User:GreyDragon/RuneDragon
Крисал в ладони
…солнце сверкает в прозрачных гранях. Весь мир, стремление и надежда легко умещаются в обычном кристалле кварца, и нет ничего важнее, чем смотреть в прозрачную глубину. Нет, и не может быть.
«Почувствуй этот кристалл. Если он примет в себя твою силу, однажды ты сможешь стать магом», -- больше года тому назад странствующий маг Рейнхольм сказал тебе эти слова, положив на твою ладонь небольшой граненый кристалл кварца на тонкой стальной цепочке. Точно такой же кристалл лежал на груди у мага поверх простой дорожной мантии из грубого коричневого сукна. Он чуть светился мерцающим белым светом – светом собственной силы мага собранной за многие годы. Ты поверил этим словам. С тех пор ты зовешь мастера Рейнхольма учителем. Родители очень обрадовались, когда маг, остановившийся у вас на ночлег, решил взять тебя в ученики. Стоунвол – зажиточная деревня: прочные дубовые ворота на въезде и окружающая деревню каменная стена (давшая ей название) – наглядное тому подтверждение. Ваша семья жила не хуже других в деревне, -- много лучше, чем многие живут в городе, -- но вырастить четверых детей все же проще, чем пятерых.
Мастер Рейнхольм задержался у твоих родителей на пол года. За это время родители, следуя указаниям мага, собрали все необходимое для тебя – основательно и без спешки, как любят это делать в деревнях. Оказалось, что в добротном снаряжении мага волшебства, поначалу, немного. Добротную дорожную мантию и длинный шерстяной плащ без застежки (на вид точь в точь такие же, как у мастера Рейнхольма) легко сшил деревенский портной, легкая дорожная котомка из просмоленного полотна и несколько прочных кожаных кошелей, которые цепляют на пояс, чтобы всегда иметь под рукой разную необходимую мелочь, -- нашлись у отца в кладовке. Небольшую сумку с набором инструментов, необходимых алхимику, отцу удалось удивительно дешево купить у деревенского лекаря, которого мастер Рейнхольм назвал отличным алхимиком, заметив при этом, что тот не смог стать столь же хорошим магом лишь по неудачному стечению обстоятельств.
Как только отец купил инструменты, маг начал учить тебя основам алхимии, причем деревенский лекарь частенько помогал вам не только нужными травами, но и хорошим советом. Многое он излагал куда доходчивее и проще, чем мастер Рейнхольм. Создание сложных смесей из трав и минералов; изготовление резных заготовок для амулетов; заучивание наизусть первых простых заклинаний, похожих на удивительно плавные, ритмичные стихи на непонятном тебе языке, -- поначалу все это казалось просто игрой. Ты играл в нее с удовольствием, ведь ничего интереснее в твоей жизни все равно не было, но каждый вечер, прежде чем уснуть ты вглядывался в грани кристалла – это было куда важнее всего остального. Ты засыпал сжимая кристалл в ладони: «Почувствуй кристалл», -- звучали в памяти слова учителя, так просто и одновременно сложно. Мастер Рейнхольм был доволен тобой, он не раз улыбался радуясь твоему упорству.
Так прошло пол года. За это время маг успел научить тебя многом – дети учатся очень быстро. К инструментам алхимика присоединились инструменты ремесленника столь же необходимые магу. Под лезвием твоего ножа, повинуясь указаниям мага, добротный дубовый брус многолетней выдержки, купленный отцом у деревенского столяра, превратился в короткий (немногим больше метра длиной) посох овальной формы, похожий на прямой деревянный меч, у которого «лезвие» и рукоять имеют одинаковую толщину. Как только ты закончил полировку, маг начал учить тебя владеть посохом именно как мечом, хотя на свой посох он всегда опирался, экономя силы при ходьбе.
Когда пришло время уходить из деревни, посох, поначалу показавшийся тяжелым, стал продолжением твоей руки, о котором можно не думать до тех пор, пока он тебе не нужен. Дорожная мантия и плащ, успели стать привычной одеждой. Тяжесть котомки, висящей за плечами и длинного пояса-цепочки с привешенными к ней кошелями, -- исчезли из мыслей как нечто неизбежное.
Стояло начало лета. Вы вышли из деревни рано утром, как много раз уходили до этого, чтобы собирать травы на обширных лугах вокруг деревни, или искать коренья в ближнем лесу. Вы шли по узкой не мощенной дороге, петляющей среди лугов и леса, -- в твоей деревне ее гордо именовали «трактом», -- впереди широко шагал маг, отмечая каждый шаг левой ноги плавным движением посоха. Ты шел слева и чуть позади, двигаясь почти так же, пусть и не столь уверенно. Вечером разбили лагерь на небольшой поляне у дороги, поужинали тем, что собрали по дороге в лесу. Ты вновь сидел у костра, глядя на огонь сквозь прозрачные грани кристалла, потом уснул, завернувшись в плащ, сжимая кристалл в ладони, -- все так, как бывало прежде. Но утром вы не повернули назад, а пошли дальше по тракту. Ни прощаний, ни сожалений. Это было месяц назад.
За это время вы зашли в несколько деревень, стоящих на тракте. В каждой из них задерживались на несколько дней. Мастер Рейнхольм делал то, что можно сделать за это время: лечил тех, кому не могли помочь деревенские знахари, изготавливал по заказам крестьян зелья и амулеты, иногда зачаровывал для прочности одежду и утварь, или брался обновить чары, защищающие деревенские дома. Ты помогал ему тем, чем мог: готовил смеси для зелий, или делал те простейшие снадобья которые уже мог приготовить без присмотра учителя, иногда вы вместе делали заготовки для амулетов, или рунные узоры на утвари и одежде, -- если заказов случалось много.
По дороге мастер Рейнхольм продолжал учить тебя ремеслу странствующего мага. Все что могло понадобиться при этом было всегда под рукой, а времени пеший путь от деревни к деревне занимал достаточно много. Постепенно на твоем поясе между звеньями стальной цепочки появились первые руны: маленькие амулеты из разных материалов покрытые рунными знаками. Каждый такой амулет позволяет магу метнуть вложенное в него заклинание просто влив магическую силу, вместо того, чтобы всякий раз плести его заново с помощью жестов и слов. Длинный пояс мастера Рейнхольма, как и всякого опытного мага, больше напоминает четки.
Постепенно создание рун увлекло тебя куда больше прочего. Рунные знаки известных тебе заклинаний словно сами возникали под острием ножа, ложась на поверхность камня, дерева, или метала. Они оставались всего лишь знаками, ведь не чувствуя своего амулета-кристалла ты не мог собрать силу, которую нужно влить в руны, но учитель лишь удивленно качал головой, -- руны были сделаны верно. Вырезая руны, ты чувствовал их, так же, как иногда чувствовал простейшие зелья, которые делал сам. Твой пояс мага быстро обретал надлежащий вид, новые заклинания легко ложились в память цепочками рун, отражающих слова и жесты. С каждой новой созданной руной росло и твое мастерство.
…прозрачные грани кристалла ярко сверкают на солнце. Голова немного кружиться от аромата луговых трав, переполненных летним зноем. Чуть потрескивает пламя костра. Прозрачный кристалл, согретый теплом ладони, прежде почти неощутимый, становиться чуть теплее. Ты мысленно тянешься к нему, стремясь коснуться ласкового тепла. Дотянуться к нему легко, оно словно тянется навстречу. Коснувшись еле ощутимого, но удивительно приятного тепла, ты понимаешь, что оно заполняет собой кристалл, лежащий в твоей ладони. Этот теплый светло-серый свет – часть твоей собственной силы скользнувшая внутрь кристалла. Касаться ее очень приятно, но ощущение очень слабое. Светло-серый свет заполняет кристалл словно прозрачная дымка, которая почти исчезает, стремясь заполнить неожиданно огромный объем. Боясь утратить удивительное, ни с чем не сравнимое чувство, ты стремишься влить новую силу в кристалл. Теплая струйка светло-серого света легко устремляется внутрь кристалла. Быстро накатывает усталость. Такое бывало прежде, когда ты готовил зелья. Повинуясь движению духа, часть силы устремляется назад, но ты сдерживаешь этот поток, стремясь оставить силу в кристалле. Усталость уходит быстро. Тебе не привыкать к ней. Ты открываешь глаза. Кристалл в твоей ладони теперь мерцает внутренним светом. Он стал теплее на ощупь, хотя тепло остается слабым. Это не имеет значения. Теперь ты можешь зачерпнуть силу, собранную в кристалле, или влить силу в кристалл. Ты сделал то о чем просил учитель. Хочется сказать ему об этом, но что-то сдерживает тебя. Нужно сделать что-то еще. Что-то не так с кристаллом. Пытаясь понять, что именно, ты смотришь на свой кристалл, привычно ища взглядом место, где должен начинаться первый символ новой руны. На кристалле мастера Рейнхольма нет рун, но это не имеет значения. Ты знаешь, что твой кристалл должен выглядеть немого иначе.
Ты снимаешь с шеи цепочку. Пальцы привычно ложатся на рукоять ножа, лежащего в ножнах на поясе. Ты не боишься ошибки. Ты создал достаточно рун, к тому же свой кристалл ты чувствуешь куда лучше, чем любую из созданных тобой рун. Ты не знаешь нужного заклинания, но это не имеет значения, -- на кристалле не будет рун.
Кончик ножа привычно скользит, повинуясь движению руки, вдоль линии рисунка, или скорее образа, постепенно возникающего в сознании, оставляя глубокие канавки, -- не на поверхности, а в толще кристалла. Кристалл, наполненный твоей силой, словно повинуется твоей воле, позволяя сделать нужный рисунок. Закончив рисунок, ты возвращаешь нож в ножны. Теперь в прозрачном кристалле застыл рисунок дракона, севшего по-кошачьи на хвост и красиво расправившего крылья: передние лапы подняты перед грудью, ладони дракона словно скользят по поверхности невидимой сферы, пасть слегка приоткрыта, -- словно выдыхая вместе с пламенем слова заклинания. Образ лишен деталей, словно подернут дымкой, но ты знаешь, -- так должно быть. Со временем дымка исчезнет…
…маг бережно берет протянутый тобой кристалл, держа его за цепочку. Несколько мгновений он рассматривает туманный образ в кристалле, потом возвращает его тебе. Надев цепочку на шею, ты вновь чувствуешь себя уверенно и спокойно – так, как никогда прежде. «Ты молодец, но мне очень жаль тебя, мой мальчик», -- маг улыбается задумчиво и действительно немного грустно. «Но почему, учитель?», -- ты счастлив как никогда прежде, но чувствуешь, что маг прав. «Таких как ты иногда называют «заблудившаяся душа». Образ в твоем кристалле -- твоя вторя, -- истинная форма. Она намного важнее первой. Энергия, которую ты соберешь для своих заклинаний, будет накапливаться не а кристалле, а в твоей второй форме, постепенно пробуждая ее к жизни.», -- маг задумался, словно вспоминая то, что выучил когда-то давно и так же давно не вспоминал. «Значит со временем я смогу становиться драконом?», -- ты чувствуешь, что знаешь ответ гораздо лучше того, кому задаешь вопрос. «Сможешь, конечно. Вся беда в том, что мы живем в мире людей и выбор твой невелик: искать мир в котором живут драконы, или остаться здесь оставаясь человеком, хотя это будет тем менее приятно для тебя, чем сильнее будет становиться твоя истинная форма. Что бы ты ни выбрал, мне жаль тебя: первый путь опасен и ведет в неизвестность; выбрать второй – означает отречься от самого себя», -- тебе становиться очень грустно, потому, что учитель прав, и ты знаешь это.
Я снова проснулся от странного чувства: радости и предвкушения свободы и вместе с тем задумчивой грусти. Это чувства из моего сна – чувства того парня из средневековья, ученика странствующего мага Рейнхольма. Пожалуй именно так должен чувствовать себя дракон оказавшийся в мире людей, впервые осознав кто он такой. «Потерянная душа», -- так сказал маг. Его лицо все еще стоит перед глазами: обветренное загорелое с ясными темно-карими глазами, словно лучащимися внутренним светом задумчивой и удивительно белозубой улыбкой (сейчас мало у кого встретишь такую несмотря на весь прогресс химии и понятий гигиене), -- задумчивой и немного грустной.
Этот сон сниться мне вторую неделю. Предельно детальный и яркий он не похож на все прочие сны, какие я видел прежде. Слишком много деталей которые я никак не смог бы придумать, ни сознательно, ни подсознательно, -- этот сон куда больше похож на реальную жизнь, причем жизнь весьма интересную. Не знаю, как получается, что я успеваю каждую ночь прожить во всех подробностях полгода чьей-то очень насыщенной жизни и при этом просыпаюсь каждое утро прежде чем зазвонит будильник и чувствую себя отдохнувшим. Впрочем, это меня не очень интересует, по крайней мере, сейчас. Мне очень нравиться быть учеником мага. Каждый раз проваливаясь в этот сон я напряженно стараюсь запомнить все наставления мага, но в следующее мгновение забываю о том, что для меня это только сон, который я уже видел, и просто живу, пока сон не закончиться. А он все повторяется раз за разом, словно давая мне запомнить все до мельчайших деталей. Не будь сон таким интересным, я пожалуй начал бы нервничать.
Противно задребезжал старый механический будильник. Пора вставать. «Слава, вставай», -- словно в подтверждение раздаться из-за двери мамин голос. «Уже встал», -- открываю глаза и рывком вскакиваю с постели. Кажется сегодня у нас будет первый урок по новому предмету, при чем что-то связанное с магией. Интересно кто же будет его преподавать. Среди преподавателей магов вроде бы нет. В конце концов это не институт (тот же полихет, например). Многие хорошие инженеры, в добавок, сильные маги. Там таких преподавателей навалом, но у нас обычная школа. Ладно там будет видно. Интересно, пригодятся ли мне наставления мастера Рейнхольма, -- все то, чему я учился во сне. Если считать каждую ночь за полгода, то получаться, что все это я изучаю уже сем лет. В реальной жизни, срок весьма солидный. Не знаю как на счет снов, но помню я все изученное, пожалуй, даже лучше, чем все то, что нам целых девять лет вполне реально преподавали в школе. В достоверности знаний полученных от средневекового мага (придумать все это столь подробно и реалистично я однозначно не мог, значит следует считать именно так) сомневаться тоже не приходиться. В конце концов, именно в тот период истории классическая магия достигла своего расцвета в чистом виде, если в школьных учебниках истории никто ничего не перепутал. При чем именно странствующие маги, вроде того же мастера Рейнхольма, развивали именно классическую магию. Маги жившие в больших городах (их еще называли «магами башен») уже тогда имели в своем распоряжении достаточно совершенные лаборатории и постепенно с создания все более сложных магических артефактов и алхимических составов переключились на исследования положившие начало современной науке. Магам всегда не хватало личной магической энергии. Причем городские маги всегда чувствовали это куда более остро, ведь чем богаче были их заказчики тем сложнее и многочисленнее были заказы (в конце концов много ли нужно от мага крестьянину). Даже самым сильным и искусным из магов все время приходилось искать новые способы выполнять поступающие заказы, тратя как можно меньше магической энергии на каждый из них. В то же время обилие дорогих заказов давало башенным магам деньги на сложные и дорогие исследования, положившие начало, с одной стороны, современной науке в чистом виде, с другой стороны, -- техномагии (современной разновидности магического искусства, существующей на границе науки и классической магии благодаря их одновременному развитию). Эх, слышала бы сейчас мои мысли наша учительница истории, она точно была бы довольна. Впрочем, этот период истории я всегда изучал с удовольствием, за что и получал вполне заслуженные пятерки.
Первый урок новой дисциплины со странным названием «основы магического воспитания» оказался непривычно торжественным и, в то же время каким-то напряженным. Старшеклассники которым остался всего год до окончания школы – народ наглый и довольно самоуверенный. Ни я ни мои одноклассники исключением не были. Но сейчас весь класс сидел непривычно тихо, почти не шевелясь. Начать с того, что нас собрали в помещении спецкласса примыкающего к самой дальней части мрачноватого бункера ГО в подвале школы. Бронированная дверь и массивные железные шкафы блоков «малого стационарного комплекса полевой защиты» (как гласила табличка на одном из этих шкафов), были отнюдь не новыми, но в отличи от того же бункера ГО имели ухоженный вид. С первого взгляда было понятно, что все это работает ни чуть не хуже нового, а может даже и лучше. Конструкции под потолком спецкласса, напоминающие сложные антенны направленные на помещение внизу как то сразу отбивали охоту что ни будь открутить или включить «ради прикола». Поэтому мы сидели смирно, но это не мешало обычным разговорам и галдежу. Пока не появился учитель.
Николай Максимович Ветров всем кроме старшеклассников и учителей известен только как учитель физики и руководитель школьного радиокружка. То что он еще вдобавок к этому магорук школы (термин мне сразу не понравился, в нем чувствуется нескрываемое пренебрежение даже презрение, и вместе с тем желание загнать нашего преподавателя магии в привычные рамки заодно с физруком и преподавателем гражданской обороны) не афишировалось никем, включая его самого. На уроках физики мы привыкли видеть его в строгом сером костюме, поверх которого он надевал синий рабочий халат если занятия шли в физкабинете или в мастерской радиокружка. На сей раз вопреки обыкновению он вошел в класс при полном снаряжении странствующего мага. В коричневой мантии с широкими рукавами и глубоким капюшоном, аккуратно откинутым на спину, подпоясанной «рунным поясом» (похожим на длинные четки с разномастными бусинами, несколько раз обернутые вокруг талии и завязанные спереди узлом), -- наш школьный маг казался ожившей гравюрой из учебника средневековой истории. При чем именно в этой необычной одежде старинного покроя он явно чувствовал себя куда более комфортно, чем в преподавательском костюме, навязанном ему современностью. Единственным явным отличием от средневековых гравюр был посох. Вместо овального деревянного посоха, напоминающего формой прямой меч без выраженного лезвия, в правой руке Николай Максимович столь же уверенно сжимал тонкую металлическую трубку из нескольких телескопических звеньев, напоминающую удлиненный вариант старинного китайского оружия с малоприятным названием «жезл смерти» (позже я опознал в этой конструкции стандартный телескопический жезл армейского мага)
Разговоры мгновенно стихли. Все уставились на улыбающегося физика разве что не открыв рты. Николай Максимович явно был счастлив. Мне он всегда нравился. Если кому-нибудь физика и радиоэлектроника нравятся так же как мне, такой преподаватель просто не может ему не понравиться. Он – фанатик своего дела в лучшем смысле этого слова. Он сумел заинтересовать физикой даже тех из моих одноклассников, кто куда больше годился скажем в биологи, или языковеды. Теперь мы увидели его тем, кем он был на самом деле, -- искусным и сильным магом, влюбленным в свое искусство и считающим (не без веских на то оснований) современную науку лишь наиболее новой и наименее развитой его частью которой еще предстоит достигнуть вершин развития.
Николай Максимович молча уселся за стол, неуловимым движением сложил свой телескопический посох и заткнул его за пояс у правого бедра (там, где полагалось бы носить меч). Он еще раз с улыбкой оглядел класс, потом привычно поздоровался с нами. Не задумываясь, о том, что делаю, я чуть поклонился и ответил «здравствуйте мастер». Николай Максимович удивленно приподнял бровь но ничего не спросил, приняв мой ответ как должное. К моему удивлению, та же ответил весь класс, изрядно порадовав нашего школьного мага. Удовлетворенно кивнув, Николай Максимович начал нечто вроде вступительной лекции.
