времени ни сил уже не было. Да и припасы, собранные в лесу у дороги, сильно оскудели. Во время привала я отправился собирать новые, но в этом месте удалось найти не так много, как мне бы хотелось.
Первое нападение на караван случилось на третий день пути. К тому времени мне удалось изготовить кое что из того, что я собирался использовать, но это было намного меньше, чем я рассчитывал иметь к моменту первого боя.
Мне удалось вовремя почувствовать засаду, – случись иначе, нам бы вряд ли удалось отбиться, – но бой все равно оказался очень тяжелым. Засада была организована очень умело. Разбойников было очень много, дрались они жестоко, умело и, не считаясь с потерями. Как и предсказывал мастер Нолан, большинство из них были вооружены не хуже столичной стражи. Не будь оружие наемников зачаровано, они просто гибли бы под ударами алебард и длинных мечей, не имея возможности нанести ощутимый урон противнику, однако то, что вышло иначе не удивило и не испугало разбойников.
Я метался между наемниками, стрелявшими в нападающих из луков, и потому держащимися ближе к каравану, одно за другим читая заклинания и бросая их в нужном направлении с помощью посоха. Одновременно мне удавалось левой рукой использовать заготовленные амулеты и пригодные для атаки снадобья, лежавшие в карманах плаща. У меня не было боевого опыта, но мне очень не хотелось погибнуть, только только став магом, к тому же мне помогало то, что я крепко держался на лошади и мог не думать о том, как направить ее в нужную сторону. Да и сама Лаура оказалась очень сообразительной. Порой мне казалось, что она улавливала следующее движение, которым я направлял ее, раньше, чем я успевал его сделать. Несколько раз она спасала меня вынося из под ударов, от которых я уже не успел бы ни увернуться, ни отразить их с помощью магии, или без. Мне же вовсе приходилось вертеть посохом словно мельницей, защищая Лауру. Разбойники не солдаты, – чтобы свалить мешающего им всадника, они целили прежде всего в лошадь в которую легче попасть.
В том бою я без остатка израсходовал весь запас магической энергии и все, что успел изготовить, однако мы с Ларой остались целы и никто из караванщиков не погиб. После боя я какое-то время лежал в полузабытьи от усталости в повозке дядьки Грегора, пока караван спешно уходил дальше по дороге. Как я перебрался в повозку со спины Лауры, я совершенно не помнил.
Едва восстановив силы, мне пришлось лечить раненых караванщиков, потом снова спешно зачаровывать оружие наемников, – все понимали, что без этого любой другой магии мало, – так что толком подготовиться к следующему бою я не успел, но допущенную прежде ошибку я все же частично исправил. Мне удалось изготовить несколько защитных амулетов для себя и Лауры, к тому же, когда на караван напали во второй раз, я успел выпить несколько укрепляющих зелий и вылить на круп и холку лошади защитный эликсир создающий липкую пленку, способную противостоять ударам не хуже кольчуги. В противном случае тот бой неизбежно обернулся бы для нас Лаурой гибелью.
После второго нападения мастер Нолан был мрачнее тучи. Он сказал мне, что напавшие разбойники явно знали, чем закончился первый бой, следовательно нападения не могли быть случайностью. Сам я пришел к тому же выводу, но для меня это ничего не меняло. Мне, как и мастеру Нолану некуда было деваться. Я молча кивнул и полез в повозку, – готовить все необходимое для зачарования оружия наемников.
По мере того, как мы приближались к цели нападения происходили все чаще, у разбойников даже появились довольно мощные амулеты и собственное зачарованное оружие, – последнее, по словам мастера Нолана, было неслыханной редкостью, даже для самых сильных разбойничьих шаек, тем более, в значительном количестве. Тем не менее, мне всякий раз удавалось сохранить жизнь себе и Лауре, хотя каждый раз все с большим трудом. Да и среди караванщиков погибших было немного. Каждая смерть которую мне все же не удавалось предотвратить, отзывалась в душе острой болью, но мастер Нолан утверждал, что потери гораздо меньше, чем он осмеливался даже предполагать. Я понимал, что опытный купец, побывавший со своим караваном во множестве передряг, знает о чем говорит, но от этого не становилось легче.
Я учился гораздо быстрее, чем осмеливался ожидать от себя. К каждому следующему бою я успевал подготовиться лучше, чем к предыдущему. Только благодаря этому я всякий раз находил что противопоставить, возросшему напору и ярости нападавших.
Самый жестокий бой случился за день до того, как караван достиг города, где мастер Нолан должен был продать таинственный товар, стоивший не одной жизни. В тот день купец подъехал к повозке и сказал мне, что так близко от городских стен на караван уже не отважатся напасть никакие разбойники, сколько бы им ни заплатили. К сожалению, он ошибся.
Та засада оказалась укрыта чарами мощного амулета. Присутствие людей на широком лугу, через который в том месте проходила дорога, я сквозь них не почувствовал, но, когда мы подъехали совсем близко, я почувствовал слабый след самих скрывающих чар. У меня только хватило времени выпрыгнуть из повозки дядьки Грегора и вскочить на спину Лауре, на ходу крикнув «к оружию!!», прежде чем в воздухе засвистели первые стальные болты, выпущенные из тяжелых арбалетов.
В тот раз стрелков среди разбойников было гораздо больше, чем прежде. К счастью они засели у дороги плотной кучкой и мне удалось уничтожить большую часть из них, бросив туда амулет с заклинанием огненной волны, прежде, чем их арбалеты успели нанести серьезный урон. Наемники, привыкшие к моим предупреждениям, не потеряли даром ни секунды, но, на сей раз, им не удалось удержать бой на расстоянии от каравана, – слишком близко находились нападавшие.
Возницы бросились в рассыпную. Дико ржали перепуганные лошади. Но разбойникам было не до них. Не обращая внимания на оставшиеся без защиты телеги, они рвались к второй повозке в длинной веренице каравана. Поняв, что быстрота всадника перестала быть преимуществом, я соскочил с Лауры, послав ее прочь хорошим шлепком по заднице. Кобыла сразу поняла, что мне нужно и унеслась в поле стремительным галопом. Убедившись, что ей ничего не грозит, я почувствовал удивительное спокойствие, словно опасность, грозившая мне самому, уже не имела никакого значения. Перехватив посох двумя руками, я встал у повозки с таинственным товаром. Быстрым шепотом читая заклинания я краем глаза увидел, что справа и чуть впереди меня встал мастер Нолан. Купец тоже спешился. Его дорогая одежда уже была изрублена в клочья, но он пока не был ранен, – из под лохмотьев дорогой ткани ярко блестела столь же дорогая стальная кольчуга красивого сложного плетения. Дико оскалившись, купец уверенно сжимал двумя руками рукоять своего длинного меча. В тот момент он был столь же страшен, как и разбойники, упорно напирающие на нас сквозь удары боевых заклинаний и амулетов. Вокруг нас собрались плотным кольцом спешившиеся наемники, оставшиеся в живых к тому времени. Вместе мы отбросили несколько волн нападающих, нанеся им серьезный урон, но когда у меня закончились заготовленные боевые амулеты и снадобья и начала подходить к концу накопленная магическая энергия, строй наемников подался назад, – чары на клинках их сабель и наконечниках копий тоже начали терять силу.
Поняв, что я почти обессилен, купец, защищающий меня сразу от нескольких разбойников, прохрипел, яростно орудуя мечем: «Уходи! Ты сделал все, что мог.» Я только молча покачал головой и шагнул вперед. Встав рядом с мастером Ноланом, я крутанул посохом отшвырнув мечи нескольких разбойников и одновременно нанеся удар одному из них. Окованное металлом дубовое древко, наполненное магической энергией, смяло стальной досьпех словно тяжелая железная булава. Я уже не мог тратить остатки магии на боевые заклинания, но ее было еще достаточно, чтобы придать моему телу силу, сравнимую с силой нападавших и удержать мой посох в целости под ударами стальных клинков. Теперь я просто сражался, отбиваясь от разбойников посохом, словно от стаи волков, окруживших деревенский табун.
Будь разбойников меньше, мне, возможно и удалось бы остановить их таким образом, но вскоре я понял, что последний остаток магической силы, накопленной в моем теле, подходит к концу. Без помощи магии мне нечего было делать рядом с мастером Ноланом и опытными наемниками, из последних сил сдерживающими нападавших.
Я отрыгнул назад и сбросил наземь плащ мага и сумку. Последней моей надеждой было обращение с помощью амулета назначенного мага, не требующее магической силы, однако я не знал, как использовать это свойство амулета формы, иначе давно воспользовался бы им.
Вновь перехватив посох двумя руками я судорожно пытался понять, как совершить обращение, – раньше мне просто некогда было думать об этом ни в Магической Цитадели ни после, обороняя караван. Внезапно один из наемников упал и на меня прыгнул закованный в полный доспех разбойник, занося над головой боевой топор. Я вскинул посох, но стальное лезвие топора легко перерубило древко, почти лишенное магии. Видя сверкающую сталь, летящую мне в лицо, я отчаянно захотел обратиться в коричневого дрейка, которому такой удар был не страшен, и амулет в перерубленном посохе ожил под моей правой ладонью, откликнувшись на это желание.
Лезвие боевого топора со скрежетом скользнуло по чешуе, не причинив вреда. Отбросив остатки посоха, я ударил разбойника правой лапой, до отказа выпустив когти. Сопротивления стали доспеха я почти не почувствовал. Разбойник умер, так и не поняв, что произошло.
Я с радостным ревом прыгнул вперед, опускаясь на четыре лапы. Разбойников, наседавших на мастера Нолана, я легко отшвырнул, распоров при этом когтями. Удары мечей и алебард скользили по чешуе, не причиняя никакого вреда. Несколько разбойников, прыгнувших на меня с боков умерли, напоровшись на встопорщенную чешую, – ее края оказались бритвенно острыми, – но этого было мало. Нападавших все еще было много. Они со всех сторон теснили наемников, сражавшихся из последних сил. Разделаться со всеми разбойниками, прежде чем они доберутся до повозки с таинственным товаром, я бы никак не успел.
Лихорадочно ища выход, я осознал, что все еще чувствую свой амулет назначенного мага. Теперь он был у меня на груди, заменив собой одну из моих собственных чешуек. Амулет не стал частью моего тела, но держался на нем не хуже чешуи. Вспомнив о том, что коричневые дрейки обладают собственной магией, я потянулся к ней. К своему изумлению и радости я ощутил в своем теле очень много магической энергии. Она не была сосредоточена в одной точке, как в человеческом теле, – скорее ею было пропитано все мое тело, – но ее было очень много. Запас магии мастера Литеруса, столь поразивший меня, когда я научился видеть его магическим восприятием, был значительно меньше.
Продолжая яростно рвать когтями ближайших разбойников, я прошептал заклинание Щита. Слова прозвучали немного иначе, чем произнесенные человеком, но заклинание сработало, как должно. Расширив магический барьер, я отшвырнул наседающих разбойников, одновременно читая заклинание «огненный вихрь». За невидимым барьером магического щита вспыхнуло ревущее пламя, в мгновение ока поглотившее разбойников.
Отпустив заклинание щита, я бросился к тем из уцелевших наемников, кто был ранен сильнее других. В облике дрейка магическое восприятие почти не требовало усилий, при этом оно было гораздо четче и простиралось намного дальше, – поэтому я четко видел раненых среди остальных и мог легко определить их состояние.
Я не стал менять облик, понимая, что лишусь запаса магической энергии присущего коричневому дрейку. К счастью опытные наемники, видевшие, что я сражался на их стороне, не испугались моего облика. Даже те, кто не видел превращения, позволили мне помочь им. Я не стал тратить время на то, чтобы подобрать с земли сумку, – впервые я мог позволить себе полагаться только на заклинания.
Примерно через час все раненые уже сидели в седлах наравне с теми немногими кто не получил серьезных ранений. Одним из них был мастер Нолан. Когда я вернулся к тому месту, где сменил облик, то застал купца сидящим у колеса повозки. Он выглядел очень уставшим, но весело улыбнулся мне, сверкнув белыми ровными зубами на загорелом лице, покрытом коркой запекшейся чужой крови.
Прочитав несколько заклинаний, восстановивших силы купца, вернувших ему бодрость, снявших боль в мышцах и сухожилиях, – натруженных за время боя, – и залечивших бесчисленные ушибы покрывающие его тело под кольчугой, я вновь сменил облик, пожелав снова стать человеком. При этом амулет формы остался на прежнем месте, словно прилипнув к коже. Я попытался отлепить его и он послушно лег в мою ладонь, при этом бритвенно острый край, которого я случайно коснулся пальцем, даже не поцарапал кожу. Когда я вернул амулет на прежнее место он снова прилип к коже. Мне не удалось ни смахнуть ни отлепить его, пока я снова не пожелал, чтобы он оказался в моей ладони. Второй раз вернув амулет на прежнее место, я подобрал с земли плащ мага. Надев его я подобрал сумку. Перекинув ремень через плечо, я почувствовал себя почти так же, как до первого превращения. Изменилось ощущение от моего амулета. Прислушавшись к нему внимательнее, я понял, что только теперь он проснулся по настоящему. Превращение пробудило полноценную связь с амулетом, разрушив более слабую, которую создал истинный маг, пробудив амулет привычным для себя образом. Помимо этого что-то изменилось в моей памяти, но в тот момент мне не удалось осознать суть и смысл этих изменений.
Когда я снова подошел к мастеру Нолану, купец уже стоял на ногах. Вложив меч в ножны, он сдирал с себя превратившуюся в лохмотья одежду. Оставшись в одной кольчуге, кое где заляпанной чужой кровью, он повернулся ко мне, вновь сверкнув веселой улыбкой: «ну мастер Томас, ты гораздо сильнее, чем я предполагал. Что ж ты раньше то не обращался, коли умеешь?» Я грустно покачал головой: «Я не умел, мастер Нолан, знал только, что это возможно. Мне просто очень повезло, что я сумел в последний миг сменить облик. Теперь я знаю, как это делается, но этому я научился сам.» Мастер Нолан задумчиво кивнул: «Очень похоже на истинных магов, – долго учить, демонстрируя свое превосходство, но не научить тому, что дает настоящую силу». Я молча кивнул и отправился в поле искать Лауру.
Мне пришлось лишь несколько раз окликнуть кобылу. Она откликнулась радостным ржанием и подбежала ко мне, весело потряхивая гривой. Вскочив на ее теплую упругую спину, я вернулся обратно к каравану. Возчики и приказчики, благоразумно убежавшие подальше в начале боя, остались целы и невредимы. Повозки и лошади тоже уцелели. Не прошло и четверти часа, как мы снова двинулись в путь.
На сей раз я не полез в повозку дядьки Грегора, оставшись верхом на Лауре рядом с мастером Ноланом. Продолжая тщательно следить за окружающим магическим восприятием, я одновременно вслушивался в новую связь между мной и амулетом формы. Постепенно я с удивлением понял, что могу зачерпнуть сквозь нее часть магической силы, доступной мне в облике дрейка. Это была лишь малая ее часть, но все равно это было намного больше, чем было доступно, скажем, мастеру Нортону. Помимо этого, я мог точно так же дотянуться сквозь амулет к чувствам и магическому восприятию дрейка, они были гораздо слабее, чем в облике дрейка, но это было намного больше, чем обычно доступно назначенному магу.
Довольно долго мы ехали молча. Заметив, что я сосредоточен больше обычного, мастер Нолан не стал мешать мне. Купец заговорил только тогда, когда я отвлекся от изучения новых для меня свойств амулета, чтобы немного отдохнуть: «Надо полагать, мастер Томас, что вы бы теперь предпочли улететь домой, сменив облик, чем странствовать с нами до конца лета?» Задумавшись на мгновение, я кивнул: «Вы правы, мастер Нолан. Вам эта мысль пришла в голову раньше, чем мне, но это действительно так. Однако не беспокойтесь, я выполню наш договор как должно». Купец улыбнулся: «Вы спасли меня и мой караван, мастер Томас. После того, как я продам этот товар, который, на самом деле, слишком ценен, чтобы вести его в обычном купеческом караване, нам не будет грозить ничего, с чем не справиться мой клинок и сабли наемников. Вы сделали то, для чего я нанимал Вас, мастер Томас. В действительности, вы заработали куда больше, чем Вам причитается по нашему договору. Завтра Вы сможете продолжить путь так, как Вам удобно. Это самое меньшее, чем я могу отблагодарить Вас.» Я склонил голову: «благодарю, мастер Нолан, я очень рад это слышать».
Остаток дня миновал спокойно, так же спокойно я провел ночь в повозке дядьки Грегора, в первые за долгое время выспавшись в свое удовольствие. На следующий день мы въехали в город. Когда караван расположился на постоялом дворе у ворот, противоположных тем, через которые вошел в город, Мастер Нолан попросил меня сопровождать его, пока он доставит, таинственный товар. Попрощавшись с Лаурой и уложив в сумку новый недоуздок и поводья для Красотки, – я хотел заплатить за них, но купец попросил меня просто взять их, если они мне нужны, – я сел на облучек телеги рядом с мастером Ноланом и мы покинули постоялый двор в окружении едущих верхом наемников, уцелевших от прежнего числа и тех, кого мастер Нолан нанял уже в этом городе.
Мы довольно долго ехали по узким каменным улицам, причем наемники расталкивали прохожих лошадьми и древками копий, освобождая путь повозке. Наконец мастер Нолан натянул вожжи, остановив повозку у большого каменного особняка украшенного множеством скульптур и вычурной каменной резьбой. У дверей особняка стояли двое стражников в полных стальных доспехах, вооружённые длинными мечами, алебардами и гербовыми щитами. Завидев наш отряд, один из них скрылся в дверях особняка.
К тому времени, когда мастер Нолан остановил повозку, нас уже ждал целый десяток стражников и человек в богатой одежде, показавшийся мне не благородным, а, скорее, доверенным слугой хозяина особняка. Он протянул мастеру Нолану тяжелый бархатный кошель, украшенный тем же гербом, что и на щитах стражников, и сразу полез в повозку. Выбравшись оттуда, он буквально излучал облегчение. Повинуясь его приказам, окружившие нас стражники вытащили из повозки что-то большое и, видимо, довольно тяжелое, завернутое в просмоленную парусину и обмотанное крепкими веревками, словно пойманная пауком муха. Стражники вместе с пышно одетым слугой скрылись в дверях особняка, бережно неся свою ношу, а мастер Нолан развернул повозку, безжалостно хлестнув лошадей вожжами.
Только когда особняк скрылся из виду мастер Нолан придержал их переведя на легкую рысь. Дальше мы ехали уже вполне спокойно. Когда повозка въехала на одну из городских площадей, мастер Нолан вовсе остановил ее. Поняв задумку купца, я улыбнулся и кивнул в знак благодарности. Мастер Нолан отвязал от пояса кожаный кошель, -- довольно тяжелый, хоть и куда меньший, чем тот, что получил недавно он сам, – и протянул его мне. Поблагодарив купца, я убрал кошель в сумку и соскочил с облучка телеги.
Мастер Нолан тряхнул вожжами и телега покатила дальше. Вместе с ней ускакали рысью наемники. Кода они скрылись из виду, я отошел к центру площади, где было меньше людей, на ходу читая заклинание невидимости. Произнеся быстрым шёпотом последние слова заклинания, я снял с плеча сумку и сбросил плащ. Сменив облик под защитой заклинания невидимости, я тщательно свернул свой плащ мага и уложил его в сумку. Расстегнув застежку на ее ремне, я изменил его длину так, чтобы сумка удобно легла мне на спину, кода я перекинул ремень через голову. Убедившись, что сумка не сваливается и не мешает мне двигаться, я раскрыл крылья, одновременно с первым взмахом изо всех сил оттолкнувшись задними лапами от тесаных камней мостовой, и взлетел никем не замеченный в синее летнее небо.
Поднявшись выше черепичных крыш и шпилей башен, я легко развернулся в воздухе и полетел к городским воротам, через которые караван Мастера Нолана должен был покинуть город. Миновав городскую стену я полетел над дорогой, постепенно поднимаясь все выше, пока она не превратилась в узкую ленту вьющуюся далеко внизу. Даже с такой высоты я по прежнему мог рассмотреть каждый камень на обочине дороги, стоило мне приложить небольшое усилие. Какое то время я летел медленно, но убедившись, что полет совсем не утомляет меня, стал работать крыльями со все большей силой и скоростью. Постепенно скорость полета стала такой, что мне уже трудно было ориентироваться, следя за лентой дороги внизу, тогда я перестал увеличивать ее, наслаждаясь тем чего достиг. Мне очень нравилось летать в облике ястреба, или сокола, но ничего подобного я и представить себе не мог.
Постепенно чары невидимости истощились. Я не стал поддерживать их, мне не от кого было скрываться, скользя на воздушных потоках высоко в небе. Крылья коричневого дрейка, не смотря на покрывающую их чешую, были удивительно чуткими. Я легко ловил каждое движение ветра, прилагая для полета ровно столько усилий, сколько было необходимо.
Только к вечеру следующего дня я почувствовал усталость и голод. Нащупав магическим восприятием стадо оленей, пасущееся далеко внизу на лесной поляне, я сложил крылья и камнем упал вниз, целясь в самого крупного оленя. Остальное стадо разбежалось в разные стороны, но мои когти нашли добычу. Разорвав и съев оленью тушу, я свернулся клубком, спрятав голову и крылья под брюхо и укрыв их хвостом, и спокойно уснул, но даже во сне я продолжал следить за окружающим магическим восприятием.