«Те из вас кто хорошо знает историю средневековья, безусловно понимают, что современная наука лишь часть магического искусства. Но если кто-то из вас действительно хочет стать настоящим магом, он должен одинаково хорошо владеть искусством магии в ее классическом понимании, знаниями современной науки, и тем, что называют сейчас техномагией. В то же время очень важно знать основные точки соприкосновения этих трех обширных дисциплин, и начинать их изучение именно с этих точек, параллельно углубляясь во все три области. Таким образом, вы не только сэкономите время и силы, но и обретете максимально гармоничные знания и навыки, дополняющие друг друга. Мы с вами смело можем считать, что судьба на нашей стороне. Поскольку одна из основных точек пересечения и взаимопроникновения науки и классической магии, лишь относительно недавно сформировалась как научная дисциплина. Это теоретическая и экспериментальная физика поля, в частности, радиофизика. С точки зрения техномагии это сводная теория поля, изучающая магические явления методами физики поля, или, при необходимости, использующая искусство магии для изучения явлений физического взаимодействия полей и получения необходимых эффектов там, где их невозможно пока получить методами и средствами известными чистой науке. Конечно, современную химию можно, в какой то степени, считать дополнением и продолжением алхимии, но пример сводной теории поля как точки пересечения науки и магии гораздо более нагляден и корректен. Вот почему тем из вас, кому, рано еще изучать магическое искусство, я преподаю физику и радиоэлектронику. Но теперь все вы собрались здесь, а это значит, что я имею полное право учить вас именно магии. Для присутствующих здесь молодых людей, которым скоро предстоит срочная служба в армии, замечу, что именно армия сейчас активнее всего готовит магов. Причем весьма неплохих. Удручает чрезмерный уклон в боевое применение магии и техномагии, но сейчас наша страна, к счастью, ни с кем не воюет, так что вы вполне спокойно можете расценивать службу в армии как возможность получить отличную подготовку магов, готовых применить свое искусство на практике, причем в любых возможных условиях, включая наиболее трудные. Следует отметить, что если я не сумею научить вас тому, что вы уже должны знать как начинающие маги, явившись на призывной пункт, мне крепко влетит от военного начальства и это будет более чем правильно, хотя чему можно научить всего лишь за два года», -- маг притворно вздохнул, пряча улыбку. Его глаза говорили, что научить можно многому. Если судить по тому, чему научил своего ученика мастер Рейнхольм всего за полгода, то так и есть. Вряд ли наш школьный маг уступает в мастерстве мастеру Рейнхольму, магию он наверняка будет преподавать еще лучше, чем физику. Правда, ученику средневекового мага не приходилось отвлекаться на изучение многих дисциплин, которые считают обязательными сейчас, хотя они бесполезны, что для ученого, что для мага, -- с этим ничего не поделаешь.
«По сему, не будем терять время», -- Николай Максимович опять улыбнулся всем нам и с видом заговорщика достал из ящика стола внушительную деревянную коробку. Я знал, что увижу внутри, но сердце все равно сжалось от волнения.
Николай Максимович открыл крышку. Внутри на деревянных полках-вкладышах обтянутых ворсистым сукном лежали небольшие кристаллы прозрачного кварца. Все огранены одинаково тщательно, одного размера и формы. У верхнего тупого конца поперек каждого кристалла просверлен тонкий канал в который продета стальная цепочка.
Я оглядел неуверенно притихший класс. Кое у кого глаза вспыхнули предвкушением и надеждой. В них словно на мгновение вспыхнул мерцающий свет магической силы, которой будут мерцать их кристаллы. Они достаточно хорошо знали историю средневековья, чтобы понять, что видят перед собой. Но большинство не только не понимали, что происходит, -- они и не пытались понять. На мгновение мне стало грустно, но, вспомнив как постепенно загорались глаза у девчонок, прежде люто ненавидевших физику, я мысленно улыбнулся. Пожалуй, армия получит штук сорок боевых магов, причем далеко не слабых.
Когда Николай Максимович, пригласил нас подойти к столу, я почти вскочил на ноги и резко шагнул вперед. Первый кристалл, вынутый из коробки, лег мне в ладонь. «Почувствуй этот кристалл. Если он примет в себя твою силу, однажды ты сможешь стать магом», -- произнес Николай Максимович, эхом повторяя слова средневекового мага. Мгновением позже я понял, что мне сложнее этого не сделать. С одной стороны я не хотел обижать быстрым успехом тех одноклассников, кто уже сейчас стремился стать магом, с другой, нужно было избежать вопросов. Я собирался рассказать Николаю Максимовичу о своем странном сне, но не сейчас и не здесь. С трудом сдержав желание сразу потянуться к кристаллу я кивком поблагодарил учителя, одновременно давая понять, что услышал его слова, и молча вернулся за парту, стиснув кристалл в ладони. Подумав немного, я спрятал его в карман. Стало немного легче.
Николай Максимович начал объяснять роль этих кристаллов в искусстве магии. Я слушал его с жадным вниманием, ведь мастер Рейнхольм не рассказывал ни о чем подобном. В моем необычном ученичестве у средневекового мага было мало чистой теории.
То, что рассказал тогда Николай Максимович не стало для меня новостью, в общих чертах все это я уже знал, или догадывался о чем то подобном, но от этого его великолепный рассказ не стал менее интересным. Суть его сводилась к тому, что человеку трудно самостоятельно накапливать магическую энергию, хотя какая-то часть его сущности все время производит эту энергию. Все дело в том, что внутри человеческого существа, точнее магической его составляющей, магическая энергия находиться в динамическом равновесии. Ее вырабатывается ровно столько нужно для поддержания естественного уровня, который сам по себе ничтожен. Его может хватить лишь на создание относительно слабых амулетов и многих алхимических зелий. Первый шаг в развитии магии сделали шаманы и алхимики, но развитие классической магии началось в тот момент, когда кто-то из этих самых шаманов, создавая очередной амулет, намеренно, или случайно создал тот самый амулет-накопитель. По иронии судьбы он оказался проще многих других: кристалл обыкновенного прозрачного кварца, для качества амулета имеют лишь значение качество кристалла, определенный размер и огранка. Когда этот крайне везучий шаман сумел вдобавок дотянуться до кристалла и влить в него часть своей силы (следует отметить, что, скорее всего, не обошлось без помощи других амулетов и зелий способствующих трансу, которыми шаманы пользовались куда активнее магов, хотя это небезопасно), он получил в свое распоряжение накопитель магической энергии весьма внушительной емкости. В последствии оказалось, что если маг сливает большую часть энергии в один и тот же кристалл то его «объем» медленно но неуклонно растет, так что объем энергии, которую маг может накопить в таком кристалле зависит лишь от его силы, бережливости и упорства. В терминологии классической магии такой кристалл принято называть «основным амулетом мага». Во всем, что касается прямого применения магической силы, этот амулет незаменим. Он намного важнее не только любого из двух других артефактов, составляющих вместе с ним основное снаряжение мага (посоха и рунного пояса), но и знания заклинаний. Именно кристаллы-накопители позволили первым магам взяться за создание классических заклинаний. Знания шаманов и алхимиков, часто, куда больше мешали, чем помогали им. Те, кто боялся рисковать интуитивно применяя накопленную магическую энергию стали основоположниками, искусства, соответственно, магов-алхимиков и магов шаманов. Первые опирались на знания и опыт алхимиков, используя для формирования своих заклинаний не слова мыли и жесты а алхимические смеси и зелья, ставшие своеобразным «языком» этой разновидности магии. Вторые полагались на опыт шаманов, используя как формирующий фактор различные амулеты. Наследием этой разновидности протомагии можно считать посохи и рунные пояса современных магов. Хотя возможности амулетов магов-шаманов уступали и тому и другому, поскольку эти артефакты основаны на принципах классической магии, главные отличия которой от протомагии – гибкость, универсальность и независимость от ингредиентов и артефактов (исключая «основной амулет мага»). Классическую магию создали те, кто пытался оперировать магической энергией при помощи лишь воли и разума. Многие платили за это жизнью. Те кто добивались успеха, шли к нему разными путями и достигнув цели, не знали, как прошли этот путь. Таких, впоследствии, назвали колдунами. Вдохновенные импровизаторы, бесстрашные и яростные бойцы (никакой бой не может сравниться с опасностями на пути чисто интуитивного применения магии), они однако не были учеными. Те кто, не побоявшись экспериментов с магической энергией, сумели формализовать свои действия при помощи слов и жестов, создав первые заклинания, -- стали волшебниками. Позже те, кто сумел соединить эти знания с древним опытом алхимиков и шаманов, -- стали первыми магами.
Николай Максимович настолько красочно и подробно описывал эксперименты и трудности создателей первых заклинаний, что все происходившее в башнях средневековых волшебников словно воочию вставало пред глазами без всякой помощи магии. Захвачены рассказом были все. Когда Николай Максимович закончил свой рассказ, глаза моих одноклассников, казалось, горели стремлением древних магов, сметающим на своем пути страх, усталость, и горечь многих прежних неудач.
Первые его слова о том, как следует начинать попытки дотянуться до кристалла-накопителя, все, -- включая меня самого, -- встретили с жадным вниманием. Я в который раз поразился искусству преподавания нашего школьного мага, но, то, что он тогда рассказал нам, поразило меня куда больше. Прошедшие столетия изменили не только само древнее искусство магии, но и путь, ведущий к его вершинам. То, что для мастера Рейнхольма ограничивалось к словами: «почувствуй кристалл и однажды ты сможешь стать магом», -- Николай Максимович представил как строгую формальную задачу. Остаток урока ушел на изучение принципов формализации магических задач и соответствующей их записи. Эти принципы оказались во многом схожи со способом записи задач в физике, химии и математике. Те, кто в прежние годы не раз проклинал все на свете, пытаясь добиться настоящего понимания этих принципов (которого Николай Максимович требовал от нас неуклонно, не взирая на любые протесты), теперь улыбались вместе с учителем. Прежние мучения и усилия вдруг обрели ценность и практический смысл.
Я наслаждался происходящим, пожалуй, даже больше других. Во-первых, решение задач классической тройки точных наук (математики, физики и химии) всегда было для меня любимым занятием. Во-вторых, мне было с чем сравнивать. Мое необычное ученичество у мастера Рейнхольма дало мне возможность по-настоящему оценить совершенство современного метода решения главной задачи начинающего мага.
К концу урока кристаллы вспыхнули у всех без исключения. Теперь я чувствовал себя неуютно, не решаясь присоединиться к остальным. Когда весь класс застыл, погрузившись в новое для них ощущение, которое дает связь с основным амулетом, я сделал почти единственное, что мог сделать в такой ситуации.
Потихоньку, чтобы не потревожить соседа по парте, я встал из-за парты, подошел к учительскому столу и шепотом попросил у Николая Максимовича штихель. Я ожидал вопросов, но Николай Максимович только задумчиво посмотрел на меня, молча кивнул и развязал один из кожаных кошелей привешенных к поясу. Достав оттуда небольшой металлический футляр, он, так же молча, протянул его мне. Ответив полу кивком полупоклоном, я взял столь необходимый мне инструмент и вернулся на свое место.
То, что произошло потом, заняло едва ли пол минуты. Достав из кармана свой кристалл, я сжал его в ладони, наконец, позволив себе потянуться к нему. Кристалл послушно вспыхнул неярким светло-серым светом, приняв в себя частицу моей силы. Подавив желание на некоторое время погрузиться в ощущение связи, я извлек из футляра штихель. Круглый стержень металлической рукоятки, покрытый крестообразной насечкой, удобно лег между пальцами. Я лишь успел подумать тогда, что чертить руны штихелем куда удобнее, чем ножом. Потом чувство незавершенности, несовершенства, моего кристалла-накопителя растущее с каждым мгновением с момента активации амулета заставило меня отбросить все посторонние мысли. Повинуясь этому чувству, я коснулся поверхности кристалла острием штихеля. Через некоторое время, показавшееся мне одновременно вечностью и мгновением в прозрачном кристалле кварца обозначился образ дракона, готового метнуть заклинание, -- точно такой же, как в моем сне. Я любовался им несколько мгновений, потом спрятал штихель в футляр и вновь подошел к учительскому столу.
Николай Максимович взял мой кристалл за цепочку, несколько мгновений всматривался в образ дракона, потом молча вернул мне кристалл и внимательно посмотрел на меня. В его глазах я прочел слова мастера Рейнхольма, слышанные мной много раз. Николай Максимович, видимо понял, что я уже знаю все, что он собирался сказать, потому, что он промолчал. Словно в ответ на мою мысль о том, что нужно обязательно рассказать о своем странном сне, он сказал, мгновением позже, тихо и немного задумчиво: «приходи ко мне после уроков, Слава». Я молча кивнул в ответ и протянул ему футляр со штихелем. Николай Максимович взял футляр и спрятал его обратно в кошель на поясе, но мыслями он был далеко.
С трудом дождавшись конца уроков я отправился к Николаю Максимовичу. Дорогу я знал прекрасно. Николай Максимович часто приглашал нас к себе домой, если на уроке не хватало времени разобраться с какой ни будь сложной задачей, или нужно было помочь кому-то до конца понять то, что разбирали на уроке.
Я ожидал вновь увидеть Николая Максимовича в мантии мага, но он встретил меня в обычной одежде. Пригласив меня в гостиную, он пошел на кухню заваривать чай. Когда мы устроили друг против друга в старых массивных креслах, мне стало казаться, что я пришел поговорить с учителем о решении какой ни будь физической задачи, или о новом электронном блоке, который собирался спаять в школьной лаборатории, -- как бывало прежде много раз, -- но, вместо этого, я рассказал Николаю Максимовичу о своем сне.
Он слушал очень внимательно, не задавая вопросов, только иногда хмурился, или молча кивал своим мыслям. При имени мастера Рейнхольма его брови взлетели вверх, а в следующее мгновение он, все так же молча, удовлетворенно кивнул, словно имя средневекового мага многое объясняло. Когда я закончил свой рассказ, Николай Максимович начал задавать вопросы, четко и коротко, словно на годовом экзамене по физике, только на сей раз вопросы касались магии, -- того чему успел научить своего ученика за пол года средневековый странствующий маг. Я отвечал так же коротко, как на экзамене, постепенно убеждаясь, что отлично помню все уроки мастера Рейнхольма. Николай Максимович лишь удовлетворенно кивал. Это окончательно убедило меня в правильности навыков и знаний, полученных столь необычным образом.
Через пол часа Николай Максимович встал и вышел, попросив меня подождать в гостиной. Прислушиваясь к звуку шагов, я пришел к выводу, что он зашел в кабинет. Николай Максимович жил один в обычной трех комнатной квартире, поэтому третью комнату (по замыслу строителей она должна была служить детской) он использовал как кабинет.
Через несколько минут Николай Максимович вернулся в гостиную, держа в руках два сложенных телескопических жезла. Один из них он протянул мне. Взяв в руки металлическую трубку, я удивился ее неожиданной легкости. Николай Максимович объяснил, что это стандартные армейские боевые жезлы и сделаны они не из стали, а из титанала (сплава титана и алюминия). Жезл удивительно удобно лег в ладонь. Нащупав пальцами рычажок фиксатора, я нажал на него, одновременно резко взмахнув жезлом. Раздался тихий щелчок и жезл принял боевое положение. Николай Максимович удовлетворенно кивнул, и отошел к противоположной стене гостиной. Приведя свой жезл в боевое положение, он занял хорошо знакомую мне стойку: Руки на верхнем сегменте жезла (правая впереди левой), рукоять жезла напротив пряжки ремня, кончик – на уровне лица, правая нога выдвинута немного вперед, стопа левой чуть приподнята над полом. Я молча занял такую же стойку. Николай Максимович несколько мгновений наблюдал за мной, потом чуть заметно кивнул, и сделал плавный выпад жезлом. Я легко повторил движение. Через пару минут, убедившись, что мое тело помнит уроки средневекового мага не хуже разума, Николай Максимович осторожно пошел в атаку.
Закончив короткий спарринг, Николай Максимович отвесил мне легкий поклон, одним движением сложил жезл (нажав пальцем на рычажок фиксатора и нажав на концы жезла ладонями) и заткнул жезл за пояс. Мне удалось повторить это движение с первого раза, чему я очень обрадовался. Николай Максимович удовлетворенно кивнул и пригласил меня в свой кабинет. Прежде мне приходилось бывать только в гостиной, или на кухне. За массивной деревянной дверью я увидел то, что ожидал: небольшую лабораторию ученого-мага. Персональный компьютер, генераторы сигналов и осциллографы мирно соседствовали с ретортами, колбами и заготовками для амулетов. Вначале Николай Максимович попроси меня приготовить несколько простых алхимических смесей и сделать заготовку для защитного амулета. Я легко справился с этой задачей. Работа казалась привычной. К тому же, она мне нравилась. Потом дело дошло до рун. Нанося тонкие линии на первую заготовку, я почувствовал знакомое удовольствие от занятия любимым делом. Внимательно осмотрев первую сделанную мной руну, Николай Максимович предложил мне сделать еще. К моему огромному удовольствию у него нашлось предостаточно самых разнообразных заготовок для рун. Некоторое время Николай Максимович просто молча наблюдал за мной. Я работал тщательно и без спешки, но аккуратная шеренга готовых рун на рабочем столе росла удивительно быстро. Когда Николай Максимович, наконец, отвлек меня от любимого занятия, я с удивлением обнаружил, что на столе уже лежит по готовой руне каждого их известных мне заклинаний. Еще раз осмотрев сделанные мной руны, Николай Максимович утвердительно кивнул своим мыслям: «рунный дракон», -- произнес он в пол голоса, скорее размышляя в слух, чем обращаясь к кому либо.
Николай Максимович достал из шкафа длинную стальную цепочку – основу рунного пояса, и протянул ее мне. Взяв цепочку я кивнул в знак благодарности и начал собирать пояс. Николай Максимович еще некоторое время молча наблюдал за моей работой. Потом, видимо убедившись, что рассказ мне не помешает, он рассказал мне кое-что о моем сне. Из этого рассказа выходило, что мой сон-ученичество – явление редкое, но не уникальное. Такое случалось и раньше, причем все известные случаи связаны с учениками магов. Природа этого явления почти не изучена (случаи слишком редки), но сторонники теории реинкарнаций считают их ее подтверждением. В пользу этого предположения говорит и определенная общность ситуаций в снах и реальной жизни тех, кому они сняться. В моем случае основных связующих звеньев два: моя вторая форма и мой учитель. Николай Максимович как опытный маг, знающий важность такой информации, тщательно изучил свою родословную, насколько это было возможно, поэтому знал, что мастер Рейнхольм его прямой предок. Не исключено, что непосредственный ученик средневекового мага – мой предок, но это не обязательно так.
Когда я закончил собирать пояс, мы вернулись в гостиную. Сначала просто говорили о магии. Николай Максимович рассказал мне кое-что о сводной теории поля, в общих чертах пояснив сходства и различия между жезлом мага и обычной антенной. В частности он упомянул, что армейские жезлы делают из металла, прежде всего, потому, что металлические стержни удобнее использовать для работы с электричеством и электромагнитными полями, на использовании которых основана большая часть современного техномагического оружия. Потом разговор наш как-то незаметно переместился к моей второй форме. Николай Максимович улыбнулся мне, ободряюще и немного грустно и спросил, хотя это было скорее утверждение, чем вопрос: «сейчас ты хочешь расспросить меня о том, как быстрее накопить в кристалле достаточное количество энергии для полного проявления второй формы». Я лишь молча кивнул в ответ. «Ты должен понимать, что тебе будет тяжело находиться в человеческой форме, когда сформируется форма дракона», -- я собрался было кивнуть в знак согласия, но вместо этого, повинуясь неясному чувству, потянулся к кристаллу, к своей второй форме, только начавшей формироваться. То, что я смог ощутить, неожиданно меня успокоило. Вместо того чтобы кивнуть, я радостно улыбнулся: «мне кажется, я смогу поддерживать связь с формой дракона, оставаясь в человеческой форме; думаю, мне будет почти безразлично, в какой форме я нахожусь». Николай Максимович улыбнулся в ответ: «ну что ж, значит все верно; рунный дракон – магическое существо, ты сможешь использовать часть магии своей второй формы, оставаясь в человеческом облике; это гораздо важнее для внутреннего комфорта, чем форма сама по себе; чем раньше сформируется твоя вторая форма, тем лучше; твои возможности мага и само восприятие магии сильно изменятся в этот момент; если ты научишься слишком многому, прежде, чем это произойдет, многое придется изучать заново». Я молча кивнул, соглашаясь со словами учителя. Мои собственные ощущения говорили мне то же самое.