Проснувшись на следующее утро, я понял, что насытился на несколько дней вперед, однако тяжесть в брюхе уже исчезла, – ничто не мешало мне взлететь и продолжить путь. Поднявшись в воздух, я покружил над поляной, по спирали набирая высоту, и снова полетел над дорогой, быстро набрав прежнюю скорость.
Путь, который караван мастера Нолана прошел за два месяца, я одолел за неделю. При этом я не спешил и не летел по прямой, придерживаясь изгибов дороги. За это время мне удалось понять смысл изменений произошедших в моей памяти после первого превращения. На мой амулет назначенного мага было наложено заклинание передачи памяти. Когда я пробудил амулет должным образом, оно выполнило свою задачу. Истинный маг создавший когда-то этот амулет и связанную с ним книгу заклинаний, видимо, не страдал скупостью свойственной большинству истинных магов. В заклинание передачи памяти он вложил не только свое знание письменности коричневых дрейков и то, что знал об их магии, но и многие другие знания, которыми обладал, будучи потомственнім магом. Однако о нем самом я не узнал ничего.
Осознав и осмыслив новые воспоминания, я понял, что моя книга заклинаний была не столько книгой, пусть зачарованной, сколько магическим предметом большой силы, который сам по себе обладал многими необычными свойствами. Ни книгу, ни амулет назначенного мага нельзя было отобрать у меня помимо моей воли, что обычно было вполне возможно. Благодаря магической связи с ними я мог не только легко отыскать их, если бы потерял, но даже переместить к себе, если они были достаточно близко, чтобы на это хватило доступной мне магической силы. Более того, пока существовала моя душа, с которой собственно и были связаны магические предметы, уничтожить их было почти невозможно.
Одно из свойств необычной книги заклинаний позволяло мне всегда иметь ее при себе. Достаточно мне было прижать к груди украшенный рисунком чешуи переплет, когда амулет назначенного мага находился у меня на теле, и он занимал на нем свое место, по-прежнему оставаясь на моем теле. Книга заклинаний при этом то ли погружалась в тело, то ли полностью превращалась в коричневую чешую переплета, частично покрывающую тело вокруг амулета. При этом я легко мог увидеть любую страницу книги, мысленно потянувшись к ней. Точно так же, мысленным усилием я мог в любой момент извлечь книгу из своего тела. Это могло понадобиться, прежде всего, затем, чтобы записать в книгу нечто новое. Еще одним весьма необычным ее свойством было отсутствие конечного количества листов, которые мог вместить магический переплет. Любой лист, закрепленный в переплете должным образом, становился частью магической книги. В последствии добавленные листы можно было извлечь в случае необходимости. Узнав об этом свойстве заклинательной книги, я сразу погрузил ее в свое тело, облегчив сумку с припасами и инструментами, хотя ее прежний вес, давно ставший привычным для меня в человеческом облике, в облике дрейка я не замечал вовсе.
Приземлившись у дома мастера Нортона, я осмотрел все вокруг, убедившись, что дом по-прежнему пуст и здесь ничего не изменилось. После этого я принял человеческий облик, надел плащ мага и сумку, – снова укоротив ее ремень, – и не спеша зашагал к деревне знакомой с детства дрогой.
По пути я никого не встретил, – все были заняты кто в поле, кто на огородах. Однако староста Торвальд был дома. Кода я вошел в гостиную, поднявшись на высокое резное крыльцо и миновав просторные сени, он сидел за столом и пил холодный травяной настой, спасаясь от летней жары. Поздоровавшись, я показал ему свиток, выданный мне мастером Литерусом. Пока староста изучал его, я прошептал заклинание и на моей ладони вспыхнул небольшой огненный шар. Мне показалось, что только после этого мастер Торвальд поверил свитку, который читал. Погасив огненный шар, я убрал в сумку футляр со свитком. Тем временем мастер Торвальд молча смотрел на меня, придирчиво и с недоверием. Ему тяжело было сознавать, что я выдержал то, что погубило его сына Вильяма. Наконец староста тряхнул головой, отбросив мрачные мысли, и перешел к делу.
За время прошедшее с того дня, когда погиб мастер Нортон, в деревне набралось много работы для мага. Нужно было укрепить растения на полях и огородах, обновить чары, укрепляющие и защищающие от огня дома и те, что защищали деревню от вторжения лесных хищников, лечить захворавшую скотину и еще много чего, что за все это время просто некому было сделать. Слушая старосту, я вынул из сумки лист бумаги и начал быстро записывать, что нужно сделать прежде всего. Теперь меня уже не волновало, что староста поймет кто из нас двоих пишет быстрее и увереннее.
Под конец мастер Торвальд неохотно признал, что дом мастера Нортона теперь по праву принадлежит мне и разрешил мне поселиться там. Поблагодарив его, я тут же попросил продать мне Красотку. Староста очень удивился, но когда я назвал цену, которую готов заплатить, не стал ни о чем меня спрашивать, – жадность взяла верх над любопытством, и мастер Торвальд уже боялся неосторожным словом спугнуть неожиданную выгоду. Он поспешно составил купчую и скрепил ее своей печатью. Убрав ее в сумку, я высыпал на стол оговоренное число серебряных монет. Покупая Красотку у старосты, я сильно переплатил, к счастью, благодаря мастеру Нолану я мог себе это позволить. Попрощавшись с мастером Торвальдом, я поспешил на конюшню.
Красотка очень обрадовалась моему появлению. Она снова была в охоте и сразу стала требовать ласки. Приласкав ее, насколько это было возможно в конюшне мастера Торвальда и успокоив гнедую красавицу обещанием воздать ей должное вечером, я одел на Красотку новый недоуздок с поводьями, припасенный специально для нее и вывел кобылу из конюшни. Уже на улице, вскочив на ее мускулистую упругую спину, я послал Красотку вперед легкой рысью, наслаждаясь тем, как движется подо мной ее тело, но едва ли не больше я радовался удовольствию, которое она получала от прикосновения моего тела, – я ясно чувствовал его магическим восприятием.
День, заполнившийся рутинной, но необходимой работой, промелькнул словно один миг. Мне пришлось кружить по деревне, по окрестным пастбищам и полям. Передвигаясь пешком я потратил бы на это слишком много времени. Принимать облик дрейка вблизи от деревни без крайней нужды вовсе не стоило. Суеверные крестьяне вполне могли решить, что видят перед собой именно дрейка, а не сменившего облик мага, и удариться в панику, а поняв, кто перед ними, стали бы опасаться меня, вспоминая мрачные легенды и толки, ходившие об амулетах формы.
Только поздно вечером я вернулся к дому мастера Нортона. При свете заклинания-светильника я быстро сорвал доски с двери и окон небольшой но очень добротной каменной конюшни примыкающей к дому. К счастью внутри все оказалось в полном порядке. Камни и толстые бревна, которыми стены конюшни были выложены изнутри, надежно поддерживали друг друга. Сделанная мастером Нортоном черепичная крыша уцелела даже потеряв защиту истощившихся чар. Даже сено на просторном чердаке над конюшней и овес, хранившийся в больших деревянных засеках, были в хорошем состояни, так что заведя красотку в одно из двух просторных стойл конюшни, я смог сразу накормить ее.
От души похрустев овсом и сеном и напившись чистой прозрачной воды, которую я принес тем временем в двух деревянных ведрах из бегущего неподалеку ручья, гнедая красавица принялась требовать обещанной ласки. На сей раз мне ничто не мешало ответить ей взаимностью. Скинув сумку и сбросив плащ мага, я принялся не спеша ласкать кобылу так, как нравилось ей больше всего. Соскучившаяся по ласке Красотка отвечала на мои прикосновения даже большим чем обычно возбуждением. Когда пришло время завершить начатое я подмигнул ей и отошел в сторону. Наложив на себя чары, сводящие на нет крепость семени, я прошептал заклинание изменения облика и вновь подошел к красотке уже в облике жеребца. На сей раз я мог не спешить, ведь сам поддерживал заклинание, но гнедая красавица, уже возбужденная до предела, не позволила мне воспользоваться этим. Далеко отставив задние ноги и разведя их в стороны, она низко присела, красиво прогнув спину, подняла вверх свой роскошный черный хвост, красиво распустив его веером, и громко заржала так требовательно и призывно, что мне осталось лишь взвиться на дыбы и немедленно оседлать ее, забыв обо всем остальном.
Проведя пол ночи в любовных утехах, я все же отлично выспался, забравшись под теплый бок к Красотке, которая специально легла на душистое сено, которым я застелил деревянный пол стойла, чтобы я мог это сделать. Следующий день, как и все последовавшие за ним дни и ночи нескольких следующих недель, повторяли друг друга словно капли дождя. Мне некогда было перебраться в дом мастера Нортона, к тому же вдвоем с Красотко мне было хорошо и в конюшне.
Только когда все, что требовало в деревне немедленного внимания мага, было наконец сделано и у меня появилось немного свободного времени, я сбил доски, которыми мастер Торвальд добросовестно заколотил двери и окна дома и вошел внутрь. Здесь тоже ничего не изменилось. И дом и мастерская остались такими, какими я их запомнил. Наложив защитные и укрепляющие чары везде, где это было необходимо, я проверил просторную кладовую, где мастер Нортон хранил необходимые в работе припасы. Здесь все тоже отлично сохранилось. Случись нечто непредвиденное, я вполне мог рассчитывать не только на чистую магию, но и на силу мощных зелий и амулетов.
Поразмыслив несколько дней, пока собирал трави и коренья, для которых пришла лучшая пора заготовки, я воспользовался инструментами мастера Нортона и переделал обстановку в доме таким образом, чтобы мы могли жить там вдвоем с красоткой, причем с одинаковым удобством. Я не стал обременять себя заготовкой сена овса и тех съестных припасов, что нужны были мне самому на будущую зиму, – это время я мог потратить с куда большей пользой, делая то, что кроме мага делать было некому. Все необходимое я просто купил у сельчан, как всегда делал мастер Нортон. Доход мой не был велик, потому что я часто брал за свою работу куда меньше, чем было указано в свитке, полученном в Магической Цитадели, – точно так же, как когда-то делал старый маг, – однако он был постоянным и я мог не опасаться остаться без денег, покупая все необходимое. Из денег, оставшихся после покупки Красотки от платы мастера Нолана, я не потратил ни одной монеты. Нам с Красоткой вполне хватало того, что платили за работу сельчане. Я даже немного пополнил имевшийся денежный запас.
На изменения, произошедшие в доме, никто из сельчан, приходивших ко мне в случае нужды, не обратил внимания. Мало ли что могло понадобиться магу для какого чародейского дела. Мы с Красоткой почти не расставались. Если я работал в доме, или в мастерской готовя простые, но надежные снадобья, или амулеты, заказанные сельчанами, – гнедая красавица была рядом и наблюдала за моей работой. При этом я чувствовал ее интерес, искренний и чистый, как и все чувства кобылы. Я и раньше мог ощущать их, но не владея магическим восприятием иногда сомневался в том, что чувствовал. Теперь я точно знал, что восприятие чувств Красотки не было плодом моего воображения. Из дому я всегда выезжал верхом, а если мне нужно было ехать не в деревню а в лес, я вовсе сбрасывал плащ мага укладывая его в сумку. Ездить на Красотке нагишом мне все равно нравилось больше всего, хоть плащ мага и не был преградой соприкосновению наших тел. Ей это тоже казалось единственно правильным.
Постепенно я научился не только ясно чувствовать эмоции Красотки магическим восприятием, а скорее разговаривать с ней при помощи собственных чувств и мысленных образов. О том, что магическое восприятие можно использовать таким образом я узнал еще из заклинательной книги мастера Нортона. Мастер Литерус не учил меня этому, но когда рядом со мной вновь оказалась Красотка, все получилось само собой. Ночи мы, как и прежде, проводили в любовных утехах, – иногда в доме, но чаще всего в лесу. Я все чаще принимал облик жеребца, прежде наложив на себя и Красотку чары ночного зрения, и мы вместе скакали по залитым лунным светом полянам и лесным тропам. Потом я сбрасывал меняющие облик чары и нежно ласкал кобылу, прежде, чем овладеть ею, – иногда в человеческом облике, но чаще все же в облике жеребца, чтобы не упустить того, что это могло дать нам обоим.
В облике жеребца я мог общаться с красоткой на лошадином языке, но нам обоим этого было мало. Красотке хотелось, знать много такого, для чего в этом языке, лишенном слов, не было имен и названий. К концу лета я всерьез задумался над тем, что можно с этим поделать. Я легко мог обратить Красотку в девушку. В человеческом облике она была почти столь же красива, как в природном, но это одинаково не нравилось нам обоим.
О том как любить друг друга в таком облике мы не знали почти ничего и взаимные ласки, как и близость не доставляли нам привычного наслаждения. Мы могли говорить друг с другом, но говорить нам хотелось только о магии, которая Красотке была по-прежнему недоступна. Увидев слезы в ее прекрасных черных глазах, брызнувшие бриллиантовым потоком, когда она поняла это (в человеческом облике Красотка оставалась столь же чувственной и искренней как в природном), я понял, что мне не будет покоя, пока я не найду способ утолить ее стремление, столь знакомое мне самому.
Если я мог удовлетвориться тем, чему учил меня мастер Нортон, надеясь однажды стать назначенным магом, то для Красотки этот путь был закрыт уже тем, что он была кобылой, – пусть даже принявшей на время человеческий облик. На наше счастье, истинный маг, создавший когда-то книгу заклинаний, которую отдал мне брат-каптенармус, видимо, не хотел, чтобы открытый им способ создания амулета формы, позволяющего принимать истинный облик магического существа, был забыт и утрачен. В той части книги, что была написана рунами коричневых дрейков, имелась детальная пропись создания такого амулета. Тщательно изучив описание его свойств, я пришел к выводу, что изначальный облик того, кто пробуждал амулет, принимая с его помощью облик коричневого дрейка, не имел никакого значения.
Поняв это я посвятил все свободное время созданию такого амулета. Я работал очень тщательно и осторожно. Красотка, следившая за моей работой в природном облике, не торопила меня, не взирая на свое нетерпение. Напротив, она успокаивала меня, помогая унять беспокойство и неуверенность, – уж очень сложной была задача для начинающего назначенного мага, пусть и получившего нежданно часть знаний потомственного мага и магическую силу дрейка.
Над созданием амулета формы я работал остаток лета всю осень, зиму и большую часть весны. Если бы не припасы, заготовленные еще мастером Нортоном, и его великолепная мастерская, мне бы понадобилось куда больше времени, – не столько на работу над амулетом, сколько на сбор и подготовку всего необходимого.
Работая над амулетом, я одновременно делал переплет заклинательной книги, который можно было связать с ним (пропись его создания была частью прописи создания амулета) и со всей возможной тщательностью переписывал содержимое своей заклинательной книги на тонкие чуть желтоватые листы, которые мне тоже пришлось делать самому, – в каждом из них магии было куда больше чем в сотне простых амулетов, которые заказывали у меня сельчане. Вместо пера для этой работы я использовал собственную чешуйку, – так мы с Красоткой называли между собой амулет формы дрейка. Ее не нужно было держать в пальцах как перо, – амулет сам надежно прилипал к коже, – а бритвенно острый край позволял выводить тончайшие линии, которые обычным пером прочертить было совершенно невозможно, при этом без моей воли острая кромка не оставляла на бумаге ни малейшей царапины.
Наконец однажды поздней весной, через год после того, как я сам стал магом, – я уехал из дому верхом на Красотке, направляясь к ближнему лесу. В моей сумке лежала новая книга заклинаний, не отличимая от моей собственной. На ее переплете был закреплен связанный с ней еще не пробужденный амулет формы дрейка.
Въехав под полог леса, я соскочил с нетерпеливо танцующей Красотки, сбросил плащ мага и уложил его в сумку, рядом с еще одним точно таким же, который я сделал сам. Как только я вновь вскочил верхом, Красотка сорвалась с места и легким галопом устремилась по узкой лесной тропинке к большой укромной поляне, где мы не раз предавались любовным утехам.
Остановившись посреди поляны, она громко заржала, требовательно нетерпеливо, и радостно. Вновь спешившись, я снял с Красотки недоуздок и убрал его в сумку. Потом, прошептав заклинание, способное защитить кожу от острых кромок, я снял с переплета заклинательной книги амулет формы дрейка и, скинув с плеча сумку, бережно приложил его к груди кобылы, одновременно сменив облик. Мгновением позже мы с красоткой смотрели в глаза друг другу уже в облике дрейков. В облике самки дрейка она была столь же прекрасна и соблазнительна как прежде. Наша радость превратилась в страсть и возбуждение. Я едва успел наложить на себя чары, сводящие на нет крепость семени, прежде, чем разум почти погас, уступив место наслаждению любовных утех.
Ничто из того, что я испытывал прежде, не могло сравниться со страстью и нежностью, оказавшейся доступной нам с Красоткой в облике дрейков. Мы любили друг друга на земле, потом взмыли в воздух, наслаждаясь игривой погоней и вновь сплелись воедино, легко поддерживая полет друг-друга. Покружив над лесом в любовном полете, мы рухнули в большое лесное озеро, подняв тучу серебристых брызг и все повторилось уже под водой, – природная магия дрейков позволяла нам легко обойтись без дыхания.
Лишь поздно вечером мы словно очнулись. Всю ночь мы лежали на берегу озера тесно прижавшись друг к другу. Усталости мы не испытывали, – на против, после любовных утех мы ощутили мощный прилив сил и собственной магической энергии. Мы не спеша разговаривали, наслаждаясь тем что мы, наконец, полностью подходим друг другу и можем сказать все то, о чем раньше говорить не имело смысла.
Утром мы с Красоткой снова сменили облик, я вскочил на ее упругую нагретую солнцем спину и гнедая красавица побежала легкой веселой рысью, направляясь от лесного озера к нашей любимой поляне, до которой было довольно далеко. Природный облик больше не мешал ей мысленно разговаривать со мной так же свободно, как мы разговаривали в облике дрейков, – через связь со своей чешуйкой она могла воспользоваться природной способностью к мысленному общению, присущей ее второй форме. Так же поступал и я сам, чтобы не тратить силы на общение с помощью магии.
На поляне я снова спешился. Подобрав с земли сумку, которую никто не потревожил в наше отсутствие, я вытащил из нее плащ, который сам сделал для Красотки. Снова превратившись с помощью чешуйки в самку дрейка, она очень четко и правильно произнесла свистящим шепотом заклинание изменения облика и превратилась в красивую девушку с длинными черными, как смоль волосами, – высокую стройную и сильную. Примерив свой плащ волшебницы, она осталась вполне довольна его удобством и тем, как выглядит в нем. Немного покружив по поляне в изящном танце, в котором было много от грации ее природного облика, Изабель, – такое имя Красотка выбрала для человеческого облика, – вновь сбросила плащ, а вслед за ним и чары изменения облика. Одновременно она уже с помощью чешуйки вернула себе облик кобылы. Пр этом ее амулет, повинуясь ее желанию, оказался у нее не на груди а в середине лба. Мы решили на всякий случай скрыть его от посторонних глаз и сделать это можно было только там, ведь Красотка давно отвыкла от любой сбруи кроме недоуздка. Уложив в сумку ее, плащ, который сделал просто на всякий случай, я достал заклинательную книгу и приложил ее ко лбу кобылы. К моему облегчению она превратилась в чешую вокруг амулета столь же легко, как если бы он находился на груди Красотки.
Достав из сумки недоуздок, я приладил к налобному ремню круглую стальную пластинку, покрытую серебром и украшенную сложной и красивой чеканкой. Это был мощный защитный амулет, силу которого мог поддерживать его носитель, но, прежде всего, эта пластинка, выглядящая как украшение, должна была скрыть от посторонних глаз чешуйки на лбу кобылы. Одев недоуздок на Красотку, я убедился, что пластина-амулет надежно скрывает все, что нужно, при этом выглядит вполне естественно на сбруе лошади мага. Когда я сказал об этом Красотке, она облегченно вздохнула и удовлетворенно кивнула головой.
Поразмыслив несколько мгновений, я одел свой плащ мага, потом накинул через плече сумку, вскочил на спину Красотке и мы легкой рысью двинулись обратно к нашему дому, – про себя я давно называл его только так.
По дороге мы увлеклись мысленным разговором, ища способ, который позволил бы Красотке использовать заклинания в естественном облике. Подъезжая к дому, я порадовался, что мне хватило благоразумия, одеть свой плащ мага на поляне, – иначе я выехал бы из лесу нагишом, чего делать вовсе не стоило.
С тех пор мы все чаще стали предаваться любовным утехам в облике дрейков. Там же на берегу лесного озера я обучал Красотку использовать заклинания. Мы оба получали от этого едва ли не большее удовольствие, чем от любовных утех. Тем более, что в облике дрейки любое колдовство давалось Красотке легко и словно само собой. Уже вместе мы начали использовать магию дрейков. Во многом она была непривычной, но чаще всего действовала куда эффективнее, – даже изящнее, – человеческой, в добавок, требуя куда меньше магической энергии, для достижения того же результата. Очень многое в магии дрейков делалось с помощью рун, – их письменность была прямым продолжением магии, неотъемлемой ее частью.