Николай Максимович чуть откинулся в кресле, как делал всегда, собираясь приступить к достаточно долгим объяснениям. Я последовал его примеру, готовясь слушать хоть до завтрашнего утра. В тот день я ушел от Николая Максимовича только в пол одиннадцатого вечера, уставшим до изнеможения, но счастливым. Энергии в моем кристалле по-прежнему было ничтожно мало, но количество ее возросло намного больше, чем я осмеливался даже мечтать. Освоение базовой техники медитации до уровня практического применения в столь ничтожно короткий срок, стоило огромных усилий и мне и Николаю Максимовичу, несмотря на то, что кое чему успел научить меня мастер Рейнхольм (если бы не уроки средневекового мага и приобретенный во сне опыт, ни о чем подобном не стоило даже думать). В общих чертах все выглядит достаточно просто. Нужно постоянно сливать магическую энергию в кристалл-накопитель, чтобы ее уровень был ниже естественного, заставляя организм тем самым постоянно вырабатывать ее. Само по себе это не сложно, если связь с кристаллом уже есть. Сложно ускорить этот процесс, не допуская при этом чрезмерной физической усталости. Для этого и служит медитация. В простейшем случае она требует неподвижности и спокойных внешних условий. Опытные маги медитируют почти постоянно, находясь частично в состоянии медитации независимо от того, чем они заняты в данный момент. К сожалению, здесь опыт и навыки гораздо важнее знаний. В начале сложно освоить даже самый простой вариант.
Подаренный Николаем Максимовичем комплект полевого снаряжения армейского мага (на вопрос сколько я ему должен, учитель ответил, что закупки армейского снаряжения для начинающих магов оплачивает военкомат) показался мне тогда очень тяжелым, хотя он был значительно легче своего средневекового аналога к весу которого я привык за время своего ученичества у мастера Рейнхольма. Мелкий инструмент и часть алхимических компонентов первой необходимости удобно размещались в прямоугольных подсумках из прорезиненного брезента, прикрепленных к брезентовому же армейскому поясу, к которому с обратной стороны специальными ремешками крепился мой рунный пояс. Остальные припасы и инструменты стандартного полевого комплекта лежали в компактных сумках-укладках на дне стандартного армейского вещмешка. У левого бедра к поясу крепился сложенный жезл. Левая ладонь очень удобно легла на рукоять жезла, хотя сложенный армейский жезл пристегнутый к поясу не нужно поддерживать как деревянный. Впрочем, в тот вечер мне очень скоро пришлось отстегнуть жезл от пояса и использовать его как посох, благо за время странствий с мастером Рейнхольмом я научился правильно ходить с посохом.
Ни мое позднее возвращение, ни предельно усталый вид не вызвали никаких вопросов. Я и прежде не раз засиживался допоздна у Николая Максимовича над задачами или электронными схемами и уставал не намного меньше. Поужинать и забраться в постель мне помогла только привычка, действовать сознательно я был уже просто не в состоянии.
В ту ночь мне опять снился сон, но совсем не такой как прежде. Я не провалился снова в средневековье. Это был мой собственный сон полный удивительных ощущений одновременно смутно знакомых и предельно далеких от любого прежнего опыта. Неясный и размытый этот сон был очень приятным. Проснувшись на следующий день я первым делом потянулся к кристаллу, висящему у меня на шее, точнее к своей второй форме, как делал в гостях у Николая Ивановича. В этот момент я понял, почему необычные ощущения из моего сна были мне смутно знакомы: это были ощущения моей второй формы. Тем самым объяснялась и размытость моего сна.
Блаженно улыбаясь удивительным воспоминаниям, я далеко не сразу осознал, что крепко сжимаю что-то в правой ладони. Я удивился, но вместе с тем, неясные воспоминания из моего сна говорили, -- так должно быть. Я осторожно разжал пальцы. На ладони лежал маленький светло-серый кристалл. Невесомо легкий, согретый теплом ладони он поблескивал в солнечном свете множеством граней. Тонкая удивительно красивая пластинка казалась невероятно прочной. Несмотря на малую толщину, ее края не были острыми. Она казалась не только красивой и прочной. Эта кристаллическая пластинка вызывала приятное чувство родства, словно была частью даже не тела, а, скорее, моей души. При взгляде на нее в памяти всплывало ощущение из моего сна: ощущение чешуи, надежно защищающей кожу, но, в то же, время, не мешающей мне ощущать окружающий мир всем телом. Я знал, что на моей ладони лежит одна из моих собственных чешуек. Как бы странно это ни звучало, это было именно так. Более того, я точно знал, что так должно быть. Бросив взгляд на часы, я мысленно выругался: я проснулся раньше обычного, но времени все равно было мало. Тем не менее, я достал необходимые инструменты, благо пояс и вещмешок лежали на полу у кровати, снял с шеи цепочку с кристаллом и принялся за работу. Чешуйку нужно было закрепить определенным образом между двух звеньев цепочки, как руну на рунном поясе. Я твердо знал это так же, как и то, что на ней нужно начертить руну, но я пока не знаю подходящей.
Закончив работу я вновь надел цепочку с кристаллом на шею, собрал инструменты, оделся, сразу подпоясавшись поясом и отправился в ванную. На мамин вопрос за завтраком, не собираюсь ли я на фронт некой необъявленной войны, вместо того, чтобы отправиться в школу, я в двух словах рассказал о том, как провел вчерашний вечер в гостях у Николая Максимовича, повторив заодно слова нашего школьного мага о том, что снаряжение для начинающих магов, которые скоро попадут в армию, оплачивает военкомат. Позавтракав, я перепаковал тетради, учебники и школьные принадлежности из своего старого рюкзака в вещмешок и отправился в школу. Мысленно прикидывая на ходу, на каких уроках можно будет помедитировать, не рискуя упустить что, то ценное.
Таких уроков оказалось гораздо больше, чем мне бы того хотелось. Приятным сюрпризом стал урок физкультуры, который вместо физрука вел Николай Максимович. Он начал с того, что выдал всем армейские жезлы, а потом стал объяснять технику боевого владения жезлом. Я чувствовал себя уверенно и спокойно. Хорошо знакомые движения словно возвращали мне энергию, потраченную на предыдущих уроках (в том числе и на медитацию). К концу урока физкультуры в голове упорно вертелась мысль о накачке кристалла энергией при помощи активной медитации. Я чувствовал, что мысль верная, но изображать из себя средневекового колдуна, пускаясь в рискованные эксперименты, мне совсем не хотелось.
Дождавшись урока магии (именно так я называл про себя уроки «основ магического воспитания»), я показал Николаю Максимовичу свое неожиданное утреннее приобретение. Он сказал, что все верно, так и должно быть. Потом я спросил его нельзя ли как, то использовать руны, чтобы превратить энергию движения в магическую энергию. Николай Максимович задумчиво кивнул, сказав, нечто вроде того, что раз уж у меня есть драконий камень и я вдобавок сумел с первого раза задать настолько правильный вопрос, то ему придется ответить; и попросил меня снова зайти к нему после уроков. Я поблагодарил его и вернулся на свое место. Этот урок в отличии от предыдущего, начался достаточно буднично. На этот раз Николай Максимович был одет не в мантию мага, а в армейский пехотный камуфляж с погонами капитана и нашивками армейского мага первого класса (второе произвело на меня гораздо большее впечатление, хотя многих моих одноклассников впечатлили как раз погоны). Немного громоздкий на вид пояс армейского мага терялся на фоне камуфляжа и выглядел совершенно естественно. Николай Максимович для начала сообщил нам, что теперь он будет вести у нас не только уроки физкультуры, но и занятия по ГТО, чем привел всех в полный восторг. Потом на правах нового военрука он выдал всем комплекты снаряжения, вроде того который я получил вчера и сразу начал излагать основы алхимии, заметив, что объяснять теорию классических заклинаний можно будет тогда, когда мы, во-первых, научимся активно накапливать магическую энергии, во-вторых, будем иметь некоторый ее запас. Все кроме меня пришли в уныние, но Николай Максимович быстро продемонстрировал моим одноклассникам, что алхимия, в его изложении, ни чем не уступает ни физике, ни классической магии. Вдобавок, вторую половину урока он, вопреки сказанному вначале, посвятил как раз первому рассказу об основах общей теории составления заклинаний. Времени у нас было немного, но Николай Максимович успел рассказать очень многое. Я вновь поразился тому, сколь много достигли маги со времен средневековья, прежде всего в формализации методики создания новых заклинаний. Выходило, что развитие науки в чистом виде очень многое дало искусству магии. Используя формализованную систему понятий и символьный аппарат, похожий на физико-математический, который мы изучали на прошлом уроке, Николай Максимович легко смог объяснить общие принципы создания новых заклинаний и, что гораздо важнее для начинающих магов, -- способы запоминания существующих. Конечно до владения этим искусством хотя бы на том уровне, на котором мы научились решать задачи по математике, физике и химии, нам было еще далеко, но даже того, что мы успели узнать, было уже достаточно, для создания простейших заклинаний. В конце урока Николай Максимович изрядно удивил нас выдав всем вместо учебников по новому предмету массивные компьютеры-наладонники армейского образца в памяти которых обнаружилось не только множество справочников и прочих материалов по магии и основным естественным наукам, но и целая куча разнообразных программ для расчетов и проектирования как заклинаний и других магических объектов, так и чисто научных систем различного назначения. На наши вопросы о том, где он раздобыл столько армейских компов и уйму софта (включая новейшие полусекретные разработки), Николай Максимович только загадочно улыбнулся. Ситуацию спасло то, что нас тогда куда больше интересовало домашнее задание, чем ответ на этот вопрос.
В тот вечер мне очень пригодилось все то, что Николай Максимович успел рассказать на двух первых уроках в качестве преподавателя магии. Когда мы расположились в гостиной, прихлебывая великолепный зеленый чай (Николай Максимович всегда заваривал его мастерски), речь зашла об относительно недавних исследованиях в области классической магии, целью которых было создать новую разновидность рун. Эти новые руны в отличии от обычных должны были воплощать в себе не какое-то конкретное заклинание, а явление, с тем, чтобы используя их совместно, можно было «описать» любой необходимый процесс. Успех этих исследований свел бы на нет противоречие между быстротой применения (решением этой задачи стали обычные руны), и стремлением к гибкости и универсальности (воплощенном в классических заклинаниях). К сожалению, пока, удалось создать лишь несколько универсальных рун или рун общего назначения. В частности, были созданы руны шести основных стихий (огонь, воздух, земля, вода, свет и жизнь) и руна «движение». Некоторые специалисты в области фундаментальных принципов магии рун утверждают, что с помощью этих семи по настоящему универсальных рун можно описать любой процесс который возможен в принципе, поэтому все остальные (весьма немногочисленные) руны общего назначения созданные на данный момент, не могут считаться универсальными. Тем же, с их точки зрения, объясняются и трудности в создании рун общего назначения: ведь исследователи ищут способ создать новые универсальные руны, которых, помимо этих семи просто не существует. Их мнение считается правомерным, хотя пока нет доказательств его абсолютной истинности, как и доказательств обратного. Этот раздел магического искусства получил немного помпезное, но очень подходящее название, -- высшая магия рун.
В отличии от обычных рун, высшими нужно уметь управлять, ведь эффект от их применения неоднозначен. Для этого используют элементы и принципы, на которых основаны классические заклинания. Все разница в том, что, используя высшие руны, маг способен действовать стремительно, используя минимум слов и жестов. К тому же, в этом случае все необходимые действия гораздо проще проделать мысленно (причем на самом быстром из уровней, -- уровне чувств и образов), разуметься при должном опыте. Еще одна ценнейшая особенность высших рун заключается в том, что они пригодны как для прямого так и для обратного использования. При помощи руны огня можно как преобразовать энергию мага в энергию огня, так и преобразовать энергию огня в магическую энергию, в частности слив ее в кристалл-накопитель. Это требует навыка и усилий (тем меньших, чем искуснее маг), но объем полученной энергии будет намного больше, чем если маг затратит те же усилия на обычную медитацию (насколько больше, опять таки зависит от умения и опыта мага). Задача преобразования магической энергии в энергии основных стихий, как и обратного преобразования, имеет множество различных решений помимо использования высших рун, но именно этот способ считается наиболее эффективным из всех известных на данный момент.
Пояснив мне общую картину, Николай Максимович заметил, что для рунного дракона такой способ преобразования энергии должен быть предельно естественным и эффективным, потому он готов показать мне руну «движение», хотя согласно правилам он не имеет права обучать своих учеников высшей магии рун, тем более после второго урока. Сказав это, Николай Максимович улыбнулся мне, и продиктовал название папки, в которой хранилась нужная мне информация.
Я достал свой наладонник из жесткого футляра, пристегнутого к поясу между двумя стандартными подсумками, и в несколько касаний открыл необходимый мне файл. Одного взгляда на руну «движение» мне хватило, чтобы понять, именно для нее нужна мне чешуйка появившаяся в моей ладони сегодня утром. Я снял с шеи цепочку с кристаллом, извлек из футляра штихель и погрузился в работу. Плавные линии высшей руны словно сами ложились на гладкую поверхность кристалла. На то, чтобы закончить работу мне понадобилось меньше минуты. Спрятав стилус обратно в чехол и положив его в поясной подсумок, я одел цепочку на шею. Повинуясь то ли порыву, толи смутному воспоминанию из моего сна я потянулся к руне, так же, как до этого тянулся к кристаллу. Я мгновенно ощутил руну, словно коснувшись самой сути движения. Я влил в руну свою магическую энергию, резко снизив естественный уровень, одновременно раскрыв ладонь правой руки. Чашка с чаем, стоявшая на столе, послушно скользнула в ладонь, -- стремительно, но настолько плавно, что чай даже не колыхнулся. Я почувствовал знакомую легкую усталость, которая исчезла так же быстро, как появилась. Конечно, немного обидно, чувствовать усталость, всего лишь передвинув чашку с чаем, но это измениться с опытом. Куда важнее было то, насколько естественным было для меня то, что я сделал.
Николай Максимович едва заметно кивнул своим мыслям, в этот момент я осознал, что только сейчас он расслабился, убедившись в правильности принятого решения. Мы еще некоторое время обсуждали принципы управления поведением высших рун, причем Николай Максимович время от времени просил меня сделать что-то с помощью руны «движение», а потом мы обсуждали, как бы он сам сделал то же самое, причем всякий раз выходило, что я успешно делал все необходимое не используя, формальные приемы управления руной. Я просто делал то, что мне было нужно и всякий раз получалось правильно. Видимо убедившись в том, что, теоретически знал и раньше, Николай Максимович объяснил мне, что для большинства магов управление поведением высших рун вещь весьма сложная, поэтому новичкам запрещено показывать эти руны. У меня все обстоит иначе потому, что я управляю руной через свою вторую форму. Нанесенная на «драконий камень» высшая руна стала ее частью, поэтому я могу управлять ею как частью своего тела. Только поэтому Николай Максимович решился показать мне руну «движение». Я молча кивнул в знак согласия. Мои собственные ощущения и смутные воспоминания из моего сна подтверждали слова учителя.
Поставив на столик пустую чашку, Николай Максимович встал. Отойдя к противоположной стене гостиной, он снял с пояса свой жезл и одним стремительным неуловимым движением привел его в боевое положение одновременно занимая основную боевую стойку. Я встал напротив него, там, где стоял вчера, и постарался сделать то же самое. Уже начав движение, я понял, что получается хоть и правильно, но далеко не так плавно и красиво как у учителя. Я вновь потянулся к руне «движение», на сей раз стремясь с ее помощью изменить движения тела, придав им нужную гармонию и плавность. Получилось легко и естественно, правда мне пришлось влить в руну толику магической энергии, но она оказалась ничтожной даже для моего естественного уровня. Заняв стойку, я всмотрелся в лицо учителя. Я боялся, что сделал то, чего делать сейчас не стоило, ведь магу необходимо собственное мастерство движения, не зависящее от магии, но Николай Максимович чуть заметно улыбнулся мне, одобрив то, что я сделал. Мы начали синхронно выполнять циклическое ката специально предназначенное для медитации (этот комплекс движений впервые показал мне мастер Рейнхольм, но его название и назначение я узнал только сегодня во время урока физкультуры). Следуя указаниям Николая Максимовича, я вновь потянулся к руне «движение», стараясь пропустить сквозь нее собственные движения, словно управляя каждым движением с помощью руны: точнее мои собственные движения управляли поведением руны, в то же время я позволял уже руне управлять моим телом. Постепенно мои движения обрели четкость и плавность, обычно доступные лишь опытным мастерам восточных единоборств. Я добился того же результата с помощью руны «движение», но был и обратный эффект, -- чем правильнее становились мои движения, тем отчетливее я чувствовал руну, словно сливаясь с ней тем сильнее, чем больше мне удавалось самому стать движением. Время постепенно замедлилось, точнее изменилось его восприятие. Я знал, что прошло не больше пяти минут, но они казались часами. Усталости не было, напротив в какой-то момент я почувствовал приток магической энергии рождаемой моим движением. Мне осталось лишь направить его в кристалл-накопитель. Как только я это сделал, поток энергии начал постепенно усиливаться, медленно, но неуклонно. Восхитительное ощущение, которое трудно описать. Поток энергии словно вибрировал, подчиняясь моим движениям. Окружающий мир на время утратил всякое значение для меня, осталось только движение.
Через пол часа показавшихся мне несколькими днями я с сожалением остановил какта на последнем переходном движении и вслед за Николаем Максимовичем сложил свой жезл. Мы улыбались друг другу. Для Николая Максимовича слияние с высшей руной тоже было огромным удовольствием, но я чувствовал, что ему это далось куда труднее, чем мне, ведь ему приходилось контролировать руну совершенно иначе.
Николай Максимович снова заварил чай. Мы не спеша осушили две чашки, на сей раз молча. Потом я устроился за письменным столом в гостиной и принялся за домашние задания, естественно начав с того, что задал выучить Николай Максимович, тем более, что работать с армейским наладонником было куда приятнее, чем с обыкновенными учебниками. Позже раздался звонок в дверь и ко мне присоединились несколько одноклассников. Такие «посиделки» были для нас делом обычным. В квартире у Николая Максимовича было куда тише и спокойнее, чем дома у многих из нас, к тому же присутствие Николай Максимович как-то сразу настраивало мозги на рабочий лад и то, с чем бы мы иначе возились час делалось за пол, а то и за четверть часа, причем с гораздо лучшим результатом. Домой я в тот день вернулся не слишком поздно, но в сон провалился сразу, как только лег, хотя усталости не чувствовал совершенно. В ту ночь мне снова снился тот же сон. По-прежнему, смутный он обрел новые детали и самой яркой из них было движение и руна, носящая тоже название. Во сне она действительно казалась мне неотъемлемой частью души и тела, такой же родной и знакомой как тело и чувства дракона. Зыбкие и неясные они, стали все же чуть отчетливее, приоткрыв новые грани иного восприятия мира, незнакомого человеку.
Я проснулся совершенно счастливым. Радостная энергия буквально переполняла меня. Хотелось вскочить на ноги и бежать сломя голову, или вновь погрузиться в ката. Я слил часть магической энергии в кристалл-накопитель, снизив естественный уровень почти до нуля. Он восстановился почти мгновенно. Я опять проделал то же самое, потом еще несколько раз, пока скорость восстановления уровня несколько снизилась. Это помогло успокоиться.
Я ни сколько не удивился, обнаружив в ладони еще один «драконий камень». Так должно было быть. Закрепив его между двух звеньев на цепочке с кристаллом, симметрично первому «камню», я достал наладонник и открыл справочный фал по высшей магии рун. Внимательно изучив оставшиеся шесть универсальных рун, я пришел к выводу, что для этой ченшуйки мне нужно что, то другое. Открыв список рун общего назначения я без труда нашел то, что искал: руну «форма», -- контрруну руны «движение». Она не относиться к универсальным рунам потому, что, в строгом смысле, являет собой частный случай руны «движение». Руну «форма» можно трактовать как квинтесенцию остановленного движения, в то время как руна «движение» представляет любое движение. Впрочем, эти схоластические тонкости меня волновали мало, я чувствовал, что на эту чешуйку нужно нанести именно руну «форма». Закончив наносить руну и вновь повесив цепочку с кристаллом на шею я почувствовал спокойствие и удовлетворенность.
По дороге в школу я попробовал настроиться на руну «движение», пытаясь превратить обычную ходьбу в подвижную медитацию. Эффект превзошел мои ожидания. Я как-то не подумал о том, что через руну можно пропустить почти любое движение, поэтому меня приятно удивила та легкость, с которой мне удалось осуществить задуманное. Помимо удовольствия и ценного опыта это дало мне еще некоторое количество магической энергии, увеличившей запас в моем кристалле.
Позже, на уроке основ правоведения мне пришла в голову мысль использовать для медитации руну «форма» так же, как я прежде использовал руну «движение». Заняв правильное положение за партой, я потянулся к руне. С ее помощью мне легко удалось скорректировать позу, заняв максимально удобное положение, это в свою очередь помогло мне слиться с новой руной. В результате я замер практически неподвижно. Настроиться на руну «форма» оказалось несколько сложнее, ведь абсолютная неподвижность несовместима с жизнью человека, но мне удалось нащупать допустимый предел неподвижности и остановиться на нем используя для надежности классические приемы и навыки медитации. Постепенно мое восприятие времени изменилось, на сей раз оно словно ускорилось, в след за этим появился плавно возрастающий поток магической энергии, который я без труда направил в кристалл-накопитель. В добавок, оказалось, что такая форма медитации обеспечивает состояние предельно глубокого спокойствия, которое не нужно постоянно поддерживать, как при обычной медитации. Использование руны обеспечивает ему непробиваемую стабильность. В тот день я пришел к выводу, что многие вещи, -- вроде тех же основ правоведения, -- можно спокойно воспринимать только в таком состоянии. Под конец урока я стал опасаться, что не смогу выйти из этого состояния, но опасения мои не оправдались. В тот момент я впервые почувствовал, что действительно управляю рунами, начерченными на чешуйках, через вторую форму. То, чего я боялся, возможно для человека. В восприятии дракона такой проблемы просто не существует. Движение и неподвижность, равно как и ход времени воспринимаются совсем иначе. Впервые я почувствовал это во сне, позже смог воспользоваться этим, чтобы выйти из состояния неподвижности.
Когда я рассказал об этом эксперименте Николаю Максимовичу, он в буквальном смысле посерел. Выражение его лица подтвердило, что опасность была смертельной, по крайней мере, для обычного мага. Впрочем, успокоившись и поразмыслив, Николай Максимович сказал мне, что все произошло так, как должно было произойти, и переживать особо не о чем. Я согласился с ним, тем более что чувствовал, -- так и есть.
В ту ночь мне снова снился тот же сон. Иначе и быть не могло ведь чем больше магической энергии собиралось в моем кристалле, тем быстрее формировался мой второй облик. На утро я вновь проснулся совершенно счастливым, сжимая в ладони новый «драконий камень». Уже не заглядывая в справочник я начертил на нем высшую руну «огонь». Повинуясь смутному но настойчивому желанию, я потянулся одновременно к двум рунам, влив в них всю свою магическую энергию, одновременно обозначая нужную форму движением ладони. На ладони вспыхнул маленький шар застывшего пламени. Повинуясь мысленному образу, пламя ожило внутри невидимой сферы, теперь она пропускала свет пламени, по прежнему задерживая тепло. Миниатюрный фаербол почти мгновенно погас, -- энергии в нем было совсем немного, но это не имело значения. Важно и восхитительно было то, насколько естественно и легко мне удалось создать первый в своей жизни магический объект. Я мог бы создать фаербол и с помощью руны «огненный шар»: одна из первых боевых рун, созданных магами, она имелась на моем рунном поясе; или прочитав заклинание, но в тот момент все это даже не пришло мне в голову. Когда я все же подумал об этом, в голову пришла мысль о том, что для меня это почти то же самое, что садиться в машину чтобы проехать пол метра, вместо того, чтобы просто сделать шаг вперед.
Еще шесть раз я просыпался, сжимая в ладони новый «драконий камень». Когда восемь высших рун заняли свои места на цепочке с кристаллом, новые чешуйки перестали появляться, но это меня ни сколько не огорчило. Я чувствовал, что стоит появиться достаточно ценной руне и новая чешуйка окажется у меня в ладони. Точно так же я знал, что легко могу стереть с чешуек уже нанесенные на них руны, и заставить чешуйки исчезнуть, дотянувшись к ним через свою вторую форму, -- но, пока делать это не было необходимости.
Постепенно я научился использовать для медитации все восемь рун, используя разные комбинации в зависимости от обстоятельств. В этих сочетаниях всегда присутствовала «жизнь» и почти всегда «свет». Остальные составляющие менялись. Лежа в ванной я погружался в медитацию используя комбинацию рун «форма», «жизнь», «свет» и «вода»; идя по утрам в школу, -- «движение», «жизнь», «свет», «воздух», и так далее. По мере того, как рунная медитация становилась для меня все более привычно, я постепенно научился поддерживать такое состояние постоянно, уже не задумываясь об этом. Благодаря этому, количество энергии в моем кристалле росло достаточно быстро и почти непрерывно. К тому же, я получил возможность достаточно свободно оперировать магической энергией, не используя накопленный запас. Почти все свободное от школы время я проводил у Николая Максимовича. Ему приходилось постоянно заниматься со мной на много опережая школьную программу, ведь я уже имел в своем распоряжении запас магической энергии на уровне опытного средневекового мага и Николаю Максимовичу приходилось ускоренными темпами объяснять мне, что как и когда стоит с ней делать, а чего делать нельзя. В начале он очень боялся, что я все же начну экспериментировать, но этого не произошло. Чем больше магической энергии собиралось в моем кристалле, тем отчетливее я ощущал свою вторую форму. Это было куда интереснее любых экспериментов с магией. Вот знания я впитывал буквально как губка воду, приводя учителя одновременно в восторг и отчаяние.
На некоторое время меня чрезвычайно увлекла работа с жезлом. Это удивительно многогранный, тонкий, в то же время надежный инструмент. Он может быть надежным оружием. Если влить в жезл достаточно магической энергии, сломать его невозможно. При должной сноровке им можно отбивать любые удары, отклонять летящие пули, отклонять или разрушать вражеские заклинания. Но, прежде всего, жезл, все же аналог антенны. Он позволяет тщательно прощупывать окружающий мир при помощи магии; легко поддерживать ментальную связь на огромном расстоянии, используя принцип направленной дуги (перехватить такую передачу очень непросто); направлять и фокусировать заклинания, многократно усиливая их (в крайнем случае, если времени на заклинания уже нет, можно просто метнуть мощный импульс магической энергии); и делать много чего еще. По мере формирования моего драконьего облика, я все отчетливее понимал, что когда он сформируется окончательно, жезл, как чисто магический инструмент, будет мне больше не нужен, -- поэтому постепенно я начал больше интересоваться применением современных магических жезлов в техномагии.
К нашей общей огромной радости этот вопрос оказался центром интересов Николая Максимовича в области техномагии. Вместе с ним мы проводили долгие часы в его кабинете-лаборатории создавая замысловатые ажурные конструкции сложных антенных систем, сердцем которых всегда оставался стандартный армейский жезл, -- прочный простой и надежный. Мы до хрипоты спорили над расчетами и схемами многокаскадных импульсных усилителей в конструкции которых наука и магия были сплетены в столь плотный и сложный клубок, что ни один из нас при всем желании не смог бы отделить одно от другого.
Как-то незаметно все это превратилось в подготовку к экзаменам. Помня слова Николая Максимовича, сказанные на первом занятии по теории магии, я не искал способов избежать службы в армии, скорее стремился к ней, но я так же отлично знал, что справиться с современными техномагическими системами можно только при наличии высшего образования. Эта цель давала точный и однозначный ответ на вопрос, куда поступать. У меня был только один действительно подходящий вариант: кафедра переходных состояний факультета сводной теории поля московского политеха.
Я знал, что стараниями Николая Максимовича могу поступить что называется с закрытыми глазами, но увидев количество претендентов на одно учебное место начисто позабыл об этом. Я готовился настолько напряженно, что силы приходилось восстанавливать с помощью «обратной рунной медитации», преобразовывая магическую энергию, получаемую во время медитации, в энергию жизни и поддерживая ею собственный организм.
Когда экзамены остались позади (сами экзамены словно проскользнули мимо сознания, но все профильные предметы я сдал с оценкой «отлично»), я не сразу осознал это. Только получив заветную карточку студенческого билета с указанием факультета и кафедры и выслушав длинную напутственную речь проректора по научной части (привычно погрузившись в неподвижную рунную медитацию, я чувствовал себя вполне комфортно), я осознал, что я уже студент.
Переполнившая меня радость и бурлящее безудержное веселье казалось готовы были вот разорвать меня на мелкие кусочки. От необдуманных и глупых поступков меня, в который раз спасли навыки мага. Я сливал магическую энергию в кристалл-накопитель до тех пор, пока обрел привычное спокойствие с легким оттенком усталости. Вместо того, чтобы отправиться пить с одногрупниками я поехал домой и спокойно завалился спать.
Моей наградой стал первый полет. Сброшенная в кристалл в тот день магическая энергия позволила окончательно сформироваться моей второй форме. Давно привычное погружение в драконий облик, происходящее каждую ночь, перестало казаться сном. Оно перестало им быть. Я отчетливо ощущал свой новый облик, чувствуя и свое тело, и окружающий мир куда отчетливее и полнее чем в облике человека. Я отчетливо сознавал, кто я и где нахожусь. Я видел самого себя лежащим на кровати под одеялом, в то же время я парил под потолком комнаты в облике дракона, свободно расправив крылья и стены не были им преградой. Я знал, что невидим и неощутим и только сильный и опытный маг может обнаружить меня, если ему повезет. Я чувствовал связь со своим спящим телом, но она была зыбкой. Я знал, что она не имеет значения, как и то, что цепочка с кристаллом исчезла с «моей» шеи бесследно. Я знал, что достаточно всего лишь усилия, чтобы разорвать связь с прежней формой, но делать этого я не стал. Я хотел остаться в этом мире -- мире людей, тем более теперь, когда осознал, что свободен, как может быть свободен дракон. Взмахнув крыльями я взмыл в небо легко миновав бетонные перекрытия и не потревожив людей спавших в квартирах на верхних этажах. Всю ночь я летал над городом, просто наслаждаясь полетом, а под утро вернулся в спящее тело, просто скользнув вдоль связи.
В то утро я был счастлив по настоящему. Несколько минут я просто лежал, наслаждаясь истинным чувством свободы не знакомым никому из людей, потом принялся анализировать свои эмоции. Да мне хотелось изменить облик, ощутить физический мир в новой форме. Это вызвало бы дискомфорт у человека и у многих других существ, чьи чувства с родни человеческим. Для дракона это не имеет значения. При желании я мог чувствовать человеческие эмоции, но теперь они были подчинены разуму и чувствам дракона.
Все долгое и жаркое лето я провел, заново изучая мир чувствами и разумом дракона. Теперь мой кристалл из обычного накопителя превратился в универсальный магический инструмент, дающий мне в человеческом облике доступ к природным магическим возможностям дракона. Это был уже не артефакт, в классическом понимании, а нечто куда более сложное. Проще всего будет сказать, что это часть моей сущности. В частности, уничтожить его, не уничтожив предварительно меня, или отобрать помимо моей воли в принципе невозможно. Тем не менее, я могу совершенно спокойно оставить его где угодно, ничем не рискуя при этом. Я тщательно проверил это экспериментальным путем, поскольку к тому времени мне было доподлинно известно, что никакой информации по этому поводу у магов-людей просто нет.
Тем же путем я освоил «астральное превращение». Оказалось, что неподвижная рунная медитация вполне может заменить сон. В добавок, связь с человеческим телом в этом случае намного надежнее. С ее помощью можно не только мгновенно вернуться в тело, но и легко поддерживать его независимо от внешних условий, передавая энергию вдоль связи. Выяснив это, я решился перевести тело в состояние полной неподвижности, полностью настроившись на высшую руну «форма». Результатом стал своеобразный магический анабиоз. В таком состоянии телу необходимо гораздо меньше энергии чем обычно, оно не подвержено многим малоприятным процессам, грозящим живому организму, включая старение. Это открытие натолкнуло меня на мысль, что астральное превращение можно использовать для восстановления человеческого тела в случае болезни или травмы, или просто для того, чтобы вернуть ему необходимый физический возраст (позже выяснилось, что для этого гораздо проще использовать физическое превращение). Постепенно мне удалось объединить сон и медитацию. Получив в свое распоряжение, во-первых, более надежную связь с телом на время ночных полетов, во-вторых, еще один способ пополнения запаса магической энергии.
Благодаря астральному превращению, я получил возможность проводить в драконьем облике все свободное время. Исследуя мир так, как это недоступно человеку, даже если он опытный маг. За час стремительного полета я легко добирался от Москвы до крымского полуострова, еще через пару часов кружил уже над Стамбулом. Впрочем, куда лететь было не так уж важно. Чаще всего сам полет был куда приятнее того, что я мог увидеть, приземлившись, но случались и исключения.
В астральном облике применять приемы ментальной магии оказалось особенно удобно. Я достаточно быстро научился улавливать лишь значение слов, не вторгаясь в мысли людей. Как только я освоил этот прием, полеты на древний рынок Стамбула обрели для меня новый смысл. За лето я успел, неплохо освоить разговорный турецкий, арабский и еще несколько языков. Но интереснее всего, все таки, было следить за обыкновенной радиоэлектроникой и техномагическими системами.
Пользуясь тем, что стены (ни обычные, ни установленные магами) не были для меня преградой и никакая сигнализация (включая новейшие техномагические комплексы) меня обнаружить не могла, я облазил корпус родного факультета от чердака до подвала, включая несколько режимных лабораторий ведущих военные разработки. Это сэкономило мне впоследствии кучу времени.
Придя на факультет первого сентября, я знал и корпус и весь городок политеха как перепонку своего крыла (пришедший однажды в голову драконий аналог привычной человеческой идиомы за лето стал казаться мне намного более правильным), но что гораздо более важно, я точно знал, кто на факультете чем заниматься (причем знал достаточно точно) и с кем из преподавателей стоит советоваться по тому или иному вопросу.
В первый же день после лекций я отправился на военную кафедру и написал заявление о том, что прошу освободить меня от изучения военных дисциплин, так как нормальную военную подготовку можно обеспечить только в условиях военной части, посему я намерен по окончании учебы идти в армию рядовым. Секретарша несколько удивилась, но заявление приняла (за лето я успел точно выяснить, что такое заявление написать можно, только мало кто это делает). Через пару дней меня вызвали к начальнику кафедры, мрачноватому маеру с нашивками боевого мага второго класса. Он встретил меня не особенно дружелюбно, но убедившись, что я действительно успел получить неплохую подготовку мага, он кивнул и нехотя согласился с тем, что пытаться получить нормальную военную подготовку на его кафедре, значит попусту тратить время, особенно для боевого мага. В целом старый вояка отнесся ко мне положительно, причем не малую роль сыграло и то, что явился я к нему в кабинет при полном военном параде: в армейском пехотном камуфляже без знаков различия в армейских же сапогах и со своими верными поясом и вещмешком, с которыми не расставался со школы. В глазах маера это послужило наглядным подтверждением моей готовности хоть завтра идти служить в армию. Впрочем, одевался я по военному отнюдь не потому, что хотел произвести на кого либо какое-то впечатление. Причина была чисто практической. Под конец школьного курса изучения магии Николай Максимович уделил много внимания армейской полевой артефакторике. На этих занятиях нам пришлось потратить немало усилий на артификацию обычного солдатского обмундирования, выданного нам учителем. Благодаря своему необычному ученичеству у мастера Рейнхольма я уже имел тогда довольно солидный практический опыт в подобных занятиях, а вот моим одноклассникам все это было в новинку. Если зачарование и алхимическая пропитка особых протестов не вызывали, то вышивка рунного узора по изнаночной стороне одежды заставляла всех кроме меня материться последними словами. Я был спокоен еще и потому, что благодаря множеству дополнительных занятий с Николаем Максимовичем, я мог по-настоящему оценить достоинства и возможности созданного им рунного узора. Он не только защищал обувь и одежду от износа и повреждений. Большая часть рунного узора призвана была защищать мага, который носит ее, от множества различных опасностей и защищать действительно надежно, хватило бы только энергии. Мастер Рейнхольм точно упал бы в обморок, доведись ему увидеть такое чудо, хотя у средневекового мага нервы были чрезвычайно крепкие. Не меньше усилий стоило нам создание новых комплектов рун для рунных поясов под руководством Николая Максимовича. Для большей части класса, несмотря на протесты учителя, руны делал я, но работы хватило всем. Разработка надежного и универсального комплекта рун на все случаи жизни обернулась настоящим научным исследованием, уходящим с одной стороны в историю средневековья (пренебрегать опытом странствующих магов того времени было бы непростительной глупостью), с другой в теорию классической магии вообще и рунной магии в частности. Мне пришлось куда труднее других, ведь в моем распоряжении были высшие руны, но мне все равно хотелось подобрать такой комплект рун, который все равно стоило иметь при себе. Если бы не помощь и опыт Николая Максимовича пришлось бы мне совсем плохо, но конечный результат стоил наших общих усилий. За лето мне удалось освоить «перетаскивание» рун с одежды и рунного пояса на собственную чешую во время превращения. Как раз об этой способности рунных драконов известно достаточно много (многие специалисты по истории магии именно ей приписывают происхождение такого названия), но чтобы освоить этот прием мне пришлось потратить много времени и усилий. Возможно, используй я физическое превращение, а не астральное мне было бы проще. Как бы то ни было наличие великолепного рунного узора и продуманного набора рун, которые действительно хотелось перенести на собственную чешую, чрезвычайно мне помогли. С первого дня учебы я появлялся в институте только в солдатском обмундировании. Впрочем, никакой другой одежды я к тому времени не носил довольно давно, поскольку любая обычная одежда по сравнению со столь тщательно зачарованной была неудобной и ненадежной, а делать зачарованный комплект гражданской одежды не было ни времени, ни желания. Да и смысла я в этом не видел.
Летом я немало ломал голову над тем, как мне получить возможность работать в качестве диплома над тем, что было мне интересно. Вся беда была в том, что больше всего меня заинтересовала работа одной из режимных лабораторий. Постепенно я выяснил, что они разрабатывали сенсорные узлы для новейших электромагнитных винтовок типа SX. Это было мне интересно с технической точки зрения, к тому же, мне очень хотелось иметь в руках надежное мощное и хорошо знакомое оружие, если все же когда-то придется идти в настоящий бой. Исходя из того, что мне удалось выяснить, армейские винтовки типа SX представляли собой самый наилучший вариант. От прочего техномагического оружия ключевыми компонентами которого по-прежнему оставались магический жезл и искусство и сила мага, который держит его в руках, -- эти винтовки выгодно отличались разнообразием вариантов применения и впечатляющим набором великолепных сенсорных систем. Обычно армейское оружие хоть обычное, хоть техномагическое сенсорами не перегружено. Сенсорные системы сложны, капризны и дороги и, в понимании отцов-командиров, простому солдату попросту не нужны. Электромагнитные винтовки стали исключением только потому, что в силу самой их конструкции, всю винтовку можно легко превратить в сенсорную систему, мощную и чрезвычайно чуткую. Такую возможность вояки упустить не могли. Так и попала секретная военная разработка к гражданским специалистам. Армии нужны были лучшие. Наличие погон и армейская принадлежность уже не имели значения. Перспектива держать в руках столь совершенное и мощное оружие (которое при должном умении могло служить и просто инструментом пригодным для многих целей), заставила меня пойти вабанк. Тщательно рассчитанными вопросами во время лекций и семинарских занятий мне достаточно быстро удалось заинтересовать руководителя этой режимной лаборатории, читавшего нам теорию антенн в техномагии и принципы и основы устройства магических излучателей, -- два сопряженных предмета: первый чисто техномагический, второй ближе к классической магии. Благодаря Николаю Максимовичу мне было чем заинтересовать его, а информация полученная за три месяца наблюдения за работой лаборатории еще больше упростила задачу. Результат превзошел мои самые оптимистичные ожидания.