Короткое рунное заклинание магии дрейков дало возможность Красотке разговаривать в истинном облике. Начерченные на чешуйках переплета заклинательной книги украсивших ее лоб, руны не требовали поддержки и были надежно скрыты от посторонних глаз. Конечно, Красотка по-прежнему не могла колдовать в чьем либо присутствии, но это ни сколько не волновало ее, – гнедая красавица была начисто лишена тщеславия, свойственного многим женщинам.
Поначалу, Красотка опасалась обнаруживать перед сельчанами обретенную способность говорить, но, взвесив все за и против, мы решили все же рискнуть. Во-первых, того же результата можно было добиться и без помощи магии дрейков, – хоть это было несколько труднее, – следовательно, в этом не было ничего слишком необычного для лошади мага, даже назначенного. Во-вторых, присутствие в доме мага именно говорящей лошади, выглядело более естественно.
Через некоторое время сельчане приходившие ко мне заказать снадобье, или амулет, либо просто попросить о помощи, привыкли к тому, что их чаще всего встречала Красотка. Они стали именовать ее «хозяйкой» с не меньшим уважением, чем меня называли «господин маг», или «мастер Томас». Это подтолкнуло Красотку показаться им в человеческом облике. Я переделал недоуздок таким образом, что после превращения он продолжал удерживаться на прежнем месте, а если расстегнуть подбородочный ремень и пристегнуть нащечные к налобному специальными крючками-застежками, – превращался в кожаную налобную повязку, украшенную диском-амулетом, которая очень шла молодой девушке по имени Изабель.
Впервые сменив облик в присутствии сельчан, – она сделала вид, что не заметила как они вошли и поспешно накинула плащ волшебницы, изобразив совершенно чуждое ей смущение наготой, – Красотка сказала им, что может менять облик с помощью амулета, который я сделал для нее. Такое объяснение вполне устроило всех сельчан, когда слух об этом прошел по деревне, – они и так уже привыкли воспринимать гнедую красавицу как хозяйку в моем доме. Им незачем было знать, что чары изменения облика Изабель, – так стали называть ее с того дня, – наложила на себя сама, неслышно прошептав заклинание. Не знали они и о том, что большую часть зелий, снадобий и амулетов изготавливала тоже она. Красотке очень нравилась работа волшебницы и я с радостью уступил ей все, что она могла делать, не выдавая своего умения. Сам я выполнял, прежде всего, работу, которую нужно было делать в присутствии сельчан. Многое мы делали вместе, причем, со временем стали на равных спорить друг с другом, ища наилучшее решение, хотя до ссор никогда не доходило, – став волшебницей, Красотка все равно осталась все той же кобылой: нежной, ласковой и столь покладистой, какой ни одна женщина, по-моему, не могла быть в принципе.
Гостей она встречала в человеческом облике, – сельчане быстро привыкли к ее превращениям и наготе, которую Изабель не спешила скрывать (видно они здраво рассудили, что для кобылы в любом обличье, человеческое стеснение было бы странным), – когда мы были вдвоем в лесу, или на дальних от деревни лугах, то, чаще всего, оба принимали облик дрейков, – но большую часть времени Изабель проводила в естественном облике, в котором чувствовала себя наиболее комфортно.
Постепенно нам обоим удалось стать неотъемлемой частью спокойной и размеренной жизни деревни, что вполне устраивало и меня и Красотку. То, что у нас не было детей, никого не удивляло (назначенные маги редко обзаводятся ими, не имея возможности передать в наследство свое умение, мы просто следовали общему примеру, – иных преград обзаведению потомством не было), – хотя нас привыкли считать парой, и то, что наша естественная природа была различна, никого не смущало, – магам позволено многое, что другим делать не полагается. Благодаря постоянной связи с естественной магией дрейков, даже в естественном облике мы оказались неподвластны старению и обычным болезням, но это тоже выглядело естественным. Любой маг обязан уметь легко победить любую обычную болезнь, к тому же все назначенные маги, сумевшие по-настоящему овладеть своим ремеслом, жили очень и очень долго. Примером тому был мастер Нортон, погибший в неравном бою, в котором сумел победить, несмотря на прожитые годы.
Опасения брата-каптенармуса, благодаря которым мне досталась старинная книга заклинаний, связанная с амулетом формы дрейка, не подтвердились, – видимо истинный маг, прибывший из столицы после гибели мастера Нортона, действительно надежно запечатал естественный источник магической энергии в старой башне возле болота.
Через несколько лет Изабель попросила моего разрешения изготовить еще одну книгу заклинаний и связанный с ней амулет формы дрейка. В начале я подумал, что она хочет испытать свое мастерство волшебницы, но позднее понял, что непробужденная чешуйка и связанная с ней книга заклинаний были для нее прежде всего символом того, что мы все же можем передать все чем владеем нашим детям, если решимся обзавестись ими. Я разрешил Изабель сделать книгу и амулет и она справилась с этим не хуже меня, хоть и не обладала доставшимися мне знаниями истинного мага. Она вложила в эту работу всю любовь к будущим детям, на появление которых очень надеялась, хоть никогда и не говорила об этом, – выполнив ее с чисто женским тщанием и упорством. Через какое-то время я понял, что разделяю надежду Изабель.
Тогда я решился наложить заклинание передачи памяти на изготовленный ею амулет, хранившийся вместе с книгой заклинаний (истинный облик которой скрывали мощные чары иллюзии, способные хранить силу многие сотни лет) в сундуке с наиболее ценными припасами и несколькими сложными и мощными, амулетами, изготовленными на продажу, на случай приезда опытных и богатых купцов вроде мастера Нолана. Я не стал отсекать большую часть воспоминаний, как сделал истинный маг, изготовивший доставшийся мне амулет формы дрейка. Я надеялся, что когда ни будь мои воспоминания пригодятся нашим с Изабель детям, – поэтому вложил в заклинание всю свою память, не скрыв ничего...
...воспоминания назначенного мага по имени Томас из деревни Боровиха постепенно тускнели, отступая из сознания в память и становясь из образов реального мира только воспоминаниями, теперь уже моими. Я медленно приходил в себя, постепенно осознавая, кто я и где нахожусь.
Очнувшись окончательно я понял, что лежу на полу в дальнем хранилище фонда институтской библиотеки, в облике коричневого дрейка, свернувшись в защитную позу, свойственную этим существам, – плотный компактный клубок-шар со всех сторон надежно защищенный крупной чешуей с острыми кромками. В таком состоянии естественное маггическое восприятие дрейка обострялось больше обычного, я легко мог следить за всеми находящимися в институтской библиотеке и далеко за ее пределами.
Убедившись, что близко никого из сотрудников не было, я мысленно вздохнул с облегчением. Я был без сознания не более получаса, хотя для меня за это время минула целая жизнь, ставшая неотъемлемой частью моей собственной, хоть я и не прожил ее. Мне приятнее было бы думать, что книга заклинаний, зачарованная молодым магом из какого-то далекого мира, открыла передо мной свою суть потому, что сам я кое чем был похож на него, – мне приятно было пережить его воспоминания о близости с кобылами (хотя сам я до сих пор вынужден был обходиться только близостью с женщинами), и окажись я сам в похожих условиях, поступал бы я точно так же. Однако я понимал, что в действительности все было гораздо проще и прозаичнее, – чары иллюзии, скрывавшие книгу заклинаний под видом некого объемного философского трактата в деревянно-кожаном переплете, истощились лет двадцать назад. К тому времени этот трактат уже давно хранился в дальнем запаснике институтской библиотеки. Я просто был первым, кто увидел ее в истинном облике, – хотя, не мечтай я с детства отыскать нечто подобное, все могло обернуться иначе. Амулет формы дрейка пробудило мое желание сменить облик в тот момент, когда я коснулся его, а пробуждение амулета привело в действие наложенное на него заклинание передачи памяти. Сознание я потерял потому, что воспоминаний было очень много, иначе они проявились бы в памяти постепенно, как произошло с тем парнем – Томом из деревни Боровиха, когда он пробудил свой амулет, зачарованный подобным образом.
Развернувшись и встав на задние лапы, я первым делом подхватил со стола книгу заклинаний и прижал ее к груди, слив с собственным телом. В облике дрейка чешуйки переплета заняли место моих собственных и были совершенно незаметны. Когда я вновь принял человеческий облик, эти, – искусственные, – чешуйки остались на прежнем месте, частично укрыв собой кожу на моей груди, но это, по сути, не имело значения. Я все равно не мог выйти из хранилища голым, – это грозило множеством вопросов и неприятностей.
Подумав об этом, я огляделся и наткнулся взглядом на синий рабочий халат, который мне полагалось носить, пока я находился в хранилище. В помещении было жарко и душно, поэтому, оставшись один, я сразу сбросил халат из плотной и довольно тяжелой ткани, оставшись в футболке и шортах, погибших в момент превращения. Накинув халат и застегнув его на все пуговицы, как собственно и полагалось, я вновь почувствовал себя уверенно и спокойно. Собрав в один из карманов халата обрывки собственной одежды, валявшиеся на полу, я вновь занялся тем, что должен был делать в хранилище. Теперь эта работа, прежде почти бессмысленная с моей точки зрения обрела новую цель, о которой не мог знать сторонний наблюдатель, если он не был магом.
Тщательно сортируя старинные книги, я одновременно изучал их магическим восприятием, ища в них собственную магию, или слова заклинаний. От них моя волшба отразилась бы примерно так же, как отражались от препятствия на своем пути волновые пучки локаторов и сонаров. Точно так же я «сканировал» книги, уже стоявшие на полках в основном хранилище запасника, когда проходил мимо них.
Проработав в хранилище до вечера я не нашел среди старинных книг ничего интересного для себя, но все равно я был счастлив, ведь теперь я точно знал, что не упустил ничего, что вполне могло скрываться под одним из потертых переплетов. Уйдя из хранилища чуть раньше обычного, я забрал в гардеробе легкий плащ из серой синтетической ткани, который прихватил из дому, опасаясь дождя, который синоптики обещали к вечеру.
Одев плащ на голое тело, я вернулся в библиотеку, повесил рабочий халат на вешалку у входа в хранилище, предварительно забрав из кармана обрывки своих шорт и футболки. Попрощавшись с немногочисленными сотрудниками, еще работавшими в библиотеке, я снова спустился на первый этаж, спокойно миновал вахту и вышел из главного корпуса института. Поначалу я опасался, что кто ни будь из прохожих заметит, что под плащом на мне ничего нет, но все обошлось. Дешевый китайский плащ был на меня велик и оказался достаточно просторным, чтобы полностью скрыть детали телосложения, которые должна была сгладить остальная часть гардероба.
Вернувшись на квартиру, которую оплачивал из стипендии в складчину с двумя одногрупницами, – Светкой и Ленкой, – я благополучно проскользнул в свою комнату. Подружки бисексуалочки о чем-то болтали на кухне и не заметили моего прихода.
Сбросив плащ я на мгновение призадумался. По квартире в летнюю жару все мы принципиально ходили голышом. Увидев меня одетым, Светка с Ленкой засыпали бы меня вопросами. Демонстрировать девушкам необычное украшение на своей груди я, покамест не собирался, но более надежного хранилища для амулета и книги заклинаний, чем собственное тело у меня не было.
Мысленно напомнив себе, что девушки магией не владеют, я отлепил от груди амулет и начертил на чешуйках переплета, укрывших кожу на моей груди, короткое рунное заклинание магии дрейков, надежно скрывшее выступающую из тела часть переплета не только от зрения, но и от осязания. Чернила для написания рун, в данном случае, были не нужны, – достаточно было магической энергии, направленной через амулет, которая стекала с него тонкой невидимой глазу струйкой. Когда я вернул амулет на прежнее место, – в предназначенную для него выемку на переплете книги заклинаний, – он благополучно исчез, скрытый вместе с чешуей переплета, и я совершенно спокойно пошел на кухню.
Как всегда, поприветствовав девушек двумя поцелуями в губы и легкими шлепками по упругим задницам, выглядящим чрезвычайно соблазнительно поверх простеньких пластиковых табуреток, я сел к столу и мы как обычно начали жаловаться друг другу на скучную и бесполезную практику, которая давно достала всех сверх всякой меры, за разговором поглощая нехитрый ужин из дешевых, но вполне съедобных полуфабрикатов.
Вся посуда была картонная, ложки и вилки – пластиковые (на этом мы договорились не экономить еще в самом начале знакомства), так что после ужина мы сразу отправились в ванную, благо очередность соблюдать было незачем. Принимая теплый душ, чтобы смыть пот, неизбежный в летнюю жару, мы одновременно начали ласкать друг друга, снимая скопившееся задень напряжение.
Совместное мытье, как обычно, плавно переросло в довольно бурный и очень веселый секс (по этой части девушки всегда были голодными), ради которого, мы переместились в гостиную небольшой трехкомнатной квартиры. Ублажая подружек на огромном старом диване, занимающем в разложенном виде почти всю небольшую гостиную, который мы, тем не менее, никогда не складывали, пока они увлеченно ласкали друг друга, я поначалу опасался, что они все же нащупают чешую на моей груди (родившись в мире, где магия считалась вымыслом, мне трудно было сразу положиться на нее, даже имея воспоминания мага, жившего в другом мире), но скрывающие чары действовали должным образом, и я быстро расслабился, предавшись привычным удовольствиям. Один раз меня подвела не магия, а новые воспоминания. Я чуть не назвал девушек Гертой и Бертой, – уж очень они были похожи на тех двух кобыл веселым нравом и своей сексуальной ненасытностью. В последний момент я прикусил язык, но мысль об их сходстве заставила меня задуматься о том, как отнеслись бы девушки к моему обществу в облике жеребца. Придя к выводу, что они бы, скорее всего, подпрыгнули до потолка от радости, я горько пожалел о том, что не могу доставить им такое удовольствие, не выдав обретенные знания и силу мага. Этого я очень боялся, хоть и вполне доверял девушкам. Уж очень ярко воображение рисовало мне, невзрачных людей в штатском, мягко, но настойчиво, убеждающих меня, что в наше сложное время, мои случайно обретенные возможности должны служить благу родины и что они просто не могут предоставить мне право выбора, как бы им этого ни хотелось. Когда Светка и Ленка уснули, вдоволь наигравшись со мной и друг с дружкой, я все же не удержался, и наложил на девушек заклинание, передавшее им мои эротические фантазии на межвидовую тематику в виде яркого красочного сна.
Утром я понял, что это может, в конце концов, стоить мне столь необходимой секретности. Девушкам созданный мной сон понравился даже больше чем я предполагал. Все утро они шушукались между собой, время от времени поглядывая на меня голодными и полными сожаления глазами, – в их общем на двоих сне все было именно так, как могло бы быть на самом деле, если бы не необходимость скрывать силу мага. Только увидев эти взгляды девушек, я понял, что они, если и успокоятся, то очень и очень не скоро.
Это натолкнуло меня на мысль, что будучи магом, я рано или поздно неизбежно выдам себя, тем более, что благодаря амулету формы дрейка ни старость ни болезни были мне не страшны, что уже само по себе скрыть было очень непросто. Поняв, что рано, или поздно, мне придется привыкнуть к жизни изгнанника, время от времени меняющего если не физический, то юридический облик, – подобно персонажу фильма «Горец», – я решил подготовиться к этому, насколько возможно, пока такая необходимость не стала неизбежной и немедленной.
Из воспоминаний мага, доставшихся мне вместе с амулетом, я знал, что даже имея возможность в любой момент обратиться в коричневого дрейка, я мог чувствовать себя спокойно в любой ситуации только имея при себе необходимые припасы и инструменты, без которых маг не может сделать многое из того, на что он способен. В определенной степени это относилось не только к человеческой магии, но и к магии коричневых дрейков, – поэтому в плане подготовки к возможным неприятностям со стороны тех же спецслужб, которые могли образоваться даже без моей помощи, если на службу родине уже угодило некоторое количество магов, я решил, прежде всего, собрать походную сумку мага.
Среди необходимых мне припасов и инструментов ничего экстраординарного не было, все это можно было либо купить в магазинах за вполне приемлемые деньги, либо собрать и изготовить самому, если бы удалось найти время и выбраться из города, да еще найти где ни будь уголок природы, не загаженный цивилизацией. Гораздо сложнее было вписать такой инвентарь в современные реалии, не привлекая к себе внимания. Когда я начал напряженно обдумывать, как бы все-таки это сделать, не используя лишний раз магию, мне вспомнился прочитанный когда-то роман Хайнлайна «Двойная звезда». Исходя из того, что там говорилось о маскировке и изменении внешности, можно было попытаться скрыть все необычное, пойдя от обратного, – выставив его на показ и затерявшись среди массы безбашенных личностей помешанных на оккультизме, магии (причем чем чернее, тем лучше) и прочем тому подобном. Риск несомненно был, но ничего более надежного мне придумать не удалось и я решил остановиться на такой нехитрой маскировке.
При таком подходе следовало прежде всего сменить имидж. Положение студента позволяло мне сделать это достаточно резко, – среди моих однокурсников многие внезапно ударялись в мистику (кое-кто всерьез и надолго) и это никого не удивляло. Получив стипендию и отдав Ленке (до инъяза она успела закончить курсы бухучета, поэтому в нашей компании выполняла роль казначея) свою долю платы за квартиру и за еду (ее мы тоже покупали в складчину), я отправился бродить по магазинам, торгующим бывшим в употреблении военным снаряжением, в надежде найти подходящие современные материалы для изготовления походной сумки и плаща мага. Без плаща я мог бы обойтись, но уж очень хорошо он вписывался в предполагаемую смену имиджа.
В конце концов, мне удалось найти все необходимое. Остатка стипендии мне естественно не хватило, да я и не рассчитывал на это, – пришлось использовать то, что у меня имелось «на черный день». Вместе этих денег хватило настолько точно, что будь я суеверным человеком, – посчитал бы это знаком судьбы.
На изготовление сумки и верхней части плаща вполне должно было хватить довольно большого рулона выкрашенной в серый цвет кордуры, – невероятно прочного синтетического материала, из которого делались все матерчатые части современного военного снаряжения. В изделиях кордуры было много в любом милитаристском магазине, но купить рулон этого материала мне удалось только после долгих поисков и то, что называется по-тихому, из под прилавка. Вместо шерсти из которой делался плащ мага я собирался использовать синтетическую термоподкладку, на вид напоминающую войлок. Этот материал, тоже разработанный для нужд западных армий, по идее должен был обеспечивать комфортные условия внутри одежды не зависимо от внешней температуры, пропускать наружу испарения тела, при этом не пропуская влагу во внутрь. При этом прочностью он не на много уступал кордуре и точно так же был устойчив к высоким температурам и агрессивным средам. Дополнив эти материалы набором хитроумных застежек из прочного пластика и большой катушкой серой синтетической нити, – такой же прочной, как все остальное, – я заперся в своей комнате и взялся за дело. Шить мне пришлось вручную. Во-первых, машинка способная справиться со сверхпрочными материалами была мне не по карману. Во-вторых, шить я не умел совершенно и в этом деле мог полагаться только на знания и опыт мага по имени Томас, которые воспринимал как свои собственные. Шить он умел отлично, но о швейных машинках не имел ни малейшего представления. В его мире их просто не было.
Изрядно намучившись с материалами, мало похожими на обычную ткань, или кожу, мне все же удалось соорудить вполне приличный плащ мага и походную сумку, отличающиеся от тех, о которых я «помнил» только цветом и формой застежек. Надев первую в своей жизни одежду, сделанную собственными руками, я понял, что мои мучения не были напрасны, – плащ мага сделанный из новейших военных материалов оказался значительно легче, и намного удобнее изготовленного из шерстяной ткани и сыромятной кожи. Сумка тоже получилась легче и намного компактнее, хотя максимальный ее объем был значительно больше положенного аналогу из натуральных материалов.
Делать посох я сначала не собирался. Для мага биморфа это вещь не слишком удобная, к тому же в современном городе посох выглядит очень громоздким и слишком привлекает внимание. Однако без посоха, или некой более компактной его разновидности мой оккультный прикид, – кстати, совершенно терявшийся благодаря современным материалам на фоне творений популярных среди молодежи фирм и дизайнеров, создающих одежду, – выглядел незаконченным. Окончательно с необходимостью изготовления посоха меня примирил случай. Один из продавцов, у которого я пытался купить армейские материалы для плаща и сумки, предложил мне метровый брусок кевлара. Не знаю где он его раздобыл, но продать так и не смог, поэтому мне он достался по гораздо более низкой цене, чем я ожидал, – упустить такой случай я попросту не решился. Обработать кевларовый брусок инструментами, которые я мог бы купить, было совершенно не реально. Зато острая кромка моего амулета мага резала кевлар, как мягкое дерево. Воспользовавшись навыками работы с деревом, которыми владел маг по имени Томас, я вырезал из кевларового бруска круглый посох с плоскими торцами длинной в метр и диаметром два сантиметра, украсив его выпуклым резным узором в виде малых чешуек коричневого дрейка. В результате получилось нечто очень похожее на скипетр Дерахиона – магический артефакт из низкобюджетнного фильма-фентези название которого я позабыл, поскольку кроме того самого скипетра ничего особо интересного авторы фильма не придумали. Скипетр Дерахиона позволял своему владельцу перемещаться между мирами, – сделанный мной короткий боевой посох не обладал таким свойством, но и он был отнюдь не бесполезен.
Когда я попытался прощупать окружающее магическим восприятием, направляя его сквозь древко посоха, а потом, – для пробы поводил в воздухе небольшой огненный шар, направляя его движение опять же с помощью посоха, – то обнаружил что и для концентрации магического восприятия и для управления энергией посох, сделанный из кевлара годился куда больше самого лучшего деревянного. Попытка зачаровать посох таким образом, чтобы его можно было использовать как своеобразный магический усилитель, кончилась тем, что я просидел в состоянии глубокой медитации почти всю ночь, – кевлар впитывал магическую энергию словно губка, не обнаруживая признаков окончательного насыщения. К тому же пригодный для волшбы посох из любого подходящего материала мог оказаться незаменимым инструментом, если необходимо было взаимодействовать с неизвестной, или просто опасной магией. Если направленная на нее волшба идет через посох, то и ответный эффект опасных чар будет направлен на него. Лучше сжечь посох, даже очень дорогой и мощный, чем сгореть самому, или того хуже угодить под такую магическую дрянь, что в сотню раз хуже смерти. Такая защита, конечно, не была абсолютной, но все же достаточно надежной, тем более, если посох был достаточно прочен и вмещал в себя значительное количество магической энергии. Силу и фокусирующие свойства посоха, как и его надежность в качестве магического предохранителя, можно было резко увеличить, непосредственно соединив с ним инициирующий амулет мага. Поскольку согласно воспоминаниям, доставшимся мне вместе с амулетом, и сведеньям из книги заклинаний, касающимся свойств амулета, ему самому ничего не грозило даже если посох, непосредственно соединенный с амулетом, попадал под магическое воздействие, разрушающее его, или делающее опасным для мага, – я вырезал на посохе выемку, неприметную на фоне резного чешуйчатого узора, в которую удобно ложилась чешуйка амулета. Как-либо крепить ее не было необходимости, – без моей воли она не отлипала от зачарованного мной посоха, как и от моего тела. Выемка для амулета располагалась там, куда ложилась ладонь, если опереться на посох, взявшись за древко. Вставленный в нее амулет терялся среди выпуклых чешек, вырезанных на самом посохе, и совершенно не бросался в глаза, хотя его материал не был похож на материал посоха. Эта выемка, в которую вставлялся амулет, сделала изготовленный мной посох, действительно обладавший неслабыми магическими свойствами, настолько похожим на артефакт, придуманный голливудскими сценаристами (скипетр Дерахиона обретал силу только после того как в выемку в его древке вставляли небольшой амулет в виде овального драгоценного камня), – что я с трудом удержался от смеха, когда подумал об этом. Впрочем, это было мне только на руку.
В конечном итоге мой новый имидж, получился даже менее экстравагантным, чем я ожидал. Плащ мага, надетый соответствующим образом, смотрелся почти как обычный серый плащ-дождевик с широкими рукавами. Сумка вовсе не привлекала внимания, – а посох вполне мог сойти за аляповатую вычурную трость псевдооккультного толка, какую вполне можно было купить где ни будь на Арбате. Он благополучно отвлекал внимание от того, что могло показаться необычным стороннему наблюдателю в моей одежде, заранее заставляя сознание списать все необычное на желание выпендриваться по круче, давно ставшее для молодежи почти что правилом хорошего тона. Даже Светка с Ленкой восприняли мой новый прикид именно так, – мало ли что иногда взбредет в голову. Девушки от души повеселились, разглядывая и щупая мою необычную одежку, похвалили классный дизайн и выдумку, и перестали обращать внимание на мой новый имидж.
Убедившись, что маскировка под выпендреж работает великолепно, я не только решился ничего не одевать под плащ (как и полагалось магу-биморфу), я пренебрег даже обувью, – прежде всего потому, что ничего способного вписаться в общую идею у меня попросту не было. Поначалу, хождение босиком по асфальту и бетону непривычными к этому ступнями доставляло мне не слишком приятные ощущения, но я сумел выдержать это, поддерживая кожу с помощью магической энергии, чтобы дело не доходило до ран. Постепенно я так привык ходить исключительно босиком, что воспоминания о неудобстве обуви (даже самой удачной) заставляли меня мысленно морщиться. Точно так же получилось с одеждой. Поначалу мысль о том, что под плащом на мне вовсе ничего нет, изрядно нервировала меня, а отсутствие белья вовсе создавало конкретный дискомфорт для самой чувствительной части тела, не привыкшей свободно висеть и болтаться при ходьбе. Однако и то и другое постепенно сошло на нет. Плащ мага почти не ощущался на теле, чего нельзя было сказать о любой другой одежде, которую мне доводилось носить, – а к хорошему привлекают быстро.
За оставшиеся время практики мне удалось нащупать несколько книг, в которых содержалось кое-что связанное с настоящей магией. Эти книги я благополучно вынес по одной в своей сумке, а потом вернул обратно на полки запасника, тщательно изучив их содержимое и переписав на листы плотной бумаги все, что показалось мне стоящим. Потом эти листы я благополучно добавил в свою книгу заклинаний. Дополнив свои познания элементами кельтской, германской и даже китайской магии. При этом мне впервые пригодились знания и навыки лингвиста, но одновременно я понял, что не будь в моем распоряжении инициирующего амулета мага, толку от всех моих находок не было бы никакого. Ни в одной из найденных книг ни слова не говорилось о том, как заставить работать описанную в них магию.
Это навело меня на мысль, что изрядная часть того, что мусолиться в интернете на многочисленных сайтах и форумах по оккультной и околомагической тематике, могла иметь вполне реальную силу, обладая по крайней мере частью предполагаемых свойств, – вот только магическую энергию, необходимую для работы чар, подавляющее большинство экстрасенсов, провидцев, магов и колдунов различных разрядов, предлагающих свои услуги на тех же сайтах и форумах, ни чувствовать, ни накапливать не могли, хотя приписывали себе эту способность. Возможно, в нашем мире и были люди, обладающие такой природной способностью, как потомственные маги в мире, в котором жил маг по имени Томас, но было их на весь мир столько же, если не меньше, и они, скорее всего, свои возможности как раз скрывали, опасаясь тех же спецслужб, или еще кого-то, кто обладал достаточной силой, чтобы навязать им свою волю тем, или иным способом.
Когда практика подошла к концу, я засел за свой потрепанный лаптоп, подключенный к сети через дешевый МТСовский модем, и начал упорно рыться в дебрях поисковиков и тематических интернет ресурсов. К тому времени мне удалось собрать все необходимые инструменты и припасы, которым полагалось всегда лежать в сумке мага, – без сожаления потратив на это остававшуюся свободной часть следующей стипендии, – и я чувствовал себя готовым к экспериментам с неизвестной магией, если такую удастся обнаружить. Поначалу мои изыскания изрядно расстроили Светку с Ленкой, которые вполне могли повеселиться и сами, но предпочитали делать это в моей компании, – однако обнаружив, что чем больше я копаюсь днем в сети, тем больше собирается во мне напряжения, которое я с удовольствием сбрасываю вечером в виде сексуальной энергии, девушки успокоились. Более того, они стали поощрять мои поиски, – в крайне достатом состоянии, возникающем после такой работы, я гораздо больше обычного соответствовал их собственной сексуальной ненасытности.
Постепенно моя книга заклинаний начала пополняться работоспособными фрагментами магического искусства различных народов и эпох. По мере роста эта своеобразная коллекция становилась все более запутанной и разношерстной, но благодаря, вполне целостным знаниям и навыкам, доставшимся мне в виде воспоминаний вместе с амулетом мага, и тщательно подобранным сведеньям, изначально содержавшимся в моей заклинательной книге, мне, хоть и с большим трудом, удавалось сводить все это воедино, согласовывая его с тем, что было понятным и надежным.
С новыми приобретениями, – будь то заклинания, рецепты магических снадобий, описания амулетов, или способов проведения ритуалов, либо нечто настолько несвойственное известной мне магии, что ему не было привычных названий, – я поступал с предельной осторожностью, всякий раз исходя из их потенциальной вредоносности. Практические эксперименты я проводил только ночью, причем не дома, а в полузаброшенном парке недалеко от ближайшей станции метро. Парк этот пользовался крайне мрачной славой, причем я очень быстро убедился, что она была вполне заслуженной, – местные гопники и братва регулярно устраивали там разборки, – но магией никто из них не владел, поэтому скрыть свое присутствие в непосредственной близости мне не составляло труда. Невинных жертв среди участников этих разборок, к счастью, тоже не наблюдалось (что избавляло меня от необходимости вмешаться), а мрачная слава парка достаточно надежно гарантировала, что нормальные люди туда не сунутся, так что на роль полигона он подходил идеально. Я всякий раз использовал минимально возможное количество магической энергии, стараясь, чтобы в магическом смысле мои эксперименты были настолько незаметными, насколько это в принципе возможно.
Убедившись в работоспособности очередного приобретения и в том, что оно не представляет собой некую магическую мерзость, я дополнял им свою заклинательную книгу, и больше не пользовался, оставляя храниться там до лучших времен, – когда найду возможность или способ свободно использовать магию, – до которых очень надеялся дожить, коль скоро течение времени само по себе больше не ограничивало меня.
Тем, что выучил в институте, я напротив пользовался во всю, вытащив из памяти даже то, что узнал еще на первом курсе и считал надежно забытым. Какое-то время меня очень выручал доступ в институтскую библиотеку, несмотря на летнее время, – изрядно потрудившись там на практике, я познакомился почти со всеми сотрудницами, и успел убедить их, что вполне достоин доверия, – но вскоре мне пришлось обратиться за советом к профессору Савельеву. Прежде чем позвонить ему, я подготовил исходный вариант вступления и обоснование актуальности своей дипломной работы. Услышав об этом, профессор настолько обрадовался (большинство студентов вспоминали о дипломной работе не раньше чем за пару дней до защиты), что удивление отступило на второй план. Увидев название дипломной работы («Причины придания мистического смысла словесным формам в различных языках с точки зрения лингвистического анализа»), он все же изрядно удивился, но мой необычный прикид, который иначе сам по себе мог вызвать много вопросов, в значительной степени уравновесил его. Двум этим странностям вместе профессор уже не придал серьезного значения. Наброском предполагаемой работы он остался очень доволен, – в чем я с самого начала не сомневался, ведь сделана она была на реальном и весьма разнообразном материале. Мы засиделись до глубокой ночи, пытаясь уже вдвоем перевести то, что я сумел выловить в сети, но не смог одолеть самостоятельно. Ушел я часов в двенадцать с изрядным ворохом записей и несколькими толстыми томами по аналитической лингвистике мертвых языков из обширно домашней библиотеки профессора. При этом он сиял как тщательно начищенный самовар, предвкушая удовольствие руководить реальной научной работой студента, которое не выпадало ему уже давно.
Постепенно я увлекся поиском, начатым из интереса к магии, уже как лингвистической задачей и уже не мог сказать с уверенностью, что для меня важнее. Моя жизнь стала куда интереснее, чем когда-либо прежде, хотя магией я почти не пользовался, исключая эксперименты с новыми находками в этой области.
Когда начался новый учебный год, я взялся за учебу с жадностью, которой не испытывал никогда прежде, – ведь у меня появилась вполне реальная необходимость в получаемых с ее помощью знаниях. Удержать в голове все то, что было мне необходимо и для собственных целей и во время учебы, постепенно становилось все сложнее, так что вскоре мне пришлось радикально разрешить эту проблему, использовав свою книгу заклинаний не совсем по прямому назначению, – все самое необходимое я тщательно переписывал на листы, которые добавлял туда, чтобы можно было быстро использовать эти сведения, не перегружая кратковременную память сверх меры. С этого момента зачеты и экзамены, так нервировавшие меня прежде, я вовсе перестал замечать. В моей памяти и в книге заклинаний сведений из области лингвистики уже хранилось значительно больше, чем требовалось для сдачи любого экзамена, причем сведений этих постепенно становилось все больше, хотя институтская программа составляла в этом потоке все меньшую часть.
За свою необычную одежду, – в которой я совершенно спокойно явился на пары с началом учебного года, – и за название дипломной работы, о котором вскоре знали все однокурсники, я получил прозвище Мэрлин. Возражать я даже не пытался, понимая, что это бесполезно, хотя знал, что не заслуживаю его, – хотя бы потому, что Мэрлин был истинным магом, а я всего лишь назначенным волей случая. Я старательно использовал любую возможность поглубже внедриться в среду любителей оккультизма и мистики, существующую среди студентов на ровне с множеством иных неформальных течений, – в этом такое прозвище оказалось весьма полезным.
Постепенно я перезнакомился с теми, кто воспринимал свое увлечение очень серьезно. Общаясь с ними я понял, что им известно на удивление много такого, что обладает вполне реальной силой, но они не подозревают об этом потому, что не имея ключевого элемента (вроде наследственной силы истинных магов, или доставшегося мне амулета) воспользоваться им невозможно. Я почерпнул довольно много ценного, что меня ни сколько не удивило, ведь поисками подобными тем, которыми я увлекся совсем недавно, они занимались гораздо дольше, – хотя среди того, чему приписывали наибольшую силу было много такого, что не имело к действующей магии никакого отношения, но смотрелось очень внушительно. Наиболее ценным приобретением для меня при этом стала, как ни странно, некоторая доля известности в этой специфической среде. Я по-прежнему очень боялся привлечь к себе внимание спецслужб, но расширяющийся клуб знакомств среди идейных любителей магии и оккультизма принес мне столько ценного и интересного, что этот страх ушел на второй план.
У этих людей не было ничего общего с наглыми напористыми гадалками и прорицателями, выступающими по телевизору, или предлагающими свои услуги иным способом за весьма немалые деньги. Они так же как и я в свое время, прежде всего, стремились вырваться за пределы обыденности, им просто не повезло так, как повезло мне. О заработках с помощью магии, которую все они упорно искали среди воплей шарлатанов и пыльных обломков прошлого, они думали в последнюю очередь. У некоторых это стремление можно было считать наследственным, – присмотревшись магическим зрением в них можно было заметить следы силы истинных магов, которые наверняка были среди их предков. К сожалению, следы эти были слишком слабыми, чтобы их можно было развить для практического использования. По крайней мере, мне не был известен способ сделать это.
Как ни странно, среди тех с кем я познакомился благодаря общему интересу к мистике было много технарей: инженеров, связистов, системщиков, программистов. Последние, в большинстве своем, заметно превосходили мастерством своих коллег, не увлекавшихся мистикой. В их восприятии те мистические практики и приемы, которые им удавалось освоить, неразрывно переплетались с принципами программирования, или поиска слабых мест в защите компьютерных систем, – большинство из них в равной степени владели и тем и другим, – что было не удивительно, ведь на высшем уровне сложности решение этих задач зависело уже не от знаний и навыков логического мышления, которых было уже недостаточно, а, в первую очередь, от интуиции и умения найти решения вовсе непостижимым путем, лишь бы оно было верным. Вот здесь им и приходила на выручку мистика. В действительности только к таким людям было действительно применимо слово «хакер» в классическом, наиболее известном, его толковании.
Поняв это, я заинтересовался их искусством именно как разделом мистики. Сила и навыки мага позволили мне легко компенсировать недостаток знаний на первых порах, а возможность записать все самое необходимое в книгу заклинаний, чтобы всегда иметь эти сведенья под рукой, не полагаясь на память, помогла свести его на нет даже быстрее, чем я рассчитывал поначалу. В этой специфической среде люди, к которым хоть в какой-то степени было применимо определение жлоб, не задерживались надолго. Очень скоро они начинали искать знакомства с теми, кого компьютерный взлом (или защита информации) интересовал не как искусство родственное мистике, которое можно совершенствовать до бесконечности, – как японские самураи оттачивают мастерство владения мечом, – а как средство обогащения и обретения чувства власти, превосходства над окружающими. Те с кем общался я, рады были поделиться своим искусством, – однако они не могли научить тому, без чего все остальное теряло почти всю свою ценность, – в этом смысле искусство хакеров было в точности подобно магии. Тем больше они радовались, когда в их среде появлялся новичок, который мог перенять все то, чем им хотелось поделиться. Такие люди появлялись довольно редко, не смотря на огромное количество тех, кто изучал родственные технические дисциплины. Мне удалось стать одним из них только благодаря навыкам мага.
Углубившись в это новое для себя искусство, я понял, что могу использовать его для ускорения тех поисков, которые интересовали меня больше всего остального. Для этого, прежде всего, нужен был по-настоящему мощный компьютер (мой потрепанный лаптоп мигом сгорел бы от натуги, вздумай я запустить на нем те аналитические программы, которые могли мне чем-то помочь), причем обязательно портативный, – то чем делились со мной мои новые знакомые ни в коем случае нельзя было хранить на стационарной машине, слишком часто остающейся без присмотра. Эта проблема на первый взгляд была неразрешимой. Во-первых, денег на приобретение такого лаптопа у меня не было, и в обозримом будущем их появление не предвиделось. Во-вторых, что было на много хуже, при создании такого рода машины вступали в противоречие две одинаково важные ее характеристики, – надежность (включающая радикальную механическую защищенность) и мощность (при слабых вычислительных ресурсах самый защищенный лаптоп становился почти бесполезным). Однако обе эти проблемы решились одновременно, причем словно бы сами собой. Решающую роль вновь сиграли мои знакомства в хакерской среде и репутация подающего надежды новичка, которому стоит помочь. Но прежде произошло еще кое что, обернувшееся в последствии куда более важным приобретением.
Один из студентов учившихся в инъязе на курс младше меня, с которым мы познакомились на почве общего интереса к мистике, был родом из Сибири. Этот край в России издавна считался пристанищем всех уцелевших мистиков, если таковые существовали в принципе. Тот парень, звали его Урус Нгалиев, верил в это чисто и искренне, как ребенок, не смотря на недетский уже возраст. Он исходил родные места в поисках следов настоящей магии, замучил расспросами всех тамошних старожилов, но того, что искал, не нашел, хотя его не покидало ощущение, что это неуловимое что-то находиться совсем рядом. Чаще всего оно мелькало в старых преданиях и сказках, которые еще сохранились в памяти стариков, но понять их было уже почти невозможно, – даже те кто пересказывал их толком не знали языка, на котором они были сложены. Поэтому Урус и подался в лингвисты. Когда среди студентов стало известно название моей дипломной работы, он предложил мне вместе съездить к нему домой, чтобы попытаться сделать то, ради чего мы оба так долго учились.
Денег на дорогу ни у него, ни у меня не было, поэтому мы начали спешно искать возможность заполучить их. В этих поисках я попросил помощи у своих друзей-хакеров, понимая, что по этой части я еще новичок и сейчас никакая магия этого не изменит. Общими усилиями мы отыскали в сети материалы по грантовой программе одного из западных университетов, в условия которой вполне могла вписаться предполагаемая экспедиция. Более того, инициатором этой программы и основным ее спонсором выступала фирма, разрабатывающая программное обеспечение для лингвистического анализа. Их программы не произвели на меня впечатления, – к тому времени я уже мог написать более совершенный аналог, пусть не обладающий стандартным интерфейсом и защитой от дурака и потому непригодный для коммерческого использования, – куда интереснее было то, что их софт требовал огромных вычислительных мощностей, поэтому тем, кто получал грант фирма предоставляла как его часть единственный на тот момент персональный компьютер, который им соответствовал. Волей случая им оказался новейший лаптоп, разработанный компанией Panasonic, который к тому же был наиболее защищенным из существующих портативных компьютеров. Сам компьютер, как и деньги выделяемые в рамках гранта, предоставлялся без условия возврата. В замен фирма производитель установленных на нем программ для лингвистического анализа получала право на подробный отчет об их работе, а университет, на базе которого осуществлялась грантовая программа, – право на использование всех материалов, собранных в ходе работы, выполненной на их деньги, что вполне устраивало меня.
Мне стоило большого труда убедить западных бюрократов от науки, выделить такой грант нам с Урусом Нгалиевым, за остававшееся до зимних каникул время, но мне это все же удалось. При этом в качестве базы для материалов, которые их в конце концов убедили, я использовал изрядную часть разделов своей дипломной работы, уже подготовленных к тому времени.