Уже через месяц мы вдвоем с профессором Лощинским стояли в кабинете начальника особого отдела. Надо сказать, что здесь в чисто армейской обстановке под пристальным взглядом особиста мой пехотный камуфляж и неизменный вещмешок за плечами смотрелись куда уместнее чем строгий серый костюм и объемный кожаный портфель профессора. Наконец полковник поднял глаза от бумаг и вновь окинул нас внимательным взглядом: «ну что ж, Михаил Степанович, если вы действительно уверены, что этот студент способен помочь вам в вашей работе и вы готовы поручится за него, то под вашу ответственность я могу оформить ему допуск в лабораторию». Профессор молча кивнул. Все аргументы он исчерпал минут пять назад. Я все это время молчал, помня древнюю солдатскую мудрость «того кто всегда молчит часто считают умным даже если он круглый дурак». Особист, выдал нам несколько бланков и велел их внимательно прочитать, после чего заполнить. Так я подписал первый в своей жизни документ о неразглашении государственных и военных тайн. К концу учебы подобных бумаг с моей подписью в личном деле собралась изрядная пачка.
Через несколько дней я наконец получил пластиковую штрих-карту дающую доступ в режимную лабораторию и вместе со своим научным руководителем профессором Лощинским вошел в знакомую до мелочей комнату залитую светом зимнего солнца через обширные окна, забранные снаружи частой металлической решеткой. Познакомившись (теперь уже лично) с пятью другими сотрудниками лаборатории, я устроился за одним из компьютеров, подключенных к внушительному шкафу многопотокового частотного анализатора и принялся за расчеты, которые профессор просил меня сделать еще до того, как решился просить для меня допуск в лабораторию. Собственно с этих расчетов и началась вся история. Когда профессор понял, что я могу делать такую работу не хуже его сотрудников, это все и решило. Задача была слишком сложной и неоднозначной, чтобы полностью доверить ее компьютеру, а объемы расчетов огромны и они росли с каждым днем. Все сроки трещали по швам, а новых людей способных делать такую работу найти было очень непросто. Эсбешники проверяли всех, но биографию студента, вчерашнего школьника вроде меня, проверить значительно проще, чем полноправного научного сотрудника лет сорока. Это все и решило. Долгое наблюдение за работой лаборатории дало мне очень много, особенно поначалу, мне не пришлось задавать множества глупых вопросов, ставящих в тупик новичка и бессмысленных для человека давно не задумывающегося о том, как именно он делает то, о чем идет речь. Молчаливая уверенность позволила мне словно исчезнуть не привлекая лишнего внимания. Постепенно мое присутствие стало для остальных сотрудников лаборатории столь же привычным, как молчаливое присутствие сложнейшей электронной аппаратуры, занимавшей большую часть помещения и превращающей его в запутанный лабиринт, полный чудес и тайн.
Работа в лаборатории занимала почти все мое время вне занятий, готовиться к практическим, лабораторным и семинарским часто приходилось по ночам, но рунная медитация (с опытом ставшая скорее помогать мне воспринимать материал на лекциях, нежели мешать этому), и возможность, пусть на несколько часов взмыть над городом в облике дракона, оставив спящее тело, позволяли легко восстановить силы. Да и сама возможность прикоснуться к тому над чем работал профессор, понять то, что происходит в лаборатории, более того, стать малой, но уже неотъемлемой и необходимой частью происходящего, стоила много большего.
Впоследствии оказалось, что в работе с профессором Лощинским есть еще одно преимущество. Он мог запросто подойти к преподавателю, читавшему нам какой-то не профильный предмет и сказать как нечто само собой разумеющееся: «поставьте Тихонову зачет, он нужен мне в лаборатории». Ни с профессором ни, тем более со спецотделом курирующим его работу никто связываться не хотел, в результате я изучал только то, что было мне необходимо.
Постепенно учеба словно исчезла растворившись в спокойных днях заполненных напряженной но интересной работой и чуть пыльным солнечным светом. Объяснялось это еще и тем, что чем ближе учеба подходила к концу, тем меньше оставалось различий между тем, что мы изучали и тем, что мне приходилось делать в лаборатории. Многие зачеты и экзамены стали чистой формальностью. Каникул у меня не было ни разу за все годы учебы. Каждое лето с начала и до конца я проводил в лаборатории. Ничего более интересного, чем то, что делалось там я все равно не мог себе представить.
Незаметно я из просто студента-дипломника, пусть талантливого и одаренного, стал полноправным сотрудником, точнее обитателем лаборатории, имеющим полное право участвовать в спорах и попойках, высказывая самые бредовые и невероятные идеи. К моему огромному удивлению часть из них со временем превратилась во фрагменты коллективных патентов, вполне реальные электронные схемы и блоки, которые мне же приходилось тестировать и доводить до ума. Причем иногда, лишь возможность взмыть в ночное небо спасала от помешательства.
После вручения диплома, гулянка имела место опять же в лаборатории, причем ребята, которых я мог уже с полным правом назвать коллегами, шутили, что диплом мне вручали особисты. Это было недалеко от истины. Больше половины разработок и технических решений, ставших частью моей дипломной работы были наглухо засекречены.
После шумной и веселой попойки профессор принялся вновь, уже в который раз, уговаривать меня не идти в армию, или если идти то гражданским специалистом, командированным от института. Вполне законные возможности сделать именно так у меня были. Институтским особистам отпускать меня на срочную службу хотелось даже меньше, чем профессору, но поделать они ничего не могли. Это был редкий случай. Пожалуй, поэтому я и поступил так, как собирался с самого начала.
Попрощавшись с коллегами я, впервые за восемь лет, что не расставался с ним, спасовал свой вещмешок строго по армейскому уставу и солнечным летним утром отправился в военкомат. Врачи слегка обалдели, когда очередь дошла до меня, -- настолько здоровые люди среди призывников встречались редко. Военком, окинув меня одобрительным взглядом, тоном утверждения уточнил: «в пехоту?». «Так точно, товарищ маер», -- ответил я улыбаясь. Приписанный к военкомату маг, -- сухощавый седой лейтенант, -- с извиняющейся улыбкой вручил мне нашивки младшего армейского мага девятого класса. Мы оба знали, что сейчас я нахожусь уже как минимум на уровне мага первого класса (это если не считать при этом возможности моей второй формы), -- но поступить иначе лейтенанту не позволял устав. Я молча принял нашивки, ответив понимающей улыбкой, и прикрепил их на воротник.
Армейский грузовик подъехал к военкомату, басовито урча мотором. Жилистый пожилой сержант привычно гаркнул «стройся» так, что аж заложило уши. Я легко запрыгнул в грузовик, чуть подправив не совсем удачный прыжок с помощью руны «движение». Через несколько часов грузовик уже затормозил у ворот пехотной учебки.
Жара. Даже рунная защита не совсем спасает от духоты. Правое плече привычно оттягивает вес лежащего на груди автомата. Удобную и давно привычную одежду солдата пехотинца дополнили бронежилет, обтянутая камуфляжем каска, подсумки с гранатами и боезапасом, аптечка и еще много разного снаряжения, почти бесполезного с точки зрения мага, но положенного солдату. Только жезл закреплен удачно. Стандартное крепление под стволом автомата продумано очень хорошо. Если взять автомат на изготовку ладони ложатся на жезл, в таком положении его можно использовать, не выпуская из рук автомат. Очень удобно нащупывать цель с помощью магии, корректировать полет своих пуль и отклонять вражеские. Достаточно удобно даже драться в рукопашную, не отстегивая жезл от автомата. Во всем это я успел убедиться за время, проведенное в учебке вплоть до прибытия к месту дальнейшей службы (в линейную пехотную часть номер 63). Результат – нашивки боевого мага третьего класса, сменившие на воротнике полученные в военкомате.
Старший боевой маг полка полковник Смирнов (по прозвищу Мерлин) чаще именуемый солдатами попросту архимагом, медленно идет вдоль шеренги, иногда отдавая команду «выйти из строя». Те, кого он «выдергивает», пользуются среди солдат репутацией сильных и опытных магов. Кое кто неплохо освоил магию еще на гражданке, но большинство уже здесь муштровал все тот же полковой архимаг. Их возможности он знает отлично, а вот с пополнением с которым прибыл и я, не все до конца понятно. Наконец полковник подходит ко мне, внимательно смотрит, потом командует, медленно, неохотно: «рядовой, шаг вперед». Отлично. Не даром я вчера ночью в драконьем облике буквально облазил на пузе всю территорию части. Мне хорошо известно из-за чего поднялся переполох.
Вчера в часть привезли пару ящиков с хорошо знакомой маркировкой – тяжелые пихотные электромагнитные винтовки. Все модель – 410, но серии разные: EX – самые примитивные (два режима ведения огня, сенсорных функций нет, но мощность очень высокая), хорошо знакомая мне серия SX – многофункциональные сенсорно-огневые комплексы (с этими сам Мерлин с ходу не разберется, даром мы что ли с ними столько возились) и новейшие универсальные серия CX – громоздкие и массивные (при ближайшем рассмотрении оказалось, что это, по сути те же винтовки SX, но снабженные более мощными и надежными ранцевыми блоками и несколькими дополнительными системами, которые, в порядке исключения, вполне гармонично дополнили первоначальную разработку). Командир части генерал Сыромятин получил приказ срочно сформировать из боевых магов вверенного ему подразделения два взвода, вооруженных новым оружием, которым через два месяца предстоит участвовать в сводных учениях с обстановкой близкой к боевой и в показательных стрельбах. Батя вызвал в кабинет Мерлина и в доходчивых выражениях изложил ему ситуацию. Мерлин отбыл на склад, где приступил к осмотру оружия, после чего прибыл на доклад к генералу, где по военному коротко, в двух словах обрисовал ситуацию. Из его доклада следовало именно то, что я уже и так знал: с простейшими винтовками справятся дембеля по толковее, а вот с навороченными кроме него и пары офицеров-связистов вряд ли кто разобраться сможет. Боевые маги в части есть (и солдаты и офицеры). Колдовать они умеют прекрасно и сила у них приличная, но чтоб с этими винтовками разбираться (дальше несколько прилагательных), нужны инженеры и, в добавок, сильные маги. Таких на весь полк человек пять от силы и то с немалой натяжкой. О солдатах тут и говорить нечего. Разве если кто из пополнения на гражданке техномагом был, но это навряд ли. Хорошие специалисты в армию не попадают. Услыхав сие генерал посетовал немного в доходчивых выражениях на судьбу свою горькую и послал за лейтенантом Щукиным, которому велел все дела пополнения изучить и немедля доложить о наличии среди оного техномагов, или просто инженеров, а Мерлину тем временем велел собирать всех солдат, кто хоть в магии что-то смыслит и хоть мытьем хоть катаньем обучать их стрелять из этих новых винтовок, коли он Мерлин не хочет загреметь на губу за предательство родины и командира. Вот и идет теперь Мерлин вдоль строя, исполняя полученный от бати приказ, и помня его напутствие.
Всего кандидатов в техномаги набралось как раз два взвода. Отсеивать было некого. В их числе кроме старой проверенной гвардии, воспитанной самим Мерлином и меня самого, оказались несколько молодых магов из пополнения (четвертой и пятой категорий), -- вчерашних школьников, успевших проявить себя в учебке, -- и пара студентов политеха, попавших в армию после отчисления. Они попали сюда, потому что из всего пополнения, если не считать меня самого, больше всего подходили под определение инженеров.
Мерлин не стал терять времени, коего и так было мало, на какие либо объяснения. Он сразу скомандовал особо «везучим»: «в колонну по двое становись!», -- и мы бодрым солдатским шагом помаршировали в след за ним к стрельбищу, расположенному за плацем, пока остальные, не менее бодро, выполняли команду прапорщика Потыкина «разойдись».
На огневом рубеже мы снова построились в шеренгу и Мерлин начал «политинформацию». Вначале он рассказал нам о предстоящих учениях и о напутствии бати, причем из его слов выходило, что буде мы не освоим новое оружие в положенный срок, то всем нам вместе взятым светит даже не губа а дисбат. О том, что батя обещал в этом случае посадить его, Мерлина, на губу архимаг умолчал, не желая подрывать свой авториртет учителя и командира. Закончив политинформацию полковник подошел к трем громоздким транспортным кофрам из темно-зеленого пластика, заранее доставленным со склада на огневой рубеж. Окинув их мрачным взглядом, -- словно это были не ящики, а артиллерийские доты на вражеской оборонительной линии, которые нужно во что бы то ни стало взять штурмом, -- он достал из нагрудного кармана штрихкарту, намереваясь открыть ящик с винтовками серии EX. На мгновение представив себе лекцию об устройстве этих винтовок в исполнении полковника Смирнова, я решительно сделал шаг вперед. «Товарищ полковник, разрешите обратится», -- Мерлин резко повернулся ко мне с таким видом, словно готовился метнуть в меня средний боевой фаербол. Может быть он так бы и сделал (полковой архимаг был вспыльчив и любил совмещать воспитание магов бойцов с проверкой их практических навыков по отражению магических атак), но, наткнувшись на мой взгляд, мгновенно притормозил, поняв, что, как маг, я не слабее его самого. «Обращайся, рядовой…», -- я привычно вскинул правую ладонь к каске: «боевой маг третьего класса рядовой Тихонов, товарищ полковник. Я хорошо знаком с устройством электромагнитных винтовок серии SX». Мерлин скептически приподнял бровь: «образование?» «Инженер проектировщик магоэлектронных систем, кафедра переходных состояний факультета сводной теории поля московского политехнического института», -- Мерлин окинул меня задумчивым взглядом, потом кивнул, видимо вспомнив мое личное дело, которое Щукин принес ему вчера поздно ночью вместе с делами других кандидатов в техномаги из последнего пополнения. «Ну и какого дьявола ты делаешь рядовым в пехоте?» , -- Мерлин уже успокоился и я позволил себе улыбнуться, ответив чистую правду: «офицеру с винтовкой SX бегать не полагается, товарищ полковник, с этой штуковиной возни больше чем со взводом солдат, --командовать ему будет некогда». Мерлин молча кивнул, возразить ему было нечего. Подумав пару секунд, он, так же молча, достал из нагрудного кармана карточку-ключ и кинул ее мне. Поймав карточку, я мельком глянул на маркировку: CX-410, дальше длинный ряд цифр (номер партии и номер кофра). Мерлин решил подкинуть мне более трудную задачу, на что, впрочем, я и рассчитывал. Чуть заметно кивнув полковнику в знак благодарности, я вышел из строя и направился к самому большому из трех кофров, -- с винтовками CX-410. Мерлин тем временем вновь повернулся к строю и начал излагать общие принципы устройства электромагнитных винтовок. В целом полковник все излагал верно, но от формы его краткой лекции профессор Лощинский точно упал бы в обморок, хотя нервы у него крепкие. К счастью, мне в тот момент на это было глубоко наплевать.
Подойдя к зеленому округлому бруску кофра, я встал на одно колено, привычным движением скинул с плеча автомат и аккуратно положил его на нагретый солнцем пыльный асфальт. Потом, сверяясь с карточкой, набрал код первой ступени защиты, вставил карточку в прорезь и, дождавшись тонального сигнала электронного замка кофра, отщелкнул крепления крышки. Раздалось протяжное шипение, больше похожее на тихий вздох. Бронированный кофр был вдобавок полностью герметичным, как и полагалось по инструкции.
Первым делом я извлек из кофра ранцевый блок, больше всего напоминающий формой довольно громоздкий квадратный чемодан со скругленными углами и ребрами. Вместо стандартного армейского камуфляжа бронепластик корпуса укрывали мелкие пятна новейшего универсального камуфляжа «мультикам-4». О нем как-то упоминал инструктор по матчасти капитан Шмакин, муштровавший нас в учебке, но воочию такой камуфляж я увидел впервые. Контуры ранцевого блока словно расплывались, несмотря на яркий солнечный день и отсутствие каких либо помех для его рассмотрения. Мне стало даже немного обидно, -- камуфляж на моей одежде не способен на такое без помощи магии. Массивный ранец оказался настолько тяжелым, что я еле смог вытащить его из кофра и уложить на бетон без помощи магии, хотя в учебке нас гоняли будь здоров и я стал намного крепче и выносливее физически, чем когда либо прежде. Впрочем, все не так плохо. Конструкция ранцевого блока продумана очень хорошо и закинутый на спину (в штатном боевом положении) он будет казаться гораздо более легким. Вслед за ранцевым блоком я извлек из кофра и уложил на бетон внушительный пучок силовых кабелей и кабелей управления, представляющих собой пучки более тонких кабелей и проводов упрятанные в общий внешний защитный кожух. В последнюю очередь я извлек из кофра саму винтовку.
Если винтовки серии SX, несмотря на внушительные габариты, длинный и довольно толстый ствол (по сути представляющий собой кожух основной антенной системы) и внушительный цилиндр оптического прицела, закрепленный на верхней крышке ребристого прямоугольного корпуса «казенной части» (генераторного блока винтовки), -- все же выглядели как ручное оружие, -- вроде ручного пулемета или крупнокалиберной снайперской винтовки, -- то CX-410 больше напоминала скорее небольшую мортиру или тяжелый станковый пулемет с водяным охлаждением ствола, переделанный для стрельбы с рук. Дополнительное сходство именно с таким пулеметом придавал винтовке цилиндрический корпус электромагнитного ускорителя, заодно служивший и кожухом основной антенной системы. Дополнительную громоздкость винтовке придавал довольно громоздкий электромеханический блок подачи БМД (боеприпасов механического действия). Благодаря электромагнитному ускорителю и системам ионизации, дополнившим хорошо знакомую мне антенную систему винтовки типа SX, винтовка CX приобрела способность вполне успешно стрелять практически всем, чему можно придать электрический заряд (если его нет изначально) и запихнуть в канал ускорителя. В результате инженерам механикам пришлось повозиться, разрабатывая как можно более универсальную систему автоматической подачи боеприпасов. Конечно, сохранить полную универсальность не удалось, но сделали они вполне достаточно. В штатный комплект винтовок SX включили несколько типов магазимов: первый (основной) тип – коробчатый магазин для БМД, сопоставимых размером и формой с гвоздями, или пулями крупного калибра; второй – для сыпучих боеприпасов (дробь, картечь, металлическая стружка, порох и все остальное в том же духе, лишь бы его можно было разогнать в ускорителе); последние два типа – канистры для газов и жидкостей. В результате винтовка CX приобрела, в добавок к прежней мощности и широким сенсорным возможностям винтовок SX, впечатляющую универсальность, сохранив при этом вполне приемлемые (пусть весьма внушительные) габариты и вес. Дополнительную громоздкость CX-410 придавал более толстый, чем у винтовок SX цилиндр оптического прицела, снабженного помимо могучей оптики системами автоматической фокусировки и новейшей электронной начинкой.
Уложив громоздкую винтовку на нагретый солнцем асфальт, я привычным движением отстегнул от автомата свой жезл и снова взял в руки винтовку. Несмотря на внушительные габариты и вес, она оказалась очень удобной в обращении. Правая ладонь удобно легла на плавный изгиб камуфлированного пластикового корпуса там, где у огнестрельного оружия расположен спусковой крючок. Я легко вскинул винтовку стволом вверх, уперев массивный приклад в колено, и аккуратно вставил свой жезл в ствол рукоятью вперед. Еле слышно щелкнули фиксаторы в контактном гнезде генераторного блока. Ладонь правой руки удобно охватила рукоять жезла сквозь прорези в корпусе винтовки. Держать оружие сразу стало удобнее. Указательный палец удобно лег на ребристую клавишу спуска, кончики пальцев коснулись сенсорной панели управления генератором, с хорошо знакомой тактильной маркировкой. Я вскинул винтовку к плечу, обхватил левой ладонью ребристый пластиковый цилиндр внешнего защитного кожуха. Пальцы легли на сенсорную панель управления системами ствола. Я чуть наклонил голову вперед, мягкий резиновый наглазник прицела удобно лег вокруг правого глаза. Полюбовавшись несколько мгновений белыми щитами мишеней на противоположном конце стрельбища, Я положил винтовку на колено и извлек из транспортного кофра коробчатый магазин с гранеными стальными стержнями. Приемник негромко клацнул и магазин занял свое место под «казенной частью», придав CX-410 еще большее сходство с крупнокалиберным пулеметом или автоматической пушкой. Винтовка готова к бою, но без ранцевого блока толку от нее никакого.