В первый день зимних каникул мы с Урусом стояли на пероне в ожидании поезда, на котором должны были отправиться по направлению к знаменитому озеру Байкал. При этом Урус выглядел в точности как полагается современному таежному жителю: брезентовые штаны на вате и точно такая же фуфайка, поверх которой был накинут прорезиненный плащ-дождевик, пара кирзовых сапог и здоровенный рюкзак советского образца, типа «мечта геолога». Я был одет так же как всегда: плащ мага на голое тело и сумка через плечо. При этом я чувствовал себя не менее уверенно и гораздо более комфортно. Помимо необходимых магу припасов и инструментов, а так же припасов на дорогу, в моей сумке лежал ноутбук Panasonic TBUltra. От прочих лаптопов знаменитой серии «броневиков» внешне он отличался только усиленным поворотным узлом монитора, который перестал быть наиболее уязвимой частью сверхнадежной конструкции. Стоимость его, – по истине фантастическая даже по западным меркам, – объяснялась в основном столь же фантастической мощностью вычислительной начинки на базе замысловатой системной платы, поддерживающей аж два четырехядерных процессора и уйму слотов для новейших линеек оперативной памяти (в доставшейся мне машине они были забиты под завязку, как и слоты видеопамяти). Нечто подобное впервые удалось запихнуть в корпус портативного компьютера, да к тому же еще защищенный не хуже танка. Из нормальных портов у этого бронированного монстра имелись только четыре скоростных порта USB, однако помимо них под откидными защитными панелями из магниевого сплава имелось несколько портов для подключения разнообразных внешних модулей расширения. Из них в моем распоряжении имелся модуль с DVD-приводом и оптическим стримером, поддерживающим кассеты-накопители фантастической емкости, а так же модуль модема спутниковой связи. Собственных считывающих устройств у Ультры, как и у прочих броневиков не было, у него правда не было и стандартных встроенных модулей связи вроде Wi-Fi, Bluetooth, или инфракрасного порта, – для них просто не хватило места на материнской плате, и без того предельно навороченой, – однако с точки зрения моих друзей-хакеров это как раз был очень большой плюс новейшего «броневика» (меньше дырок в информационной защите). Внутренний винчестер Ультры имел объем 2 Террабайта, поровну разделенный между двумя логическими: один системный, второй – для хранения данных. Операционка на лаптопе стояла нестандартная, с точки зрения западных пользователей, но очень любимая среди моих знакомых OpenBSD 12.08 с графическим сервером Infinity2 и оконной оболочкой GreyStar. Творения Microsoft, хоть и ставшие заметно приличнее после громкого провала Висты, справиться с начинкой Ультры не могли в принципе. Из платного коммерческого софта в системе имелось только то, что требовали испытать инициаторы грантовой программы, зато она стала домом для множества программ OSI и впечатляющей коллекции самодельного хакерского софта, которую в кратчайшие сроки помогли мне собрать мои друзья, радуясь возможности воочию увидеть первый серийный комп, действительно подходящий для всего этого.
С Урусом мы заранее договорились, что вся эта техника достанется мне. Он с радостью согласился на это, поскольку любых компьютеров откровенно побаивался. Свободно обращаться с программами необходимыми в повседневной жизни научил его уже я за время нашего недолгого знакомства, причем это стоило мне огромных усилий и потребовало фантастического терпения, которым мог бы гордиться любой маг куда более опытный, чем я сам. Уруса в нашей экспедиции интересовало только то, что мы рассчитывали отыскать, переведя и проанализировав старые легенды и сказания.
К моему огромному сожалению эта надежда так и не оправдалась. Используя мощный комп и программы лингвистического анализа вместе с огромными ресурсами всемирной сети, нам удалось достаточно быстро расшифровать то, что так завораживало моего друга в детстве и казалось ему почти открытой дверью в мир магии. Не будь у нас этих средств, того скудного времени, которое оставалось у нас по прибытии на место, с учетом обратной дороги, нам хватило бы разве что на сбор исходного материала, да и то достаточно поспешный. Однако ничего, что позволило бы Урусу осуществить его давнюю мечту о сколь угодно слабой силе мага нам обнаружить так и не удалось. Я несколько пополнил свою разношерстную коллекцию (к тому времени уже весьма внушительную), осколками мистических знаний, сохранившихся в общей памяти местных жителей, – однако использовать эти находки на практике, как и все обнаруженное прежде, можно было лишь уже обладая силой и навыками мага.
Больше всего меня заинтересовали упоминания о природных источниках магической энергии, встречающихся в тех местах. Упоминания эти были настолько расплывчатыми и смутными, что если бы не память мага по имени Томас жившего в деревне Боровиха, рядом с которой находился такой источник, я скорее всего вовсе не понял бы о чем идет речь, однако их было достаточно много, чтобы предположить, что источник действительно существует. Определить его местоположение хотя бы примерно по этим данным было невозможно, но район поиска мне все же удалось вычислить.
Ночью я выбрался за пределы родной деревни Уруса, укрывшись чарами скрытия, скинул плащ мага и второй раз в своей жизни обернулся дрейком. В этом облике окружающая тайга показалась мне гораздо более понятной и близкой, чем в человеческом, но любоваться ее внезапно открывшейся истинной красотой у меня не было времени. Убрав в сумку плащ мага и сунув туда же посох (часть древка выступающую из под крышки я надежно привязал к ремню сумки), я впервые в жизни взлетел, думая, впрочем, только о том, как построить маршрут таким образом, чтобы обследовать за ночь максимально возможную территорию и вовремя вернуться в деревню.
Не знаю, на что собственно я надеялся, – упоминания об источнике магической энергии свидетельствовали, что в прежние времена он был не только запечатан, но и надежно скрыт сильными шаманами, чтобы магическая активность не влияла на людей и природу вокруг источника, – скорее всего я пустился на поиски просто потому, что не мог упустить такую возможность. Тем не менее, своеобразное, связанное с магией везение, резко изменившее мою жизнь, сопутствовало мне и на сей раз.
В самой дальней от какой либо цивилизации точке намеченного поискового маршрута, я ощутил слабый след магической энергии где-то впереди почти за пределами дальности моего магического восприятия. На лету вытащив из сумки посох (в облике дрейка он был для меня скорее жезлом средней длины), я направил восприятие вдаль, используя кевларовое древко как антенну. При этом мне пришлось зависнуть в воздухе, мерно работая крыльями и опустив тело вертикально вниз. К счастью для коричневого дрейка такой маневр видимо был естественным. Он не требовал больших усилий и я легко смог сосредоточиться на магическом восприятии, сфокусированном с помощью посоха. Мне не удалось определить точно, связан ли слабый выброс магической энергии с природным источником, который я надеялся найти, но я решил рискнуть, положившись на удачу и полетел в том направлении, стремительно наращивая скорость. Быстрый даже для дрейка полет над темной ночной тайгой под сверкающим звездами небом закончился над довольно большой поляной, затерянной среди сибирской тайги вдали от дорог и человеческого жилья.
Приземлившись я начал высматривать, что либо напоминающее артефакт, с помощью которого местные шаманы могли когда-то запечатать природный источник магической энергии. Я довольно много узнал о подобных магических предметах, за время своих не очень долгих, но упорных поисков всего имеющего реальную силу среди разнообразной мистики, – большей частью надуманной, или откровенно бутафорской. Оказавшись вблизи слабой струйки магической энергии, я пришел к выводу, что это не след старой волшбы и не излучение какого-то магического предмета. Существа, которое могло бы излучать магическую энергию поблизости тоже не наблюдалось, следовательно, это скорее всего была именно энергия природного источника, пробившаяся из под артефакта-печати, хотя такое везение по праву можно было считать невероятным.
Поначалу мне никак не удавалось определить, откуда именно сочиться магическая энергия. Только тщательно обследовав поляну второй раз, не смотря на то, что мне нужно было спешить, мне удалось обнаружить вход в древний каменный дольмен, занимавший изрядную ее часть. Крыша дольмена выступала над землей, но ее полностью скрывал толстый слой дерна мха и прочей таежной растительности. Вход в дольмен расположенный в довольно глубокой и малозаметной яме перекрывала каменная плита, служившая своеобразной дверью. Она была приоткрыта ровно настолько, что в щель с трудом мог протиснуться человек. В облике дрейка мне не составило труда открыть каменную дверь настеж, и войти внутрь дольмена. Вход был довольно широким но низким, так что человеку пришлось бы пригнуться. В облике дрейка я миновал его можно сказать с комфортом, идя на четырех лапах.
Оказавшись в просторном круглом полуподземном помещении с полом из плотно слежавшейся земли, я увидел большой круглый валун из серого камня, покрытый грубо высеченными знаками. Благодаря собранному и проанализированному к тому времени материалу мне хватило одного взгляда, чтобы определить примерный смысл этих знаков и убедиться, что передо мной именно артефакт-печать, созданный местными шаманами. Подтверждением тому служила струйка магической энергии, которая и привела меня к древнему дольмену.
Зачарованный валун не был поврежден, как я подумал вначале. Под ним имелась небольшая ямка, причем относительно свежая. Через этот подкоп и сочилась магическая энергия. Видимо, несмотря на все старания древних шаманов, дольмен уже в наше время чисто случайно обнаружили геологи, или охотники. Взять под контроль источник магической энергии, чтобы использовать ее для поддержки скрывающих чар, шаманы, создававшие артефакт-печать, то ли не могли, то ли, что вернее всего, не решились, считая источник магической энергии священным. В результате скрывавшие дольмен чары со временем потеряли силу и исчезли. Случилось это достаточно давно, – только с помощью посоха мне удалось обнаружить слабые следы древней магии, – все это время уже без их помощи дольмен скрывала бескрайняя тайга.
Убедившись, что в дольмене, как и на поляне вокруг него, нет ни враждебных чар, ни их следов, я выбрался наружу, взмыл в воздух и полетел обратно к родной деревне Уруса что называется «со всех крыльев». Развив в полете скорость, поразившую меня самого, и изрядно вымотавшись при этом, мне удалось вернуться до рассвета. Приземлившись на краю деревни, я скинул сумку, подтянул наплечный ремень под человеческий облик, потом обернулся человеком, накинул плащ мага, повесил на плечо сумку, и быстро зашагал к дому родителей Уруса, на ходу читая шепотом скрывающие заклинания. Утро я встретил в своей постели в предназначенной для гостей комнате, так что никто ничего не заподозрил.
На следующую ночь я вновь выбрался из дома под прикрытием скрывающих чар, на краю деревни скинул плащ и обернувшись дрейком взмыл в воздух. На сей раз уже не тратя времени на поиски, я опять таки со всех крыльев полетел прямо к дольмену.
Приземлившись на поляне у входа, я осмотрелся, до предела напрягая и обычные чувства и магическое восприятие, и только убедившись, что вокруг нет никого кроме таежной живности вошел внутрь, по-прежнему в облике дрейка. Чтобы быстро сделать то, что я собирался сделать, мне нужны были сила и невероятно прочные острые когти дрейка.
Впервые мне по-настоящему пригодились плоды моих напряженных поисков. Мне удалось найти описания не только артефактов-печатей, но и «алтарей силы», – артефактов предназначенных для контроля и использования энергии природных магических источников. Я намеревался превратить древний артефакт-печать, закрывающий источник в дольмене, в алтарь силы, прежде всего потому, что это должно было дать мне возможность использовать его магическую энергию для того, чтобы вернуться к источнику с ее помощью.
В человеческом облике, даже имея все необходимые инструменты и работая почти без отдыха, мне бы понадобилось несколько дней, чтобы высечь восьмигранный пьедестал алтаря силы (точнее той его разновидности, о которой мне было известно больше, чем о других), имеющий форму усеченной призмы, из древнего валуна, который шаманы превратили в артефакт-печать. В облике дрейка, мне хоть и с трудом, но все же удалось справиться с этой задачей за одну ночь.
Прежде всего, мне необходимо было срезать магические знаки, выбитые на валуне. Когти дрейка способны резать даже очень твердый камень, но шершавая поверхность валуна, поначалу, не хотела поддаваться вовсе, – моим когтям сопротивлялся не камень, а древние чары, наложенные на него много веков, а то и тысячелетий назад. Я направил в когти собственную магическую энергию, одновременно читая одно за другим заклинания-авенореты, предназначенные для рассеивания чар. Их мне было известно достаточно много, – и тех, что изначально имелись в моей книге заклинаний, и таких, которые я отыскал и уже сам добавил туда, – но начал я с тех, которые мне удалось раскопать совсем недавно среди местных легенд, преданий и суеверий. Может быть, благодаря этому мне удалось нащупать цепочку авеноретов, которым худо-бедно поддались древние магические знаки, гораздо быстрее, чем я надеялся. Тем не менее, знаки мне пришлось срезать по одному, непрерывно читая авенореты по принципу литании (непрерывно звучащего заклинания) и прилагая физические усилия, весьма ощутимые даже в облике дрейка.
Даже когда я срезал последний магический символ, камень валуна по-прежнему поддавался плохо. Долгое время проведенное в потоке энергии мощного природного источника, очень сильно изменило его. Используя доставшиеся мне вместе с воспоминаниями знания и навыки обработки камня, мне, в конце концов, удалось вырезать из неподатливого серого камня призму алтаря силы, но это стоило мне почти всего запаса магической энергии, весьма солидного в облике дрейка, и устал я почти до предела. Остатки сил и магической энергии я истратил на то, чтобы зачаровать должным образом алтарь силы, – отложить это было невозможно, поскольку незаконченный артефакт не способен был сдерживать магическую энергию источника.
Когда я наконец выбрался из дольмена, подняться в воздух мне удалось только со второй или третьей попытки. И это, и сам полет я запомнил крайне смутно и урывками. Летел я тогда на одном упрямстве, рискуя свалиться в тайгу, зацепившись крылом за верхушку дерева, но результат стоил всех этих мучений и риска, – в моей сумке лежал алтарный камень, иначе именуемый ключом алтаря силы. На вид это был невзрачный каменный шар размером с мой кулак в человеческом облике. Я вырезал его из верхней плоскости алтаря силы уже после его зачарования, одновременно создав в центре алтаря небольшое круглое углубление – чашу силы. Только после создания чаши, из которой магическую энергию, в случае необходимости, действительно можно было черпать словно невидимую жидкость, алтарь силы был полностью завершен, а вырезанная часть его зачарованного камня превратилась в артефакт, позволяющий создавшему алтарь магу контролировать его, используя с его помощью магическую энергию источника, на котором был установлен алтарь.
Помимо прочего, алтарный камень позволял использовать силу алтаря на расстоянии. Само по себе это мало интересовало меня, так как этой возможностью я мог воспользоваться только пренебрегая риском раскрыть местоположение источника и алтаря силы, – так как между алтарем и алтарным камнем в момент призыва силы образовывался мощный энергетический канал, который любой маломальски сведущий маг мог почувствовать на большом расстоянии. Однако связь алтарного камня с алтарем силы можно было использовать и для того, чтобы мгновенно переместиться к алтарю практически откуда угодно, причем происходило это достаточно незаметно в магическом смысле. По сути, такое применение алтарного камня было для меня единственным действительно надежным способом сохранить доступ к источнику силы, покинув его окрестности. Поэтому я не жалел усилий, на создание алтаря. Благодаря ему, я мог считать древний дольмен и находящийся в нем источник магической энергии своей собственностью, – хотя бы потому, что контролировать и использовать его, кроме меня было вроде бы некому.
Оставшееся до отъезда время, которое мне удалось освободить от основных занятий, я потратил на то, чтобы отыскать людей, потревоживших древний дольмен. Мне без труда удалось пробудить память оставленных ими следов с помощью магии, ведь они находились у самого алтаря силы. Оставленный ими подкоп я устранил, пока создавал алтарь, следы давно стерлись, смешавшись с моими собственными, но с помощью магии, мне удалось увидеть людей, оставивших и то и другое.
Я ошибся, предположив, что это были геологи. Дольмен обнаружила компания черных археологов, больше похожих ухватками и внешностью на гопников, или урок, чем на кого бы то ни было. Изрядно покружив над тайгой в облике дрейка под прикрытием скрывающих чар, отслеживая с помощью посоха пробужденный магией след, мне удалось обнаружить эту компанию в одной из таежных деревень. За время прошедшее с тех пор, как они побывали в дольмене, они ушли достаточно далеко.
Приземлившись недалеко от деревни, я принял человеческий облик, надел плащ мага, накинул на плече ремень сумки и быстро зашагал в нужном направлении, привычно опираясь на свой короткий посох, – благодаря воспоминаниям, доставшимся мне вместе с амулетом мага, ходить что по лесу, что по тайге я мог незаметно и совершенно свободно даже без помощи магии. Поразмыслив, я на ходу наложил на себя достаточно простые, но надежные чары иллюзии, не скрывающие мой облик полностью, а изменяющие его.
Когда я вошел в деревню, сельчане увидели высокого седого старика в длинном прорезиненном плаще-дождевике, в кирзовых сапогах и с полотняной сумкой через плечо. Дед, несмотря на очень солидный возраст, был крепкий словно узловатая таежная береза, пережившая не одну бурю. На толстую суковатую палку, которую он крепко держал в правой руке, дед опирался так, что сразу было понятно, – он не раз использовал ее как оружие, отбиваясь от таежных хищников, а то и от лихих людей.
Подобный персонаж хоть и был весьма колоритным, в глухой таежной деревне не привлек особого внимания. По тем местам бродило немало народу подобной внешности. Зачастую это были ведуны и знахари, которые хоть и не владели магией, но все же были способны на большее, чем немногочисленные фельдшеры и доктора, присланные с «большой земли», – поэтому таежные жители ко всем подобным личностям изначально относились с уважением, мало ли что, вдруг придется просить о помощи.
Пока я добрался до хибары, гордо носившей название «Кафе «Таежный Уют»», засевшая там компания черных археологов успела изрядно набраться и устроить потасовку с местными завсегдатаями. Войдя в полутемный прокуренный зал в разгар драки, я получил возможность поддержать репутацию, выбранной внешности, от души огрев нескольких драчунов посохом и раскидав их по углам, после чего драка быстро затихла. По ходу дела я успел прошептать несколько заклинаний и не привлекая внимания метнуть их с помощью посоха в каждого из черных археологов, стирая из их памяти воспоминания о существовании древнего дольмена с валуном покрытым магическими знаками, – под которым они надеялись найти богатое захоронение, но быстро поняли, что ошиблись.
Поглядев на переломанную мебель и на мужиков с побитыми мордами, очумело трясущих головами, я сокрушенно покачал головой и вышел, что опять же никого не удивило. Выйдя за пределы деревни, но уже с другой стороны, я наложил на себя скрывающие чары, потом рассеял чары иллюзии, снова сбросил плащ мага, убрал его в сумку вместе с посохом и снова взлетел над тайгой в облике дрейка.
Вернувшись в родную деревню Уруса я больше никуда не отлучался. На следующий день нам нужно было уехать из деревни, чтобы успеть вернуться в Москву до конца зимних каникул. Путь нам предстоял замысловатый: вначале на похожем на калошу плавающем грузовом вездеходе вместе с деревенским почтарем до райцентра, потом оттуда на вертолете до ближайшего города где имелся более менее приличный аэродром, оттуда пассажирским самолетом до Иркутска, и только потом поездом в Москву.
За время, проведенное в поезде, я успел написать и отправить через спутнниковый модем итоговый отчет о проделанной работе. Западные деятели остались им вполне довольны, – я получил положительный отзыв, сформулированный в превосходных выражениях, – так что вернувшись домой, я с чистой совестью и с огромным удовольствием снес весь коммерческий софт имевшийся на лаптопе, который я теперь мог окончательно считать своим и перенастроил систему согласно хакерским представлениям о том, как это следует делать.
Получив очередную стипендию, я купил несколько мельхиоровых ложек. Переплавив их с помощью магии, я сделал оправу для алтарного камня. По идее, она должна была быть серебряной, но на самом деле для поддержания ее магических свойств серебра нужно было совсем немного, – того, что присутствовало в составе мельхиора, как я и предполагал, оказалось вполне достаточно. Мне очень не хотелось, переделывать очень удачный кевларовый посох, однако прикрепить к нему алтарный камень было необходимо, – ведь мне хотелось иметь возможность в любой момент переместиться к алтарю, если мне, например, начнут задавать слишком неприятные вопросы и станет ясно, что сохранить прежний образ жизни я уже все равно не смогу. Для этого алтарный камень нужно было всегда иметь под рукой, – достать его из сумки в действительно критической ситуации я бы никак не успел, – к тому же контролировать камень с помощью посоха было гораздо проще и легче, особенно если поместить амулет мага в предназначенную для него выемку на посохе. Кроме того, при наличии на посохе амулета отобрать у меня посох, а значит и ключ алтаря силы, было весьма затруднительно.
К счастью, я был далеко не первым магом, которому понадобилось надежно прикрепить что-то к своему посоху, не затрагивая его. В мире, в котором жил маг по имени Томас из деревни Боровиха, для этого чаще всего использовали весьма оригинальную конструкцию, именуемую двойной спиралью. Это действительно была спираль из двух кусков довольно толстой стальной проволоки, скрученных таким образом, что энергия упругой деформации стали оказывалась направленной к центру двойной спирали, надежно зажимая то, что вставлялось внутрь. Одна из частей двойной спирали была несколько короче другой. Ее конец упирался в паз на второй спирали, что придавало жесткость всей конструкции. Разомкнуть двойную спираль можно было, только выведя конец более короткой ее части из запорного паза. Спонтанному ее размыканию, как правило, препятствовали детали оправы-навершия, крепившейся к одетой на посох спирали, которая в свое очередь держала магический предмет, который требовалось прикрепить к посоху.
Для своего посоха я изготовил двойную спираль из мельхиора с витками, отстоящими друг от друга на палец. Длина спирали соответствовала длине посоха. Одев ее на кевларовое древко, я завел концы спирали в ушко-петлю на конце одной из двух перекрещенных полосок меельхиора, образующих собственно оправу для алтарного камня. Петли оправы могли свободно скользить вдоль спирали, не плотно прилегающей к посоху в верхней части. Заведенная на спираль четырьмя оборотами оправа надежно прижимала алтарный камень к верхнему концу посоха, одновременно ее петли не давали разойтись частям двойной спирали, замыкая ее. Сдвинув оправу по спирали на четыре оборота вверх, ее можно было откинуть на двух петлях и извлечь из нее алтарный камень, либо просто снять с посоха вместе с камнем и разомкнутой двойной спиралью. Третьей точкой крепления оправы к спирали служила мельхиоровая пластинка, заканчивающаяся не петлей, а крючком, которым оправу можно было зацепить за один из верхних витков спирали, чтобы она случайно не повернулась. В замкнутом состоянии витки спирали сжимали кевларовое древко посоха с достаточной силой, чтобы выпуклый узор на нем мог служить достаточно надежной опорой ее виткам, не позволяя спирали скользить вверх или вниз вдоль древка. Охваченный блестящей металлической спиралью и с массивным навершием из круглого серого булыжника в мельхиоровой оправе, мой посох еще больше стал похож на декоративную трость, – вычурную и претенциозную, – что было мне только на руку. Витки неплотно прилегающей к верхней части древка спирали скрыли края амулета, лежащего в предназначенной для него выемке, сведя на нет вероятность того, что кто-то может рассмотреть миниатюру, украшающую амулет. Его можно было в любой момент извлечь из под витков спирали или вернуть на место, однако боясь потерять посох вместе с алтарным камнем, я оставил амулет на древке. Маг по имени Томас учился колдовать с посохом в руках, так что мне это тоже было вполне привычно, благодаря его воспоминаниям, доставшимся мне вместе с амулетом мага и книгой заклинаний. Несколько рунных заклинаний, нанесенных на оправу (именно для их поддержания необходимо было присутствие серебра в материале оправы) облегчали управление алтарным камнем, но самым ценным их свойством было то, что они реагировали на его использование для перемещения к алтарю силы. Для того, чтобы открыть портал ведущий к месту, где алтарный камень последний раз использовался таким образом, достаточно было направить магическую энергию в одно из рунных заклинаний на оправе.
В конце весны ближе к преддипломной практике, которая должна была занять почти все лето, я получил по электронной почте приглашение поучаствовать в программе обмена для студентов-дипломников лингвистического направления, присланное из пражского университета. Естественно я очень обрадовался возможности побывать в Праге, которая издавна считалась центром европейского оккультизма, – причем вполне обоснованно, судя по тому, что мне удалось обнаружить за время собственных поисков в этой области, – но поначалу я удивился, получив персональное приглашение. Впрочем, стоило мне прочесть его повнимательнее, и я понял, что удивляться нечему. В пражском университете оккультизм давно и успешно изучали со всех сторон, в том числе и с точки зрения лингвистики. Их заинтересовал отчет о нашей с Урусом экспедиции. Урус тоже мог бы получить такое же приглашение, но он еще не был дипломником.
Прежде чем отправить письмо, подтверждающее мое согласие, я решил посоветоваться с профессором Савельевым, которому был очень многим обязан. Я боялся, что он будет против моей поездки в Прагу, на время преддипломной практики. К счастью, в данном случае, я ошибся. Когда я рассказал ему о приглашении, профессор удовлетворенно кивнул с таким видом, словно все шло именно так как должно быть. Он посоветовал мне обязательно соглашаться, если мне предложат вернуться в Прагу после защиты диплома. Заметив мое удивление, профессор грустно покачал головой и, в ответ на мой невысказанный вопрос, заметил, что никогда не страдал ложным патриотизмом, – поэтому не намерен отрицать ни того, что родная страна по-прежнему равнодушна к чистой науке (тем более к столь отвлеченным ее областям как археолингвистика) и большинство ученых с трудом сводят концы с концами, ни того, что в Европе я могу сделать гораздо больше, чем работая здесь в той же области. Мне осталось лишь согласиться с ним. Получив, фактически, благословение научного руководителя, я со спокойной душой отправил подтверждающее письмо в Прагу, но тогда я не подозревал, что это поможет мне устроить свою обычную жизнь, так же, как поездка в Сибирь помогла мне отыскать место, где я мог свободно экспериментировать с магией, никого и ничего не опасаясь.
Четыре месяца проведенных в Праге, промелькнули как один день. Много времени я провел на лекциях и семинарах, как и полагалось студенту, убедившись, что образования, уже полученного в Москве, вполне достаточно, чтобы уверенно общаться с преподавателями на уровне лучших здешних студентов, однако по здешним меркам я не могу считать себя почти состоявшимся специалистом, – для этого мне нужно было научиться еще очень многому. Однако большую часть времени я провел в залах старинных библиотек. Помимо библиотеки самого пражского университета, почти столь же впечатляющей оказалась центральная государственная библиотека, но наибольшими сокровищницами для меня стали библиотеки нескольких старинных церквей, куда мне посоветовали сходить студенты, с которыми я быстро сдружился опять же на почве общего интереса к мистике и благодаря тому, что свободно владел несколькими европейскими языками (о чешском и говорить нечего, – он достаточно близок к славянским языкам, чтобы его можно было освоить, что называется на ходу).
В период расцвета инквизиции святые отцы конфисковали множество книг, трактатов и свитков, посвященных колдовству, мистике и алхимии, однако они не погибли вместе с их авторами, или просто владельцами в огне костров, как считало большинство людей. Значительная часть всего этого осела в библиотеках церквей, под бдительным присмотром отцов-инквизиторов. Когда инквизиция ушла в прошлое и церковные иерархи несколько изменили прежние радикальные взгляды, то к чему прежде допускали только ревнителей веры в черных балахонах инквизиторов стало доступно всем, кто готов был проявить достаточное упорство общаясь с настоятелями церквей. Святые отцы по-прежнему глядели с осуждением на всех, проявивших интерес к таким книгам, но в дюз грешников уже не волокли и на кострах не сжигали. Конечно библиотекам пражских костелов было далеко до библиотек Ватикана, но и здесь можно было найти очень многое, тем более, что чешские церковники никогда не отличались трепетным отношением к святости Рима, и отнюдь не всегда оправляли в Ватикан то, что должно было попасть туда.
За три месяца работы в этих старинных библиотеках я пополнил свою коллекцию заклинаний, рецептов и описаний магических приемов куда больше чем за все время напряженных поисков во всемирной сети, хотя и они были далеко не безрезультатными. Причем находки мои были весьма разнообразны. Только часть того, что мне удалось обнаружить, относилась к средневековой европейской мистике и магии. За долгую историю Праги здесь нашли приют множество мистиков. Часть из них не были европейцами, другие учились у восточных мастеров, или просто провели многие годы в странствиях по всему свету, из которых порой привозили книги, старинные уже в те времена, совершенно невероятного содержания.
Наткнувшись на очередной магический трактат в потемневшем от времени кожаном переплете, в котором часто больше половины описанного имело реальный смысл, я настолько погружался в его изучение, что мне с трудом удавалось заставить себя оторваться от этого занятия выделив время на сон. Мне постоянно приходилось поддерживать свой организм с помощью магической энергии, но иногда этого оказывалось мало, тогда приходилось спешно готовить соответствующие зелья (благо все необходимое имелось у меня в сумке) для собственного употребления.
Когда я уезжал из Праги на винчестере моего лаптопа, с которым я работал не меньше, чем с книгой заклинаний, лежал файл законченной дипломной работы, куда более обширной, чем предполагалось вначале. Перед отъездом меня пригласил к себе декан лингвистического факультета и предложил вернуться к ним после защиты диплома. Спокойный уверенный в себе профессор-чех явно чувствовал себя неуютно, объясняя мне, что самое большее на что я могу рассчитывать, имея магистерский диплом московского инъяза это поступление по результатам собеседования на третий курс его факультета, но они будут рады, если это меня устроит, поскольку я успел проявить себя с лучшей стороны и им хотелось бы иметь у себя такого студента. Он изрядно удивился, когда я искренне заверил его, что вполне согласен с такой постановкой вопроса, – поскольку диплом моего родного института не стоит большего, – но, поняв, что я совершенно серьезен, он успокоился и уже с явным удовольствием сообщил мне, что я могу рассчитывать на бесплатное обучение и стипендию за счет грантовой программы для одаренных студентов. Следуя совету профессора Савельева, я сразу дал предварительное согласие. Это примирило меня с необходимостью на время оставить Прагу, лишившись доступа в старинные библиотеки.
В Москву я вернулся за день до предварительной защиты, но этого времени было вполне достаточно. Заканчивая дипломную работу, я все время отправлял промежуточные ее варианты профессору Савельеву по электронной почте. Имевшийся у меня окончательный вариант был тщательно откорректирован, исправлен и согласован с профессором. Оставшегося времени нам вполне хватило, чтобы уже при личной встрече еще раз обсудить каждый раздел и саму предварительную защиту.
Еще две недели ушло на то, чтобы оформить все согласно многочисленным бюрократическим требованиям, хотя на предварительной защите никто не высказал существенных замечаний, касающихся самой работы. Вся эта околонаучная казуистика была настолько изменчива, что профессор давно зарекся разбираться в ней на перед. Нам пришлось делать это вместе, по ходу дела выясняя, что считается непреложной истиной в данный момент.
После окончательно защиты я провел немало времени у профессора Савельева за приятным разговором, сопровождавшимся огромным количеством великолепного зеленого чая с домашним вареньем, изготовление которого было давним увлечением профессора. Помимо многих приятных слов в адрес своей дипломной работы, я получил несколько очень ценных советов относительно того, где еще помимо уже известных мне библиотек можно поискать интересные старые книги в Праге и других чешских городах. Профессор не раз бывал в Чехии еще во времена Варшавского Договора и знал об этой стране много такого, что могло заинтересовать лингвиста увлекающегося стариной. Мы засиделись до глубокой ночи, так что тепло простившись с профессором я отправился прямо на вокзал, несколько часов остававшихся до отправления поезда, которым я собирался вернуться в Прагу, я с комфортом провел в зале ожидания, – точнее, прекрасно подремал в пластиковом кресле, накинув на голову глубокий капюшон своего плаща. Возвращаться на квартиру, которую долго делил со Светкой и Ленкой, я не хотел, да и нужды такой не было. С девушками я нежно попрощался накануне, проведя с ними великолепную ночь перед окончательной защитой. Собирать вещи мне тоже было не нужно, все, что мне было необходимо, я давно привык всегда носить при себе, как полагается магу.
Вступительное собеседование в пражском университете прошло быстро и не доставило мне хлопот, по сути, это была формальность. Сдав свой российский диплом в канцелярию факультета лингвистики, я вновь стал студентом, что меня вполне устраивало, еще и потому, что согласно стандартам Евросоюза к которому несколько лет назад присоединилась Чехия, каждому студенту полагалась в университетском общежитии крохотная, но зато отдельная комната, – этакая квартира в миниатюре.
В ней имелось все необходимое: узкая, но достаточно удобная кровать с ортопедической рамой и матрасом, столь же удобное вращающееся кресло и довольно большой письменный стол с парой объемных ящиков. Его столешница была откидной, что позволяло несколько освободить пространство в комнате в случае необходимости, но куда важнее для меня было то, что в стене рядом со столом имелась стандартная розетка для подключения кабеля витой пары, причем за работу в интернете через сеть университетского городка студентам не нужно было платить, а скорость соединения, по сравнению с тем, к чему я привык у себя дома, была почти фантастической. Кровать тоже была выдвижной. Днем ее можно было легко убрать в стену комнаты. Кроме того, в стене имелись три встроенных шкафа. Первый – обычный небольшой шкаф-купе, предназначенный для хранения одежды и прочих вещей. Второй – шкаф-кухня офисного типа. В третьем, с герметичными дверцами, прятались прижавшись друг к другу унитаз, умывальник и душевая кабина. Причем унитаз и умывальник были смонтированы на дверцах этого шкафа, открывающихся внутрь комнаты, так что пользоваться ими было достаточно удобно.
Время оставшееся до начала семестра я провел у древнего дольмена в сибирской тайге. Получив электронный ключ-карту от своей комнаты в общежитии пражского университета, я разыскал эту самую комнату, запер дверь изнутри и благополучно переместился в дольмен с помощью алтарного камня. Студенты народ беспокойный, поэтому, если бы кому-то и вздумалось разыскивать меня до начала занятий, что было очень маловероятно, потерпев неудачу, он не стал бы поднимать тревогу.
Конечно, я мог бы поэкспериментировать с тем, чем мне удалось пополнить книгу заклинаний, пользуясь силой алтаря, но гораздо больше мне хотелось прежде всего превратить древний каменный дольмен из забытого святилища в дом, в котором можно прожить многие годы, никуда особо не отлучаясь. Может быть, причиной этого стремления было то, что маг по имени Томас, чьи воспоминания стали частью моей собственной памяти, всю жизнь прожил в деревне и дом, в котором они жили вдвоем с Изабель, был для него уютным маленьким миром, – скорее даже вселенной. К тому же, дольмен был, пожалуй, единственным местом, где я по-настоящему чувствовал себя в безопасности. Используя энергию источника, я мог в мгновение ока окружить дольмен вместе с достаточно большим участком тайги магическим щитом такой силы, что его невозможно было пробить никаким современным оружием. Подавляющему большинству магов, насколько мне было известно, такая защита тоже была не по зубам. При этом магической энергии, остающемся в моем распоряжении, несмотря на поддержку щита, должно было с избытком хватить для того, чтобы поддерживать окруженный магической защитой участок тайги в естественном состоянии, независимо от того, что творилось за ее пределами. Находясь рядом с дольменом, я спокойно мог пережить даже ядерную войну и мне хотелось иметь убежище, в котором можно было бы спокойно дождаться лучших времен даже в такой ситуации. Вместе с воспоминаниями я «унаследовал» от мага по имени Том из деревни Боровиха прежде не свойственное мне спокойствие и поистине фантастическое терпение, присущее деревенским жителям, – так что действительно смог бы прожить в своем доме очень долго, никуда не отлучаясь, возникни такая необходимость.
Важнее всего было то, что древний дольмен был достаточно большим, чтобы внутри можно было обустроить все необходимые помещения. К тому же он был по-прежнему надежен, хотя простоял многие сотни лет.
Стенами дольмена служили восемь каменных плит весьма приличных размеров и толщины. Между собой они соединялись с помощью выступов и пазов на краях. Такой способ был гораздо надежнее использования глины, или даже цементного раствора, – может быть потому дольмен простоял так долго, не покосившись даже на миллиметр. Крыша дольмена тоже состояла из восьми каменных плит, соединенных между собой точно таким же способом. В центре крыши находился камень-замок в форме плоского диска. Все треугольные плиты крыши обращенными к центру углами глубоко уходили в пазы, выдолбленные в каменном диске. Со стенами дольмена крыша столь же надежно соединялась при помощи выступов и пазов, – причем за прошедшие века на стыках не появилось ни одной щели. Изнутри крышу дольмена, видимо для большей надежности, поддерживали две скрещенные арки из массивных каменных блоков. Замком этих арок служил каменный диск, в который упирались плиты крыши.
Тщательно и без спешки осмотрев древний дольмен, я обнаружил восемь небольших квадратных окон, – по одному в верхней части каждой из стен, – выходящих наружу точно так же, как дверь дольмена. Окна были закрыты плотно пригнанными каменными плитами, но в облике дрейка мне не составило труда вынуть эти плиты и расчистить от попавшей в них земли небольшие квадратные ямы, в которые выходили окна. Конструкция дольмена изначально предназначалась для того, чтобы удерживать внутри себя большое количество магической энергии, видимо на случай повреждения артефакта-печати. Окна были своеобразной системой предохранительных клапанов для сброса магической энергии, однако их вполне можно было использовать и по прямому для окон назначению.
Из того же источника, откуда я почерпнул способ создания алтаря силы, которым уже воспользовался вполне успешно, мне было известно устройство башни мага, которую, по идее следовало возвести над алтарем силы. Про себя я сразу обозвал эту конструкцию телескопом, – сходство видимо объяснялось тем, что и для телескопа и для такой башни главной задачей была фокусировка (в первом случае света, во втором – магической энергии). Башня, как и дольмен, была восьмигранной. Ее площадь не имела принципиального значения, а вот от высоты напрямую зависела площадь, которую можно было накрыть заклинаниями с верхней площадки башни, используя силу источника магической энергии в ее основании. В центре каждого из перекрытий башни должен был находиться фокусирующий артефакт, основой которого служил массивный бронзовый диск с двояковыпуклой хрустальной линзой. С помощью таких артефактов, поток энергии направлялся от алтаря силы, который находился в подвале башни, к верхней площадке, где устанавливался второй алтарь. При этом поток энергии превращался в луч, превосходящий его мощностью тем больше, чем выше была башня мага и чем больше было в ней этажей, хотя увеличивать количество этажей, уменьшая их высоту не имело смысла, – минимально необходимое расстояние между перекрытиями было достаточно большим. Прежде всего, такие башни были нужны магам для того, чтобы подчинить себе как можно большую территорию вокруг естественного источника магической энергии. Жили они в них потому, что внутренняя начинка башни не влияла на ее магические свойства до тех пор, пока ничто не перекрывало линзы фокусирующих артефактов, вделанных в перекрытия. Вторым исключением были окна. Для того, чтобы башня нормально фокусировала магическую энергию, их приходилось закрывать массивными каменными ставнями, прежде чем использовать башню таким образом.
Мне вполне достаточно было той территории, которую я мог накрыть магическим щитом без помощи башни-телескопа. Главным для меня было то, что такой участок тайги мог стать стабильной полностью замкнутой экосистемой, зависящей только от той поддержки, которую я мог обеспечить ему с помощью магии, параллельно удерживая щит. Возводить башню я не собирался, но помещение, устроенное по тому же принципу, отгороженное каменными стенами в центральной части дольмена от остальной части его внутреннего пространства, представляло собой великолепную магическую лабораторию. Зная это, я без труда вычертил в AutoCADе план дома, все помещения которого располагались вокруг находящейся в центре лаборатории, центром которой, в свою очередь был алтарь силы.
Мне удалось соорудить небольшой но довольно действенный артефакт, представляющий собой гибрид блока питания для мощного ноутбука, в корпусе которого благополучно поместилась вся начинка, и боевого амулета, позволяющего магу метать молнии, – поэтому пользуясь лаптопом посреди тайги я мог не думать о ресурсе батареи. Подключив свой гибридный артефакт к родному блоку питания Ультры, я мог позволить себе считать алтарь силы своеобразной электростанцией.
Я мало что смыслил в строительстве, но маг по имени Томас живший в деревне Боровиха вполне мог в одиночку построить дом не хуже того, в котором жил его учитель мастер Нортон, случись такая необходимость. Знаний и навыков в этой области, доставшихся мне вместе с его воспоминаниями, оказалось вполне достаточно, чтобы, глядя на чертеж, во всех деталях представить себе новое устройство внутреннего пространства дольмена.
Я начал с того, что с помощью магии прощупал окружающую тайгу, в поисках необходимых мне материалов. Находясь у алтаря силы, я без труда мог направить свое магическое восприятие очень далеко, но все, что было мне нужно, обнаружилось достаточно близко, – в пределах той территории, которую я мысленно считал своей, поскольку мог защитить ее с помощью магии. То ли в силу каких-то неизвестных мне законов, влияющих на расположение природных источников магии, то ли просто по воле случая, дольмен был расположен очень удачно. Окружающая местность идеально годилась на роль замкнутого обособленного мирка, центром которого стала бы поляна с дольменом.
Приступив к заготовке материалов необходимых для превращения дольмена в полноценный дом деревенского мага, я тщательно следил за тем, чтобы не нанести «своей» территории непоправимый урон. Все, что природа не могла восстановить, например камень для строительства внутренних стен, я искал за ее пределами, благо в облике дрейка я мог переносить по воздуху достаточно большой груз. Для того чтобы делать это было удобнее и легче я соорудил из жил и сыромятной оленьей кожи большой мешок с завязкой у горловины и широкими прочными лямками, – эдакую огромную драконью котомку. Сделать это мне удалось достаточно быстро, приложив лишь необходимый минимум усилий и времени. Я в который раз убедился, что обладая знаниями и навыками опытного назначенного мага, причем именно деревенского, легко могу прожить в лесу или в тайге сколь угодно долго, при этом ни в чем не нуждаясь даже в человеческом облике (в облике дрейка я вполне мог с комфортом жить почти в любом природном окружении, полагаясь лишь на инстинкты и врожденные навыки, свойственные этим существам).
До начала семестра мне удалось только частично управиться с заготовкой материалов для строительства, временно превратив дольмен в склад, но я был очень доволен тем, что успел сделать и еще больше тем, что точно знал, что следует делать дальше. Спешить с перестройкой дольмена было некуда до тех пор, пока я не обзаведусь действительно собственным жильем в цивилизованных местах. До тех пор гораздо удобнее и безопаснее мне было жить в университетском общежитии, наведываясь в дольмен только во время каникул, когда никто не будет слишком активно выяснять, где именно я нахожусь.
Не смотря на то, что работать приходилось намного больше, чем прежде, – во время учебного года свободного времени у меня не всегда хватало даже на полноценный сон, – учиться в пражском университете было намного интереснее и, с определенной точки зрения проще, чем в московском инъязе. Здесь успешность студента прежде всего зависела от самостоятельной творческой работы в рамках избранной тематики исследований, а старинные библиотеки по-прежнему давали богатейший исходный материал, – так что я мог не думать о сдаче контрольных работ, для набора необходимого суммарного балла в конце семестра, просто занимаясь поиском еще неизвестных мне заклинаний и магических приемов в старинных книгах. Моя излюбленная тематика исследований прекрасно вписалась в общую направленность деятельности лингвистического факультета, которую в значительной степени определяла давняя репутация Праги как центра разнообразной мистики в старой Европе. При этом она не слишком выделялась на фоне работ других студентов, но мне не составляло труда превзойти все их старания качеством своих материалов, поскольку я мог отличить подлинную магию от бредней шарлатанов, занимающих на страницах многих старинных трактатов куда больше места, чем все остальное. Мне приходилось наведываться в древний дольмен куда чаще, чем я рассчитывал в начале, чтобы в спокойной обстановке проверить действенность своих находок, прежде чем упоминать о них в рефератах и контрольных работах, однако результат безусловно стоил связанного с этим относительно небольшого риска.