Я положил оружие на асфальт и присел на корточки возле лежащего рядом ранца. Нащупав на правой боковой плоскости утопленную в пластик защелку, я аккуратно нажал на нее, одновременно потянув вверх. Из корпуса ранцевого блока послушно выскользнул увесистый прямоугольник ноутбука. Бронепластик корпуса покрыт мелкими пятнами мультикама. Это армейская спецмодель ее пришлось делать почти с нуля, -- стандартные модели не позволяли полностью использовать многочисленные возможности прочих систем винтовки. За ноутбуком тянулся аккуратный пучок кабелей с усиленной изоляцией и широкий шлейф основного интерфейса (внешнего порта стандарта SCASI-XM). Я поставил ноутбук на асфальт, поднял панель монитора в рабочее положение и занялся разконсервацией системы.
Это заняло достаточно много времени. Комп сначала потребовал целую кучу паролей и кодов, которые, в конце концов, обнаружились на листе жесткого белого пластика, лежавшем в транспортном кофре, потом запустил магоэлектронный блок биометрической идентификации и довольно долго обрабатывал данные; потом запустил процедуру переустановки паролей и настройку параметров безопасности; наконец, прогнал стандартные загрузочные тесты (вернее продемонстрировал мне их результаты) и высветил стандартное приглашение командной строки внизу пустого экрана. Результаты загрузочных тестов привели меня в полный восторг. Я знал, что «мозги» для винтовок SX разрабатывали с размахом, но реальность превзошла мои ожидания: два могучих процессора (в каждом по четыре ядра) плюс дополнительный математический блок для скоростных вычислений, немыслимое для большинства стандартных компов (включая стационарные) количество оперативной памяти, могучая видеокарта с расширенными возможностями оцифровки и поддержкой нескольких мониторов (монитор ноутбука имеет функции графического планшета, к тому же в боевом режиме информация может выводиться параллельно на два спецдисплея, -- один в очках тактической гарнитуры, второй в прицеле винтовки), великолепная звуковая карта со встроенным усилителем и системами звукового синтеза. С этим тоже понятно. В штатный комплект винтовки входит магнитомеханическая система акустической стрельбы МСАС-41 (в просторечии «паутина»), представляющая собой сложную систему мембран из намагниченной пленки, которые можно привести в движение с помощью электромагнитных колебаний создаваемых генератором винтовки и фокусируемых жезлом и антенной системой ствола (нам пришлось изрядно повозиться, чтобы обеспечить ее полноценное взаимодействие с «паутиной» без ущерба для рабочих характеристик). Эти мембраны могут не только создавать звуковые колебания различных частот, но и служить акустическим резонатором переменной конфигурации, позволяющим фокусировать звук в пучки различной формы и плотности. Установка «паутины» в ствол винтовки требует навыков и довольно таки много времени (работать в стандартных режимах при наличии «паутины» антенная система ствола не может, поэтому пришлось искать компромисс), но эта модификация позволяет превратить винтовку в мощное акустическое оружие с широким спектром возможностей. Дисковый массив у «мозга» CX-410 тоже оказался впечатляющим: флешдиск повышенного объема для операционной системы, основного программного обеспечения, буферов и оперативной информации; плюс винчестер для хранения данных, скоростной ридер флеш карт и DVD привод. В конце отчета о загрузочных тестах шел довольно длинный список внешних портов и специализированных микросхем реализующих многие сложные процедуры управления системами винтовки на аппаратном уровне.
Порадовав меня подробным отчетом о своих впечатляющих возможностях комп покладисто вывел стандартное приглашение командной строки в нижнем левом углу пустого экрана. Набрав стандартную команду вызова справочной системы я быстро просмотрел список основных команд и операторов. С каждой новой страницей светло-серого текста, возникающей на черном фоне экрана, я чувствовал себя все увереннее. За время работы в лаборатории профессора Лощинского я прекрасно изучил все тонкости работы SXOS210 почти с нуля разработанной военными программистами для управления «мозгом» винтовок типа SX. За основу взяли идею систем относящихся к проэкту OpenOS: мощное ядро с возможностью тонкой настройки, максимально лаконичный основной интерфейс в виде переключаемых текстовых консолей, требующий минимум ресурсов, плюс графический сервер с несколькими графическими консолями, на стабильность которого основной системе плевать. Результат получился великолепным. Надежная, стабильная и быстрая эта система много раз радовала меня простотой, логичностью и предельной продуманностью своего устройства, которой так не хватает коммерческим операционным системам. В последние два года учебы мне пришлось написать немало программ, пользуясь встроенным компилятором SXOS210 и великолепной подпрограммой командной строки, разработанной специально для этой системы, -- обработчиком последовательности команд, -- позволяющим создавать длинные последовательности обычных команд системной строки, соединенных дополнительными операторами, позволяющими реализовать условные переходы, циклы и многие другие функции, характерные для полноценных программ. Отлаживая микроэлектронные блоки, поведением которых предстояло управлять SXOS210 мне пришлось освоить язык машинного уровня (универсальный вариант ассемблера, разработанный для этой системы). Это стоило мне большого труда, несмотря на врожденную склонность и любовь к такого рода работе, -- зато я получил возможность творить с системой в буквальном смысле все что угодно.
Убедившись, что основные принципы и устройство CXOS410 (прямого потомка SXOS210) мне хорошо знакомы, хотя эта система получила множество новых возможностей, я запустил оболочку файлкоммандера и без особого труда обнаружил папку с технической документацией и инструкциями по боевому применению винтовки и ранцевого блока. Тщательно прочитав раздел, посвященный расконсервации (во избежание любого рода сюрпризов, связанных с дополнительными возможностями CX-410), я запустил тестирование аппаратуры ранцевого блока. Результаты тестов меня порадовали. Преобразователи и прочая хорошо знакомая мне начинка ранцевого блока (как техномагическая, так и исключительно электронная) была абсолютно исправна, к тому же, судя по отчету, выданному компом, возможности многих блоков значительно возросли по сравнению с аналогичными для винтовок типа SX. Больше всего меня впечатлила емкость основной батареи литийионных аккумуляторов, -- она выросла в несколько раз. Правда все аккумуляторы были абсолютно пусты, как и следовало ожидать. Набрав короткую последовательность команд, переводящую «мозг» винтовки в режим «ожидание на боевом дежурстве», я захлопнул дисплей ноутбука и вернул его обратно в слот ранцевого блока. Мне очень хотелось быстрее разобраться по-настоящему в его обширных возможностях, но прежде всего мне нужно было доказать Мерлину, что я могу стрелять из CX-410 иначе полковой архимаг вполне мог решить, что ошибся доверив мне столь сложное оружие. По большому счету это уже не имело значения. Расконсервированный по всем правилам «мозг» винтовки записал мои биометрические данные как параметры стрелка-оператора и менять их согласился бы только получив соответствующие коды, затерянные где-то в недрах секретных архивов то ли командования сухопутных войск, то ли генерального штаба. Однако ссориться с Мерлином мне все равно не стоит.
Я извлек из транспортного кофра комплект тактического управления: гарнитуру, клавиатуру, -- узкую, тонкую, предельно компактную. Скинув каску, надел на голову гарнитуру, тщательно приладив к ушам массивные наушники, предназначенные, кроме прочего, для звуковой защиты; Затянул под подбородком широкий эластичный ремешок со встроенными ларингофонами, опустил на глаза очки с толстым бронестеклом, намертво соединенные широкими боковыми пластинами с поворотными сегментами наушников. Светочувствительный слой, нанесенный на внешнюю поверхность бронестекла, потемнел от яркого света ровно настолько, чтобы улучшить видимость. Вновь надев на голову каску, я сдвинул очки на лоб. Боковые пластины с тихим щелчком раздвинулись, и очки удобно легли поверх каски. Приладив тактическую клавиатуру к обратной стороне левого предплечья, я скинул со спины вещмешок. Нащупав на боковой поверхности ранцевого блока защелки грузового отсека я нажал на них, одновременно потянув на себя. Передняя крышка ранцевого блока (в боевом положении прилегающая к спине) открылась, чуть слышно чавкнув гермоуплотнителями. В грузовом отсеке обнаружилась довольно объемистая укладка с инструментами, но свободного места оставалось более чем достаточно. Я быстро распаковал вещмешок, тщательно разместил его содержимое в грузовом отсеке ранца, и закрыл крышку, с удовольствием отметив, что свободного места в грузовом отсеке осталось даже больше чем было в моем вещмешке. Упаковав снаряжение, я занялся подключением соединительных кабелей к ранцевому блоку. Пристегнув кабели к лямкам ранца, я поставил его вертикально, продел руки в лямки, тщательно подогнал длину и встал уже с ранцем за спиной. Ранцевый блок удивительно удобно лег на спину. Вопреки своему весьма солидному весу он скорее помогал сохранять равновесие, чем мешал этому. Анатомическая штамповка на передней плоскости ранца, надежно поддерживала спину в правильном положении, перераспределяя нагрузку наиболее благоприятным образом.
Подхватив с земли винтовку, я перебросил ее широкий ремень через голову так, что винтовка легла мне на грудь. На то, чтобы подключить провод интерфейса к тактической гарнитуре, воткнуть штекера кабелей в гнезда на прикладе винтовки и закрепить фиксаторы штекеров, повернув их до упора по часовой стрелке, мне понадобилась пара секунд. Я замер прислушиваясь к весу нового снаряжения. Вес винтовки и ранцевого блока скорее радовали меня, чем мешали, придавая уверенность и спокойствие.
Я опустился на нагретый солнцем асфальт, поджав под себя ноги, положил винтовку на сгиб правого локтя, и сдвинул левой рукой на глаза очки тактической гарнитуры. На стекле очков терпеливо мигал курсор командной строки. Я вновь положил левую ладонь на ствол винтовки и набрал несколько команд на тактической клавиатуре, переводя ранцевый блок в режим форсированной перезарядки батарей от преобразователей магической энергии, потом я вновь положил правую ладонь на рукоять жезла и начал стягивать к нему магическую энергию с помощью высших рун «свет» и «воздух». Воздух у кончика жезла начал потрескивать. Энергия потекла от жезла и антенной системы винтовки по реверсным каналам в обход генератора. Преобразователи ранцевого блока тихо загудели, превращая магическую энергию в электричество, устремившееся через трансформаторный блок к литий-ионным аккумуляторам.
Подзаряжать винтовку оказалось намного легче, чем просто собирать магическую энергию при помощи рунной медитации, сливая ее в кристалл-накопитель, -- основную работу выполняли системы винтовки. Используя часть электрической энергии, текущей от преобразователей, я привел в действие сервопривод антенной системы ствола. Повинуясь прикосновениям пальцев левой руки к сенсорам панели управления, антенная система ствола пришла в движение, меняя конфигурацию. Выдвинулись вперед узкие, похожие на клинки пластины высоковольтных разрядников, развернулись системы фокусировки. Энергия стихии воздуха устремилась к пластинам разрядников, повинуясь уже не только законам магии, но и законам науки. Преобразователи загудели громче, на пластинах разрядников заплясали голубые искры. Не отпуская рукоять жезла, я коснулся сенсоров пальцами правой руки, включил генератор винтовки, направив электромагнитную энергию в фокусирующие контура. Голубые искры на пластинах разрядников превратились в голубое свечение коронных разрядов. Я увеличил мощность, свечение стало ярче, гудение ранцевого блока превратилось в радостное басовитое пение. Удерживать процесс под контролем стало заметно труднее, но мне не пришлось использовать энергию, запасенную в кристалле. За восемь лет активных занятий классической и техномагией максимальная доступная мне скорость потока магической энергии (скорость восстановления естественного уровня при ее активном использовании) увеличилась во много раз. Особенно резкое ее возрастание произошло после первого астрального превращения, когда окончательно сформировался мой второй облик. Мне хватило лишь части этой динамической энергии, чтобы удерживать под контролем поток магической энергии, текущий сквозь системы винтовки. Постепенно появилась усталость, но она нарастала удивительно медленно.
Не прерывая медитации, я отметил краем сознания, что мои товарищи по новому техномагическому оружию, под отеческим надзором заметно нервничающего Мерлина, успешно справились с распаковкой винтовок и приступили к приведению их в надлежащее боевое состояние (то есть, снятию с консервации). По мере продвижения к намеченной цели полковник все быстрее мрачнел. Дело продвигалось с трудом, однако электромагнитные винтовки не даром создавались лучшими гражданскими специалистами для суровых военных условий. В конце концов, все оружие было успешно приведено в боевую готовность и полковник Смирнов, проведя краткий, но доходчивый инструктаж, приказал приступить к перезарядке батарей с помощью преобразователей магической энергии. Подавая пример, он первым опустился на нагретый солнцем асфальт и вскинул стволом вверх свою громоздкую CX-410. Однако, прошло еще не меньше четверти часа прежде чем все сумели последовать его примеру и Мерлин смог, наконец, сосредоточиться на медитации.
К тому времени в моих наушниках прозвучал мелодичный тоновый сигнал и «мозг» винтовки вывел на дисплей тактической гарнитуры сообщение: «полная перезарядка аккумуляторов завершена, все системы приведены в режим оперативного ожидания». Я вновь набрал на тактической клавиатуре несколько команд, приведя сенсорные системы винтовки в режим кругового сканирования. Когда я вновь положил ладонь на рукоять жезла, привычный мир магического восприятия словно раскрылся, обретя множество новых деталей и граней, границы зоны отчетливого восприятия резко расширились, хотя я не прилагал для этого дополнительных усилий. Отчасти все это было мне хорошо знакомо, -- под конец учебы мне приходилось участвовать в отладке и лабораторных испытаниях сенсорных систем винтовок SX, -- но это касалось скорее понимания принципов, и смысла моих ощущений. Системы реальной боевой винтовки, которую я держал в руках, далеко превосходили возможности экспериментальных прототипов и опытных образцов, которые мы испытывали в лаборатории. Некоторое время я с огромным интересом исследовал окружающий мир. Пальцы привычно скользили по сенсорам контрольных панелей, почти не требуя участия разума. Очень быстро мне стало казаться, что винтовка сама угадывает малейшее движение мысли. Сервопривод антенной системы тихо жужжал, с поразительной быстротой и точностью меняя ее конфигурацию; пение генератора превратилось в сложную, едва уловимую мелодию. Мне довольно быстро удалось отфильтровать яростный треск разрядников активно заряжаемых винтовок, полностью очистив магическое восприятие. Поэкспериментировав с мощностью и настройкой я получил возможность предельно отчетливо воспринимать происходящее на стрельбище не прилагая даже тех небольших усилий, которых требовало от меня самостоятельное магическое сканирование пространства. Некоторое время я просто наслаждался этим, думая о том, насколько интереснее и приятнее могут стать караульные наряды. Мощности генератора вполне хватит, чтобы накрыть зоной непрерывного сканирования всю территорию части, так что все необходимое теперь можно будет узнавать, просто выполняя свои прямые обязанности. Придя к этой замечательной мысли, я вновь пристроил винтовку на сгиб локтя и погрузился в чтение технической документации, хранящейся в памяти «мозга», периодически набирая необходимые команды на тактической клавиатуре. Сканировать окружающее пространство, не имея физического контакта с жезлом, стало несколько труднее, но я почти не заметил этого, ведь рукоятка жезла все равно находилась совсем рядом.
Когда весь остальной взвод закончил перезарядку оружия, дело близилось к вечеру, но пострелять в тот день нам все-таки удалось. Закончив перезарядку своей винтовки, Мерлин отдал команду «стройся». Дождавшись ее выполнения, он встал на огневом рубеже, опустился на колено и решительно вскинул винтовку к плечу. Сервопривод антенной системы довольно долго и как-то неуверенно жужжал, повинуясь его командам, но, в конце концов, винтовка переключилась в режим стрельбы смещаемыми дуговыми разрядами (простейший из всех возможных). Полковник нажал на спуск и пластины высоковольтных разрядников с грохотом выплюнули ослепительную голубую молнию, пробившую оплавленную дыру в центре стального щита мишени. Строго говоря, молния высоковольтного разряда устремилась от одной пластины разрядника к другой, но мощное магнитное поле, созданное генератором винтовки и сфокусированное антенной системой ствола (частично с помощью магии), искривило ее, бросив к мишени. Обозрев дело рук своих в оптический прицел винтовки, Мерлин аж крякнул. С одной стороны, попал куда нужно и магической энергии на мощную боевую молнию почти не затратил. С другой, -- объясняй теперь зампотылу зачем понадобилось дырявить практически новый бронещит, который, для обычных стрельб, может служить годами. Изрядно понизив мощность разряда, Мерлин выстрелил снова. На сей, раз выстрел оставил на щите лишь неглубокую отметину с оплавленными краями. Поняв, что ввиду отсутствия на стрельбище комплекса электромагнитной защиты и электронных мишеней, для тренировочной стрельбы из электромагнитных винтовок, Мерлин собирается настроить мощность импульсов так, чтобы они только только прожигали дырки в картонных мишенях для пулевой стрельбы, укрепленных поверх бронещитов, я мысленно скривился. Новенькие батареи винтовок после первой зарядки следовало как можно быстрее полностью разрядить и зарядить снова. Для правильной разгонки сделать это следовало не меньше четырех раз. Нарушение режима разгонки грозило резким снижением фактической емкости аккумуляторов и срока их службы. Мерлин знал это не хуже меня, но объяснять все это маеру Шмакину ему совершенно не хотелось даже при полной поддержке бати.
Положив ладонь на рукоять жезла, я потянулся щупом узконаправленного канала ментальной связи к сознанию Мерлина. Заметить такой щуп со стороны, находясь в обычном состоянии, а не в трансе глубокого поиска, мог только опытный маг не ниже первого класса да и то с небольшого расстояния, а на стрельбище кроме меня и самого Мерлина таких не было. «Товарищ полковник, разрешите обратиться», -- Мерлин еле заметно вздрогнул. Я заметил это только потому, что ожидал примерно такой реакции. «Обращайся, рядовой, коли сумел дотянуться», -- ментальная речь Мерлина звучала раздраженно, но, в то же время, в ней чувствовалось явное облегчение. Полковой архимаг уже признал для себя, что в новом оружии я разбираюсь гораздо лучше него самого, хотя никогда не признал бы этого вслух. Он явно догадался, зачем я снова обратился к нему и был рад этому, тем более, что обратившись к нему по хорошо скрытому ментальному каналу, я недвусмысленно дал понять, что предлагаю ему представить решение, которое собираюсь предложить, как свое собственное. Я быстро объяснил как настроить винтовку на малую дальность выстрела, повысив при этом мощность разряда. Установив предложенные мной параметры настройки генератора, Мерлин выстрелил снова. Молния получилась гораздо более мощной чем раньше, но теперь она не коснулась щита. Мерлин приказал установить перед бронещитами арматурины с обычными картонными мишенями, которых на складе имелось предостаточно, и, наконец, отдал команду занять огневые позиции для стрельбы лежа.
Удобно уложив массивную винтовку на землю перед собой, я прижал к стеклу очков мягкий наглазник прицела и успел еще полюбоваться черно-белой картонкой мишени пока прозвучала команда «огонь». Я нажал на спуск. Стекло очков на мгновение потемнело, спасая глаза от вспышки выстрела. Центр мишени перестал существовать (ну не годятся картонные мишени для стрельбы дуговыми разрядами). Однако выяснилось, что уничтожены не все мишени. Кое-кто, не смотря на великолепную оптику винтовок и полное отсутствие отдачи, умудрился промазать, срезав арматурину мишени, или просто проделав изрядную борозду в сухой земле между огневым рубежом и мишенью. Вслед за яростными матюгами Мерлина и наставлениями по стрельбе из техномагического оружия, изложенными в доходчивых выражениях, вновь прозвучала команда «огонь». Я снова нажал на спуск, превращая в пепел остатки своей мишени. Мерлин скомандовал «сменить мишени». Вскакиваю на ноги, закидываю винтовку за спину и бегу на другой конец стрельбища. Вес винтовки и ранца чувствуеться отчетливо, но почти не мешает на бегу. Привычно прикрепив черно белую картонку мишени к ржавому железному пруту, бегу обратно на огневой рубеж. Сбросив с плеча винтовку, падаю на землю, ловлю в прицел центр мишени. Мерлин снова командует «огонь». Грохот нового залпа. Несколько промахов снова сжигают землю. В воздухе повис запах гари. Новый залп. Мишени вновь хватает на два выстрела. Снова матюги Мерлина и замена картонных мишеней. Стрелять из винтовки серии СХ дуговыми разрядами по смещением – вопиющее варварство. Это почти то же самое, что бить по мишени прикладом, но сейчас это именно то, что нужно. Такой режим стрельбы довольно быстро садит батареи винтовки.