Каникулы между семестрами я, как и планировал, использовал для перестройки внутренней части дольмена. В результате эта работа продвигалась параллельно с учебой примерно с одинаковой скоростью.
Поначалу мне приходилось почти все время работать в облике дрейка. Это позволяло мне легко обтесывать большие камни, пользуясь лишь собственными когтями, обрабатывать и укладывать тщательно подобранные бревна, возводя внутренние стены-перегородки. Для соединения тщательно отесанных камней, я использовал тот же принцип, по которому крепились друг к другу стены дольмена. Выведя под крышу дольмена стены лаборатории, образующие миниатюрную восьмигранную «башню» вокруг алтаря силы, и стены-перегородки остальных помещений, уходящие от ее углов я тщательно сделал в каменных блоках арок, поддерживающих крышу дольмена, и в самих плитах крыши выемки в которые должны были войти замковые выступы верхнего рада камней. После этого я направил довольно мощный поток магической энергии из чаши силы под крышу дольмена, приподняв ее ровно настолько, чтобы уложить на место верхние камни стен. Когда я плавно перекрыл поток силы, вес крыши надежно прижал друг к другу камни внутренних стен. К тому же, опираясь на них, крыша дольмена приобрела дополнительную устойчивость и надежность.
Стены лаборатории были глухими, если не считать двери в стене противоположной входу в дольмен и восьми круглых окон, соответствующих расположением квадрантным окнам дольмена, но гораздо меньшего размера. Я потратил много времени на то, чтобы вырезать на каменных блоках стен сложный сплошной узор переплетающихся линий и символов, – своеобразный магический аналог самих стен. Закончив эту работу, я направил магическую энергию из чаши силы внутрь узора и поддерживал поток до тех пор, пока линии и символы не засветились серебристым мерцанием, видимым даже обычным зрением. Это свечение вскоре погасло, но в магическом восприятии при этом осталось прежним. Вблизи источника силы защитный узор обладал достаточной силой, чтобы удержать в пределах лаборатории все, что бы там ни происходило. Подобной ему резьбой я не жалея сил и времени украсил внутренние поверхности стен дольмена и камни внутренних стен-перегородок. На то чтобы заполнить весь узор понадобилось очень много магической энергии, но, благодаря силе источника, это заняло совсем немного времени. После этого древний дольмен обрел почти несокрушимую надежность, которой обладали башни-телескопы живших когда-то магов.
Стены дольмена с внутренней стороны я обложил тщательно оструганными бревнами, соединенными в надежный сруб. Так в родном мире мага по имени Томас из деревни Боровиха строились все дома зажиточных крестьян. Благодаря этому они были гораздо надежнее русских изб и намного уютнее каменных домов средневековой Европы.
На плотную глинистую почву, служившую полом дольмена, я уложил плотно пригнанные друг к другу квадратные дубовые брусья, наложив на них защитные и укрепляющие чары, способные сдержать гниение и проникновение в дерево влаги. Потолок я тоже сделал из дубовых брусьев, уложив их торцами в гнезда, вырезанные в камнях верхней части стен-перегородок. После этого внутренняя часть дольмена обрела деревенский уют, привычный по воспоминаниям, доставшимся мне вместе с амулетом мага. Только в лаборатории стены остались каменными, потолком служила крыша дольмена, а полом земля вокруг алтаря силы. Защитить дерево столь же надежно, как камень, было чрезвычайно трудно, если вообще возможно.
Возведя внутренние стены, я занялся обустройством мастерской, в которую выходила дверь лаборатории. К окну в стене дольмена, за которой находилась мастерская, я пристроил квадратную каменную трубу из тесаного камня. Потом тщательно и любовно сложил из каменных блоков горн, – небольшой, но позволяющий без помощи магии получить очень высокую температуру. Притащив в мастерскую изрядное количество каменного угля и самородного железа, которые мне удалось с помощью магии обнаружить в близлежащей тайге достаточно близко к поверхности, чтобы легко добраться до него, поработав когтями в облике дрейка, – я первым делом отлил наковальню, после чего занялся изготовлением необходимого мне металлического инструмента. В облике дрейка я мог работать с разогретым в горне железом просто лапами, без помощи инструментов, чем, поначалу, и пользовался во всю. Однако, изготовив кузнечный инструмент, я понял, что работать в человеческом облике мне все же приятнее и привычнее. Так мне не приходилось ничего менять в отточенных долгой практикой приемах работы, и я мог работать, не думая над каждым конкретным действием.
С помощью столярного инструмента я быстро изготовил из заранее отобранного дерева мебель необходимую в мастерской и деревянные части инструментов. Расположив инструмент в привычном порядке, я впервые почувствовал, что дольмен начинает обретать собственный домашний уют. После этого, большую часть времени, что я находился в дольмене, я проводил в мастерской, работая в основном в человеческом облике, хотя пространство, оставшееся свободным позволяло достаточно свободно работать и в облике дрейка.
Первым делом я занялся плавкой кварцевого песка, собранного на отмели небольшой таежной реки относительно недалеко от дольмена. Несколько раз переплавив полученные слитки стекла, каждый раз предварительно разбивая их и отправляя в новую переплавку только осколки без пузырьков, я получил отличное чистое стекло, пригодное даже для линз высокого качества. Оставив большую его часть про запас, для изготовления лабораторной посуды и инструментов, я раскатал несколько слитков в довольно толстые листы. Из них я вырезал шестнадцать одинаковых квадратов, которые закрепил в двойных деревянных рамах прикрепленных металлическими петлями к коробам, вставленным в квадратные проемы во внешних стенах.
Установив окна, я изготовил необходимое количество дверей, окончательно отделив друг от друга помещения внутри дольмена. Все двери я сделал деревянными, скрепив прочные дубовые доски железными полосами, концы которых изгибались образуя дверные петли. Только на вход в лабораторию я повесил дверь из цельного железного листа, наложив на него мощные сдерживающие чары. Дальше я изготовил и развесил по предназначенным для них местам на стенах масляные лампы, чтобы не зависеть полностью от магии, если понадобится осветить свое жилище в ночное время, – давала себя знать, приобретенная вместе с новыми воспоминаниями, привычка назначенного мага очень бережно расходовать магическую энергию, с которой я не собирался бороться, – и занялся изготовлением мебели, инструментов и приспособлений для магической лаборатории. При этом я не ограничивался тем, с чем умел работать назначенный маг по имени Томас из деревни Боровиха. К тому времени известный мне лабораторный арсенал мага был намного обширнее, благодаря упорным исследованиям древних книг, посвященных всевозможным разновидностям магии. Когда магическая лаборатория, центром которой был алтарь силы, обрела столь же завершенный, обжитой вид как примыкающая к ней мастерская, мне стало намного проще проверять подлинность того, что мне удавалось обнаружить в древних трактатах. Больше всего времени и усилий мне пришлось потратить на изготовление девяти фокусирующих артефактов (подобных тем, что использовались в башнях-телескопах), которые наподобие иллюминаторов батискафа закрыли круглые окна в стенах лаборатории и такое же отверстие, которое я прорезал в центральном камне крыши дольмена, – точно над чашей силы. Эти тщательно зачарованные хрустальные линзы в массивных бронзовых оправах со сложной вязью магических символов позволяли в случае необходимости пропустить силу источника магической энергии сквозь сдерживающую защиту лаборатории (которая, сама по себе, была для нее непроницаема), одновременно превратив поток энергии в луч необходимой плотности. Чтобы восстановить полную непроницаемость защиты лаборатории, достаточно было должным образом повернуть бронзовые диски оправ фокусирующих артефактов, но для пущей надежности я изготовил каменные диски, – которыми фокусирующие артефакты можно было закрыть словно ставнями, – тщательно зачаровав их. Артефакты-«иллюминаторы», направленные на окна дольмена, позволяли значительно усилить магическую защиту окружающей территории (буде мне пришлось бы установить такой щит) при тех же затратах магической энергии; а верхний «иллюминатор» лаборатории позволял колдовать на крыше дольмена, напрямую используя энергию из чаши силы. Это было необходимо для применения многих заклинаний и чар, которые в принципе не годились для использования в лаборатории. Большинство из них имели глобальный характер и огромный радиус действия, поэтому я мог применить их только используя поток магической энергии значительно ниже минимально необходимого (исключительно для того, чтобы убедиться в работоспособности заклинаний), но мне было приятно иметь возможность использовать такую магию в полную силу, если возникнет серьезная необходимость и скрытность уже не будет иметь значения.
Только обустроив лабораторию, я занялся изготовлением мебели для кухни и двух жилых помещений: гостиной, и небольшой спальни. Гостиная, которая должна была служить одновременно кабинетом и библиотекой, получилась довольно большой. Она располагалась напротив входа в дольмен за небольшой квадратной комнаткой, в которую помимо входной двери и двери гостиной выходили двери двух больших помещений, занимающих все внутреннее пространство дольмена по бокам гостиной, – просторной кладовой для хранения всех необходимых припасов и конюшни с двумя просторными стойлами, засеками для овса и сеновалом, способным вместить запас сена достаточный для двух лошадей на долгую таежную зиму. Из-за того, что центральную часть дольмена занимала лаборатория, гостиная получилась подковообразной. Один конец подковы упирался в спальню, а второй, – в кухню. Все пространство за ними занимала мастерская. Благодаря этому мне удалось обойтись одной печной трубой. К горну, находящемуся в мастерской, с одной стороны примыкала кухонная печь, с другой, – печь, предназначенная для обогрева спальни, а с третьей камин в задней стене гостиной. Из мастерской помимо лаборатории можно было попасть в гостиную и в кладовую. Две двери на кухне соединяли ее с гостиной и, опять же с кладовой. Из спальни одна дверь вела в гостиную, а вторая в конюшню, – я с самого начала задумал эти помещения как единое целое. Кроме того, все двери внутри дольмена я делал так, чтобы в них легко могла пройти лошадь. Мне очень хотелось последовать примеру мага по имени Томас, жившего в деревне Боровиха, однако в современном мире Земли, да еще постоянно мотаясь туда-сюда с помощью алтарного камня между дольменом в сибирской тайге и комнатой студента в общежитии пражского университета, я не мог этого сделать. Конюшню в дольмене я обустроил на будущее, надеясь дожить до лучших времен.
Когда в гостиной встал на свое место обширный письменный стол со множеством больших, удобно расположенных ящиков; напротив него обосновалось большое удобное кресло с высокой спинкой, в котором можно было с удовольствием провести целый день, работая со старинными книгами; а многочисленные полки начали постепенно заполняться книгами по лингвистике и различным течениям оккультизма, которые я мог позволить себе купить на студенческую стипендию, – я впервые в жизни по настоящему почувствовал прелесть домашнего уюта, прежде знакомую лишь по доставшимся мне воспоминаниям. Комната в общежитии стала для меня своеобразной прихожей собственного дома и одновременно местом, где я мог работать со всемирной компьютерной сетью. Перебравшись из Москвы в Прагу, я по-прежнему активно общался с прекрасным полом (находя для этого время в ущерб сну, или просто отдыху, но не в ущерб учебе, как было прежде), однако моя комната в общежитии не стала местом любовных утех. Я предпочитал общаться со своими подругами на их территории, что вполне устраивало и их.
К тому времени учеба как таковая незаметно подошла к концу, сменившись подготовкой к защите кандидатской диссертации, в которую перерастала моя дипломная работа, почти не отличавшаяся от первой названием и тематикой, но многократно превзошедшая ее объемом, разнообразием материала и тщательностью его обработки. Не будь в моем распоряжении алтаря силы и обустроенной вокруг него магической лаборатории, на подготовку кандидатской я потратил бы куда больше времени. Ведь все, о чем в ней говорилось, имело реальный магический смысл, что и придавало материалу четкость логичность и стройность, которых, обычно, недоставало работам, связанным с мистикой и оккультизмом.
Среди членов академической комиссии не было людей, владеющих-какой либо разновидностью магии. Мои рассуждения и выводы они привычно воспринимали как нечто сугубо отвлеченное и чисто теоретическое, но это не помешало им признать новизну, и научную ценность работы.
Не за долго до защиты, в успешности которой к тому времени никто не сомневался, меня снова вызвал к себе декан лингвистического факультета, на сей раз, предложив мне должность доцента с видом на жительство и, по истечении определенного времени, чешское гражданство, в случае успешной защиты. Я согласился не раздумывая, радуясь про себя тому, что мне не придется искать возможность остаться в Чехии вообще и в Праге в частности, где старинных библиотек и столь же старинной оккультной литературы было столько, что для одного мага с кандидатским дипломом по археолингвистике работы здесь могло хватить лет на пятьсот, даже если не считать время необходимое для собственных исследований на основе обнаруженного материала, и на преподавательскую работу, способную обеспечить небольшой, но достаточно приличный, доход и столь необходимый мне легальный статус.
Защитив кандидатскую и получив должность доцента, я перебрался из комнаты в студенческом общежитии в точно такую же, но уже в общежитии для младшего преподавательского состава. Это было очень важно для меня, поскольку фактически я жил в собственном доме, в который превратил древний дольмен в сибирской тайге, и для меня важны были не столько просторность и удобство предоставленного мне жилья, сколько то, что в квартиру преподавателя (пусть находящуюся в общежитии), в отличие от точно такого же жилья выделенного студенту, нельзя было попасть без моего согласия, или полицейского ордера.
Мне не приходилось тратить деньги на еду, – живя в дольмене среди тайги я легко мог обеспечить себя необходимыми съестными припасами, даже имея для этого минимум времени, – коммунальные платежи за преподавательское жилье были заботой бухгалтерии университета, поэтому деньги на небольшую, но уже собственную квартиру в Праге я мог собрать гораздо раньше, чем получить чешское гражданство, необходимое, чтобы купить жилье легко и спокойно. Впрочем, я не думал об этом, предоставив своему заработку оседать на банковском счету, и лишь изредка покупая те немногие из необходимых мне припасов, которые проще было купить в магазинах, чем найти в нетронутой тайге. Поначалу меня сильно раздражала необходимость отвлекаться от работы в библиотеках, или в лаборатории у алтаря силы, только для того, чтобы рассказать об истинной сути мистики студентам, которые при всем желании не смогут стать магами, – однако, поняв, что даже не рискуя вызвать у них подозрения, я могу легко вызвать у интересующихся мистикой слушателей подлинный интерес, дав им радость познания нового в интересующей их области, – я начал получать от преподавания настоящее удовольствие.
Постепенно моя жизнь окончательно обрела определенность и размеренность, почти такую же, как была привычна мне по последним доставшимся мне воспоминаниям мага, по имени Томас, жившего в деревне Боровиха. Благодаря возможности рассказывать студентам о мистике и магии с точки зрения лингвистических исследований, меня уже не тяготила невозможность открыто использовать силу, знания и навыки мага. Я начал радоваться тому, что, в отличие от назначенного мага Томаса из деревни Боровиха, у которого такая возможность была, я мог свободно расширять свои знания о магии и совершенствовать навыки их применения (пусть большей частью только работая в лаборатории), – просто потому, что в моем мире и в моем времени некому было запретить мне делать это.
Однажды, вернувшись в дольмен, чтобы провести несколько недель летнего отпуска в собственном доме, я понял, что мне будет одиноко и даже отлучки в Прагу ради встреч с многочисленными подругами, скрашивавшие мое одиночество прежде, ничего мне не дадут. Мне не хватало общества существа, – женского пола, но не обязательно принадлежащего к человеческой расе, – с которым я мог бы разделить знания, навыки и увлечение магией. Мастеру Томасу очень повезло, что кобыла, в которую он был влюблен, проявила интерес к магии и склонности, необходимые волшебнице. Это была чистая случайность. Мне не хотелось зависеть от случайностей и обстоятельств, тем более, что в моем распоряжении был куда более обширный арсенал знаний и магических приемов, часть из которых в том мире почти наверняка не была известна даже истинным магам высших степеней силы.
Среди известных мне чар были заклинания призыва существ из иных миров и измерений. Часть из них предназначалась для подчинения призванных сущностей, но были среди них и такие, что представляли собой зов, лишенный принуждения. Было среди них заклинание, – найденное мной в потрепанной инкунабуле в библиотеке старой церкви в крохотном, но очень древнем чешском городке, – посылающее такой зов в далекий мир переполненный магической энергией. Кроме этой энергии там ничего не было. Живущие там разумные существа представляли собой ее плотные сгустки. Они не обладали формой, – были столь же изменчивы, как и окружающий их мир, – но при этом, делились на два пола, соответствующие тем, которым принадлежали живые существа моего мира. Не знаю, откуда об этом стало известно автору того древнего трактата (который представлял собой список с чего-то еще более древнего) и как ему удалось обнаружить существование столь далекого и необычного мира, но сведений там было достаточно много. Из них, помимо прочего, следовало, что разумные существа этого мира, принадлежащие к женскому полу, в большинстве своем обладают характером очень близким к нраву Изабель, ставшей прекрасной спутницей магу, чьи воспоминания достались мне вместе с инициирующим амулетом. Не обладая устойчивой формой эти существа, тем не менее, способны были, оказавшись в материальном мире, без труда поддерживать почти любой облик, соответствующий их половой принадлежности, что очень привлекало меня. Однако важнее всего было то, что их благополучие целиком и полностью зависело от магической энергии. В своем родном мире они постоянно боролись за обладание как можно большим ее количеством, и победителей в этой игре было куда меньше, чем проигравших. Мне было что предложить такому существу в обмен на дружбу, общение и любовную близость, способные доставить равное удовольствие нам обоим. При этом я мог не беспокоиться о благополучии и счастье своей спутницы, оставляя ее одну в потоке энергии природного магического источника, который в мое отсутствие оказывался бы в полном ее распоряжении. Для того чтобы дать ей возможность чувствовать себя вполне свободно в материальном мире, став независимой от магической энергии, я мог использовать тот же способ, который помог Изабель обрести силу волшебницы.
Тщательно взвесив все за и против, я подготовил лабораторию (потратив на все приготовления почти сутки), встал в центре магического рисунка, начерченного на земляном полу у алтаря силы, положив руки на алтарный камень в навершии посоха, стоящего на главном связующем символе рисунка, и начал на распев читать длинное заклинание призыва, вплетая в его магию частички собственной памяти и души таким образом, чтобы зов могло ощутить только существо женского пола, чья личность могла стать продолжением моей, став при этом более полной и совершенной. На то, чтобы завершить заклинание и послать магический призыв мне понадобилось еще несколько часов.
Через несколько мгновений после того, как отзвучали последние слова заклинания, я ощутил присутствие разумной сущности, появления которой ждал, – посланное мной заклинание было не только зовом, оно открыло дорогу между мирами для ответившего на зов существа. В потоке магической энергии над чашей силы вспыхнул сгусток серебристо-белого света, видимый даже обычным зрением. Непрерывно мерцающий, текущий, меняющий форму, он был невероятно красив. Я склонил голову, в знак приветствия и мысленно произнес: «Иннеа неат, итари», – направив эти слова с помощью магии в сторону сгустка энергии. В древнем трактате, где я нашел заклинание зова, говорилось, что эти существа называют себя Итар. Существа мужского пола на их языке именовались так же, итар, существа женского пола – итари. О самом языке Итар в том трактате было сказано на удивление много, особенно учитывая, насколько трудно передать звучание ментальной речи обычным латинским письмом. Если мои знания соответствовали действительности, мысленно произнесенные мной слова в переводе звучали бы как: «Добро пожаловать, итари».
Ответом мне был мелодичный серебристый смех, прозвучавший в моем сознании. «Здравствуй, волшебник», – беззвучно произнес столь же мелодичный голос, на певучем языке Итар. Светящийся сгусток энергии скользнул в сторону от алтаря силы. Плавно и стремительно увеличиваясь в размерах, он одновременно изменил форму, при этом сам скоротечный процесс превращения был столь же красивым и гармоничным, как и сама итари. Мгновением позже она предстала передо мной в облике белоснежной кобылицы столь невероятной изящной и чувственной красоты, что я едва не потерял сознание. Магическим восприятием я по-прежнему ощущал и видел истинную природу итари, но для прочих моих чувств ее облик был вполне материальным.
Я молча улыбнулся, вложив в эту улыбку все свое восхищение, страсть и нежность, мгновенно переполнившие меня. Слова были просто не нужны. Приняв облик, наиболее сексуально притягательный для меня, итари разом ответила на все вопросы, которые я мог бы задать.