Постепенно все выстрелы укладываються в центр картонных мишеней. Немного освоившись с новым оружием, стрелки обнаруживают, что целиться и корректировать его выстрелы с помощью магии намного легче чем траектории автоматных очередей. Оставив вместо себя командира второго взвода сержанта Швагина, Мерлин покинул стрельбище. Вернулся он в сопровождении нескольких солдат с бухтой высоковольтного кабеля. Пока мы продолжали упорно лупить дуговыми разрядами, способными легко прожечь лобовую броню тяжелого танка, по картонным мишеням, солдаты-электрики под руководством Мерлина установили коробку с высоковольтными рубильниками и соорудили временную разводку, ведущую от нее к огневым позициям.
Когда батареи винтовок оказались на нуле заряжали мы их уже не как в походе от преобразователей, а как полагается на стрельбище (или на подготовленных оборонительных рубежах), -- подключив высоковольтные линии зарядными клеммами к трансформаторным блокам ранцев. После перезарядки опять началась пальба, только теперь Мерлин с помощью психокинетики двигал мишени вдоль огневого рубежа, сбивая прицел стрелкам. Снова запахло горелой землей. Командиры взводов, получив нагоняй от Мерлина принялись муштровать подчиненных. Шмагин при этом матерился не хуже самого Архимага. Командир первого взвода сержант Поваляев несколько уступал им обоим в доходчивости выражений, но стремился наверстать упущенное. Я оставался при этом скорее наблюдателем, нежели участником событий. Обмануть сенсоры винтовки серии СХ простым смещением цели в принципе невозможно (при условии, если стрелок-оператор знает как их использовать). Мне даже не нужно было перемещать ствол винтовки, чтобы отследить движение цели. Траекторию дугового разряда можно легко смещать в довольно широких пределах. С физической точки зрения принцип такого смещения во многом напоминает качание радарного луча создаваемое антенной решеткой, но управлять им можно и с помощью жезла, -- стремительно и легко, почти не тратя магической энергии.
Эти первые стрельбы закончились только после завершения последнего разгоночного цикла аккумуляторов. Высоковольтная линия, проложенная на стрельбище, очень этому помогла, но последние залпы гремели уже глубокой ночью. От возни с новым незнакомым и замысловатым оружием, и от постоянной ругани Мерлина все «почетные техномаги» вымотались до предела. Когда разогнанные наконец батареи винтовок были вновь заряжены под завязку и прозвучала команда «в казарму шагом марш» ни у кого уже не было сил ни радоваться, ни даже ругаться.
Поскольку я в число почетных техномагов не входил в силу квалификации, то усталости почти не испытывал и был совершенно доволен жизнью, но полковник Смирнов быстро нашел подходящий способ устранить эту вопиющую несправедливость. Остаток той ночи я провел в его кабинете, изо всех сил пытаясь преподать ему сверхускоренный краткий курс основ сводной теории поля заодно с наставлением по устройству электромагнитных винтовок трех полученных серий и их практическому применению. Под конец я готов был толи взвыть, толи уложить полковника ментальным ударом (при желании я вполне мог это сделать, даже не используя возможности своей второй формы) чтобы попытаться вложить в его память требуемую информацию с помощью ментального контакта (не смотря на весь риск подобной затеи). Не смотря на то, что все это я знал очень хорошо, мне катастрофически не хватало опыта изложения этих знаний. Окажись на моем месте профессор Лощинский он, возможно, справился бы лучше, но ему я не желал бы такого даже ради того, чтобы избавить от этого себя. Впрочем, Мерлин все же доказал, что он не даром главный боевой маг полка. За эту сумасшедшую ночь он усвоил столько, сколько иные студенты не усваивают за два года учебы, -- не смотря на мое неумение кратко изложить суть столь любимой мной области знаний.
Несмотря на столь радикальное начало моей карьеры в роли преподавателя, утром я чувствовал себя довольно таки неплохо. Рунная медитация и астральное превращение снова спасли меня от мучительного переутомления, как бывало уже не раз. Полковник выглядел немногим хуже. Ему пришлось труднее, чем мне, но изощренная комбинация алхимических средств, поддерживающих амулетов и восстанавливающей медитации, перешедшей в кратковременный сон, сработали не хуже привычных мне гораздо более мощных средств. Паря под потолком его кабинета в драконьем облике, я с огромным интересом наблюдал за действиями Мерлина в те пару часов, что остались нам для отдыха в ту ночь.
По команде «подъем» я привычно натянул на себя одежду, подхватил лежащие у моей кровати ранцевый блок и винтовку (в отличии от более простого оружия электромагнитные винтовки SX и СХ не хранятся в арсенале казармы, так как они настроены на конкретного стрелка-оператора, который несет за них полную ответственность согласно уставу) и выскочил из казармы, на ходу застегивая лямки ранца. Согласно уставу боевой комплект электромагнитной винтовки (собственно винтовку и ранцевый блок) в казарме положено хранить в специальной стойке, установленной у койки стрелка, -- такая стойка позволяет гораздо быстрее одеть на себя ранец в случае подъема по тревоге, -- но на склад привезли только винтовки. О стойках штабные интенданты видимо просто забыли, как и об оборудовании для стрельбища.
Мои товарищи по сводному взводу чувствовали себя с новым оружием гораздо менее уверенно, чем я. Их явно не радовала перспектива постоянно таскать при себе полный комплект вооружения, хотя остальные пехотинцы большую часть времени ходили без какого-либо оружия. Мало того, что ранец и винтовка весят немало, -- наш взвод, вооруженный до зубов во время обычного утреннего построения заставлял нервничать остальных, не знающих чего ожидать, вызывая к себе неприязнь. Столь странные, на первый взгляд, положения устава объяснялись той же причиной, по которой жезл и прочее личное снаряжение боевого мага не подлежит изъятию (кроме исключительных случаев), -- взаимной «настройкой» мага и его снаряжения, которая тем глубже, чем опытнее и сильнее маг. Не разобравшись толком в устройстве своих винтовок и не имея возможности воспринимать мир через их сенсорные системы, прочие бойцы сводных взводов не воспринимали пока свое новое громоздкое оружие как неотъемлемую часть личного снаряжения, какой был для каждого из них, например, жезл.
После завтрака мы, под командованием Мерлина, вновь помаршировали на стрельбище. Первым делом Смирнов наглядно продемонстрировал всем, насколько он превосходит своих подчиненных во владении новым оружием. Он приказал бойцам обоих взводов под командованием сержантов общими усилиями скрыть с помощью магии одну из мишеней, дав на подготовку два часа. После этого он покинул стрельбище.
Робота закипела так, словно маскировали не мишень на стрельбище, а позицию на поле боя перед наступлением превосходящих и вполне реальных сил противника. Зазвенели в воздухе слова громоздких, но мощных заклинаний. Пока одни начитывали их, застыв в позиции предельной концентрации (напоминающей основную оборонительную боевую стойку), сжав побелевшими пальцами рукояти жезлов; другие быстро и уверенно чертили не сухой земле узоры графических заклинаний. Пошли в ход инструменты и припасы из ранцев.
Я выполнял приказы, работая на равнее со всеми, но о том, как можно было бы дополнительно усилить скрытие сверх реализуемой схемы, я промолчал, -- ситуация, все же, не была боевой. Когда, по истечении двух часов, Мерлин снова появился на стрельбище, подготовка была закончена. Чтобы быстро пробить своими силами стационарное скрытие, которое два часа общими усилиями ставили два взвода умелых и неслабых боевых магов, даже такому магу как Мерлин пришлось бы очень напрячься, изрядно истощив свой личный запас магической энергии и не имея гарантии успеха. Все понимали это не хуже Мерлина и недоумевали, зачем ему проделывать нечто подобное. Однако полковой архимаг хорошо знал, что и зачем он делает.
Встав по центру огневого рубежа полковник вскинул к плечу винтовку. Я с удовольствием отметил про себя, что он уверенно перевел свое оружие в режим стрельбы высокоэнергетическим фотонным пучком (один из самых эффективных режимов винтовки типа СХ). Физическим эффектом выстрел электромагнитной винтовки в этом режиме напоминает выстрел мощного боевого лазера, но принцип совершенно иной: генератор винтовки создает мощный электромагнитный импульс световой частоты, фокусируемый в сверхтонкий пучок антенной системой ствола. В силу общности волновых свойств фотононов и физических свойств электромагнитных колебаний соответствующей частоты результатом является сверхтонкий почек светового излучения высокой мощности. Настроив режим выстрела, полковник включил сенсорные системы и плавно повел стволом винтовки, выискивая цель. Для экономии энергии и собственных сил он использовал направленное сканирование. Генератор винтовки загудел громче, постепенно повышая мощность. На второй сканирующей дуге полковник нажал на спуск и нестерпимо яркая белая нить боевого фотонного импульса безошибочно прошила центр скрытой магией мишени, пробив в земле за ней тонкое как спица отверстие, уходящее на огромную глубину.
Все почетные техномаги обалдело молчали. Я просто молчал вместе со всеми, мысленно аплодируя Мерлину. Он не стал читать поисковые заклинания, пытаясь обнаружить и вскрыть скрывающую магию классическим способом, как наверняка ожидал кто-то из устанавливавших ее магов, ведь ему не нужно было демонстрировать свои знания и мастерство мага. Не стал он и сканировать пространство, используя жезл, вкладывая всю силу, искусство и опыт в надежде увидеть цель сквозь скрывающие ее чары, -- второй классический способ решения подобной задачи известный всем находящимся на стрельбище магам (для боевого мага часто единственный, поскольку требует меньше времени и позволяет обнаружить внезапно появившуюся опасность), -- Мерлин не собирался тратить свой запас магической энергии, демонстрируя свою силу. Он проделал почти то же самое, но вместо того, чтобы использовать для сканирования только жезл и собственную силу, он использовал сенсорные системы винтовки и ее генератор, -- в данном случае работавший как усилитель. Мерлин сделал то, что намеревался сделать, показал подчиненным настоящие возможности нового оружия, которое им предстояло освоить, -- причем показал так, чтобы они смогли оценить их благодаря тому, чему он научил их раньше.
Выждав примерно минуту, чтобы все успели придти в себя, полковник перевел винтовку импульсный режим «магического тарана» и вновь вскинул оружие к плечу. Низко загудел генератор, взвили импульсные накопители, зажужжал сервопривод, меняя конфигурацию антенной системы. Тщательно прицелившись, полковник нажал на спуск. Беззвучный и невидимый, в магическом восприятии этот выстрел прозвучал тяжелым уханьем осадной мортиры. Магия, скрывавшая мишень, рассыпалась, словно стеклянный купол, -- с громким звоном, неприятно резанувшим слух в магическом восприятии.
Всеобщему обозрению предстала невидимая до этого мишень с аккуратным отверстием толщиной в спицу по центру, края которого даже не обгорели. Победно улыбнувшись, полковник свернул антенную систему ствола в походную конфигурацию и повесил винтовку на плечо. По-прежнему улыбаясь, он оглядел притихшую шеренгу солдат. Мерлин был не просто доволен собой, он был счастлив, как может быть счастлив по настоящему опытный, умелый солдат и боевой маг, получивший, наконец, оружие достойное его знаний, силы и мастерства. Я тоже был счастлив, потому что теперь мог разделить свою радость если не с другом, то с мастером и учителем. Я знал, что Мерлин благодарен мне, по своему, -- теперь он будет учить меня не только как командир, но и как воин принявший ученика. Многие не обрадовались бы этому—такое ученичество выдержать очень трудно, но я стремился именно к этому. Может быть потому, что путь боевого мага сейчас остался почти единственным путем в моем мире, ведущим к самым дальним вершинам магического искусства, а может быть потому, что я не видел тогда иного способа найти применение и узнать границы возможностей моей второй формы.
Мысленно улыбаясь, я наблюдал за тем, как загораются глаза молодых магов. Только теперь они поняли, на что способно их новое оружие. Мерлин правильно распределил его. Те, кто сумел оценить демонстрацию, сжимали в руках винтовки двух более совершенных серий. Я радовался вместе с ними. Несмотря на мои технические знания, многое мне предстоит открывать вместе со всеми, под руководством Мерлина. К тому же, сейчас эти знания немного омрачали мою радость. Я слишком хорошо представлял насколько на самом деле ограничены возможности нашего оружия. Всем остальным, -- может быть даже Мерлину, -- казалось, что выстрел электромагнитной винтовки в режиме «магического тарана» способен снести любую магию так же легко, как это произошло только что. На само деле все гораздо сложнее. Пока техномагами моего мира обнаружено лишь несколько видов электромагнитных колебаний способных, в определенных условиях, давать эффект аналогичный применению магической энергии для определенной цели: в данном случае выстрел электромагнитной винтовки, направленный в правильно выбранное место скрывающей магической структуры, разрушил ее, как мог бы разрушить хорошо сфокусированный пучок магической энергии достаточной мощности, направленный в ту же точку. Вся беда в том, что пока подобным «псевдомагическим» эффектам не хватает универсальности. Известно их немного и реальная сфера применения каждого из них достаточно ограничена. При этом для большинства из них эта ограниченность подобна ограниченности сферы применения кувалды или парового молота. Тем не менее, для опытного и умелого мага они могут стать не только могучим оружием но, и надежным инструментом невоенного применения, если маг достаточно силен. Чтобы управлять подобными «псевдомагическими» эффектами, создаваемыми современным техномагическим оборудованием, магу нужны не только знания и мастерство, но и магическая сила, тем большая, чем больше «псевдомагической» энергии необходимо использовать.
То, что устроил нам Мерлин в оставшееся до сводных учений время следует сравнивать скорее не с тем, что мне довелось выдержать в пехотной учебке, -- хотя сержант Ляпин часто гонял нас так, что никакая магия не спасала полностью от непосильных нагрузок, -- а с затяжной и жестокой войной, превратившейся в один почти непрерывный бой. Всех солдат двух наших сводных взводов освободили от всех нарядов и караулов, но от этого было не легче. Все время от утреннего построения до самого отбоя мы проводили на стельбище, или на полосе препятствий, усовершенствованной лично Мерлином (к этому благородному делу он привлек почти всех толковых и сильных магов из офицерского состава части) и утыканной разнообразными мишенями, часто скрытыми самым тщательным образом. При этом нам приходилось не только преодолевать полосу препятствий с максимальной возможной скоростью, уничтожая все до одной мишени (за пропущенные мишени, или медлительность Мерлин наказывал очень жестко и изобретательно, причем весь провинившийся взвод в полном составе). Офицеры инструкторы постоянно обстреливали нас из боевого оружия учебными пулями, начиненными краской (где Мерлину удалось раздобыть такую экзотику оставалось только гадать). Даже сами по себе эти пули лупили весьма ощутимо, но в каждой обойме кроме таких учебных патронов были патроны с пластиковыми пулями. Прозевать такую означало получить очень болезненный удар способный выбить сознание на полчаса, если не больше. От обстрела приходилось прятаться, или защищаться с помощью магии. Мерлин наглядно продемонстрировал нам, что в условиях современного боя, -- под интенсивным обстрелом, -- резервы магической энергии иссякают удручающе быстро. Поэтому, все разнообразные магические щиты, созданные за сотни лет развития классической магии, -- лишь последний, пусть и самый надежный, аргумент в борьбе за выживание и победу. Хорошо поставленный магический щит, особенно если он соответствует характеру вражеского огня, способен остановить снаряд гораздо серьезнее автоматной пули. Пробить такой щит даже самым мощным обычным оружием невозможно до тех пор, пока у мага достаточно энергии чтобы поддерживать его. Вся беда в том, что запас энергии мага иссякает гораздо быстрее, чем боезапас у вражеских стрелков. В средневековых сражениях, когда устроить серьезный обстрел можно было только с помощью магии, это не имело значения. Маги с обеих сторон (нападавшие и держащие оборону) находились в равных условиях. Исход боя зависел от числа магов их силы и мастерства. В современном бою маг вынужден сражаться почти как обычный солдатам, надеясь, прежде всего, на защиту громоздких бронежилетов да на хороший окоп. Магическую энергию берегут для исцеления серьезных ранений (против которых бессильны солдатские медкомплекты), разведки и маскировки, иногда, -- для серьезной атаки (когда можно одним мощным хорошо продуманным ударом уничтожить позиции противника); или для обороны против превосходящих сил противника (например, если пехоте нужно остановить вражескую бронетехнику).
Электромагнитные винтовки вновь изменили баланс сил на поле боя, даже более радикально, чем прежде сделали это пушки и тяжелые пулеметы, но, на сей раз, преимущество вновь оказалось на стороне боевых магов. Несколько магов, вооруженных таким оружием, способны часами вести шквальный огонь не хуже ракетной или гаубичной батареи (причем с гораздо большей точностью и эффективностью), спокойно дожидаясь пока у противника иссякнет боезапас. При этом самим магам это почти не грозит. Кроме того, с помощью более совершенных винтовок такого типа можно создавать и защиту. Если огонь ведется снарядами из магнитного материала, можно поставить электромагнитный щит – простой, надежный и очень мощный. При этом «мозг» винтовки позволяет быстро переключаться с оборонительного режим на ответный огонь. Если снаряды из немагнитного материала, остается надеяться на различные варианты ионных, инно-магнитных и СВЧ щитов. В зависимости от того, чем именно стреляет противник, можно либо придать вражеским снарядам электрический заряд и отклонить их магнитным полем (ионно-магнитный щит); либо создать на их пути зону высокой ионизации, сжигая, или плавя снаряды противника электрическими разрядами (ионный щит); или попытаться сжечь вражеские снаряды сверхвысокочастотными электромагнитными колебаниями высокой мощности (СВЧ щит). Если правильно подобрать параметры СВЧ щита, можно заставить сдетонировать взрывчатку во вражеских снарядах, экономя энергию (снаряды уже не придется сжигать).
Мерлин заставил нас в совершенстве освоить использование всех разновидностей щитов, которые позволяли ставить наши винтовки. При этом труднее всех приходилось тем, кто был вооружен винтовками сенсорных серий. Нам приходилось постоянно сканировать полосу препятствий, выискивая противника; вдобавок вся защита взводов часто ложилась только на нас, ведь винтовки серии ЕХ способны создавать лишь простейшие щиты, -- мощные, но примитивные. Дембелям, вооруженным этими винтовками, волей неволей пришлось научиться беспрекословно подчиняться приказам, ставя щиты, или открывая шквальный огонь в направлении наших выстрелов. Впрочем Мерлину удалось быстро заставить всех позабыть неуставную табель о рангах делящую солдат на духов и дембелей. Все мы думали только о том, как бы не прозевать очередную мерзкую ловушку, устроенную отцом-командиром.
Полковник не жалел ни сил ни расходных материалов, чтобы создать на полосе препятствий всякий раз новую систему магических ловушек, обманок и маскирующих структур. Нам зачастую тоже приходилось совершенствовать навыки полевой артификации, создавая временные позиции с весьма солидной магической защитой, поскольку другого способа выдержать обычный и магический обстрел, устроенный инструкторами просто не оставалось. Я полагал, что хорошо знаю возможности своей винтовки. Тем более, что я успел достаточно быстро изучить почти дословно инструкции и наставления, хранящиеся в памяти ее «мозга», без сожаления жертвуя сном. Однако, стараниями Мерлина мне почти каждый день приходилось уже самому изобретать все новые и новые способы применения ее обширных возможностей, постоянно испытывая пределы надежности всех основных систем. Часто единственным способом вовремя уничтожить множество движущихся мишеней оставалось применение особо замысловатых режимов огня вроде стрельбы электромагнитными зарядами: по сути, представляющими собой шаровые молнии с различными характеристиками, реагирующими на разные типы целей. При этом один или даже несколько зарядов часто приходилось вести «вручную», наводя их на цель при помощи переменного электромагнитного пучка создаваемого винтовкой.
Часто подготовка нового варианта полосы препятствий занимала почти всю ночь, тогда я получал возможность либо поспать, либо спокойно подумать, вглядываясь в схемы и описания разных блоков винтовки. Но если у Мерлина оставалось свободное время, мне приходилось вновь излагать тонкости сводной теории поля и отвечать на вопросы полковника, которые с каждым разом звучали точнее и четче, становясь при этом все более сложными. Иногда мы до хрипоты спорили о боевом применении различных возможностей электромагнитных винтовок, причем полковник часто упоминал свой собственный боевой опыт, имеющий отношение к каким-то локальным войнам, о которых я не имел ни малейшего представления, хотя историю (в том числе военную) знал достаточно хорошо.
Словно в благодарность за те знания, которыми я делился с ним, Мерлин тщательно пояснял то, о чем рассказывал, следя за тем, чтобы я действительно понял, почему в такой ситуации нельзя было делать того, что было сделано, или почему следовало поступить именно так. Возьмись я записывать то, что рассказывал полковник Смирнов, получилась бы книга об искусстве современной войны не уступающая по своей ценности древнему японскому кодексу Хагакуре, но я предпочел не рисковать, полагаясь на свою память. Слишком явно я чувствовал в этих рассказах мрачную атмосферу малопонятных секретных операций.
Естественно Мерлин очень быстро обратил внимание, что я переношу явно избыточные нагрузки гораздо лучше обычного мага, даже очень сильного и умелого (вроде него самого), никаких вопросов он задавать не стал. На это просто не было времени.
Когда учения, к которым готовил нас полковой архимаг, наконец, начались все вздохнули с огромным облегчением. К этому времени наши сводные взводы сплоченностью и выучкой больше напоминали элитные спецподразделения с солидным боевым опытом (даже в одиночку полковник Смирнов в роли инструктора стоит вражеской армии, а ведь он нас муштровал не один). Стараниями Мерлина и, в какой-то мере, моими все, кто входил в их состав из почетных стали просто техномагами, причем весьма неплохими. Их знания и приобретенные навыки почти не выходили за пределы узко специфической области, но даже того, что они успели выучить из общей теории (причем выучить накрепко) вполне хватило бы любому из них для поступления на мою родную кафедру переходных состояний. Что касается практических навыков и уровня знаний в своей области, они вполне могли бы поспорить с некоторыми ее выпускниками.
Физической подготовкой наши взводы тем более превосходили любое другое подразделение части (хотя бы потому, что никто кроме нас не бегал целыми днями с полной выкладкой). Все настолько свыклись со своим новым оружием и снаряжение, что расстаться с ним никому не приходило в голову. Я успел хорошо освоиться в должности помощника командира второго взвода, совмещаемой с должностью связиста. Использовать винтовки сенсорных серий в качестве мощного средства связи научились все их обладатели, но превзойти меня никому из них не удалось, так что другой кандидатуры на эту должность во втором взводе попросту не было. Мне пришлось спешно пополнять свои познания в области шифрования и криптоанализа, заучивать стандартные общевойсковые шифры, системы позывных и сокращенных сигналов. При этом мне очень пригодился соответствующий программный комплект, входивший в стандартную начинку «мозга» моей винтовки. Кроме того пришлось осваивать применение стандартного комплекта инструментов, хранящегося в ранце винтовки для подключения к вражеским линия связи, починки и создания собственных. Впрочем, к тому времени, весь инструментальный комплект я знал, как свои пять пальцев, поскольку случись на учениях кому-то потребовать от нашего взвода продемонстрировать глубокие познания в устройстве вверенного оружия и умение чинить по-настоящему серьезные поломки сделать это, кроме меня, было опять же некому, а влетело бы всем без разбору.
По дороге на общевойсковой полигон мы весело перешучивались между собой, сидя в жарком и пыльном кузове крытого армейского грузовика, -- благо Мерлин ехал в кабине головного грузовика в который погрузился первый взвод. Учения действительно оказались намного легче, чем подготовка к ним.
Когда грузовики въехали на полигон, я передал командиру взвода полученную Мерлином вводную: наш ввод отражает танковую атаку, для этого нам предписано занять линию земляных укреплений, оставленную нашими войсками при отступлении (если успеем конечно). Грузовик покачнулся, скрипнув тормозами и замер. Сбросив сплеча винтовку я выскочил из кузова вторым (следом за командиром взвода), упал на колено в разогретую солнцем сухую траву высотой по пояс, вскинул к плечу винтовку, сканируя окружающее пространство и прикрывая выгрузку взвода. Пока взвод успел выгрузиться и занять позицию для круговой обороны, я успел засечь линию окопов в двух километрах впереди нас. Еще дальше, километрах в десяти в их направлении пылила колонна танков, укрытых смонтированными на них маскирующими амулетами, -- громоздкими и довольно мощными. Сначала я засек саму скрывающую защиту, сквозь нее мне удалось пробиться только сузив сектор сканирования и переключив генератор винтовки в форсированный режим. Я доложил командиру взвода об обнаружении противника. Мы построились в боевой оборонительный порядок и побежали к линии окопов, при этом все у кого были сенсорные винтовки, постоянно сканировали каждый свой сектор. Чтобы обогнать танки идущие по ровной степи на большой скорости, нам пришлось взять изматывающий темп, доступный только боевым магам, или настоящим спецназоцам. Благодаря высшим рунам и гораздо большей скорости потока магии, мне приходилось легче, чем остальным. Я продолжал вглядываться в магическом восприятии в приближающиеся танки. Когда они подошли ближе, я понял, что в них нет экипажей. Доложив командиру взвода, я предложил просто заглушить «противнику» связь. Поразмыслив пару секунд сержант улыбнулся. «Тебе что, Слава, пострелять не охота», -- весело спросил он. «Охота конечно, но, если мы их просто расплавим, нам может сильно влететь», -- сержант молча кивнул. Было не совсем ясно, чего ждет командование, но ссориться с интендантами ради простой потехи не стоило в любом случае. Сержант видимо пришел к тому же выводу. «Слушай приказ, ребята», -- крикнул он на бегу: «на нас идут радиоуправляемые танки-мишени, занимаем оборону и ждем, сенсорщикам с предельной дистанции снять маскировку противника, дальше пытаться заглушить связь, если не получиться лупите по гусеницам». «А если палить начнут», -- сержант повернулся ко мне: «Они стрелять могут?». «Судя по всему да, безосколочные снаряды с ослабленным зарядом, но полный боекомплект», -- сержант кивнул: «ясно, учебные пугалки, но приятного, все равно, немного, если начнут стрелять взорвем их нахрен, -- мишени, в конце концов». Больше обсуждать было нечего.
Когда мы скатились в старую траншею полного профиля, вырытую не меньше года назад, на горизонте уже без всякой магии и без помощи оптики было видно быстро растущее облако пыли. Уложив винтовку на земляной бруствер, я переключил оружие в радиорежим и запустил программу поиска вражеских частот. Через пол минуты комп радостно доложил, что обнаружен широкополосный канал передачи данных и выдал направление на вражеский передатчик. Я по привычке запустил анализатор кода и повернулся к сержанту, занявшему позицию справа от меня, чтобы доложить, что можно ставить помехи. Пока я докладывал программа анализа кода радостно пискнула, -- «код успешно расшифрован», -- и выдала на тактический дисплей результаты анализа. Я радостно улыбнулся: «чего улыбаешься, ставь помехи», -- сержант неприязненно глянул в сторону быстро растущего облака пыли. «Погоди командир, думаю я могу перехватить управление этими игрушками», -- сержант снова повернулся ко мне: «ты серьезно?». «Вполне, но мне нужен еще один сенсорный ствол для постановки помех», -- сержант молча кивнул: «действуй». Я повернулся к еще одному «сенсорщику» стоящему в траншее слева от меня: «Спиридонов, поддержи-ка меня». Спиридонов молча кивнул, нацеливая винтовку на вражеский передатчик. Я привычной скороговоркой продиктовал параметры установки помех. Генератор винтовки загудел, генерируя шумовой сигнал: «готово». Танки, скрытые маскирующей магией, замерли на предельной дистанции для стрельбы фотонным пучком. «Присмотревшись», к скрывающим амулетам, я предложил командиру просто расстрелять их. Подумав, сержант кивнул и первым нажал на спуск. Белые нити фотонных пучков легко прошивали бронеколпаки скрывающие защитные амулеты. Один за другим покрытые пылью танки возникали в степи словно из ниоткуда.
Когда замаскированными остались только два танка, сержант скомандовал прекратить огонь. Я снова переключил винтовку в радиорежим и нацелил ствол на головную машину, мне понадобилось не больше минуты, чтобы вломиться в систему бортового компьютера и изменить код управления, заодно сменив и защитный шифр, на более совершенный. Я подал танку команду «назад». Неуклюжая бронированная махина, взревев двигателем, послушно отползла на несколько метров.
Через четверть часа я закончил «приручение» остальных машин. Посовещавшись, мы решили все-таки обезвредить танки, прежде чем сникать помехи. Я подогнал танки ближе к траншее и отдал команду на открытие башенных люков. Потом мне же, как самому опытному стрелку пришлось осторожно, чтобы не зацепить ничего лишнего резать фотонным пучком траки, пока остальные выгружали из танков боекомплекты.
Потом мы расположились на броне двух танков, оставшихся неповрежденными. Я с помощью инструментального комплекта подключил мозг своей винтовки к компьютеру танка и быстро настроил связь между двумя машинами, запустив на их бортовых компьютерах программы автоматического синхронного изменения кодов, специально предназначенную для того, чтобы предотвратить, или, по крайней мере очень затруднить именно то, что я проделал с танками-мишенями. Для меня осталось непонятным, почему ее не использовал наш условный противник, но это меня особо не волновало. Я доложил командиру, что можно снимать помехи. Сержант кивнул Спиридонову и тот опустил винтовку.
Я связался со штабом командующего учениями и сержант доложил, что задание выполнено. Мы получили приказ ждать. Ожидание тянулось несколько часов. За это время я засек несколько неудачных попыток взять под контроль обезвреженные нами танки. Наконец пришла новая вводная: «захватить или уничтожить штаб войсковой группировки противника». Дальше шли координаты. Сержант привычно, словно всю жизнь служил в мотопехоте, скомандовал: «взвод к машинам». Трофейные танки взревели двигателями и помчались по степи, плавно наращивая скорость. Конечно, предполагалось, что мы будем совершать марш бросок на своих двоих, но использовать взятые под контроль танки-мишени нам никто не запрещал: в штабе учений похоже так и не поняли, что с ними произошло. Топлива в баках было пока достаточно, так что мы мчались по выжженной солнцем степи с относительным комфортом и очень приличной скоростью. О том, что нас раньше времени обнаружит условный противник, тоже можно было не волноваться. За прошедшие несколько часов мы соорудили весьма солидную полустационарную систему магической защиты и маскировки, точками привязки для которой служили маскирующие амулеты танков.
Маги, входившие в состав охранения условного вражеского штаба обнаружить нас не смогли. Мы спокойно подъехали к самым окопам противника. Сержант велел ребятам не слезая с брони взять под прицел лейтенанта, командовавшего охранением, магов и двух гранатометчиков. Потом он подмигнул мне. Этот фокус мы успели обсудить по дороге. Я навел пушки танков-мишеней на условный штаб (тоже кстати мишень-декорацию) и ввел команду «беглым огонь». Учебные снаряды-хлопушки в мгновение ока разнесли фанерную декорацию, повергнув условного противника в состояние ступора.
Сержант отдал команду вырубить амулеты маскировки, одновременно гаркнув: «руки вверх, бросай оружие». Солдаты охранения, увидев перед собой пару танков с нацеленными на них орудиями мгновенно выполнили приказ. Маги и лейтенант, командовавший охранением (тоже кстати неплохой маг) может и попытались бы изменить ситуацию в свою пользу, но увидев электромагнитные винтовки и полустационарную систему защиты на базе танковых амулетов прикрытия, поняли что тратить на это магическую энергию попросту не имеет смысла.
До вечера мы вместе ждали решение штаба. Охрана условно пленных не помешала нам вполне дружно поужинать очень неплохой кашей с тушенкой приготовленной совместными усилиями в полевой кухне, приданной охранению «штаба». На следующее утро на свежевыкрашенном БМП прибыл представитель штаба командующего учениям – красномордый маер в пропыленной полевой форме. Увидев танки, он довольно долго молчал, потом прокашлялся, и выразил нам благодарность от лица командующего учениями за взятие вражеского «штаба». Мы дружно гаркнули: «служим отечеству». Танки маер у нас конфисковал к нашему не малому огорчению. Когда он заявил мне, что мне придеться ехать вместе с ним в штаб в качестве водителя танков-мишеней, сержант заметил, что новая задача взводу пока не поставлена, так что нам не помешает проехаться в штаб всем вместе. Маер только молча махнул рукой – поехали мол. Сержант снова гаркнул «взвод к машинам» и мы двинулись в след за маерским БМП по довольно наезженной колее, тянущейся на северо-запад по полигонной степи.
Маскировку мы включать не стали. В результате получилась довольно внушительная колонна. Впрочем, мне думать об этом было по сути некогда. Бортовые компьютеры танков сами могли сделать не так уж много, мне приходилось почти вручную вести два танка, постоянно следя за картинками с их камер наблюдения на дисплее тактической гарнитуры. Когда мы мчались по ровной степи предоставленные сами себе, это не казалось мне сложным. Следовать по дороге за пылящим впереди БМП, удерживая строй и дистанцию, оказалось куда сложнее.
Штаб командующего учениями выглядел довольно солидно: несколько больших армейских палаток, включая полевой госпиталь; фургоны передвижных станций связи с тонкими высокими мачтами антенн; полевая кухня и внушительное количество техники, включая несколько новейших реакторных танков «Тайфун» вооруженных тяжелыми универсальными электромагнитными пушками. Поодаль на небольшом пригорке не спеша вертела решетчатой чашей передвижная РЛС, обеспечивающая дополнительный обзор четырем мобильным ЗРК, охраняющим штаб от налета условного противника (впрочем, на фоне «Тайфунов» все остальное смотрелась как-то неубедительно).
Когда маерский БМП, скрипнув тормозами, затормозил у штабной палатки, там как раз собралось не меньше десятка генералов во главе с самим командующим учениями. Зачем они собрались там именно в тот момент я так и не понял, но наше прибытие вызвало заметное оживление. Выскочив из БМП, маер доложил командующему о наших действиях. В этот момент я почувствовал, что все сидящие вместе со мной на броне танка-мишени, включая сержанта, затаили дыхание.
Когда офицеры двинулись в нашу сторону, сержант скомандовал «стройся» и первым соскочил наземь. Генералов, среди которых я заметил и батю, мы встретили как на параде: встав на вытяжку у борта трофейных танков, оружие на груди точно по парадному уставу. Оглядев нас, командующий неожиданно тепло улыбнулся: «ну здравствуйте молодцы». В ответ мы, не сговариваясь дружно гаркнули: «здравия желаем, товарищ генерал». «Ну рассказывайте, что там у вас вышло с этими танками; вот маер говорит, что вы неправильно поняли отданный вам приказ, но я сперва хочу услышат, что вы сами мне скажете, а потом уж будем решать», -- сержант решительно сделал шаг вперед: «товарищ генерал, нами был получен приказ остановить танковую атаку, приказа уничтожать танки противника мы не получали, когда мой связист доложил, что может перехватить управление танками, я счел правильным поступить так, как поступил бы в боевой обстановке». Генерал одобрительно кивнул: «вы правильно сделали, сержант; если бы оружие противника всегда можно было использовать против него самого, войну можно было бы вести с минимальными потерями и затратами, -- значит к этому нужно стремиться; вы наглядно это доказали уничтожив вражеский штаб с помощью трофейных танков; и связист ваш молодец, только вот почему взять под контроль танки-мишени оказалось настолько легко?» Сержант повернулся ко мне – мол, сам сделал сам и отвечай. Я спокойно сделал шаг вперед: «разрешите доложить, товарищ генерал, у танков-мишеней не была запущена программа автоматической синхронной смены кодов управления, поэтому моя программа-анализатор кода смогла быстро его расшифровать, а дальше уже дело техники». Генерал задумчиво кивнул: «ясно, прошляпили значит мои связисты». Офицер в форме полковника-связиста, стоявший рядом командующим заметно побагровел. Словно заметив это, генерал повернулся к нему: «бардак в твоем ведомстве, Викентий Михайлович; сколько раз я тебе говорил, проверяй ты своих людей хоть изредка и муштруй как следует; ладно, после поговорим». Не дав связисту возможности что либо сказать, генерал вновь повернулся к нам: «ладно, бойцы, сдавайте свои трофеи и на сегодня можете быть свободный; благодарю за службу». Мы снова гаркнули «служим отечеству», заставив генерала улыбнуться, -- мягко, немного по стариковски.
Уже собравшись уходить, командующий вновь повернулся ко мне: «хочешь пойти ко мне в штаб связистом?» Представив себе ярость штабных связистов, которым, вроде как по моей вине, грозил серьезный нагоняй от начальства, я вполне искренне ответил: «никак нет, товарищ генерал». Командующий одобрительно кивнул.
Сдав наши «трофеи» с рук на руки двум уставшим техникам – капралу и лейтенанту, мы разбрелись по расположению штаба, договорившись встретиться у полевой кухни, когда подадут сигнал к ужину. Я сразу отправился к стоящим в отдалении «Тайфунам». Экипажи скучали, кто загорая на броне огромных машин, кто наоборот спрятавшись от жары в тени борта. Командир одного из танков, -- молодой подтянутый капитан с нашивками боевого мага второго класса и эмблемами военного инженера, заметив мою винтовку, приветливо поздоровался со мной как с коллегой и предложил составит ему компанию, коль скоро нам обоим пока остается лишь ждать очередного приказа. Приняв его предложение я устроился рядом, прислонившись спиной к огромной гусенице «Тайфуна».
Постепенно мы разговорились. Капитан, его звали Николай Жуков, естественно заинтересовался тем, почему я с высшим образованием техномага служу рядовым в пехоте. Я честно ответил ему, что не стремлюсь в офицеры, поскольку предпочитаю командовать своей винтовкой, которая в умелых руках стоит взвода, а иногда и роты солдат. На что капитан ответил, что ему повезло значительно больше, потому что во время учебы он участвовал в разработке систем наведения тяжелых электромагнитных излучателей и в силу своей квалификации стал танкистом. Окончив военную кафедру еще в институте он получил сразу чин капитана и право командовать новейшими типами танков. В армию он пошел добровольцем, чтобы посмотреть на что действительно способны те системы, в разработке которых ему довелось участвовать. В ответ на это я рассказал ему собственную историю. Мы дружно посмеялись над тем, что разница в чинах между нами, по сути, обусловлена спецификой нашего оружия. Потом мы принялись обсуждать схожесть и различие тяжелых и портативных электромагнитных излучателей, радуясь возможности поговорить с человеком действительно способным оценить все технические тонности подобной дискуссии. Постепенно мы переключились на сравнение систем питания нашего оружия. Они были мало похожи друг на друга. У «Тайфунов» батареи и мощные преобразователи магической энергии были лишь резервной подсистемой питания. Основную энергию излучателю и могучим электродвигателям «Тайфуна» обеспечивал техномагический вариант ядерного реактора. Благодаря использованию магии конструкторам удалось создать относительно простой и надежный реактор термоядерного синтеза, хотя до его чисто технологической реализации было еще далеко. Контроль над реакцией синтеза с помощью магии позволял решить помимо прочих две основные проблемы: защиту экипажа от излучения и запуск-остановку реактора в нужный момент. Последнее было особенно важно, ведь без контроля со стороны опытного и сильного мага реакция могла в любой момент пойти в разнос. Поэтому реакторы «Тайфунов» глушили и запускали почти так же часто, как двигатели внутреннего сгорания. По той же причине Ник, в отличии от меня, носил офицерский чин. Экипаж «Тайфуна» состоит аж из пяти магов: стрелок-наводчик основного излучателя (он же командир танка), инженер реакторного отсека, инженер-механик (он же водитель танка), инженер систем сканирования и маскировки (он же связист и, при необходимости, наводчик ракетных батарей), инженер защитных систем (он же стрелок-оператор оборонительных излучателей).
Мы болтали с танкистом до самого вечера. Я успел убедиться, что он великолепный специалист в своей области и очень сильный маг, в добавок спокойный, рассудительный и приятный в общении человек. Мы расстались если не друзьями, то хорошими знакомыми точно.