Отбросив жезл и сбросив наземь одним привычным движением одновременно и сумку и плащ мага, я шагнул к белоснежной кобылице. Нежно обняв сильную, круто изогнутую шею, я осторожно дунул в бархатные белоснежные ноздри, – затрепетавшие в ответ, словно крылья бабочки, – и с наслаждением вдохнул теплое чистое дыхание кобылы, ее ответный вздох, завершивший второе приветствие, естественное для нового облика итари. Принимая материальный облик, Итар одновременно частично менялись ментально. Начав бережно ласкать тело белоснежной красавицы, чутко трепещущее в ответ на каждое прикосновение, я вскоре позабыл, что передо мной не просто кобыла, пусть невероятно красивая, – столь естественным было поведение итари для ее облика. Я с наслаждением утонул в ласках и близости, столь любимых и привычных мне, хоть и знакомых прежде только по доставшимся мне воспоминаниям. Мне понадобилось все мастерство и опыт, обретенный за много лет их истинным владельцем, чтобы доставить итари все наслаждение, которое могла дать ей наша любовная близость. Несмотря на поведение, совершенно естественное для кобылы, моя партнерша оказалась несравненно более чувственной и уточненной, чем большинство лошадей. Тем не менее, моя первая близость с итари была близостью именно с кобылой, но едва ли не большее удовольствие, чем сама близость, доставляло мне непрерывное ментальное общение с партнершей (для итари это было естественно, а я столь же легко и не задумываясь использовал с той же целью навыки мага), в нем не было слов, – только чувства и образы направляющие мои ласки куда лучше и одновременно позволяющие мне в полной мере разделить с партнершей доставленное ей наслаждение. Когда нам обоим захотелось чего-то еще кроме неспешного поиска ласк, доставляющих каждому из нас наибольшее удовольствие, над тайгой уже занимался рассвет нового дня.
Когда мы решили лучше узнать друг друга, прибегнув к помощи слов, итари вновь приняла естественный облик и скользнула в поток магической энергии над чашей силы, а я для большего удобства принял облик дрейка и лег на брюхо у алтаря силы, положив голову на лапы. Вначале наш ментальный диалог был сравним скоростью и объемом передаваемой информации с обычным человеческим разговорм, причем довольно неспешным, но, как только итари поняла, что в облике дрейка ментальное общение было для меня почти столь же естественным как для нее самой, мысленная речь ушла на второй план, уступив место потоку образов и понятий, передаваемых напрямую.
Мою собеседницу звали Инет, – во всяком случае так звучало ее имя на языке Итар в произносимой для человека интерпретации. В своем мире она принадлежала к аристократии, но не к высшей. По меркам земного средневековья статус ее отца можно было сравнить с титулом маркиза. Соответственно жилось Инет весьма неплохо, но она не могла даже мечтать получить в собственное распоряжение поток магической энергии, сравнимый с тем, в котором купалась во время нашего разговора. Магической энергии в мире Итар было неизмеримо больше чем в мире Земли, но почти всю ее контролировала высшая знать. Все кто был ниже по своему положению, довольствовались относительно малым, а те, кого можно было сравнить с людьми лишенными титулов, часто получали ровно столько, сколько необходимо Итар для существования, лишенного какого либо комфорта. Благодаря своему положению Инет имела возможность в некоторой степени изучать магическое искусство, каким оно было в ее родном мире, но для занятий высшей магией Итар ей опять же не хватало магической энергии, которую мог предоставить в ее распоряжение отец. Тем не менее, она изучала все, что было доступно ей хотя бы в теории, с той же увлеченностью, с которой я собирал осколки магии, забытой в моем мире, изучая старинные книги. Искусство волшебницы было основным и, по сути, единственным ее увлечением, которое стало преградой на пути удачного брака, который был для нее единственной, – пускай весьма призрачной, – возможностью войти в число знати более высокого ранга. Инет обладала редкой красотой в ее ментально-энергетическом воплощении и утонченной врожденной чувственностью. И то и другое очень ценили в возможных избранницах представители высшего света Итар, для которых любовная близость была почти единственным развлечением, если исключить совершенствование в искусстве магии и переполненные жестокостью и стычками, – с ее же применением, – интриги, целью которых было завладеть некоторым объемом магической энергии, уничтожив того, кому она принадлежала прежде. В то же время, нобили Итар доверяющие окружающим тем меньше, чем выше было их собственное положение, не желали терпеть рядом с собой женщину, интересующуюся магией, – ведь она со временем могла превзойти в этом искусстве их самих и стать опасным противником. Красавицы с более низким титулом могли рассчитывать на вхождение в высший свет только обладая изрядной долей инфантильности. Подтверждением тому были четыре сестры Инет, давно и выгодно вышедшие замуж благодаря своей красоте, которой немногим уступали ей.
Пока Инет рассказывала мне все это, мы незаметно для себя перешли ту грань, где речь была уже совершенно бессильна передать смысл общения. Столь же незаметно, с разговора о мире Итар мы перешли на обсуждение магии. Инет очень заинтересовалась совершенно незнакомой ей магией, свойственной материальному миру, но еще больше ей хотелось показать мне красоту магии Итар, – изменчивой, непостоянной и многообразной, как собственная суть этой расы, – которой она восхищалась тем больше, чем больше узнавала ее. Мне этого хотелось не меньше, чем я очень обрадовал юную красавицу-итари. Чтобы дать ей возможность контролировать источник магической энергии, не потеряв над ним тот контроль, которым обладал сам, я предложил Инет наложить на нее чары, которыми маги древности обычно привязывали к алтарю силы сущности, призванные для его охраны, и в качестве слуг, задачу которых можно было сравнить с работой операторов сложных производственных, или вычислительных комплексов. Я заранее обдумал, как изменить их таким образом, чтобы исключить принуждение, превратив только в средство для полноценного управления источником и алтарем силы, контролирующим его. Объяснив Инет, как и для чего я изменил первоначальный ритуал, я убедился, что причиной ее интереса к магии был врожденный талант волшебницы. Не успев еще вникнуть по-настоящему в новую для нее магию материального мира, она, тем не менее, поняла суть моих объяснений (в основном благодаря интуиции) и спокойно согласилась с моим предложение, не просто поверив мне, а поняв, что это может дать ей очень многое, ничем не ограничив при этом.
Видоизмененный ритуал зачарованнияй сущности потребовал куда меньше усилий, времени и затрат магической энергии, чем его классический вариант. Большая часть их расходовалась на удержание призванной сущности и ее подчинение, Инет же напротив делала все возможное, чтобы помочь мне завершить ритуал как можно скорее. Предоставив юной итари связь с алтарем силы, я с удовольствием превратился из достаточно опытного, в своей области, мага в ученика, – восхищенного новым искусством, но во многом еще наивного. Мой нетерпеливый интерес радовал юную волшебницу-итари едва ли не больше, чем мощный поток магической энергии, дающий ей недоступный прежде комфорт и удовольствие, приносимое самим существованием. Она весело смеялась моим ошибкам, – хотя некоторые из них основательно испытали на прочность сдерживающую защиту лаборатории, – и с бесконечным терпением и увлеченностью искала понятия и ментальные образы, которые помогли бы мне понять суть нового магического исскусства. Когда это утомляло нас обоих, мы вновь предавались любовным утехам, наслаждаясь тем, что можем испытать близость в самых разнообразных обликах, каждый раз получая именно то, чего нам больше всего хотелось.
Кое-что из магии Итар мне удалось освоить довольно быстро, но так же быстро я поняв, что не имея возможности принять полностью материальный облик, Инет будет трудно изучить магию материального мира, а без этих знаний она вряд ли сумеет по-настоящему обучить меня привычной для нее магии, при всем нашем общем желании. Инет пришла к тому же выводу почти одновременно со мной, поэтому сразу согласилась, когда я предложил выделить часть времени, имеющегося в моем распоряжении на работу над созданием инициирующего амулета и связанной с ним книги заклинаний.
Постепенно время, которое мы проводили вместе, разделилось почти поровну между любовными утехами, попытками обучить друг друга привычной нам магии (они приносили нам удовольствие и много интересного, не смотря на то, что прямой результат был невелик) и работой над созданием необходимых Инет магических предметов. Вначале она просто наблюдала за ней, а я с удовольствием объяснял смысл и цель своих действий, – однако вскоре Итари нашла возможность помогать мне, быстро освоив роль духа-хранителя, связанного с алтарем силы, которым она была с точки зрения законов магии материального мира. Лучшего духа-хранителя история магического искусства, вполне возможно, не знала вовсе (по крайней мере на Земле), – тем более, что мне ни разу не встречались даже обрывочные упоминания о том, чтобы какой ни будь из здешних магов был в равноправных дружеских отношениях с такой сущностью. Помощь итари превратила самую сложную работу в лаборатории, прежде отнимавшую много усилий, в настоящее удовольствие, которое мы в равной степени делили между собой, но работа над парой необходимых ей артефактов все равно продвигалась довольно медленно. К счастью спешить нам было некуда.
Благодаря возможностям духа-хранителя Инет могла сохранять связь с алтарем силы и источником магической энергии на любом расстоянии от них, если находилась рядом с алтарным камнем, – поэтому мы свободно могли резвиться в тайге, или над ней, наслаждаясь обществом друг друга во многих из известных нам обличий, – при этом Итари сохраняла привычный комфорт, который давало ей большое количество доступной магической энергии. Более того, Инет могла появиться рядом с алтарным камнем, не раскрывая при этом местоположение алтаря силы так, как это происходило в случае призыва с помощь алтарного камня магической энергии источника. Даже обычный, подчиненный, дух-хранитель, связный с достаточно мощным источником магической энергии, становился грозным защитником подчинившего источник мага, – волшебница-итари в этой роли была вовсе почти непобедимым бойцом, способным защитить меня от любого врага, не рискуя собой при этом.
Эта мысль очень порадовала меня, когда по окончании отпуска мне пришлось покинуть дольмен и вернуться в свою преподавательскую квартиру с помощью малого магического портала. К тому времени мы с Инет уже убедились, что из чувства дружбы и взаимной симпатии, возникшего между нами, мы готовы сделать друг для друга куда больше, чем могли бы принудить нас сделать самые изощренные чары подчинения.
Пока я был занят преподаванием, Инет во всю пользовалась алтарем силы и тем, что могло понадобиться ей в лаборатории, осваивая высшую магию Итар, которую прежде изучала чисто теоретически. Сдерживающая защита лаборатории надежно ограждала окружающий мир от смелых экспериментов юной волшебницы-итари, тем более, что статус духа-хранителя позволял ей легко поддержать защитные чары, в случае необходимости, – так что я был совершенно спокоен за благополучие Инет в свое отсутствие.
Когда я возвращался в дольмен, наша жизнь в общих чертах текла так же, как и во время моего летнего отпуска, когда мы только познакомились. Работа со старинными книгами, которые я брал в библиотеках, и проверка подлинности того, что удавалось в них обнаружить, только делали ее интереснее для нас обоих. Инет заинтересовалась не только магией материального мира, но и лингвистикой, причем освоение древних и современных земных языков давалось ей с удивительной легкостью. Вскоре мы уже вместе исследовали старинные книги, упорно, но всегда весело, споря друг с другом о наиболее правильной трактовке громоздких оборотов, грамматических сложностей и туманных иносказаний древних текстов.
Через несколько месяцев, я закончил делать «чешуйку» для Ирнет и связанную с ней книгу заклинаний. Посоветовавшись с юной итари я в точности скопировал первоначальное содержание своей заклинательной книги, изначально предназначенное для человека (или другого существа), не слишком сведущего в этой области магии. Мы вместе пришли к выводу, что все, чем я дополнил свои познания в магии, она впишет в свою книгу заклинаний, по мере его освоения.
Когда, наконец, наступил момент, которого мы оба так ждали, Инет приняла свой естественный облик, зависнув в воздухе рядом с алтарем силы. Я взял со стола только что законченную книгу заклинаний, и послал ее по воздуху импульсом магической энергии, – в облике дрейка это не потребовало от меня заметных усилий, хотя книга была довольно тяжелой. Мерцающее белое сияние итари поглотило коричневый том вместе с прикрепленной к переплету чешуйкой, – мгновением позже оно вспыхнуло намного ярче обычного, резко увеличившись в размерах. Когда вспышка энергии, – ослепительно яркая, но не причинившая боли глазам, – погасла, я впервые увидел Инет в облике дрейки. Она весело улыбалась мне зубастой драконьей улыбкой, но я чувствовал, что она сильно обескуражена необычным для нее превращением. Невозможность чувствовать магическую энергию всем своим существом пугала ее, не смотря на то, что в новом облике это казалось ей вполне естественным, – тем не менее, юная волшебница сохраняла самообладание, радуясь удачному завершению магического эксперимента. Чтобы отвлечь ее от пугающей необычности нового состояния, я скороговоркой прошептал заклинание, перенеся нас обоих на крышу дольмена. Расправив крылья я резко оттолкнулся задними лапами и взмыл в воздух. Инстинкты дрейки возобладали над смятением разума юной итари, и Инет последовала за мной. Радость свободного полета быстро смела весь ее страх и неуверенность. Покружив над тайгой, мы вместе упали на поляну, замеченную с высоты, и предались любовным утехам, давая выход переполнившей нас радости и веселью. Прежде мы не раз любили друг друга в облике дрейков, но это было нечто иное, – не вполне материальная сущность Инет, которую в облике дрейка я чувствовал естественным магическим восприятием, – придавала нашей близости много необычных, но приятных свойств. Теперь, оказавшись в материальном облике, необычные ощущения испытывала уже Ирнет, отвечая на привычные ласки с необычайной страстью и, одновременно, с восхищением, которым всегда встречала познание нового.
В дольмен мы вернулись только глубокой ночью, но мне все равно пришлось потратить оставшуюся ее часть, помогая Инет освоить применение заклинаний, которым я пытался научить ее прежде. В облике дрейки это далось ей с великолепной естественной легкостью, порадовавшей меня, возможно, даже больше, чем радовали юную волшебницу ее достижения.
На следующий день, я должным образом справился с обязанностями преподавателя, только благодаря употреблению нескольких алхимических снадобий и поддерживающим чарам, которые я наложил на себя, но я все равно был счастлив так, как был счастлив в своей жизни только раз, – когда очнулся в запаснике библиотеки московского инъяза в облике дрейка.
Освоив все, что было мне известно о магии с той же стрмительной легкостью, с какой делала первые успехи, обретя материальный облик, Инет сосредоточила всю свою страсть и упорство исследователя на том, чтобы помочь мне освоить магию Итар, включая высшую. Я вновь стал ее учеником, и это новое ученичество потребовало от меня всех навыков и мастерства мага, приобретенных прежде, и предельного напряжения сил, хотя Инет делала все возможное, чтобы мне было легче освоить непривычное искусство, столь же многообразное и изменчивое, как и породившая его раса. Вначале мне помогали упорство и желание знать и освоить все, что связано с магией, но этого оказалось мало. Я продолжал работать вместе с Ирнет над увлекшей ее задачей, прежде всего потому, что ее искренняя радость малейшему моему успеху оправдывала любые усилия. В конце концов, мне удалось освоить простейшие приемы магического искусства Итар в той же мере, в которой я владел привычной мне магией материального мира, но что-либо более сложное в человеческом облике было для меня недоступно, хотя в нашем с Инет распоряжении имелся поток магической энергии, весьма приличный даже по меркам Итар. Тогда Инет предложила мне попробовать освоить те же приемы в облике дрейка и все началось сначала, с той разницей, что теперь простые приемы давались мне с естественной легкостью, а более сложные удавалось освоить медленно и постепенно, с тем большим трудом чем выше была их сложность. При этом запас накопленной магической энергии, доступной мне в облике дрейка, начал столь же медленно и постепенно расти соразмерно этим усилиям, хотя прежде я считал его максимально возможным.
Постепенно я свыкся с постоянной усталостью от упорных тренировок на пределе моих возможностей. Она стала казаться мне неотъемлемой частью жизни, столь же необходимой, как преподавание, работа со старинными книгами и присутствие моей спутницы итари, вполне удовлетворяющее всю мою потребность в полноценном общении. Пользуясь возможностями духа-хранителя, Инет быстро научилась в буквальном смысле смывать эту усталость мощным потоком магической энергии. Человеку выдержать такое не под силу, будь он хоть трижды истинным магом, но в облике дрейка это доставляло мне огромное удовольствие. Появляясь в университете, я всегда был в прекрасном настроении, чувствуя себя буквально переполненным жизненной силой. Скрыть это было весьма затруднительно, да я и не пытался этого делать. Студенты и коллеги преподаватели немного завидовали мне, но это не вызывало вопросов и излишнего любопытства, – потому мало волновало меня.
Я постоянно чувствовал благодарность юной волшебницы-итари, за упорство, которое проявлял в качестве ученика. Инет изо всех сил стремилась поддержать меня, – во время любовных утех ее благодарность превращалась в нежность, страсть и утонченную изобретательность, невероятную даже для итари. Чаще всего она принимала для этого материальный облик с помощью своего амулета волшебницы, но это не мешало ей менять форму столь же свободно, как она делала это естественным для итари образом, пользуясь привычными мне заклинаниями изменения облика. Прежде я не предполагал, что их возможности столь обширны, но, убедившись в этом, мне постепенно удалось сравняться в мастерстве превращений со своей спутницей.
Иногда мы проводили целые дни в тайге, предаваясь любовным утехам, или просто наслаждаясь обществом друг друга и красотой окружающей нас природы, которую современный человеческий мир еще не успел уничтожить. Во втором случае Инет чаще всего принимала облик прекрасной белоснежной кобылицы, столь восхитивший меня при нашей первой встрече. Я же принимал либо облик жеребца (постепенно мне удалось сделать его соответствующим облику моей спутницы) и тогда мы бежали рядом, либо свой человеческий облик, – это позволяло мне наслаждаться близостью прекрасной кобылицы сев на нее верхом. Нагишом по тайге ездить не всегда приятно и удобно, но плащ мага всегда выручал меня, надежно защищая тело даже без помощи магии, но не становясь при этом преградой между ним и телом лошади. Во время таких прогулок, – которые неизбежно заканчивались новой любовной близостью, – мы часто пренебрегали скрывающими чарами, полагаясь на безлюдность тайги. Иногда мы все же попадались на глаза местным, забредшим далеко от родных сел, но если они и рассказывали кому ни будь о всаднике в сером плаще верхом на белой кобыле удивительной красоты, виденном ими в тайге, – эти рассказы бесследно терялись среди бесконечного множества таежных легенд преданий и небылиц, померкнув в сравнении с ними.
Однажды вместо того, чтобы продемонстрировать мне некий еще более сложный прием из обширного арсенала высшей магии Итар, Инет сказала мне, что я наконец освоил все, чем владеет она сама и я с удивлением понял, что это действительно так, хотя я давно перестал ждать конца своего ученичества. Более того, я боялся, что Инет расстроиться, когда ей будет нечему научить меня, – однако этого не произошло. Поняв, что мы стали, наконец, равными в обоих известных нам областях магии она очень обрадовалась.
Время, которое занимали прежде мои занятия магией итари, без остатка поглотила наша повседневная жизнь, позволив уделить больше усилий всему тому, что было интересно нам обоим, помимо этого долгого эксперимента. К тому времени мне пришлось всерьез задуматься над тем, чтобы изменить облик в котором я появлялся в современном мире людей, но это не было для меня чем-то совсем непривычным. С течением времени я начал использовать заклинания иллюзии, частично меняющие мой облик, чтобы выглядеть соответственно своему возрасту.
Благодаря не столько силе, умению и знаниям мага, сколько мастерству хакера, которое я тоже совершенствовал все это время, я без особого труда скрыл свое исчезновение с прежней должности и места жительства, а обширные связи в научном мире и довольно неплохой капитал, приобретенные за время работы преподавателем на лингвистическом факультете пражского университета, помогли мне быстро и надежно устроиться на новом месте, – преподавателем лингвистики древних языков на кафедре археологии ньюеркского университета. Помимо легального статуса на ближайшие 70-80 лет и весьма неплохого заработка, это дало мне возможность исследовать весьма обширную коллекцию древних артефактов, манускриптов и книг, – собранных по всему миру настырными археологами-американцами за время существования этой страны, – среди которых имелось немало того, что представляло интерес для нас с Инет. При этом в моем собственном маленьком мире, которым были для меня мой дом, обустроенный в древнем дольмене и моя спутница-итари, ничего не изменилось. Мне все же удалось избежать судьбы одинокого изгнанника, которой я и не желал для себя.
Через некоторое время после того, как я окончательно освоил известную Инет магию ее родного мира, она заинтересовалась тем, можем ли мы передать всю доступную нам силу общим потомкам. После достаточно долгих исследований нам удалось выяснить, что для этого достаточно было близости в облике дрейков, не предваренной заклинанием, сводящим на нет крепость семени. При этом наши потомки родились бы на свет коричневыми дрейками. Магическая сущность этих существ вполне способна была легко вытеснить человеческую природу моего врожденного облика, а вот природу Итар наши потомки унаследовали бы в полной мере, как и природу дрейков. С одной стороны сущность Итар обладала достаточной магической силой, чтобы не дать подавить себя природной магии дрейков, с другой стороны она была достаточно изменчивой и гибкой, чтобы слиться с ней, дополнив материальную природу коричневых дрейков.
Однако даже имея возможность от рождения дать своим потомка достаточно совершенную природу и передать им знания и навыки магов, мы с Инет не могли пожелать им жить в том мире в котором жили мы сами, а мир, который стоил бы этого нам пока не был известен. Поэтому, убедившись, что свободны в обретении потомков, мы решили наслаждаться тем, что уже было нам доступно. Женщины Итар, как правило, не испытывали острой потребности иметь детей (Инет была именно такой), а я не хотел обзаводиться потомством прежде всего из личных убеждений чисто прагматического характера, – поэтому такое решение нравилось нам обоим.
- Идею амулетов формы я почерпнул из рассказа "Legacy of Flight"
- Реально существующий прототип природных защитных способностей (и связанных с ними особенностей строения тела) коричневого дрейка -- гигантский панголин